Наталья Александрова
Сковорода ближнего боя
© Н. Александрова, 2016
© ООО «Издательство АСТ», 2016
* * *
Мне снилось, что я каким-то образом оказалась то ли в затерянном мире, описанном Конан Дойлем, то ли в парке юрского периода из одноименного американского фильма: будто я бегу по бескрайней равнине, заросшей густой высокой травой, а за мной гонится огромный и очень злобный тираннозавр. Он уже почти догнал меня и примеривается, как бы половчее схватить своей страшной пастью, и вдруг, о чудо, прямо передо мной возникает вход в пещеру! Я бросаюсь в спасительную тьму, но тут же спотыкаюсь, скатываюсь куда-то очень глубоко – и вдруг слышу перед собой угрожающее рычание… Неужели я угодила прямиком в логово какого-то доисторического хищника? Пещерного льва или саблезубого тигра?
Я проснулась, но легче от этого мне не стало.
Прямо надо мной нависала огромная, широко распахнутая пасть, полная страшных желтоватых зубов. В первый момент я не видела ничего, кроме этих зубов, но затем разглядела маленькие глазки, горящие, как два раскаленных угля, и огромную звериную морду в крупных складках, словно вышедшую из ночного кошмара или из фильма ужасов…
Чудовищная пасть приблизилась вплотную к моему лицу, из нее раздалось то самое грозное рычание, которое я слышала во сне, – что-то среднее между звуком форсированного мотоциклетного мотора и отдаленной грозой.
Пасть распахнулась еще шире – наверное, при большом желании я целиком могла бы в ней поместиться. Из нее вывалился огромный лиловый язык…
– Бонни, сколько раз тебе говорила – не смей лизаться по утрам! Я еще толком не проснулась…
С этими словами я отпихнула локтем зубастую пасть и попробовала натянуть на себя одеяло.
Это мне, конечно, не удалось, потому что у Бонни были на мой счет совершенно другие планы. В отличие от меня он уже проснулся, был бодр и весел и теперь хотел немного повозиться и поиграть в шумные, подвижные игры.
– Сколько времени? – спросила я недовольным тоном и завертела головой в поисках будильника.
Бонни с громким лязгом захлопнул пасть, отполз от меня и выразительно покосился на этот самый будильник.
На нем было уже восемь тридцать, так что Бонни был в своем праве.
Он привык, что в половине девятого его выводят на прогулку, и не собирался менять распорядок дня. Бонни вообще очень уважает режим, можно сказать, он – раб своих привычек.
Я тяжело вздохнула и опустила ноги на пол.
Бонни радостно взвизгнул и тоже скатился с кровати, представ передо мной во всей своей красе.
Бонни – бордоский дог красивого песочного цвета.
Бордоские доги вообще очень крупные собаки, но Бонни вымахал великаном даже для своей породы. Его с трудом приняли на собачью выставку. Так, по крайней мере, говорил его прежний хозяин, Борис Алексеевич Ланский.
Именно от него я несколько месяцев назад унаследовала Бонни.
Борису и его жене Нелли нужно было срочно уехать за границу, и они наняли меня, чтобы я пару недель посидела с собакой. Из той роковой поездки они не вернулись, и мы с Бонни остались вместе навсегда. Впрочем, это совершенно другая история[1]. А сейчас мне нужно срочно отправляться с псом на прогулку, а то он уже дает мне понять, что больше ждать не в состоянии! Притворяется, конечно, но сегодня, несмотря на начало октября, стоит удивительно хорошая погода – золотая осень, поэтому Бонни можно понять. Он обожает бегать по газонам, усыпанным желтыми кленовыми листьями, его приятный песочный колер очень гармонирует с осенней гаммой.
Я торопливо натянула старые джинсы, свитер, ветровку и, зевая и потягиваясь, поплелась в коридор.
По лестнице мы сбежали в хорошем темпе, внизу Бонни даже не задержался возле статуи богини Фемиды, которую он обычно норовил описать (была у него такая странная привычка). Дом, в котором мы сейчас живем, – старый, как и многие дома на Васильевском острове, но хорошо отремонтирован, квартиры в нем дорогие, на первом этаже большой холл, выложенный плиткой, посредине – статуя Фемиды, сохранившаяся с позапрошлого века. Бонни пес не слишком хулиганский, но на Фемиду регулярно пытается поднять лапу. Никакого почтения к богине правосудия!
В этот раз я была начеку, и всего через пятнадцать минут мы уже двигались к нашему обычному месту прогулок – к зеленой зоне на берегу реки Смоленки. Это единственное место в округе, где окрестные собаки могут вволю побегать и обменяться последними новостями.
Однако мы не успели дойти до собачьей площадки, как случилось самое страшное, то, чего я всегда больше всего боялась, – на пути Бонни попалась кошка.
Самая обыкновенная полосатая помойная киса гордо и неторопливо шествовала поперек тротуара с видом по меньшей мере герцогини в изгнании. Правда, заметив Бонни, она возмущенно фыркнула и немного прибавила шагу.
Пес изо всех сил дернул поводок, я не удержала его, выпустила… и Бонни скрылся в ближайшей подворотне следом за нахальной киской!
Я схватилась за голову: бежать за бордоским догом – дело совершенно безнадежное, это под силу лишь олимпийскому чемпиону по бегу на короткие дистанции.
Оставалось только ждать, пока ему самому надоест гонка по дворам и он вернется ко мне, усталый, но довольный. Во всяком случае, так было до сих пор.
К счастью, совсем рядом на бульваре стояла удобная скамья, и я уселась на нее, подставив лицо ласковым лучам осеннего солнышка.
В конце концов, думала я, Бонни непременно вернется, а я пока немного передохну и приведу в порядок свои мысли… Давно пора серьезно подумать о дальнейшей жизни.
Однако не тут-то было. Прошло всего несколько минут, и вдруг рядом со мной на скамейку опустился мужчина с довольно неприятным лицом, в мятых темных брюках и серенькой курточке.
«Ну вот, – подумала я раздраженно. – Стоит только расслабиться, обязательно появится какой-нибудь козел и начнет вязаться! Как будто вокруг мало свободных скамеек!»
Действительно, незнакомец придвинулся ко мне и повернулся, явно намереваясь вступить в разговор.
Я, в свою очередь, приготовилась его красиво отшить.
Однако первые же его слова повергли меня в шок.
– Гражданка Селезнева? – сурово осведомился незнакомец.
– Да, – растерянно ответила я, – это я… а вы кто такой и что вам от меня нужно?
– Капитан милиции Творогов! – заявил незнакомец и предъявил мне служебное удостоверение. – А это – капитан Бахчинян! – И он показал на кого-то за моей спиной.
Я обернулась и увидела, что с другой стороны от меня на скамейку сел смуглый горбоносый брюнет в светлом плаще.
– И что же вам обоим от меня нужно?
– Вам придется пройти с нами в отделение милиции, – ответил первый капитан. – Там мы вам все объясним.
– А здесь вы не можете мне это объяснить? – упорствовала я. – И вообще, я жду Бонни…
– Что ты с ней церемонишься, Никитич? – вступил в разговор второй капитан. – Гражданка Селезнева, вам придется пройти с нами! Вы арестованы по обвинению в тяжком преступлении!
– В каком еще преступлении? – Я в полном изумлении уставилась на грубого брюнета. Все происходящее казалось мне дурацкой шуткой. Кстати, совершенно не смешной.
– В убийстве! – брякнул Бахчинян.
– В убийстве?! – ошарашенно повторила я.
Теперь это казалось не шуткой, а дурным сном. Сейчас эти два капитана исчезнут, как утренний туман, растворятся в сладковатом осеннем воздухе, и я проснусь в своей собственной постели…
– Ну, ты спешишь, Тиграныч… – недовольно проговорил первый капитан. – Во-первых, она пока не арестована, а задержана, во‑вторых, Елизавета Петровна будет недовольна, она хотела сообщить Селезневой, в чем ее обвиняют, в более подходящей обстановке…
– Один черт, – отмахнулся Бахчинян. – Она все равно будет недовольна… Короче, поехали!
Он поднялся со скамейки и рывком поднял меня.
Я поняла, что все это вовсе не шутка и уж точно не сон. В серьезности происходящего меня убедил спокойный рассудительный голос капитана Творогова.
Возле нас остановилась машина, дверцы ее распахнулись, и меня усадили на заднее сиденье.
– А как же Бонни? – пролепетала я, выглядывая в окно.
Но мне никто не ответил. И тут я весьма кстати вспомнила, что не успела рассмотреть ничего в красной книжечке, что небрежно сунул мне под нос капитан Творогов. А может, он и не капитан вовсе? И вообще не из милиции? Ведь даже СМИ предупреждают, что кругом полно преступников, выдающих себя за представителей милиции… Подошли на улице, сунули в нос какое-то удостоверение, схватили, запихнули в машину. Откуда они вообще знали, что я – это я? И куда меня сейчас везут? Может, это похищение? И как же Бонни? Он вернется, а меня нет… Сам виноват, нечего было убегать, рассердилась я.
Ехали мы недолго и вскоре остановились перед обшарпанным трехэтажным зданием блекло-розового цвета на одной из линий Васильевского острова. Меня вывели из машины, провели в дверь, далее – по узкому полутемному коридору, в котором стоял неистребимый запах масляной краски, и втолкнули в небольшой кабинет, где за широким столом, заваленным многочисленными картонными папками и блокнотами, сидела молодая женщина со светлыми, коротко стриженными волосами и глазами, холодными и прозрачными, как две льдинки.
Что ж, мои опасения насчет фальшивых милиционеров не подтвердились, меня привезли явно в кабинет следователя. Но вот хорошо это или плохо, я определить затруднялась.
– Вот, Елизавета Петровна, мы доставили подозреваемую… – проговорил капитан Творогов, подталкивая меня к столу, и я поняла по его неуверенному голосу, что он очень боится этой светловолосой мымры.
– Свободны, – процедила блондинка ледяным голосом, и обоих капитанов как ветром сдуло, мы с ней остались одни.
Блондинка, однако, меня полностью игнорировала. Она вытащила из папки толстую пачку бумаг и стала деловито их перелистывать. Я всполошилась – не на меня ли заведено такое толстое дело? Вроде бы столько преступлений и за всю жизнь не совершить. Блондинка нашла нужный лист и перечитала его, внимательно сощурившись, после чего взяла ручку и аккуратно вписала в текст одно слово. Я привалилась к двери, внезапно почувствовав себя нехорошо. С утра не позавтракала, а тут еще нервотрепка с милицией. Блондинка покосилась на меня, но ничего не сказала, аккуратно убрала бумаги в папку и раскрыла другую. Я вытянула шею и увидела, что там страниц всего ничего. Похоже, настал мой черед.
– Сразу признаетесь? – Блондинка будто мне в душу уставилась своими ледяными глазами.
– В чем? – проблеяла я, чувствуя, как от этого взгляда меня сковывает арктический холод.
– Только вот не надо этого! – Блондинка повысила голос, и он заскрежетал, как заржавленное железо на морозе. – Только не надо изображать оскорбленную невинность! Вы отлично знаете, в чем виновны! И признание вины – единственное, что может хотя бы немного смягчить вашу участь!
Я попыталась взять себя в руки. Какого черта? Почему я позволяю этой замороженной рыбе кричать на меня? Почему я так перед ней трушу? Я не чувствую за собой никакой вины…
– Ни в чем я не виновна! – огрызнулась я, придвинувшись к столу на полшага. – И до сих пор не знаю, почему меня сюда привезли! Не имею ни малейшего представления.
Блондинка опустила глаза, что-то прочитала и спросила меня прежним ледяным голосом:
– Вам знакома гражданка Кочетова?
– Первый раз слышу!.. – фыркнула я.
– Вот как? – Блондинка явно оживилась. – Значит, сознательно вводим следствие в заблуждение? Сообщаем заведомо ложную информацию? У нас имеются многочисленные свидетели того, как вы пять дней назад ссорились с упомянутой гражданкой в ресторане «Семь слонов» и угрожали ее убить!
Девица подняла на меня глаза и следила за моей реакцией, как кот следит за растерянной мышью.
– Ах, так это вы про Ольгу! – спохватилась я. – Ну да, я ее, конечно, знаю… Ольга Кочетова, еще бы мне ее не знать… Я просто фамилию забыла…
Да, действительно, еще бы мне не знать любовницу моего собственного мужа, из-за которой он вместе со своей мачехой подло выгнал меня из собственного дома! Конечно, следовало бы говорить «бывший муж», но пикантность ситуации заключается в том, что мы с ним еще не разведены, так что с этой самой Ольгой они живут, как говорили раньше, в грехе.
– Очень хорошо! – проскрипела блондинка. – Значит, память к вам понемногу возвращается! Вы уже вспомнили, что знаете гражданку Кочетову… так, может быть, заодно вспомните и то, как вы ее убили?
– Убила? – Тут я отвесила челюсть, ноги у меня подогнулись, и я шлепнулась бы на пол, если бы рядом не оказалось стула. Теперь я сидела напротив следовательши, и ее ледяные глаза оказались еще ближе ко мне.
– Я вам, кажется, пока не предлагала сесть, – процедила та. – Впрочем, раз уж сели, сидите. Итак, вы признаете, что убили гражданку Кочетову О. П.?
– Нет, конечно… – выдохнула я. – Не буду говорить, что сильно расстроена ее смертью, но не имею к этому никакого отношения… А ее точно убили?
Во всем происходящем появился хоть один светлый момент.
– Где вы были в момент убийства? – спросила блондинка, пристально следя за мной.
– А когда ее убили? – переспросила я, с трудом осознав, что последний вопрос был ловушкой.
– Вопросы здесь задаю я! – отрезала блондинка.
– Тогда и отвечать на них будете сами! – огрызнулась я.
Девица отложила ручку и сверлила меня глазами. Очевидно, таким взглядом смотрела на окружающих Снежная королева, после чего все птички и мелкие зверюшки падали к ее ногам замороженными тушками, а у мальчика Кая заледенело сердце.
Однако со мной такой номер не прошел – хоть ноги жутко замерзли и пульс замедлился, все же организм продолжал функционировать. Следовательша и сама, верно, поняла, что от моего замороженного тела ей проку не будет, поэтому первой отвела глаза.
Я увидела у нее на столе табличку с именем – Елизавета Петровна Кудеярова. Так вот о ком говорил капитан Творогов! Если уж ее даже коллеги боятся…
– Все же могу я узнать, как ее убили? – повторила я.
– Можете, – неожиданно смилостивилась Елизавета Петровна. – Только сначала скажите, знаком ли вам данный предмет?
И точно так же, как балаганный фокусник вытаскивает из шляпы самые неожиданные предметы, от скромных букетов до кур-несушек и кроликов породы «белый великан», гражданка Кудеярова вытащила из ящика стола прозрачный полиэтиленовый пакет, в котором лежала самая обычная садовая тяпка с короткой ручкой.
– Ну да, – растерянно проговорила я, – это тяпка… обыкновенный садовый инструмент…
– Именно этим, как вы выразились, обыкновенным садовым инструментом была убита гражданка Кочетова! – заявила блондинка торжествующим голосом. – Семиухов!
– Что? – переспросила я, не расслышав последнее слово.
Впрочем, я тут же поняла, что оно относилось вовсе не ко мне.
Из угла кабинета вынырнул хлипкий низкорослый мужичок, которого я до сих пор не заметила. Впрочем, мне было не до того, суровая гражданка Кудеярова настолько завладела моим вниманием, что больше ничего и никого я не замечала.
Невзрачный Семиухов безмолвно подошел ко мне, положил передо мной на стол коробку с чем-то густым и черным, завладел моей правой рукой и, по очереди вымазав в этом черном пальцы, оттиснул их на белом картонном прямоугольнике. Потом он повторил такую же операцию с левой рукой.
До меня все доходило медленно, как до жирафа, но тут я сразу поняла, что у меня берут отпечатки пальцев.
– Можете не стараться, – сказала я, подняв глаза на Елизавету Петровну. – На этой тяпке наверняка будут мои отпечатки.
Дело в том, что я узнала свою тяпку. На ее ручке была очень характерная царапина, отдаленно напоминающая букву «М». Этой самой тяпкой я собственноручно взрыхлила и перекопала каждую клумбу, каждый цветник в саду…
Вспомнив свой любимый сад, я еще больше расстроилась. Сейчас там наверняка цветут поздние георгины, астры, алеет японский клен… пора укрывать на зиму розы, а этим без меня явно никто не озаботится…
Впрочем, это давно уже не мой участок, и не мой дом, и не мой муж, и не моя жизнь, и пора бы мне с этим смириться. Тем более что сейчас у меня есть гораздо более серьезные проблемы.
– Значит, вы все же решили сознаться? – звенящим от торжества голосом спросила Кудеярова.
– Не в чем мне сознаваться, – ответила я неожиданно спокойно. – Только в том, что это моя тяпка, я ею долго пользовалась, и на ней наверняка есть мои отпечатки…
– Так вот, именно этой тяпкой два дня назад была убита гражданка Кочетова О. П.! – зловещим тоном произнесла следовательша. – Убита, между прочим, с особой жестокостью! А вы угрожали ей незадолго до убийства в присутствии многочисленных свидетелей…
– Мало ли кто кому угрожает! – попыталась я перейти в оборону. – Если бы все угрозы приводились в исполнение – на земле давно бы уже было малолюдно, как в Антарктиде!
– Зря вы так. – Блондинка опустила взгляд в свои бумаги. – Зря вы не хотите сотрудничать со следствием! Зря отказываетесь признать свою вину! Это ваш единственный шанс смягчить наказание… хоть в какой-то степени!
– Я не собираюсь признаваться в том, чего не совершала! – упорствовала я. – До этой самой минуты я понятия не имела, что Ольга убита!
– Это только слова! – прошипела Кудеярова. – У вас был мотив, у вас была возможность, у вас было орудие… главный свидетель сразу указал на вас как на потенциального убийцу!
– Главный свидетель? – насторожилась я. – Какой еще главный свидетель?
– Гражданин Селезнев, муж потерпевшей!
– Ах, так вот это чьих рук дело? – воскликнула я возмущенно. – Так это Володька расстарался, натравил вас на меня! Ну, гад ползучий! Ну, попадись он мне…
– Что, его вы тоже решили убить? – процедила Кудеярова. – Думаю, у вас ничего не выйдет. Мы не дадим вам такой возможности!
– А с какого это перепугу вы его назвали мужем потерпевшей? – вскинулась я, запоздало отреагировав на ее предыдущую фразу. – Между прочим, с точки зрения закона он пока что мой муж! А ваша потерпевшая – его любовница!
– Неважно. – Блондинка снова опустила глаза и сверилась со своими записями. – Где вы были пятого октября между пятнадцатью и восемнадцатью часами?
Я задумалась.
Меня всегда очень удивляло, когда в детективах подозреваемого спрашивают, где он был в такое-то время три месяца назад, и он тут же уверенно отвечает. Я вот, к примеру, могу с трудом вспомнить, где была сегодня с утра, насчет вчерашнего дня, если поднапрячься, – пожалуй, тоже, а вот про прошлую неделю нечего и пытаться. К счастью, с пятого числа прошло всего два дня, и я кое-как вспомнила, что с утра мы с Бонни ходили к ветеринару – мне показалось, что пса беспокоит живот. Ветеринар осмотрел его и сказал, что все в порядке, но Бонни немного перекормлен, и посоветовал убавить его порции. Бонни, кстати, ветеринар очень не понравился.
Так вот, от собачьего доктора мы вернулись примерно в двенадцать и после этого не выходили из квартиры до вечерней прогулки… и нас никто не видел…
– Мы были дома, – честно призналась я.
– Мы – это кто?
– Я и Бонни.
– Кто такой этот Бонни? Он сможет подтвердить ваше алиби? – В голосе Кудеяровой впервые зазвучало сомнение в моей виновности. Точнее, в том, что она эту виновность сумеет доказать.
– Он бы с удовольствием подтвердил, – вздохнула я. – Да боюсь, что вы не примете его свидетельство… дело в том, что Бонни – это бордоский дог…
– А, собака! – Настроение у Елизаветы Петровны явно улучшилось. – Значит, алиби у вас нет…
– Выходит, нет… – вынужденно призналась я. – А у самого-то Володьки… у моего бывшего мужа… у гражданина Селезнева имеется алиби?
– Имеется! – холодно отрезала следовательша. – Он в означенное время находился на работе, что могут подтвердить многочисленные свидетели…
– Не сомневаюсь, – пробормотала я вполголоса. – Володечка всегда очень заботился о своей безопасности…
– Так что, гражданка Селезнева, – она снова повысила голос, – может, не будем напрасно тратить время, не станем запираться, а честно признаемся в содеянном и тем самым облегчим свою совесть? Алиби у вас нет, мотив есть, на орудии убийства – ваши отпечатки, и свидетельские показания говорят не в вашу пользу…
– Нет уж, ни в чем признаваться я не собираюсь, потому что ничего не совершала!
– Ну что ж… – Кудеярова сморщилась так, будто съела целый лимон. – Вам же хуже…
Она нажала на столе незаметную кнопку. В комнату вошел хмурый немолодой милиционер с кобурой на боку.
– В камеру ее! – буркнула Кудеярова и снова углубилась в изучение документов.
Милиционер взял меня за локоть и вывел в коридор.
На этот раз мы шли в другую сторону и гораздо дольше. Наконец коридор кончился, мы спустились по лестнице в подвальное помещение, прошли немного по другому коридору, выкрашенному унылой темно-зеленой краской, и оказались перед железной решеткой.
За решеткой на деревянных скамейках скучали две девицы самого разухабистого вида и пожилая цыганка. При нашем появлении они заметно оживились.
– Дядя Паша! – окликнула милиционера одна из девиц. – Купи мне сигарет! Курить хочу – сил нет! Купи, ты знаешь, какие я люблю, я тебе деньги после отдам…
– Или натурой расплатится! – хихикнула вторая девица.
– Перебьешься! – проворчал мой конвоир, бряцая ключами. – Вот, новенькую принимайте!
Он отпер замок, втолкнул меня за решетку и удалился, на прощание проговорив:
– Добро пожаловать в «обезьянник»!
– Привет, подруга! – Ко мне подошла та девица, что просила курева. – Сигареткой не угостишь?
Я более внимательно ее рассмотрела.
Сперва мне показалось, что ей лет двадцать пять, но теперь я засомневалась: ее потасканное личико могло принадлежать и тридцатипятилетней особе. Волосы у нее были выкрашены в выразительный оранжевый цвет, юбочка была такой длины, что ее вполне могли сшить из обычного галстука.
– Не курю… – честно ответила я.
– Это правда, что ли? – Девица уставилась на меня, как на экзотическое насекомое. – Может, ты еще и не пьешь?
– Не пью… – призналась я, чувствуя, что много теряю в ее мнении.
– И кокос не нюхаешь? – продолжала она допрос.
– Кокос? Какой кокос? – переспросила я с недоумением.
Я иногда пользовалась кокосовой стружкой для приготовления десертов, но не представляла, зачем ее нюхать.
– С тобой все ясно! – презрительно процедила девица. – Так за что же тебя тогда сюда упекли?
– За убийство… – ответила я со вздохом.
– Правда, что ли? – На этот раз в ее глазах и голосе появилось уважение. – Кого пришила-то?
– Да никого я не убивала! – Я не смогла сдержать своих эмоций. – Мало мне этой мымры замороженной, так еще перед тобой придется оправдываться?
– Тебя что – сама Кудеярова допрашивала? – сочувственно поинтересовалась девица. – Ну, это та еще стерва, кого угодно достанет! Уж если она вцепится – ни за что не выпустит, как бультерьер… Меня, кстати, Ксана зовут.
– Василиса… – машинально ответила я.
– Редкое имя! Но ты все-таки честно скажи – кого убила? Тут все свои, можешь не стесняться!
– Говорят же тебе – никого я не убивала! Меня по недоразумению арестовали!
– Ну-ну, ты не кипятись… мы все тут по ошибке… А кого тебе Кудеярова шьет?
– Шьет? – переспросила я удивленно.
– Ну, ты тундра! Ваще по-русски не понимаешь! Чье убийство на тебя хотят повесить?
– Любовницы бывшего мужа… – призналась я. – То есть не бывшего, мы с ним еще не развелись… а когда он с ней закрутил, вообще вместе жили…
– Вот гад! – посочувствовала мне Ксана.
– И он же меня из дому выставил… – добавила я.
– Вот гад! – повторила собеседница. – Правильно ты ее угробила! Надо было и его тоже!
– Да не убивала я никого! И в мыслях такого не было! Хотела забыть все как страшный сон…
– Правильно, девочка, правильно! – Из угла «обезьянника» раздался низкий, хриплый голос цыганки. – Забудь и из головы выкинь! А чтобы вернее забыть – купи у Мамы Розы коньячку… хороший коньячок, пару глотков выпьешь, и полегчает…
С этими словами она задрала одну из своих бесчисленных пестрых юбок и ловко достала из-под нее плоскую фляжку:
– У Мамы Розы все есть – и коньячок, и кокос, и курево… только скажи – все тебе будет!..
– Чего ж ты курево ищешь, если у нее все есть? – удивленно спросила я Ксану.
– Да она такие деньги ломит – не подступишься! – отмахнулась та. – Не вздумай ничего у нее покупать!
– Что ты такое говоришь? – возмущенно загудела цыганка. – Что значит – не вздумай?! Если человеку что-то нужно – я всегда помогу, а что свой интерес соблюдаю – так я в своем праве. Нет такого закона, чтобы даром работать! Тем более сейчас… Ты, девочка, ее не слушай, ты Маму Розу слушай, я тебе все правильно скажу, всему научу и помочь могу! Если свидание с кем надо устроить – это тоже запросто… у меня верные люди есть, помогут…
– Все она врет! – перебила цыганку Ксана. – Деньги возьмет и ничего не сделает! Я ей сдуру за свидание заплатила, так что ты думаешь – она ничего мне не устроила…
– А я не виноватая! – воскликнула цыганка. – Если твой хахаль тебя видеть не хочет, при чем тут Мама Роза?
– Врешь ты все, мегера старая! – завопила Ксана и подскочила к цыганке с явным намерением вцепиться ей в волосы. – Костик меня любит…
– Эй вы, угомонитесь! – донесся из коридора голос пожилого милиционера, который привел меня в «обезьянник». – Угомонитесь сей момент, а то я сам у вас порядок наведу!..
Видимо, арестантки хорошо знали дядю Пашу и нисколько не сомневались в серьезности его угрозы, поэтому разошлись по разным углам, как боксеры между раундами, и только обменивались неприязненными взглядами.
И тут на меня напал страх. До сих пор как-то не было времени осознать свое положение, все случилось слишком неожиданно. Сидит человек себе спокойно в сквере на лавочке, дремлет на ласковом осеннем солнышке – и вдруг к нему подходят, хватают под белы рученьки и волокут в каталажку. И шьют дело об убийстве.
Тут я расстроилась еще больше, потому что даже в мыслях стала выражаться как здешние многоопытные обитательницы. Этак еще немножко – и я куплю у Мамы Розы коньячку, чтобы стресс снять! Нет, нужно срочно взять себя в руки, попытаться осознать все случившееся и придумать, как выбраться из этой ситуации.
Внезапно я поняла, что мне никто не поможет. Родственников у меня нет, друзей влиятельных тоже. Да и вообще друзей нет, так уж случилось в жизни. Поэтому надеяться я могу только на себя.
Воспользовавшись наступившей тишиной, я прикрыла глаза и погрузилась в воспоминания.
Собственно, вспоминать было нечего, последняя моя встреча с мужем и с потерпевшей Ольгой Кочетовой произошла не так давно, несколько дней назад, в ресторане «Семь слонов», как совершенно правильно заметила следователь Кудеярова. И скандал там имел место. Еще какой скандал, чуть до драки не дошло, хорошо хоть нас растащили. Сама не знаю, что на меня накатило, я вообще-то девушка неконфликтная, дура доверчивая – это да, но такое быстро проходит.
Итак, перед моим мысленным взором предстал весь тот эпизод в ресторане.
Сама себе удивляясь, я пристально рассматривала сидящего напротив мужчину. За те без малого пять месяцев, что мы не виделись, он очень изменился. К худшему или к лучшему, это вопрос, так сразу и не скажешь. Вроде бы не похудел, наоборот, поправился самую малость, стрижка та же, и он по-прежнему не сбривает три волоска над верхней губой. Помню раньше, еще до нашей свадьбы, вид этих волосков приводил меня в умиление. Теперь душа по привычке начала было наполняться нежностью, но я тут же опомнилась и призвала себя к порядку. Никаких сантиментов, это все – пройденный этап!
– Хорошо выглядишь… – пробормотал мой бывший муж.
То есть не бывший, а настоящий. По закону. Мы все еще состоим в браке, хотя брак этот, продержавшись шесть лет, треснул по швам пять месяцев назад. Точнее, треснул он еще раньше, когда мой замечательный муженек взял в любовницы молодую стервозную сотрудницу по имени Ольга. А пять месяцев назад брак полностью развалился. С треском и скандалом, потому что я узнала обо всем совершенно случайно, от полузнакомого мужика на корпоративной вечеринке по поводу… не помню уже, по какому поводу они тогда праздновали.
В мгновение ока в голове пронеслась та ночь, самая ужасная ночь в моей жизни.
Мало того, что я была огорошена сообщением об измене, так еще, оказывается, моего блудного муженька покрывала свекровь… то есть мужу она приходилась мачехой, стало быть, мне она была никто. Оказывается, эти двое уже давно обо всем сговорились за моей спиной и теперь стояли насмерть.
Все дело было в доме.
Как утверждал незабвенный Воланд, нас всех испортил квартирный вопрос. Детей у нас не было – муж уговаривал меня подождать. И все нерастраченные силы я вложила в отделку и обустройство особняка. Мы жили там втроем, я полюбила дом и сад так сильно, что и думать не могла о разлуке с ними. Кроме того, мне просто негде было жить: свою собственную квартиру я продала, чтобы внести часть денег за дом. Они же меня уговорили. И вот эти двое в ту ночь довели меня до того, что я бежала от них, бежала в чем есть, прихватив только документы и сумку с необходимыми вещами.
И вот уже без малого пять месяцев мы не общались с мужем даже по телефону. Вначале я просто не могла себя заставить позвонить, потом накатилось столько проблем, что некогда было думать о собственных неприятностях. В моей жизни появился Бонни, а потом – Иван[2].
И я выбросила из головы свои проблемы, вернее, не выбросила, а отодвинула в самый дальний угол. Иван работал в американской фирме, и ему предложили долгосрочную стажировку в Бостоне. О том, чтобы ехать с ним, не могло быть и речи – формально мы друг другу никто. К тому же не на кого было оставить Бонни.
В общем, Иван улетел в Штаты, а мы с Бонни остались в его квартире на Васильевском острове. Если Иван и вернется, то не скоро, поэтому перед его отъездом я намеренно не стала заводить разговор о наших отношениях, пускай все будет как получится. Откровенно говоря, Бонни я люблю больше. Но, сами понимаете, говорить такое близкому мужчине не рекомендуется.
После отъезда Ивана мы с Бонни немного расслабились. Вставали поздно, много гуляли, благо установилось наконец бабье лето и на улице было приятно находиться. Потом не спеша завтракали – я пила кофе, а Бонни, мигом сожрав свое кушанье, валялся у моих ног и клянчил то ветчину, то паштет. Вечерами я читала, а Бонни смотрел телевизор, он очень любит новости и разные познавательные передачи.
И вот, когда я уже начала озабоченно поглядывать в зеркало, опасаясь, как бы не растолстеть от такой праздной жизни, позвонил бывший муж и пригласил меня в ресторан, чтобы, как он выразился, обговорить вопрос о наших дальнейших действиях.
– Ему нужен развод, – сказала я, отвечая на вопрос в глазах Бонни, – что ж, может, это и к лучшему. Заодно заберу свои вещи, а то скоро зима, а я все еще в кроссовках.
Ресторан назывался «Семь слонов» и полностью соответствовал своему названию. Слонов в интерьере было понатыкано видимо-невидимо, начиная от крошечной фарфоровой семейки, уютно расположившейся на полочке над барной стойкой, до слоновьей головы в натуральную величину, вылезающей из стены напротив входа. Ресторан был дорогой, это было видно по ненавязчивой услужливости официантов и одежде посетителей. У меня сразу же испортилось настроение: я уже говорила, что убежала от муженька с одной сумкой, а было это в начале июня. Так что унесла я с собой пару смен белья, босоножки да летний костюмчик. Ну, еще платье. А из теплых вещей один пиджачок и джемпер с открытым воротом, вот и все мое богатство.
