Наталья Александровна Зуева
Надо что-то делать!
Грехи человеческие
Уныние
Я люблю одиночество, но когда приходит ОНО, я хочу быть среди людей. И это не потребность выговориться и не желание утешения. Только в обществе я могу, надев маску гармонии и благожелательности, отогнать беспокойные мысли. Единственный человек, которого мне не обмануть, это я сама. Я перестаю находить в себе опору, я не могу отвлечься и успокоиться.
Я не знаю точного названия своего психического расстройства, я побывала у разных психологов и психотерапевтов. Потом наступил день, когда я поняла: мне не сможет помочь ни один специалист, сколько бы дипломов он ни имел. А таблетки делали меня заторможенной: душа теряла краски и становилась безвольной.
Я пробовала медитации, тренинги роста; телесные, шаманские и йоговские практики. Каждый раз я увлечённо погружалась в новую деятельность, а потом наступал день, когда мне снова хотелось курить и разглядывать потолок. И в один из дней я решила: перестать бороться с унынием и научиться принимать его.
Сегодня я написала двум подругам. Но первая ответила, что собирается в поездку, а вторая отказалась от встречи под надуманным предлогом. Люди отталкивают, когда мы остро в них нуждаемся, поэтому мы не идём на контакт, когда просят о помощи нас.
Я ощутила злость, надела боксёрские перчатки и принялась колотить грушу. Надо было выпустить хотя бы часть эмоций, унять беспокойные мысли. Я остановилась, когда была совсем без сил. Потом прошла в ванную и встала под струю прохладной воды.
Я надела пижаму, решив прилечь, но вместо этого лихорадочно заходила по комнате. За окном тепло и солнечно, почему бы не прогуляться? Может, так я смогу унять сумбур в голове?
Я переоделась в джинсы, блузку и вышла из дома. В парке на одной из дорожек я заметила знакомую. Она шла навстречу. Наконец-то хоть с кем-то я перекинусь парой фраз. Но знакомая дежурно улыбнулась и быстро прошла мимо. Я ощутила обиду и одиночество.
Я сошла на узкую безлюдную тропинку, включила диктофон и проговорила все чувства и мысли, которые были в голове. Нельзя подавлять в себе эмоции, утрамбовывая негатив, словно грунт, иначе рискуешь взорваться.
Состояния, когда мне хотелось бродить в одиночестве, жалея себя, появились в юности. Потом они сошли на нет. А сейчас, чем старше я становлюсь, тем чаще они возникают. Как будто круг замыкается, как будто наша жизнь – не путь из пункта Х в Y, а из X в X. Вот такое простенькое уравнение, где неизвестные так и остались неизвестными.
Я присела на берегу небольшого озера и закурила.
Недавно одна из знакомых рассказала о своей проблеме, а в конце подытожила:
– Мне так грустно, что хочется к маме.
Я удивилась, ей тридцать пять лет, какая мама! А потом подумала, что наверняка у неё с мамой были нежные отношения. Наверно, это классно, когда в детстве часто обнимают, принимают такой, как есть: не критикуют, не пытаются запихнуть в рамки. Не вдалбливают в голову установки, которые потом годами приходится прорабатывать у психолога.
Я вот не хочу к маме, и никогда не хотела. Я звоню ей раз в неделю, потому что иначе будет звонить она и, как правило, это произойдет не вовремя. Я больше слушаю, чем говорю, а на её вопросы отвечаю коротко и односложно. Мать внушила, что моя внешность посредственная, что если я буду показывать характер, то настрою против себя окружающих, что надо быть удобной и терпеливой. Мать до сих пор любит давить авторитетом, хотя её судьба далеко не пример для подражания. Единственным достижением в жизни является факт, что когда-то она стала матерью. Есть версия, что душа ребенка сама выбирает себе родителей. По мне, так это идиотское предположение.
Конечно, я проработала обиду к родителям у психолога, но вместо этого чувства пришло равнодушие.
Я затушила окурок и закурила снова. Потом вставила в ухо наушник и включила выступление известного комика. Возможно, так я смогу отвлечься? Но ролик оказался несмешным, хотя у него были миллионные просмотры. Или это я где-то потеряла чувство юмора?
Мне надоело сидеть, я встала и направилась в сторону оживленной улицы.
Я прошлась вдоль дороги, пока не увидела бар с летней верандой. Я захотела перекусить и отдохнуть в уютном месте.
Я присела за столик в углу, спиной к залу. Вместо стульев были широкие кресла, и я с наслаждением откинулась на мягкую спинку. Но главный плюс – мне разрешили курить. Я пересела на место, с которого хорошо просматривалась улица. Дом имел высокий цоколь, поэтому я находилась выше первого этажа.
Неподалеку притормозила чёрная машина. Я не видела марку, моё внимание привлекла мужская рука с сигаретой. Мускулистая, расслабленная, небрежная. И виртуозный дым, который следовал за движениями.
Рука исчезла в машине. Я перевела взгляд и поняла, что пока я рассматривала руку, мужчина следил за мной. Он улыбнулся и вышел из машины. Это был парень явно неславянской внешности, но с потрясающим телом. Есть две категории мужчин. Первых хочется узнавать, а вторые вызывают животное желание.
Я отодвинулась, чтобы он не смог меня видеть, затушила сигарету и тряхнула головой. В моем состоянии лучше не заводить знакомств. Почему трупы некоторые девушек находят в местах, где они по собственной воле никогда бы не смогли очутиться? Возможно, они были потеряны и искали опору там, где её не может быть.
Мне принесли жаркое и безалкогольный коктейль.
– Извините, – раздалось сверху.
Я подняла глаза и увидела его.
– Меня зовут Замир, – представился парень. – Можно присесть с вами. Не подумайте плохого. Но я увидел вас и не смог пройти мимо.
Я улыбнулась. Наконец-то рядом со мной появился человек, с которым можно надеть маску.
– Если ты сделаешь заказ, – поговорила я. – Не люблю есть в одиночестве.
Это было неправда, но какая разница.
Замир повторил мой заказ, наверно потому, что не хотел заморачиваться с выбором.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Мила, – ответила я, хотя родители дали мне вычурное имя Тамила.
В детстве мне часто приходилось объяснять, откуда оно и что значит. Теперь при знакомстве с людьми я называю сокращённую версию, чтобы упустить этот момент. Тамила – имя славянское, означает томить, терзать, мучить. Но с другими я ничего такого не делаю, если только с собой.
Телефон Замира завибрировал на столе, но он лишь взглянул на него, не собираясь брать трубку.
– Жена? – съязвила я.
– Сестра, – просто ответил он. – Сегодня у племянника день рождения. Она меня с обеда ждёт. А у меня то дела, то тебя увидел.
– При чём здесь я?
– Но ты же со мной не пойдёшь. Побоишься с НЕ славянином. И свой номер вряд ли оставишь.
Я опешила от его искренности.
Телефон Замира завибрировал снова.
– Поговори с ней. Это нехорошо, – попросила я.
Звонок был по видеосвязи.
– Я тут наготовила, а он в кафе сидит, – возмутилась сестра. – Не думай, что если в моем доме полно гостей, я о тебе забуду. Ты скоро?
– Понимаешь, я тут… , – замялся Замир и повернул камеру ко мне.
Я увидела женщину в платке.
– Привет, – растерялась я.
– Привет. Я Мирза. Будем знакомы. У меня к тебе просьба. Возьми моего брата за шкирку и привези ко мне.
– Она боится ехать со мной, – крикнул Замир.
– Я здесь родилась и брат мой тоже. Не надо нас бояться.
Так я оказалась в огромном доме на краю города. Гостей было действительно много. Причем детей было больше, чем взрослых. Они бегали на просторной территории. Лазили в надутом городке, прыгали на батуте. Здесь почти не было людей славянской внешности, часто звучала чужая речь, но на меня никто не обращал внимания.
Едва мы вышли из машины, Замира тут же облепили дети, а именинник полез в багажник за подарком.
Стол был накрыт на улице, но за ним мало кто сидел. Гости разбрелись кто куда, беседуя небольшими группами.
Мирза протянула мне тарелку, я набрала еды со стола и разместились у костра. Почему на огонь можно смотреть бесконечно?
Ко мне побежала девочка с растрепанными волосами.
– Я не могу найти маму, заплетешь меня? – попросила она, протягивая расческу.
– Конечно, – ответила я, пытаясь вспомнить, когда в последний раз кому-то расчесывала волосы.
– Почему ты подошла ко мне? – спросила я, разделяя пряди.
– У тебя красивые волосы.
Действительно, я умею делать себе прически на скорую руку и хорошо. Это моё хобби, которое могло бы стать способом заработка.
Девочка осталась довольна новым образом, побежала хвастаться, а вскоре вернулась с одной из подруг.
– Заплетешь её? – попросила она.
Как я могла отказаться?
Потом они распустили мои волосы и принялись колдовать со мной. Я с удовольствием отдалась в их руки. Оказалось, это чудесно, когда к тебе прикасаются детские пальчики.
Замир сидел напротив и наблюдал за нашей возней.
– Тебе хорошо, когда волосы по плечам, – заметил он.
Я увидела в его глазах желание и представила, как мы закрываемся в одной из комнат дома, я расстегиваю блузку, а он смотрит на меня. Хотя для такой фантазии лучше мне быть в красном платье на тонких лямках. Я нежно смахиваю с плеча одну, затем другую и вот платье уже на полу. Потом жадная близость на столе или комоде. Её красиво изображают в кино, а на деле это больше напоминает спаривание животных. Затем мы выкурим одну сигарету на двоих. И я захочу домой. Может, он станет меня удерживать или пригласит к себе, но я все равно уеду. Сейчас или из его квартиры, когда он уснет. Я буду ехать в такси со щемящим чувством одиночества и раскаяния. Суета сует – все суета. Я не могу быть в отношениях. Я не умею быть с кем-то. Я устаю от людей вокруг. Меня не интересует то, что важно большинству людей.
Краем уха я слышала беседы гостей Мирзы. Они обсуждали ремонты, работу, учебу, болезни детей. В этот мир неплохо заглянуть, но быть его частью я не смогу никогда.
Я прошла к игровому комплексу. Там стоял стол с карандашами и детскими рисунками. Я взяла лист и принялась рисовать девочку, сидящую напротив. Она внимательно следила за моими движениями. Я протянула ей набросок.
– Это я? – удивилась она и тут же показала мне свой рисунок.
– Это фея? – спросила я.
– Ангел! – с упреком произнесла она и убежала.
Мирза собирала со стола грязные тарелки. Я вызвалась ей помочь, хотя суета вокруг стала надоедать.
Из окна кухни я увидела тропинку, ведущую в сад, и направилась туда. Там я нашла тихий уголок и закурила. Замир подошёл ко мне, присел на корточки и заметил:
– Ты странная девушка. Хочешь, уедем?
– Да.
Через полчаса мы ехали в его машине. Он небрежно курил в окно. Я разглядывала наклейку с ангелом на бардачке.
У него в квартире было огромное джакузи. Я села в ванну, полную пены, потом в дверях показался он…
Я ушла среди ночи, когда Замир крепко спал. Я ехала в такси и ни о чем не думала. Я устала и хотела как можно быстрее оказаться дома.
Говорят, уныние – это грех. Для меня это мучение, после которого я снова полна идей и желания работать. Потому что только в страданиях может родиться что-то стоящее. Женщины рожают в физических мухах, а творить можно, балансируя на гранях больной психики.
Наконец, я определилась с темой новых картин. Ангелы. Небесные создания будут нарисованы не так, как это принято в церкви. Да и вообще ангелов намного больше.
В православии встречается упоминание о восьми архангелах: Михаиле, Гаврииле, Рафаиле, Урииле, Салафииле, Иегудииле, Варахииле и Иеремииле. Известны также: Сихаил, Задкиил, Самуил, Иофиил и множество других. Архистратиг Михаил считается верховным архангелом, покровителем всего небесного воинства.
Серафимы – шестикрылые ангелы, наиболее приближенные к Богу. Свое название получили от той пламенной любви, которую имеют к Создателю.
Херувимы – четырехкрылые и четырехликие ангелы. Их главное служение – просвещение.
Офанимы. На древнееврейском языке это слово означало колесо. В других верованиях офанимы описывались как сферы или вихри. Или как колеса, которые были прикреплены к колеснице Бога.
Еще есть версия, что за каждым знаком зодиака закреплен не только свой ангел-хранитель, но и демон. Например, на защиту Овну встает Ангел Открытости Бакариил, а за спиной знака стоит Демон Ненависти и Эгоизма.
Тельцу на помощь приходит ангел-хранитель – Аматиил, который помогает во всех начинаниях. Но в то же время Телец постоянно чувствует присутствие Демона Гнева и Скупости.
Мой зодиакальный ангел-хранитель – Камбиил, а мой Демон – это Холод и Равнодушие. Демон Холода просыпается, когда меня предали или оттолкнули. Своего демона я нарисую с лицом Замира. Почему? Да просто так.
Когда художница Тамила творит, на ее душе легко и благостно. Она ходит по студии с распущенными волосами в домашнем платье, испачканном краской. Она почти не ест, забывает об алкоголе и сигаретах. В ее сознании появляются образы, которые не терпится перенести на холст.
Тамила уже придумала название новой выставки – «Территория Ангелов». «Ангел Равнодушия» станет центральной картиной. Тамила уверена: выставка будет иметь успех, а, возможно, кому-то покажется скандальной.
А потом, когда творческий подъем пойдет на спад, снова придет ОНО. Я опять буду искать пятый угол в квартире и в который раз попытаюсь ужиться со своей больной головой.
Гнев или Добро пожаловать в АД
Глеб был потомственным казаком. О военном деле знал с детства. Его отец тридцать пять лет отдал службе в МВД. Война в Северо-Кавказском регионе коснулась его семьи лично. Глеб любил бывать на работе отца, а дома раз за разом просматривал его дембельский альбом.
Надо ли упоминать, что с детства Глеб хотел стать военным, хотя в старших классах с удовольствием играл в театральном кружке, а еще у него обнаружился голос и он успешно выступал в местном ансамбле.
Глеб мог не служить в армии. В четырнадцать лет он тяжело переболел менингитом, и комиссия легко бы забраковала его, но Глеб настоял. Он не мог просто быть, он хотел действовать. Например, у него была мечта: прыгнуть с парашютом. Глеб осуществил её в шестнадцать лет на свои сбережения и втайне от родителей. И к моменту начала службы у него было двадцать прыжков и разряд по парашютному спорту.
Срочная служба прошла в ВДВ. Потом были войска специального назначения. Все его друзья были связаны с военным делом. А как могло быть иначе в казачьей станице?
Несколько раз Глеб пытался начать гражданскую жизнь. В двадцать два года он впервые женился. Семья требовала стабильности и хороших доходов. Глеб устроился на частное предприятие, вскоре стал отцом.
Его размеренную жизнь не потревожили первые вести о войне в Донбассе, но когда в 2015 году там пропал его друг, Глеб не смог остаться в стороне.
Он взял отпуск и выехал на поиски. Тогда западная часть Украины была уверена, что воюет на востоке с русскими, а Глеб увидел добровольцев, которые сражались за свою землю. В молодых республиках толком не было официальной армии со списками бойцов, экипировкой, хорошим снабжением. В достаточном количестве не было ни оружия, ни боеприпасов, не говоря уже о сухпайках.
Глеб вступил в ряды добровольцев, и месяц перемещался по территории молодых республик в поисках друга. А потом ему прислали ссылку. Это было видео, где враг показывал разворот паспорта друга и глумился над его трупом.
Глеб зашёл под своды пострадавшего от обстрелов храма, чувствуя, как гнев закипает в нем. Он знал, что враг жесток, мстителен и лжив, но Глебу никогда не понять глумления над трупами. Каким бы ни был враг при жизни, его тело заслуживает уважения, ибо «отныне оно плоть земли». Незыблемый закон настоящего воина: раненый противник неприкосновенен, а мертвый заслуживает уважения. А враги, как фашисты во времена ВОВ, цинично считали: раненый противник заслуживает пыток, мертвый – позора, а здоровый и пыток, и позора.
Враг часто отравлял подобные видео родственникам погибших, звонил матерям с оскорблениями, тем самым возбуждая ещё большую ненависть.
Глеб понял, он не может остаться в стороне. Он должен отомстить!
Но сначала он ненадолго вернулся домой, уволился с работы, купил экипировку и самые необходимые вещи, которые смог увезти с собой. Жена была против, угрожала разводом. Глеб не стал её удерживать.
Больше года он провел в Донецкой области на самых сложных участках фронта. Контузию Глеб получил под Дебальцево. Сначала лечился в госпитале, потом его отправили домой. Тогда впервые он узнал, что такое головная боль и судороги. Глеб слышал разговоры военных, что лучше получить два ранения, чем одну контузию. Теперь он понял, что имелось в виду. Особенно когда увидел друга после похожей травмы. Тот так и не смог восстановиться: у него случился инсульт, а потом нарушение речи.
Но болезнь не остановила Глеба. Едва он окреп, то снова вернулся в Донецкую область. Воевать пришлось на участке, который периодически переходил из рук в руки. Минирование имело хаотичный характер. Днем передвигались проверенными тропами, а ночью было опасно. Потери случались не только от пуль врага, но и по трагической случайности. Кто-то пошел в туалет в неположенном месте, а один боец решил срезать путь от родника, сошел с проверенной тропинки, и, как следствие, оба подорвались на минах. Кто-то установил минную ловушку и уже собирался уходить, но с порывом ветра на мину упала ветка, прогремел взрыв. Боец погиб от осколков.
На войне смерть – обычное дело. Часто приходилось принимать пищу рядом с телами погибших. В селе, где большинство домов сравнялось с землей, добровольцы поймали барана. Зарезали его и принялись готовить на костре. А рядом ровными рядами лежали тела погибших товарищей и тут же неподалёку в хаотичном порядке трупы врагов.
В 2018 году Глеб вернулся домой. Снова попытался найти себя на гражданке и даже второй раз женился. Воюя в Донбассе, он не приобрёл ничего, кроме боевого опыта. В родном городе хорошей работы не было. Знакомый предложил вступить в частную военную компанию и поехать в Сирию. Деньги предлагали большие, но дело было даже не в них, а в авантюризме и жажде приключений.
Кроме Глеба, в самолете летело еще пятеро наёмников. Весь полет они беспечно балагурили, а стюардесса наблюдала за ними печально. Её взгляд словно говорил: «Куда вы летите? Опомнитесь!»
Чем война в Сирии отличалась от боев в Донбассе? Там не было патриотизма, солдаты воевали, пока им платили. Кроме врага и мин, серьёзным противником являлась природа: ядовитые пауки, комары и жара. Враг здесь воевал изобретательнее: возникал будто из ниоткуда, с квадрокоптеров бил ровно в цель.
Глеб пробыл там почти год, а возвращение домой стало неожиданностью для него самого. Нужно было кому-то лететь с грузом 200 на родину. Глеб вызвался, а когда ступил на русскую землю, увидел ее богатую природу, понял, что не хочет назад, в пустыню.
Сначала он навестил родителей и в который раз пообещал матери начать жизнь на гражданке.
На это раз он поехал в Питер. Друг предложил попробовать себя в роли каскадера. И действительно ему хорошо давались постановочные драки, перестрелки, Глеб лихо управлялся с холодным оружием. Ему удалось сняться в нескольких сериалах и в полнометражном кино. Там же на киностудии он встретил жену номер три. И в Питере Глеб второй раз стал отцом.
Но спокойная жизнь не получилась: мешала его неуемная натура и обостренное чувство справедливости. Летом он заступился за женщину, выстрелил из аэрозольного пистолета в хулигана. В итоге его задержали. Мирное время не война, здесь есть понятие «превышение самообороны». Но на основании показаний свидетелей и записей с камер Глеб был освобожден.
Через полгода он опять оказался под следствием. На этот раз сцепился на улице с незнакомой компанией. Глеб снова выстрелил с того же пистолета. Он объяснял свою правоту, но его задержали, надев наручники. В отделении гнев против несправедливого ареста достиг пика. Глеб принялся протестовать так, что нечаянно сломал стену (она была из гипсокартона).
С помощью адвоката удалось добиться домашнего ареста. Три месяца он провел в четырех стенах. Как он выжил в период рутины и покоя? Для него это было сложно.
Но наступило 24 февраля 2022 года. Глеб не мог оставаться в стороне, но как уйти?!
Несколько дней он метался по квартире, словно тигр в западне, периодически пытаясь дозвониться до бывших сослуживцев. Один из них сказал, что их бросили под Херсон, что можно приезжать, что «никто не посмотрит на его статью».
Ночью Глеб срезал с ноги браслет, взял рюкзак, отключил телефон и вышел из дома. На попутках он добрался до Москвы, потом до Краснодара, а вскоре оказался в Симферополе. Друг неожиданно пропал со связи, но, переночевав у знакомых, Глеб отправился на границу с Херсонской областью. В зону спецоперации он попал в составе ремонтного батальона. Уголовного преследования Глеб не боялся. Впоследствии так и произошло: искать его не стали, а через год сняли все обвинения.
По пути в Херсон он видел огромное количество разбитых колон, сожженных домов, сгоревших деревьев и военной техники.
В пригороде Херсона Глеб вступил в отряд ополченцев. Друг на связь так и не вышел, а через месяц пришло известие о его гибели.
Их батальон отправляли на разные задачи, в том числе сопровождать гуманитарную помощь. У мирных жителей не было продуктов, но подходили к ним немногие. Остальные боялись расправы местного проукраинского населения. Пайки людям часто приходилось давать так, чтобы не видели соседи. Особенно жалко было детей и стариков. Однажды Глеб отдал одной бабушке консервы и сухпаек. Она боязливо оглянулась по сторонам и, не увидев никого вокруг, обняла его и сказала:
– Сынок, вы только не бросайте нас.
Образ бабушки стоял перед его глазами ещё несколько дней.
А желто-голубые флаги были натыканы везде, военным запрещали их снимать, но Глеб не подчинялся, срывал и сжигал, отборно матерясь.
Молодчики из мирных, показывая свой гонор, кричали:
– Оккупанты, валите вон!
Военные с такими не церемонились: догоняли, связывали и отвозили в разведотдел на беседу.
В одном населенном пункте такие «идейные» хотели сорвать выдачу гуманитарной помощи. Они скандировали лозунги, пытались устроить провокацию. Глеб выпустил в их сторону светошумовую гранату, и эти, как он их называл, люди с мёртвой душой и мертвым разумом, разбежались врассыпную.
Что касается офицеров, на войне сразу бросалось в глаза, кто штабной, а кто не любитель теплых кабинетов. Вторые общались запросто, Глеб их уважал. Первые могли уехать, бросив подчиненных при малейшей опасности.
Так вышло с полковником П. У них была задача проводить колонну по опасному участку. Полковник П ехал на пикапе впереди, он один знал дорогу. Когда они прибыли на место, спустя несколько минут начался обстрел. Полковник быстро уехал, а они пару раз свернули не туда, когда пытались отыскать дорогу назад.
По возвращении Глеб хотел найти полковника и высказать, что накипело, но тот «слинял» в центральный штаб.
Что такое война с точки зрения бытовых условий? Это невозможность принимать душ неделями, это умываться влажными салфетками, это радоваться любой пищи, которую удаётся обнаружить. Например, консервацию в подвале разрушенного частного дома или рассаду зелёного лука в одном из цехов ГЭС. Война – это чуткий сон на досках, куче тряпья из диванных подушек, обшивки стульев и прочего барахла.
Радость на войне – это когда дают задание сопроводить раненых на территорию России. И вот после пересечения границы в магазине ты набираешь четыре тележки еды, снимаешь номер в простенькой гостинице (потому что именно там условия лучше, чем в казарме). Например, можно быстро постирать вещи и высушить в сушилке. А ещё надо успеть поспать, потому что утро наступит быстро и настанет пора возвращаться назад.
А еще война – это ненависть, гнев и раненая психика. Раньше Глеб считал, чью-то метеозависимость блажью, но после контузии он в полной мере ощутил на себе гипертонию, головные боли, отсутствие сна, панические атаки.
Во время очередной магнитной бури у него было предынсультное состояние. Его эвакуировали на третью линию. Там он узнал о смерти близких друзей. У него поднялось давление, возобновились судороги. Были моменты, когда он выпадал из реальности.
Глеб начал вести канал два года назад. Он освещал события, как есть, эмоционально, отвечал на вопросы военных, их жён и тех, кто собирался ехать на фронт. Глеб описывал и давние события, выкладывал архивные фото, в том числе погибших товарищей, но главное он открыл сбор денег, на которые закупалась гуманитарная помощь. Он, как никто, знал о нуждах фронта. А на войне необходимо многое и в больших количествах: одежда изнашивалась, обмундирование приходило в негодность, оборудование ломалось либо уничтожалось под обстрелами. Лекарств и продуктов питания никогда не бывало в избытке и прочее, прочее, прочее.
На мирной земле Глеб ощутил все признаки посттравматического стрессового расстройства. Это бич всех, кто был на войне. Любой даже незначительный триггер мог вызвать неконтролируемую агрессию. Например, кто-то нагрубил в магазине, либо подрезал на дороге. Гнев застилает глаза, и если не взять себя в руки, то можно натворить такого, что потом сам ужаснешься произошедшему.
В блоге Глеб описывал все прелести посттравматического стрессового расстройства:
«Это как вторая личность в тебе. После войны самое сложное – это научиться жить с самим собой. Чтобы не улететь в мысленный мрак, нужно обязательно найти себе занятие по душе. Например: рыбалка, книги, преподавание ОБЖ в школе. Страшно, когда человек пытается забыться в алкоголе или наркотиках. Я знал, таких людей. Кто-то уже на том свете или в тюрьме».
Глеб также писал о дефиците квалифицированных военных психологов на местах. Указывал, что к реабилитации бойцов нельзя относиться легкомысленно. Он обращался к семьям военнослужащих, к их женам, матерям, невестам и предупреждал:
«Это большая работа, научится понимать человека, который прошел ужасы войны, и жить с ним после».
Глеб подробно описывал свое состояние. При резкой перемене погоды, магнитных бурях, новолунии у него невыносимо болела голова. Также с ним случались панические атаки. Их мог вызвать звук, похожий на выстрел или жужжание дрона. И неважно, что в этот момент он прогуливался далеко от линии фронта.
А еще с ума сводили сны. Бывали вечера, когда Глеб боялся засыпать. В такие моменты он выписывал на листе бумаги свои мысли и чувства, но это помогало далеко не всегда. Бывали ночи, когда ему снилось, что начался обстрел, и он вскакивал с кровати и в панике начинал искать оружие.
Чтобы справиться с внутренними проблемами, одной работы над собой было мало. Глебу выписали ноотропное лекарство, и на этом препарате ему стало лучше.
Человек не создан для того, чтобы уничтожать. Он создан для созидания и любви. Если идти против своей природы, это навсегда ломает психику. Но если НЕ идти невозможно? Если необходимо встать на защиту? Если только в военном деле человек видит свое призвание? Ответ один: у всего есть цена. Кто-то платит жизнью, кто-то поломанной психикой. Главное – знать, что твое дело правое и все было не зря.
Но временами Глеб сомневался. Особенно когда после микроинсульта ему пришлось уехать в тыл и наблюдать, что творится на гражданке.
Гнев и обида застилали ему глаза, когда он узнавал, например, о таких событиях.
Попытка расстрела у себя на родине участника СВО этническими бандитами с последующим избиением. В человека стреляли в упор, так почему же это считается «хулиганством», а не «покушением на убийство?»
По сети разлетелся ролик празднования совершеннолетия парня из золотой молодежи. Одного премиального шампанского там было на одиннадцать миллионов рублей. А поздравить именинника пришли известные рэперы.
«Пир на костях, – написал в тот день Глеб. – Страна двойных стандартов. Не хочется воевать за это. Жаль простых пацанов, контрактников, мобилизованных, которые грязь в окопах мешают за этот Содом и Гоморру. Мерзко».
«А зачем устраивать выборы, когда их итог известен? Тратить на них деньги и силы?»
«Мерзко видеть довольные лица в телевизоре, которые рассказывают о начале учебного года. И никто не показал, что в Донецке вновь погиб шестилетний ребенок. Девять лет там гибнут дети, а врага от Донецка никак не отодвинут. А ведь можем разбить их ракетами, стереть в порошок».
Глава администрации в его городе решил устроить фестиваль. Лучше уж на эти деньги собрали гуманитарную помощь фронту! Глеб написал несколько гневных постов, нажал на кое-какие рычаги, и праздник был отменен.
Но больше всего его выводили из себя слухи о переговорах и мирном решении конфликта! Нет! Врага надо добить до конца! Пламя нужно гасить до единого тлеющего уголька, иначе вновь возникнет опасность пожара. Насмотрелся он в свое время на «минские соглашения». И что в итоге? Кровь полилась рекой и с новой силой. Те, кто не замечал все восемь лет противостояние в Донбассе, теперь льют слезы. А еще одно перемирие приведет к тому, что война коснется каждого.
Глеб продолжал изливать свой гнев на все несправедливости, которые приходилось замечать. Несколько раз он чуть было не зашел далеко, но его вовремя остановил администратор канала. В конце концов, он создал блог, чтобы собирать средства на помощь фронту. С несправедливостью надо бороться и озвучивать острые темы, вот только этот процесс бесконечный. После одной трудности появляется другая; одно зло, сменяется другим. Для гнева причина найдется всегда. К сожалению.
Временами Глеб понимал, что ему надо отвлечься, иначе его голова лопнет от окружающего бардака, либо с ним случится новый инсульт. Но долго в неведении он находиться не мог.
А однажды не выдержал и написал длинный пост о недостатках военной системы.
Если вы хотите, чтобы солдаты нормально воевали – необходимо обеспечить им бой. А именно:
1. Командиры должны нести ответственность за необоснованные потери солдат и техники (которую зачастую просто бросают в исправном состоянии противнику, и никого за это не сажают).
2. Нормальное планирование боевых операций, которое почти никто не делает. Личный состав не знает обстановку, нет карт, нет понимания плановых целей, связи, нет понимания задачи.
3. Нет нормальной эвакуации как живых бойцов, так и эвакуации погибших. Мотивацию и боевой дух это, конечно, сильно «повышает». И понятно, когда люди отказываются выполнять задачу, зная, что не будет эвакуации.
4. Необходим нормальный подвоз, а с ним ситуация как и с эвакуацией. Выкинули на нуле, и тащись несколько километров. Нет резервов на технике, которые, зная маршрут, оперативно выезжают на помощь.
5. Контрбатарейная борьба часто отсутствует. Командиры думают, что пехота должна сидеть и терпеть удары артиллерии противника и под ними ещё ходить по неокопаным посадкам.
