Наталья Александрова
Лорнет герцогини де Рошфор
– Машина? – с интересом переспросила продавщица. – Участкового, что ли? Это, значит, он снова стал к Ксении наведываться?
– Да ничего не участкового! – отмахнулась Татьяна. – У участкового серенькая такая машинешка, а тут – прямо красота, вся переливается, как майский жук!
При этих словах я насторожилась и вся обратилась в слух. Машина вся переливается, опять же где-то поблизости я выбежала из нее.
Татьяна же продолжила:
– Стоит, значит, машина, и дверцы у нее открыты. И моя Мальвинка прямо к этой машине подбежала, уселась возле нее и завыла.
– Завыла? Это не к добру!
– Вот и я о чем. Я скорее подошла, вижу – в машине сидит кто-то, внутри подробностей не видно, но вроде как мужчина. Сидит и не шевелится. А Мальвинка моя волком воет…
– Это не к добру! – повторила продавщица.
– Я, значит, наклонилась и говорю: «Мужчина, вам, может, нехорошо? Может, вам воды нужно или другого чего?»
– А он?
– А он не отвечает, и я смотрю – весь пиджак у него в чем-то темном измазан. А когда пригляделась получше – батюшки, да он весь в крови, и горло у него прямо разорвано!
– Разорвано? – в сладком ужасе переспросила продавщица, и глаза ее стали еще больше, теперь они напоминали не блюдца, а десертные тарелки. – Кошмар какой!
– Именно что кошмар! Я попятилась, а тут Мальвинка мне под ноги подвернулась, так я прямо на нее села. Потом хотела домой бежать, чувствую – ноги не идут. Ну, тут я вспомнила, что Ксении дом близко, кое-как до нее добрела, в окно постучала. Тут как раз участковый выглянул…
– Значит, все-таки ходит он к Ксении…
– Значит, ходит. Выглянул и говорит: «Что ты шумишь? Я тут, может, профилактическую работу провожу, а ты шум поднимаешь!»
А я ему: «Какая, к оладьям, профилактическая работа, когда у вас прямо под носом труп имеется!»
Тут он, конечно, быстро про свою профилактику забыл, оделся по форме и побежал со мной к той машине. Осмотрел покойника и говорит: «Непременно его дикие звери загрызли!»
Я ему: «Какие у нас дикие звери? У нас в поселке, кроме Пашки Солуянова, никаких больше зверей не имеется!» А он меня не слушает, звонит по своему начальству, чтобы непременно группу высылали эту… оперативную. А я было домой собралась, так он мне: ни-ни, жди их, потому как ты главный свидетель…
Я буквально окаменела от таких новостей. Конечно, была надежда, что тетя все врет. Цену себе набивает, интересничает. С другой стороны, уж больно гладкий у нее получается рассказ. Машина приметная, маловероятно, что это совпадение. Насчет диких зверей тетя, конечно, от себя прибавила, но то, что мужик мертвый… Неужели ему стало плохо от моего баллончика?
Тут к разговору подключился тот потертый старичок, который незадолго до того обхаживал продавщицу:
– Это, Татьяна, ты зря говоришь насчет диких зверей. Дикие звери в нашей местности имеются, конкретно – проходные волки. Помню, мы с Анной Ивановной, покойницей, за грибами пошли, да дорогу потеряли, и пришлось нам в лесу заночевать…
– Эка вы, Леонид Парфенович, вспомнили! – перебила его продавщица. – Сколько лет уж вашей супруги нет?
– Сколько? Да совсем немного… – Старичок начал что-то шептать, загибая пальцы. – Двенадцать… или нет, тринадцать…
– По-моему, четырнадцать.
– Да хоть бы и так, что с того?
– Так последние годы она за грибами разве ходила? Не ходила! Последние годы она дальше калитки ни ногой. Так что вы с ней не меньше чем двадцать лет назад в лесу ночевали.
– Ну, даже если двадцать, что с того?
– Так если двадцать лет назад и были в наших местах какие-то походные волки…
– Не походные, а проходные!
– Хрен редьки не слаще! Так если и были, сейчас их точно нет. Перебрались в труднодоступные районы.
– А потом, – вмешалась в дискуссию Татьяна, обиженная тем, что у нее отняли всеобщее внимание, – а потом, как вы себе представляете, эти ваши приходящие волки машину остановили? Лапу подняли, попросили подвезти до зоопарка?
– Ну, уж это я не знаю… – стушевался Леонид Парфенович. – А тогда кто же его, по-вашему, загрыз?
Татьяна обвела всех присутствующих горящим взглядом и проговорила, таинственно понизив голос:
– Я так думаю, что оборотень!
Я больше не слушала.
Тихонько, незаметно я отступала к двери.
В ушах у меня звучали слова заполошной Татьяны: «Машина переливается, как майский жук…»
Это точно та самая машина, в которую я села, выбежав из дома, куда завез меня Лешка!
«Он весь в крови, и горло у него разорвано…»
И тут перед моими глазами возникла картина из моего сна. Две огромные собаки подбегают ко мне, и морды у них перемазаны чем-то красным… кровью!
Но ведь это был всего лишь сон!
Я наступила на брошенный пакет из-под чипсов, он зашуршал, меня тотчас заметила продавщица и проговорила:
– Девушка, а вы чего хотели?
– Ничего… я передумала… – Я хотела уже выскользнуть из магазина, но прямо в дверях натолкнулась на рослую, монументальную старуху, похожую на памятник Екатерине Великой.
Ту самую старуху, с которой встретилась утром, убегая из таинственного дома. И сапоги резиновые были на ней те же самые.
Я попятилась и попыталась сделаться незаметной.
Не получилось. Старуха уставилась на меня орлиным взором и проговорила:
– Опять ты?
– Нет… не я… – пискнула я едва слышно.
– Снова Никифоровых ищешь? – грозно вопросила она.
– Не… нет… – Я стушевалась и отступила в угол.
В это время дверь магазина снова распахнулась, и в него вошел рослый плечистый мужчина в клетчатом пиджаке.
– Всем привет! – проговорил он бодрым голосом, окинув присутствующих цепким взглядом. – Сигареты тут купить можно или они только по предварительной записи?
– Разумеется, можно! – оживилась продавщица и кокетливым жестом поправила волосы. – Вам какие?
– Да какие найдутся.
– Покрепче или легкие?
– Покрепче.
Мужчина облокотился о прилавок, снова оглядел всех и произнес с расстановкой:
– Смотрю, вы уже в курсе событий.
– Это смотря каких! – пискнула оробевшая Татьяна.
– Известно каких. Думаю, в вашем поселке не каждый день трупы находят.
– Слава богу, не каждый! – подхватила продавщица.
– Так вот, раз уж я здесь оказался, я хочу каждого из вас лично и всех вместе спросить, не видели ли вы сегодня утром кого-то или чего-то необычного.
Все ясно, похолодела я. Полицейский. Вот влипла!
– Необычного? – пискнула Татьяна. – Уж чего необычнее трупа загрызенного.
– А помимо трупа?
– Лично я ничего не видел и ничего не слышал! – поспешно открестился Леонид Парфенович.
– А вы? – Мужчина взглянул на продавщицу.
Та снова несколько нервно поправила обесцвеченные волосы и проговорила:
– Да я же тут стою безвылазно, на рабочем месте. Мне на всякое глазеть некогда, мне нужно товарооборот делать.
– А вы? – клетчатый взглянул на монументальную старуху.
– А вот лично я… – начала та, набрав воздуха, но я не стала дожидаться разоблачения, а тихонько выскользнула из магазина и припустила в сторону шоссе.
Вскоре я увидела автобусную остановку и остановилась, испуганно оглядываясь.
И тут совсем рядом со мной раздался негромкий сочувственный мужской голос:
– Он уже ушел.
Я вздрогнула и оглянулась.
В двух шагах от меня стоял тот самый тип в клетчатом пиджаке, который только что опрашивал посетителей магазина.
Полицейский.
Интересно, как он меня догнал? Ведь только что был в магазине, опрашивал всех присутствующих, а теперь вот он, уже здесь. И зачем я ему нужна? Не иначе та бабка ему на меня наговорила. Так, значит, нужно держаться твердо и ни в чем не признаваться.
– Кто ушел? – спросила я, справившись с испугом.
– Автобус. Он ушел, вы немного опоздали, а следующий будет очень нескоро.
– Обидно… – пробормотала я, думая, чего он от меня хочет.
– Но ничего страшного. Я вас могу подвезти. У меня машина совсем близко.
– Спасибо, я подожду…
– Да нет, вы лучше соглашайтесь. Я же вам говорю – следующий автобус будет очень нескоро, сейчас большой перерыв. А я вас хоть до метро довезу.
Ну надо же, как привязался! Все же что ему от меня нужно? Ну, не будет же он ко мне приставать, как тот, ночью… все же полицейский… опять же на дворе белый день, суббота, людей вокруг много…
– Соглашайтесь, соглашайтесь!
Черт, придется и правда согласиться… иначе это будет выглядеть уже подозрительно…
– Ну, хорошо, – нехотя проговорила я, – где ваша машина?
– Да вон, совсем близко!
И правда, неподалеку от автобусной остановки стояла темно-синяя машина.
Мы подошли к ней, полицейский открыл дверцу.
Я на мгновение замешкалась и спросила:
– А вы, извините, в каком звании?
– Звании? – переспросил он. – Ах, в звании! Я вообще-то капитан. Капитан Осетров.
И с этими словами он взмахнул в воздухе какой-то красной книжечкой. Я не успела рассмотреть не то что фамилию, а даже обложку этого удостоверения, однако боязливо села на пассажирское сиденье, невольно вспомнив, как подсела к незнакомцу минувшей ночью. И чем это кончилось…
Впрочем, как выяснилось, для него это кончилось куда хуже, чем для меня.
Я невольно вздрогнула.
Капитан покосился на меня и спросил:
– Вам холодно? Может, печку включить?
– Да нет, не надо, это так… нервное.
– А, ну да… кстати, вообще, вы сюда к кому-то приехали? Вы ведь здесь не живете.
Вот оно, началось! Он меня явно подозревает и в машину уговорил сесть, чтобы допросить без помех.
И что мне теперь делать? Надо быстро придумать какое-то правдоподобное объяснение, а в голову, как назло, ничего подходящего не приходит.
– А откуда вы знаете, что не живу? – Я подозрительно покосилась на капитана.
– От продавщицы. Она вас первый раз видела.
Надо же – успел продавщицу расспросить! А вот интересно, с той монументальной бабкой он тоже успел поговорить? Вроде не должен, и так удивительно быстро обернулся! Ой, хитрит что-то товарищ капитан, воду мутит…
– Да, правда, я вообще-то на Гражданке живу… – протянула я, – а сюда по ошибке заехала…
– По ошибке? Как это – по ошибке?
– Мне нужно было к знакомым в Ручейки, – я вовремя вспомнила название злополучного поселка, куда меня накануне привез подлец Лешка, – но я пропустила свою остановку и вышла здесь. Ну, и зашла в магазин, чтобы спросить дорогу…
– А что же не спросили?
– Да там такое творилось… к продавщице не подойти. Кроме того, я поняла, что все равно опоздала.
– Угу, – вроде бы согласился мой собеседник, – а что же вы делали в этом поселке утром?
– Утром? – мне удалось вместо растерянности изобразить удивление. – А с чего вы взяли, что я была там утром?
– А вот мне одна свидетельница сказала, что встретила вас на автобусной остановке рано утром. В город вы ехали отсюда.
– Да? – Я вытаращила глаза и подняла брови. – Странно, я точно знаю, что была здесь впервые. А вы уверены, что ваша свидетельница ничего не путает?
Моя мать обожает всяческие сериалы и вообще жить не может без телевизора, поэтому он работает у нее, даже когда она спит. Правда, больше она любит сериалы, как она сама выражается, про жизнь, то есть розовые, простите, сопли про любовь, сначала несчастную, а потом счастливую. Если живешь в однокомнатной квартире, то волей-неволей что-то да посмотришь. Но иногда попадались и детективные сериалы, из которых я вынесла твердое убеждение, что главное при общении с работниками нашей доблестной полиции – это ни в чем не признаваться. То есть на все вопросы отвечать глаголами с приставкой «не». Не была, не состояла, не привлекалась. И далее в таком духе. Не видела, не слышала, не пила, не ездила, не читала, не писала… далее по списку перечислить все глаголы, которые знаешь. Но не перебарщивать.
И твердо держаться первоначальных показаний. Так что в этом случае: раз уж я сказала, что не была в том поселке утром, на том и буду стоять, хоть тресни. Вряд ли этот тип будет устраивать нам с бабкой очную ставку.
Капитан посмотрел на меня и явственно приуныл, видно, понял, что из меня он ничего не вытянет. Опять же слова старухи не вызвали у него большого доверия, уж больно противная бабка.
Тут я выглянула в окно и увидела, что мы едем по оживленным городским улицам.
– Вы же меня обещали подвезти до метро! – напомнила я. – А мы его давно проехали…
– Да, но там была перекрыта дорога. А я вас прямо до дома довезу. Мне не трудно.
– Да вы даже не знаете, где я живу…
– Почему не знаю? На Гражданке. А мне как раз туда нужно. Только адрес скажите.
Ну да, я ведь ему только что сдуру ляпнула, что живу на Гражданке… ладно, пускай везет!
– Ладно, хорошо… улица Крапивина…
Я хотела назвать и номер дома, но вовремя прикусила язык. Зачем говорить лишнее?
Он снова покосился на меня и задал очередной вопрос:
– А к кому вы ехали в Ручейках?
Черт, ну когда же это кончится!
Я не успела ничего придумать, как вдруг раздался усиленный мегафоном голос:
– Водитель автомобиля «Хонда» такой-то номер, остановитесь! Водитель…
Капитан поморщился, сбросил скорость, остановил машину.
К нам подошел полицейский в форме дорожной службы, поднес руку к козырьку фуражки.
– Ваши документы, пожалуйста.
Я была уверена, что капитан покажет ему свое удостоверение, но он только смущенно улыбнулся и проговорил:
– Офицер, я что-нибудь нарушил?
– Ваши документы! – повторил патрульный.
Осетров вздохнул, открыл бардачок, вытащил оттуда бумажник с документами и протянул гаишнику. Тот пролистал документы, вернул и проговорил:
– Нехорошо, Евгений Викторович. Нехорошо.
– Что нехорошо? Что я не так сделал?
– Задний габаритный фонарь у вас не работает.
– Ах вот оно что! – в голосе капитана прозвучало явное облегчение. – Не заметил… видно, только что перегорел. Сейчас же исправлю… только доеду до станции и исправлю. Это все?
– Да вроде все. Можете ехать.
И мы поехали дальше.
А я задумалась.
Если Осетров действительно полицейский, почему тогда он не предъявил патрульному свое удостоверение? Тот бы сразу его отпустил, без лишних разговоров… Они ментов за своих считают и не вяжутся по мелочам.
Так, может, этот Осетров никакой не полицейский? Удостоверение я не успела рассмотреть…
Но тогда кто он такой и что ему от меня нужно?
Зато теперь я знаю, как его зовут. Евгений Викторович Осетров. Хорошая такая фамилия, рыбная.
Пока я обо всем этом думала, машина свернула на мою улицу.
– Вот она, улица Крапивина! – проговорил Осетров, покосившись на меня. – А дом у вас какой?
– Да вот, шестой, сразу за магазином… дальше не нужно, я сама дойду…
Осетров начал притормаживать, и тут я увидела, что перед моим подъездом расхаживает Лешка собственной персоной. Явился, что называется, не запылился.
Ходит взад-вперед с мрачной физиономией и посматривает то на часы, то на дорогу.
Ах ты, мерзавец! Прикатил уже отношения выяснять! Совести у него хватило!
Я повернулась к Осетрову и проговорила:
– Ах, нет, извините, я передумала! Подвезите меня к самому подъезду. Вот к тому, последнему, где красная скамейка!
– Как скажете! – Капитан (если только он действительно капитан) проехал еще немного, остановил машину и даже вышел, чтобы открыть для меня дверь.
Я вышла с надменным видом, шагнула вперед – и сделала вид, что только сейчас увидела Лешку.
Он бросился было ко мне с грозным и многообещающим видом, но тут заметил машину, из которой я вышла, и Осетрова, открывающего мне дверцу.
Лицо у него вытянулось, он притормозил, но все же открыл рот, явно собираясь что-то мне высказать.
Но я не дала ему такой возможности и, прежде чем он сказал хоть полслова, повернулась к Осетрову и громко, отчетливо, с вызовом проговорила:
– Товарищ капитан, вот как раз то, о чем я вам говорила… это он, тот самый!
Осетров уставился на меня, широко открыв глаза, потом перевел взгляд на Лешку…
Точнее, на то место, где он только что стоял. Потому что Лешки там уже не было, он словно сквозь землю провалился.
– О чем это вы мне говорили? – спросил Осетров после недоуменной паузы. – И кто это такой… был?
– Ах, извините. – Я замела хвостом. – Это мой знакомый… мы с ним расстались, а он это никак не хочет понять. И принять. Ну, я и пугнула его… вами.
– А что – я такой страшный?
– Да нет, вы совсем не страшный, даже наоборот, вы очень славный, и мне помогли, но сейчас я вынуждена с вами распрощаться. – И я проскользнула в подъезд, пока Осетров не придумал предлог, чтобы проникнуть ко мне в дом, к примеру, не напросился бы на кофе или на чай с печеньем.
И что вы думаете? Алевтина Ивановна не толклась возле подъезда, зато свисала из окна. И, ясное дело, видела всю пантомиму – и Лешку, и меня, выходящую из незнакомой машины, и капитана, который открывал мне дверцу. Хорошо хоть он в штатском! Зрение у нее отличное, небось и номер машины разглядела.
Вспомнив про свои потерянные навеки очки, я дико разозлилась и хлопнула дверью подъезда.
Нинка снова заперлась на задвижку, но открыла быстро.
– Твой был, – доложила она, – я, конечно, не впустила, сказала, что тебя нет.
– А он что?
– Ругался тут, потом ушел.
– Так и дальше действуй, – одобрила я.
Тут я вспомнила, что за всеми переживаниями так и не зашла в магазин, и мы заказали на дом пиццу, точнее, две пиццы по цене одной, а пока я пошла в ванную.
И тут, под теплыми струями, задумалась, что же такое со мной происходит.
Ну, допустим, Лешка оказался форменным мерзавцем, решил подложить меня под своего бывшего сослуживца. Противно, но дело, как говорится, вполне житейское. Наплевать и забыть, что я и пытаюсь сделать…
Но дальше-то… Допустим, я подсела ночью в машину к незнакомому мужику, и он начал ко мне приставать, что тоже, в общем, никак не удивляет, такая уж жизнь.
И я вырубила его с помощью баллончика, и когда выскочила из машины, то он точно был жив, потому что шевелился и бормотал ругательства. И по идее, должен был очухаться минут через сорок и ехать восвояси.
А он помер. И не просто помер, вроде бы этот капитан Осетров, или кто он там, не стал спорить, что убитый был именно загрызен, значит, так оно и есть. Ну, не волками, конечно, откуда на дороге волкам взяться, а бродячими собаками…
Тут я вспомнила свой сон и кровь на каменных мордах.
Пустое, это был сон. Тем более что и собак не было, хоть живых, хоть каменных. И дома не было, иначе куда же он делся? Стало быть, все мне привиделось.
Ага, а тогда где я провела ночь? Точнее, полночи. С половины третьего до половины седьмого. Спала под кустом? И там же потеряла очки? Знать бы еще, под каким кустом…
И еще вопрос: откуда в моей сумке взялся тот самый старинный… как его… лорнет? Вот это уж точно загадка.
Тут меня отвлек стук в дверь, это Нинка сообщала, что принесли пиццу и чтобы я выходила есть, пока она горячая.
Остаток дня прошел спокойно, а вечером явился Валерка, третий жилец нашей квартиры. То есть настоящим жильцом назвать его нельзя, потому что комнату свою он купил лет пять назад специально, чтобы сдавать жильцам. Это было еще до того, как я въехала сюда после смерти бабушки.
С тех пор жильцы менялись, как стеклышки в детском калейдоскопе. Алевтина Ивановна вела им строгий учет и немедленно сообщала мне подробности.
Жила у Валерки парочка разбитных таких девиц, представившихся студентками, у которых каждый день были, по Нинкиному выражению, сплошные гулянки.
Алевтина же называла и девиц, и их вечеринки неприличными словами и, кажется, была права. Нинка работает сменной медсестрой сутки через трое или же два дня через два, так что ночами не всегда бывает дома, я тогда жила еще с матерью, так что девицы совершенно распоясались. И после особенно шумного праздника, который больше напоминал ведьмин шабаш на Лысой горе (это так Алевтина написала в заявлении участковому), Валерка их выставил со скандалом.
Затем он сдал комнату средних лет паре, и тут началось другое.
Как оказалось, парочка эта сошлась буквально за месяц до этого по причине огромной и страстной любви. Мужик был вообще женат, но встретил эту свою большую любовь и тут же бежал без оглядки от жены и от детей, да так быстро, что жена даже не успела крикнуть ему вслед слова из известной песни: «Ты куда, Одиссей?»
Видела я эту его любовь – ну, если честно, то смотреть не на что. Возраст к сороковнику бежит, сама такая неухоженная, волосы жидкие в хвостик завяжет, да так и ходит по квартире в спортивном костюме старом, штаны на коленях вытянутые.
Косметики никакой, носки вязаные до колена, в таком виде хахаля своего с работы встречает.
Сама она работала где-то редактором, то есть дома сидела. Ну, я тогда только плечами пожала, потому что мужчина ее тоже из себя самый обычный был. Но, как Алевтина Ивановна говорит, что мужик чуть красивее черта – уже красавец. Так что с первого взгляда непонятно было, что он в ней нашел.
Ага, сказала Нинка, ты просто тут не ночуешь. А у них каждую ночь такое делается… стены дрожат. Я уж диван к другой стенке переставила, так все равно спать невозможно.
Алевтина Ивановна, без которой ни одно дело не обойдется, не удержалась тогда и ляпнула, что Нинка просто завидует, но она даже не обиделась, а сказала, что тут наверняка что-то не так. Не иначе эта баба чем-то мужика бедного опоила, подливает ему какую-то отраву в чай, потому как нормальные люди средних лет не могут же все время в постели проводить.
И оказалась права, потому что через пару месяцев в воскресенье в квартиру явилась довольно молодая и на первый взгляд симпатичная женщина, которая без лишних слов отодвинула Нинку, открывшую ей дверь, пробежала по коридору и безошибочно определила нужную ей комнату, а именно ту, откуда раздавались характерные страстные стоны и крики.
Как уже говорилось, день был выходной, и пара использовала его на всю катушку.
Вот вы мне скажите, почему эти люди не заперли дверь? Казалось бы, не в отдельной квартире живете, нужно быть осторожнее.
Так или иначе, бабенка, оказавшаяся женой этого самого, с позволения сказать, сексуального гиганта распахнула дверь и увидела любовников во всей красе.
Потом она говорила, что хотела только поговорить, урезонить его, сказать, что дети плачут и зовут папочку, однако зачем-то взяла с собой пистолет.
Он оказался пневматический, но с первого взгляда это не всегда определить можно. Те двое, естественно, испугались, а куда ж голыми из кровати денешься…
В общем, брошенная жена стала ругаться и прохаживаться по поводу внешних данных любовницы (Нинка стояла в коридоре и все прекрасно слышала), та не стерпела и бросила в нее тапочкой, тогда жена наставила на них пистолет и со страху нажала на курок, крикнув что-то типа «Умри, проклятая разлучница!».
Моя мать точно знает все, что полагается говорить в таких случаях в сериалах.
И можете себе представить, этот идиот, муж, бросился на защиту той швабры. И закрыл ее своим телом! Нет, не перевелись еще рыцари на белом свете.
Ну, никого, конечно, не убили, пуля ударила его в плечо, отчего он упал с кровати и сломал руку. Плохо сломал, перелом оказался сложный, в двух местах.
Жена бросила пистолет и убежала, едва не сбив Нинку с ног. Любовница же билась в истерике, не делая попыток помочь своему хахалю. Тут Нинка оказалась на высоте. Она подняла несчастного мужика на кровать, зафиксировала перелом, обработала синяк на плече и вызвала «Скорую». После чего надавала пощечин этой истеричке и велела хоть одеться, а то смотреть противно.
«Скорая» забрала больного, который в последнем слове умолял Нинку не вызывать полицию, а то мать его детей посадят. Очевидно, боялся остаться с ними один на один.
Пока суд да дело, разлучница собралась да и дала деру из квартиры, оставив в комнате такой кавардак, что Валерка ругался последними словами. С тех пор ее больше не видели, а мужик провалялся в больнице полтора месяца, потому что перелом никак не заживал, а потом вернулся к жене, которая от радости, что он не заявил на нее в полицию, таскала ему передачи в больницу и приняла обратно.
После этого случая Валерка решил сдавать комнату только одиночкам, причем исключительно мужчинам.
Нинка воспрянула было духом в надежде устроить свою личную жизнь, но попадались либо законченные алкоголики, либо вовсе ненормальные. Один ходил по квартире в шапочке из фольги, чтобы нейтрализовать вредное воздействие от волн, исходящих из мобильных телефонов.
Хорошего мужика жена из дома не выгонит, поняла наконец Нинка и решила искать в других местах.
Сейчас Валерка, конечно, очень на меня разозлился: он же пообещал уже мою комнату, люди завтра въехать собирались, а тут такой облом. Но мы с Нинкой быстро поставили его на место, прямо напомнив, что без нашего согласия он комнату сдавать не может, так что не нужно ему с нами ссориться.
С такой постановкой вопроса Валерка никак не мог не согласиться и ушел, напоследок присовокупив, что завтра придет новый жилец в его комнату.
И он таки явился в воскресенье во второй половине дня. Звонок был такой робкий, что я его не расслышала, а у Нинки вообще гудел пылесос. Короче, открыла я на звонок только с третьего раза. На площадке топтался хлипкий такой мужичок непонятного возраста – может, к сорока, а может, и после пятидесяти. Одет он был в застиранную рубашечку с короткими рукавами, которую Алевтина Ивановна называет почему-то бобочкой, и серенькие невзрачные брючки.
Через плечо у него была повешена потертая сумка, а у ног стоял такой же потертый чемодан, из чего я сделала кое-какие выводы и не захлопнула дверь перед его носом. Он, кстати, у прибывшего был не то чтобы длинный, но какой-то неправильной формы, заворачивался чуть влево.
Глаз не было видно из-за очков, а тот серенький газончик, что робко прорастал вокруг плешки, никак нельзя было назвать волосами.
– Здравствуйте, – вежливо сказал прибывший и деликатно потоптался на пороге, как будто пытаясь вытереть ноги. Хотя коврика у нас перед дверью давно уже не было, его украл кто-то из Валеркиных прежних жильцов.
– Здравствуйте, вы, наверно, новый жилец… – Я придерживаюсь в жизни правила, чтобы не хамить сразу незнакомому человеку, даже если он мне сразу не понравился.
Ну и что с того? Мне с ним водку не пить и детей не крестить. Так что я посторонилась и пропустила его в квартиру. Он втащил свои вещи, и пока шел по коридору, выскочила Нинка.
Было очень забавно наблюдать, как радостное ожидание в ее глазах уступило место разочарованию, а потом и злости.
Нет, все-таки Нинка ужасно наивна. Ведь знает же, что никакой мало-мальски приличный мужик не может снять у Валерки комнату. Ведь комната в коммуналке означает, что у человека даже нет денег на какую-нибудь зачуханную однушку на краю города. И что либо этот тип приехал из какой-нибудь самой настоящей дыры, либо его выгнала жена по причине полной недееспособности ко всему на свете.
Короче: либо алкаш, либо псих, либо лентяй, каких мало.
Нинка знает все это не хуже меня, но каждый раз надеется на то, что встретит подходящего человека. Ну, в этом случае, конечно, она все поняла сразу, оттого и разозлилась и даже громко фыркнула.
Вновь прибывший, однако, не обратил на нее особого внимания, он открыл дверь и обернулся на пороге.
– Меня зовут Викентий, – сказал он, – можно просто Вика.
И улыбнулся. Только лучше бы он этого не делал, потому что зубы у него были желтые и кривые, и улыбка его вовсе не красила.
Я пробормотала что-то вроде «приятно познакомиться», Нинка даже не ответила.
– Ну, как тебе новый жилец? – спросила я.
– Ужас какой, – буркнула она, – метр с кепкой, нос-то, нос… На семерых рос, да одному достался! И где только Валерка таких выкапывает?
– Тише ты, он услышит!
Нинка только рукой махнула.
Утром я, конечно, проспала, так что даже позавтракать не успела. Да еще пока тащилась на трех транспортах на работу, потеряла еще минут пятнадцать, так что пришла на работу позже начальника.
А это плохо, потому что… ну, вы сами понимаете почему.
Я, конечно, расстроилась, потому что хотела попросить у девчонок из соседнего офиса чашку кофе, у них стоит отличная кофеварка. У нас же ничего нет, приходится бегать к автомату, что стоит в конце коридора. Вы ведь, конечно, знаете, какой вкус у кофе из автомата? К тому же он вечно сломан.
Наш начальник говорит, что мы прекрасно обойдемся без кофеварки, потому что сам кофе вообще не пьет. Вот просто на дух не выносит его запаха!
Не повезло мне с начальником, это точно. Зануда, каких мало, да еще и кофе не пьет.
– Злой сегодня пришел, – шепнула мне Вера Аркадьевна, наш бухгалтер, – его машину кто-то поцарапал на стоянке. А ты чего такая встрепанная, проспала, что ли?
– Ага… думала хоть кофе выпью…
– Вот, держи, – она сунула мне слоеный пирожок, – вроде завтрака тебе будет.
– Спасибо… – повеселела я, – вы просто спасаете меня от голодной смерти.
Но этому не суждено было осуществиться, потому что начальник крикнул из кабинета:
– Алиса, зайдите ко мне!
Ну все, сейчас заведет воспитательную беседу на час, будет досконально перечислять все мои недостатки, а я буду сидеть, опустив глаза, и слушать всю эту лабуду. Раз назвал на «вы», то так просто не отпустит, найдет к чему привязаться.
Однако все оказалось еще хуже.
– Вот эти бумаги, – начальник протянул мне большую голубую пластиковую папку, – вы должны будете отвезти Пумпянскому. Причем прямо сейчас.
Вот новости, с чего это ему вздумалось использовать меня вместо курьера?
– Но, Андрей Яковлевич… – заговорила я, – для этой цели есть курьер… – но он перебил меня строго:
– Курьер с сегодняшнего дня на больничном, а документы не могут ждать. Так что я вас очень прошу, не задерживайтесь.
Когда начальник говорит, что очень просит, подразумевается, что он приказывает и приказы его не обсуждаются, как в армии. И если я сейчас выпью кофе у автомата и поболтаю с девчонками, то ему обязательно кто-нибудь доложит.
Нет, ну за какие грехи мне это наказание? Хорошо хоть до комитета, где работает Пумпянский, ехать недалеко.
Я вошла в приемную.
Там царила Лариса, секретарь Пумпянского, и вдоль стеночки на стульях сидели посетители, робко прижимая к груди папочки и портфельчики.
Лариса – женщина суровая, это все знают, помню, еще курьер Михаил жаловался. С виду у нее вроде все нормально – фигура довольно стройная, одета всегда хоть строго, но прилично: костюм дорогой и хорошо сидит. Макияж самый скромный, но опять-таки косметика дорогая. Так что если человек впервые к Пумпянскому пришел, то ничего плохого от его секретарши не ждет.
Но это если в глаза Ларисе не смотреть, потому что взгляд у нее как у горгоны Медузы. Сама не видела, как посетители от ее взгляда каменеют, но Михаил утверждает, что одного с сердечным приступом прямо из приемной вынесли. С тех пор наш курьер эту Ларису боится жутко, оттого, думаю, и больничный взял.
Я еще раз оглядела приемную.
Это что же – мне тут придется еще в очереди сидеть, как в районной поликлинике? Я на такое не подписывалась!
Я подошла к столу Ларисы и громко, отчетливо проговорила:
– Меня Ларионов прислал передать бумаги по двести четвертому договору.
