Наталья Александрова
Листы каменной книги

Надежда слово дала, но потом подумала, что она – хозяйка своего слова и как дала его, так может и обратно взять… В общем, она продолжила заниматься детективными расследованиями тайком от мужа, но со всех знакомых взяла страшную клятву, что они не проговорятся о ее хобби даже под пыткой. А если кто-то все же выдаст тайну или просто протреплется по глупости, то она, Надежда, разорвет с этим человеком всяческие отношения, станет считать его своим врагом и будет мстить.

Никто не знал, как она будет мстить, да и сама Надежда Николаевна не знала, так как по природе своей была женщиной невредной. Но пока до этого не дошло.

Денег за свои услуги Надежда не брала, но когда один очень влиятельный человек, которому она помогла в сложной ситуации, спросил, чем может отблагодарить за услугу, Надежда попросила у него замечательную базу данных, по которой можно было найти любого человека, зная номер его телефона. Причем не просто имя и адрес, а еще и разные данные.

И вот теперь Надежда включила компьютер, вставила в него диск с той самой базой и уже через несколько минут знала, что хозяйку Цезаря зовут София Павловна Листьева, тридцати четырех лет от роду, не замужем, проживает одна в собственной квартире… Адрес тоже прилагался.

Выяснив имя несчастной, Надежда решила узнать про нее все, что можно, на просторах Интернета и первым делом нашла аккаунт Софии Листьевой в популярной социальной сети.

Страница Софии выглядела самым обычным образом: много фотографий Цезаря, но и сама София тоже мелькала – то на набережной Фонтанки, то среди фонтанов в Петродворце, то в осеннем Пушкине.

Цезарь, который незаметно присоседился к Надежде и вместе с ней смотрел на экран компьютера, начал тоненько поскуливать, узнав любимую хозяйку.

– Не переживай, – постаралась успокоить его Надежда. – Скоро твоя хозяйка выздоровеет, и вы снова будете вместе…

Она просматривала снимок за снимком. Вот София Листьева гуляет в парке… вот сидит на пеньке возле ручья, а в руках у нее открытая книга… Этот снимок наверняка сделан летом, потому что на Софии легкий яркий сарафан и босоножки… Красивая молодая женщина, волосы забраны наверх и видны длинная шея и покатые плечи, изящный рисунок уха, рука с узкой ладонью…

«Странно, – подумала Надежда Николаевна, – что на всех фотографиях она одна, только с собачкой. Но кто-то же ее фотографировал?..»

Пока она листала фотографии, зазвонил ее телефон. Номер на дисплее оказался незнакомый, и в первый момент Надежда не хотела отвечать, но потом подумала – вдруг это муж звонит с чужого номера, и все же нажала кнопку.

– Саша, ты?

– Нет, это Антон…

– Кто? – Надежда не сразу сообразила, кто это такой.

– Антон, друг Павла…

– Ах, Антон… А откуда, Антон, у вас мой номер телефона?

– А вы догадайтесь. С трех раз. Хотя если верить тому, что о вас рассказывают, вам и одного раза вполне хватит.

Все ясно: это Пашка натрепался своему родственнику про ее расследования. Еще бы ему не знать, если она лично выручила его в свое время! Вот и делай после этого людям добро.

Надо думать, Антон понял по ее выразительному молчанию, что неправильно начал разговор и что сейчас Надежда просто повесит трубку.

– Простите меня за поздний звонок, но у вас все время занято было, я только сейчас смог пробиться. Дело в том, что…

«И чего он ко мне привязался?» – подумала Надежда Николаевна.

– Я только хотел уточнить про завтрашний день… мы же договорились…

И Надежда с ужасом вспомнила, что и правда договорились. Перед началом спектакля они выпили по чашке кофе, немного поболтали, и этот Антон уговорил ее, что она сходит с ним куда-нибудь три раза.

– Ну вот как в сказке – всего три желания! – говорил он. – Обещаю, что ничего такого сложного и неприятного вам не придется делать.

«Что я тебе, золотая рыбка, что ли…» – подумала тогда Надежда, сохраняя на лице вежливую улыбку.

Нет, нужно было еще до спектакля послать его подальше и уйти. А Пашка, змей, у нее еще получит.

Внезапно Надежда осознала, что просто до жути устала и единственное ее желание – это плюхнуться в кровать и заснуть. Как-то слишком много событий произошло сегодня вечером. Но ведь этот тип ни за что не отстанет.

– Ну да, вроде бы договорились, – она зевнула так, чтобы он услышал, – но не сегодня же.

– Да, конечно, завтра к двенадцати идем на выставку. В галерею «Пространство», у меня там…

– Приятель работает?

– Ну да…

– Я так и думала. Тогда до завтра.

Пожелания спокойной ночи она уже не слышала.

Ночь прошла спокойно, потому, наверное, что Надежда с песиком спали как убитые. Цезарь без колебаний занял место на кровати и на робкие возражения Надежды посмотрел удивленно: а где еще спать-то?

Очевидно, хозяйка его приучила. Надежда прислушалась к себе и поняла, что ей все равно.

Цезарь разбудил ее утром, и они наскоро прогулялись по холодку, заодно купили в пекарне теплого хлеба и булочек. Гуляли чинно, на поводке, как и положено гулять с приличной домашней собакой. Поводок любезно отдал сосед со второго этажа, у которого была болонка Масяня. Надежда не стала озвучивать подробности, сказала только, что знакомая попала в больницу, а собачку некуда пристроить, и забирали ее в спешке, никаких вещей не отдали. Сосед приглашал заходить, если что понадобится.

После прогулки завтракали каждый своим. А потом позвонил муж. Голос у него был довольный, сказал, что все налаживается, еще пара дней – и он прилетит. Надежда повеселела и на радостях налила себе вторую чашку кофе.

За два дня она как раз успеет привести квартиру в порядок, получит из химчистки любимый костюм мужа и прикупит продуктов. Но тут она вспомнила, что сегодня нужно тащиться на встречу с Антоном, и настроение сразу упало. Может, позвонить ему и отказаться? В конце концов, она ему ничем не обязана…

И только было Надежда Николаевна взялась за телефон, как Антон позвонил сам:

– Доброе утро, Надя! Вы не забыли?

У нее язык не повернулся сказать, что она не придет. Он ведь отказа не примет, только если соврать, что заболела и лежит с высокой температурой. А такие вещи Надежда никогда не сделает – можно и сглазить. Да он все равно и не поверил бы.

Бросив трубку, она с тяжелым вздохом начала собираться. Накрасилась, аккуратно уложила волосы и выглянула в окно. Погода сегодня также радовала, так что она оделась полегче – короткое пальто и легкий шарф.

Перед тем как уйти, она снова набрала номер того телефона, что был выгравирован на ошейнике Цезаря. Трубку снова долго никто не брал, так что Надежда даже забеспокоилась, что владелица телефона слишком долго не приходит в себя.

Но вот наконец ответили. Голос был женский, но по тембру и громкости Надежда сразу поняла, что это не та женщина, с которой она разговаривала первый раз.

– Соня? – заорала она в трубку заполошным голосом. – Соня, ты где? Что с тобой? Почему ты второй день не отвечаешь?

– Это не Соня, – последовал строгий ответ.

– Да? – Надежда добавила в голос децибел. – А где Соня? И почему вы отвечаете по ее телефону? Что случилось?

– В больнице ваша Соня, – услышала она в ответ. – Машина ее сбила, вот к нам привезли.

Надежда подумала, что будь на ее месте родственница сбитой женщины, да еще немолодая, то после такого ответа ей самой наверняка понадобилась бы медицинская помощь.

Все-таки ужасно равнодушные люди попадаются в медицинских учреждениях! Не все, конечно.

Очевидно, на том конце поняли, что перегнули палку, потому что заговорили мягче:

– Вы не волнуйтесь, сотрясения у нее нет, только сильный ушиб головы и нога сломана. Сейчас ей в первую очередь нужен покой. Она в себя ненадолго пришла, только никаких сведений о себе сообщить не смогла, назвала только имя.

Надежда продиктовала фамилию Софии и год рождения, а также домашний адрес, после чего повесила трубку, спохватившись, что опаздывает в эту чертову галерею.

Но когда она уже красила губы перед самым выходом из дома, Цезарь лег на коврик перед дверью с тем характерным выражением на морде, которое можно было перевести на человеческий язык фразой: «Только через мой труп».

– Цезарь, в чем дело? – строго проговорила Надежда. – Ты что, хочешь идти со мной на выставку? Нет, нет и нет! Это даже не обсуждается! Как это вообще пришло тебе в голову?

Цезарь уставился на нее полным страдания взором и тоненько, жалобно заскулил. Даже человек, в жизни не державший собак, понял бы по этому скулежу, что песик находится в крайней степени отчаяния, что его разлучили с любимой хозяйкой, что у него стресс и оставаться в одиночестве он не в состоянии.

Надежда никогда не держала собак, зато у нее был кот, и она научилась его понимать. А также знала, что животные умеют хитрить и притворяться получше некоторых людей. Во всяком случае, Бейсик это делал виртуозно. Да и этот пудель – тоже, видимо, артист.

– И не надейся взять меня на жалость! – заявила Надежда. – Это художественная галерея, очаг культуры! С собаками туда не пускают! Ни в коем случае!

В это время телефон снова зазвонил, и снова это был Антон.

– Карета подана!

– А в тыкву она не превратится? – проворчала Надежда Николаевна.

– Во всяком случае, не раньше полуночи. А мы к этому времени уже вернемся, я вам обещаю.

– Ладно, спускаюсь…

Надежда решительно оттащила пуделя от двери и, пока он изображал невыносимое страдание, выскользнула на площадку. Но не успела закрыть дверь на ключ, как из квартиры донесся душераздирающий вой.

Такой вой, должно быть, слышит одинокий путник, пробирающийся зимней ночью по бескрайним просторам Сибири, – и от этого воя у него кровь леденеет в жилах…

Надежда Николаевна испуганно покосилась на соседние двери. И не зря – из-за той двери, где обитал ротвейлер Дима, донесся ответный вой, только в другой, гораздо более низкой тональности. Если голос Цезаря напоминал о ледяной пустыне в бескрайних просторах Сибири, то этот звук можно было связать с ночной африканской саванной.

Конечно, Надежде Николаевне никогда не приходилось бывать в ночной саванне (впрочем, в дневной тоже), но воображение у нее было богатое, и она живо представила жаркую тропическую ночь и крадущегося по саванне голодного льва… вернее, львицу, ведь известно же, что охотятся только львицы, а львы спокойно лежат в траве и ждут, когда им доставят антилопу или буйвола, приготовленного под соусом чили.

А если к этому вою присоединятся остальные собаки дома? Нет, соседи Надежду не поймут!

Она вздохнула и открыла дверь. Цезарь тут же прекратил выть и радостно устремился к своей временной хозяйке, держа в зубах поводок.

– Да ты настоящий шантажист! – неодобрительно проговорила Надежда Николаевна.

Пудель радостно тявкнул, видимо не считая мелкий шантаж чем-то зазорным, и тут Надежде пришла идея, как использовать песика, чтобы отвязаться от Антона.

Она вывела Цезаря из квартиры, заперла дверь, спустилась…

Перед подъездом и правда стояло не обычное такси, а большая, красивая, сверкающая черным лаком машина. Настоящая карета. И из нее приветливо махал Антон.

Надежда подошла к нему и, изобразив на лице глубокое разочарование, проговорила с сожалением:

– Антон, увы, ничего не выйдет. Вот этот товарищ категорически отказался остаться дома один, устроил такой концерт по заявкам, что соседи решили, будто я его убиваю. Так что, как ни жаль, придется отложить посещение выставки до лучших времен.

– Да почему же? Никогда не нужно откладывать на завтра то, что можно увидеть сегодня.

– Но Цезарь… вы же видите, он меня не отпускает! Я уж чего только не пробовала…

Цезарь подтвердил ее слова, прижавшись к ноге Надежды и преданно заглянув ей в глаза.

– А мы возьмем его с собой, – рассмеялся Антон и сделал собачке козу.

– Что?! Но в музеи не пускают с собаками!

– Это не музей, а художественная галерея…

– Но какая разница?

– Очень большая. И кроме того, я же говорил – у меня там добрые знакомые. Очень добрые. И Цезарь даст нам слово, что будет вести себя прилично, ни на шаг не будет от нас отходить… Цезарь, ты ведь нам обещаешь?

Пудель всем своим видом подтвердил эти слова.

– Предатель! – едва слышно прошипела Надежда.

Отвертеться не удалось, и она с тяжелым вздохом села на заднее сиденье машины. Цезарь тут же впрыгнул следом и удобно устроился рядом.

В салоне приятно пахло кожей и еще чем-то. «Может, так пахнут большие деньги?» – подумала Надежда, но тут же отогнала эту мысль. Скорей всего, этот тип просто взял машину напрокат, чтобы пустить пыль в глаза. Но зачем и кому? Ей, Надежде? Глупо.

Галерея «Пространство», находившаяся на Екатерининском канале, занимала анфиладу больших светлых залов в особняке дореволюционной постройки.

У входа посетителей встречала молодая девушка в строгом синем платье, с гладко зачесанными темными волосами. Увидев Цезаря, она вспыхнула:

– Что вы, с собаками к нам нельзя!

Надежда Николаевна выразительно взглянула на Антона – мол, я же говорила!

Но Антон даже не успел ничего ответить. Из-за спины девицы выскользнула особа лет сорока с лишним, с очень короткой стрижкой и в бесформенном балахоне неопределенного серо-коричневого цвета.

Изредка почитывая в салонах красоты гламурные журналы, Надежда знала, что такие бесформенные балахоны сейчас самый писк моды и стоят больших денег.

– Антон! – воскликнула стриженая особа с наигранным восхищением. – Наконец-то ты до нас добрался! Мы так рады, так рады! Проходи, посмотри, что мы устроили!

– Но они с собакой… – робко пискнула испуганная девица.

– Что? – стриженая бросила на нее уничтожающий взгляд. – Ты хоть знаешь, кто это такой?

– Не-ет… – проблеяла девица, еще больше перепугавшись.

– Тогда о чем ты говоришь? И вообще, где ты видишь собаку?

– Во-от… – девица кивнула на Цезаря, который спрятался за Надежду.

– Это не собака! – отчеканила начальница. – Это спутник Антона Сергеевича! И вообще, не торчи тут, как ворона на колу, а принеси всем кофе!

Девица тут же с облегчением испарилась, а стриженая дама подхватила Антона под локоть и повела его по галерее. Надежду она не заметила. Или сделала вид. Надежда Николаевна подхватила песика на руки и поплелась следом, незаметно пожав плечами.

Как ни странно, в галерее были выставлены не инсталляции из сломанных табуреток и карданных валов и не композиции из гвоздей и ржавой проволоки, а вполне традиционные, почти классические статуи. Правда, не римских императоров в тогах и не древнегреческих богов и героев, а офицеров в дореволюционных мундирах и дам в длинных платьях. Надежде даже понравилось, только песик все время вертелся на руках.

Она прислушалась. Издалека доносился голос галерейной дамы, Антон ей изредка отвечал. Ничто не предвещало неприятностей, так что Надежда Николаевна осторожно спустила песика на пол, сделав ему строгое внушение, чтобы вел себя прилично.

Но не успели они перейти в следующий зал, как Цезарь, который до сих пор послушно семенил рядом с Надеждой, вдруг тоненько заверещал и устремился вперед.

– Стой! – закричала Надежда и опрометью кинулась за ним. – Остановись сейчас же, непослушная собака!

Но пудель, до сих пор такой послушный и воспитанный, не обращая на нее внимания, подбежал к одной из статуй, уселся перед ней и тоненько заскулил.

– Что ты себе позволяешь? Как ты себя ведешь? – отчитывала его Надежда, догнав и схватив за поводок.

Но пудель словно не слышал ее. Он скулил, не сводя глаз со статуи.

Надежда Николаевна тоже посмотрела на нее, чтобы понять, что так возбудило Цезаря.

Статуя изображала девушку в легком летнем платье, которая сидела на камне, с раскрытой книгой в руках.

Надежде показалось, что где-то она уже видела эту девушку, причем совсем недавно… Эта свободная поза, изящный поворот головы, длинная шея, которая так хорошо видна, потому что волосы забраны наверх…

Пудель громко тявкнул и очень выразительно посмотрел на Надежду – мол, напряги извилины!

И она вспомнила. На фотографии в соцсетях София Листьева читала книгу точно в такой же позе. Очень похожи были и лицо, и фигура, и наклон головы. Только статуя сидела на камне, а София – на пеньке, что куда удобнее.

– Да, Цезарь, – проговорила Надежда, – ты совершенно прав, эта статуя очень похожа на твою хозяйку. Или хозяйка на статую. Но это не значит, что можно так себя вести! Мы же договорились, что, если я возьму тебя на выставку, ты будешь меня слушаться!

Пудель смущенно тявкнул и виновато опустил глаза.

А Надежда еще раз взглянула на статую…

Следовало признать, что у Надежды Николаевны Лебедевой была одна не очень хорошая привычка. Если в метро или автобусе кто-нибудь рядом читал книгу, ей было трудно удержаться и не заглянуть в текст. Надежде всегда хотелось узнать, что читает человек, ведь говорят же: скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты.

Вот и сейчас она по привычке, из чистого любопытства, заглянула в книгу, которую держала в руках девушка.

Разумеется, Надежда Николаевна не думала, что на каменных страницах она прочтет отрывок детектива или часть философского трактата. Скорее всего, скульптор вообще оставил страницы пустыми. Однако там все же оказалось написано, точнее, высечено несколько слов: «Caesar non supra grammaticos».

– Цезарь не выше грамматиков, – раздался рядом женский голос.

– Что, простите? – произнесла Надежда, обернувшись.

Перед ней стояла маленькая старушка в аккуратном темном костюмчике с белой кружевной блузкой, похожая на героиню какого-нибудь довоенного фильма. Сходство усугублялось старомодной прической – тщательно завитыми седыми волосами.

– Вы же видели, что там написано, – проговорила старушка. – Так вот, это известное латинское изречение: «Цезарь не выше грамматиков».

– Цезарь? – переспросила Надежда Николаевна и покосилась на пуделя. – Вот еще почему ты заинтересовался этой статуей! А какой смысл вкладывается в это изречение?

– Смысл такой, что никакой статус, никакое высокое положение не избавляет человека от обязанности соблюдать грамматические правила, а в более широком понимании – соблюдать нормы культуры и нравственности. Кстати, очень актуальное и полезное в наше время изречение. Альбина Ивановна.

– Что? – удивилась Надежда.

– Это меня так зовут. Альбина Ивановна Пастухова. Я научный консультант галереи.

– А, ясно… а я – Надежда Николаевна. Я…

– Вы – спутница Антона Сергеевича.

– Ну, не в том смысле…

– Разумеется. Он славный человек и очень интересуется искусством.

– Да, я знаю. – Надежда посмотрела на нее понимающе. – Вчера мы, например, были в театре, и там у него тоже друзья…

Старушка ответила ей твердым взглядом, который Надежда Николаевна прочитала без труда: мол, я тут работаю научным консультантом и на все вопросы по выставке отвечу, а обсуждать других людей не буду, не мое это дело. Очевидно, старушка подумала, что Надежда ревнует Антона к хозяйке галереи. Да больно надо!..

Тем не менее для пользы дела Надежда Николаевна решила срочно сменить тему:

– Альбина Ивановна, вы извините, что я пришла на выставку с пуделем. Он ни за что не хотел оставаться дома…

– Да, это мне хорошо знакомо. Впрочем, на сегодняшней выставке собаки не могут ничего повредить. Статуи достаточно прочные. Вот в прошлом году у нас была выставка современного искусства… там один из экспонатов представлял собой груду старой обуви, и к нам на вернисаж пришла одна весьма влиятельная дама со своим чихуахуа. Песик соскочил у нее с рук и утащил одну туфельку. Да еще погрыз ее. Так автор пришел в бешенство – сказал, что его художественный замысел совершенно искажен, что испорченная туфелька была центральным элементом композиции, что она несла основную смысловую нагрузку, и восстановить инсталляцию невозможно…

– Да, трагедия, – усмехнулась Надежда.

– А как вы думаете! Пришлось выплачивать ему очень солидную компенсацию.

– Альбина Ивановна, а можно вас спросить…

– Конечно, я здесь для того и нахожусь.

– Эта статуя… кто был для нее моделью?

– А! Хороший вопрос. Вы знаете, что сегодня у нас выставка скульптура Цезаря Бианки…

– Опять Цезарь! – вполголоса проговорила Надежда, покосившись на пуделя, который приосанился и смотрел горделиво. Она только сейчас узнала имя скульптора, но предпочла в этом не признаваться.

– Цезарь Николаевич – замечательный скульптор и незаслуженно забытый. Он творил в конце девятнадцатого – начале двадцатого столетия и умер почти сразу после революции, в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Видимо, от свирепствовавшего тогда гриппа, так называемой испанки. Он оставил большое творческое наследие. Десятки скульптур малой и большой формы, несколько памятников известным людям… но большую часть своих скульптур он ваял с одной и той же модели – со своей возлюбленной Софии Амальфи…

– София… – как эхо, повторила Надежда. – И здесь София…

– София, как и сам Цезарь Николаевич, принадлежала к старинной итальянской семье, чьи предки перебрались в Россию в восемнадцатом веке, при Екатерине Второй. Так вот, из всех статуй, которые изваял Цезарь Бианки, самая известная – именно эта. Ее обычно называют «Читающая девушка», и эта статуя так понравилась публике, что Цезарю Николаевичу заказали несколько ее воспроизведений…

– Копий? – уточнила Надежда.

– Ну, это не совсем копии… Вот, допустим, кони Клодта, которых вы можете увидеть в самых разных городах Европы…

– Как? А я думала, что они стоят только на Аничковом мосту…

– Зря думали. Таких же коней по моделям Клодта изготовили и для Неаполя, и для Берлина, да и в Москве есть статуи, изготовленные по его эскизам. Так вот, эти кони – действительно копии, потому что их отливали по одному образцу. А все статуи «Читающая девушка» Цезарь Бианки ваял собственноручно, так что это не копии, а вполне равноценные авторские воспроизведения. Между ними есть разница, но несущественная. Главное же отличие в том, что первую статую Бианки делал с натуры, а остальные – по памяти, потому что София Амальфи в тысяча девятьсот восьмом году умерла от чахотки, как тогда называли туберкулез…

– И где сейчас находятся остальные статуи?

– Одна в особняке барона Толля на Фурштатской улице. Когда-то там располагалось общество друзей русской словесности, но после революции этот особняк сначала занял клуб моряков, а потом, после подавления Кронштадтского восстания, его отдали какой-то общественной организации. Что интересно, сейчас там располагается общество библиофилов, то есть любители словесности будто бы вернулись… Есть еще несколько вариантов этой статуи, но где они находятся, я точно не помню. Могу, конечно, разузнать, если вам интересно…

– Нет, совсем не обязательно. Это я так спросила, из чистого любопытства.

– Да, кстати, о любопытстве. С этой статуей связана одна интересная легенда…

Надежда заинтересованно слушала, и даже Цезарь буквально навострил уши.

– Как я вам уже говорила, Цезарь Бианки принадлежал к старинному и довольно богатому семейству, да и сам был востребованным скульптором, чьи работы охотно покупали богатые люди. Когда произошла революция, он понял, что надеяться на возврат прежней жизни не приходится, и решил покинуть Россию. А перед этим обратил все свое имущество в несколько очень дорогих камней – бриллианты и изумруды. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Как раз когда Цезарь Николаевич уже собрался в дальний путь, он заболел испанкой, и болезнь убила его…

– Печально. Но все же в чем заключается легенда?

– Я как раз подхожу к этому. После смерти Цезаря Бианки его имущество конфисковали, но драгоценные камни, о которых знали со слов его друзей и доверенного слуги, найти не удалось. Слугу долго допрашивали в ЧК, но он клялся, что не знает, куда хозяин дел камни. А потом он тоже заболел и перед смертью в бреду все время говорил о драгоценных камнях и о том, что их тайну знает только читающая девушка…

– То есть София Амальфи?

– В том-то и дело, что София умерла за десять лет до самого скульптора.

– Так, может, Бианки спрятал камни внутри одной из скульптур?

– Конечно, так все и думали. Вот эту статую однажды украли и хотели разбить, но, к счастью, успели повредить только постамент, так что восстановить ее не составило труда.

– Надо же, как интересно, – протянула Надежда, – какая захватывающая история!

– Думаете, я нарочно рассказываю байки, чтобы заинтересовать вас? – прищурилась Альбина Ивановна.

– Нет, я так не думаю, – улыбнулась Надежда Николаевна. – Я думаю, что вы достаточно разбираетесь в людях, чтобы распознать во мне не потенциального покупателя, которому нужно запудрить мозги, а в общем-то случайного человека.

– Вы правы, дорогая, – оттаяла старушка, – просто захотелось поболтать. И песик у вас такой симпатичный…

Тут в зал прибежала давешняя девица. Платье у нее отчего-то было помято, а волосы растрепались.

– Антон Сергеевич вас ищет! – брякнула она довольно невежливо. – Куда, спрашивает, они с собачкой запропали?

– Дарья! – возмутилась Альбина Ивановна. – Как ты разго…

Но Надежда Николаевна тихонько тронула ее за руку и показала глазами, что все нормально.

– Ну, ищет так ищет, – миролюбиво сказала она и подхватила Цезаря на руки. – Ведите нас, Ариадна! Впрочем, мы и сами выберемся из этого лабиринта, если ниточку дадите!

– Чего? – Девица захлопала глазами. – Я не Ариадна… я Дарья…

Старушка тихонько хихикнула им вслед.

В большой петербургской квартире было непривычно тихо и пусто. Только в кабинете сидели два человека – сам хозяин квартиры, известный скульптор, и его давний приятель, присяжный поверенный Аскольдов. Друзья сидели в глубоких удобных креслах, на низком столике перед ними стояла бутылка двадцатилетнего коньяка.

За окном то и дело раздавались выстрелы.

– Слава богу, мы с вами еще можем наслаждаться жизнью, можем отгородиться от внешнего мира и беседовать о высоком, пить прекрасный коньяк… и все же я советую вам, Цезарь Николаевич, уезжать из России. Хотя бы на время. Перебирайтесь в Париж, а лучше того – в Ментону… лично я собираюсь в Ментону, я уже снял там виллу на полгода и купил билет на пятницу. Поеду в Гельсингфорс, оттуда – в Стокгольм, а там уж во Францию. Может быть, за полгода здесь все утрясется.

Скульптор нахмурился, опустил глаза.

– Вы все еще колеблетесь? Как бы не было поздно! Поезда пока еще ходят, но долго ли?

– Легко сказать, Вольдемар! У меня здесь все, вся жизнь… здесь – могилы близких мне людей…

– Я же говорю – это не навсегда. Нужно переждать какое-то время, пока не восстановится порядок.

– Вы думаете, все так плохо?

– Куда хуже, чем думают обыватели. У меня самые достоверные сведения. Керенский очень слаб, верных ему войск почти не осталось, армия разваливается. Еще немного – и вся власть в России будет в руках этих, как их, большевиков…

– Большевиков? А я думал, что эсеры влиятельнее!

– Может быть, они и влиятельнее, но большевики куда решительнее, и их лозунги ближе простонародью. Грабь награбленное – это так понятно и близко простому человеку!

– Но мы с вами, Вольдемар, не капиталисты, мы зарабатываем деньги своим трудом!

– Думаете, это кого-то интересует? Они хотят одного – отобрать все и поделить. Они хотят въехать в вашу квартиру, спать в вашей постели, пить вот этот ваш коньяк… ваш слуга, этот Прохор, первым позарится на ваше добро!

– Это вы зря. Прохор – хороший человек и чрезвычайно предан мне…

– Не знаю, не знаю. Может быть, он и исключение из правил, но подавляющее большинство радостно кинется грабить своих хозяев или просто более удачливых соседей!

– Но вы же сами говорите, Вольдемар, что долго они не смогут продержаться. Полгода, от силы год…

– Да, но за это время они успеют разорить страну. А нас с вами, скорее всего, убьют.

– Что же делать? Умные люди успели вывезти все свои ценности во Францию или Германию, а у меня все здесь, дома…

– Я вам советую, пока не поздно, обратить деньги во что-то, что можно вывезти за границу. Что-то компактное и ценное… предположим, в драгоценные камни…

В глубине квартиры раздался нервозный, дребезжащий дверной звонок.

– Вы ждете кого-нибудь? – настороженно спросил Аскольдов.

– Нет, никого…

– У вас надежные запоры?

Дверь кабинета приоткрылась, на пороге появился Прохор.

– Кто там пришел?

– Племянник ваш, Вацлав Казимирович. Пустить?

– Ах, Вацлав… – Цезарь Николаевич поморщился. – Что ему нужно? Впрочем, пусти, я с ним переговорю. Все же родная кровь. Подождите меня, Вольдемар.

Скульптор прошел в малую гостиную, где его уже ждал молодой человек с нездоровым бледным лицом и темными кругами под глазами.

– Дядя, спасите меня! – воскликнул он театральным голосом.

– Ну, что с тобой опять? – поморщился Цезарь Николаевич.

– Я проигрался… ужасно, катастрофически проигрался!

– Господи, нашел время! Сколько раз я тебе говорил…

– Но, дядя, это вышло как-то само собой. Мне удивительно везло, я выиграл большие деньги и хотел уже остановиться…

– Ну, так и остановился бы!

– Но Серж… мой противник… он так просил реванш… я не смог ему отказать… а потом карта пошла ему, он отыгрался, и еще много выиграл… и поступил как джентльмен – позволил мне продолжить в долг, чтобы отыграться… но я проигрался в пух и прах!

– Как всегда!

– Нет, куда больше, чем прежде! – в голосе племянника прозвучала какая-то извращенная гордость.

– Чего же ты от меня хочешь?

– Дядя, выручите меня!

– С какой стати? Я тебя сто раз предупреждал, просил, уговаривал – все впустую!

– Если вы не поможете – мне остается только застрелиться. Это долг чести, его необходимо заплатить – или свести счеты с жизнью! Третьего не дано!

– Господи, сколько можно!

Вацлав внезапно успокоился и заговорил внятным и сдержанным голосом:

– Дядя, я знаю, у вас есть деньги. И я не прошу их у вас просто так. Я принес вам… сами знаете что.

– Неужели? – Цезарь Николаевич удивленно взглянул на племянника. – Это то, о чем я думаю?

– То самое.

Вацлав достал из-за пазухи небольшую деревянную коробку и протянул скульптору. Тот в волнении открыл ее, заглянул внутрь и поднял глаза на племянника:

– Это семейная реликвия. Ты это понимаешь?

– Разумеется! Поэтому я и принес ее вам, а не пошел к какому-нибудь скупщику.

Скульптор криво усмехнулся:

– Конечно, никакой скупщик не дал бы тебе настоящую цену. Да и живым бы ты от него не вышел.

– Ну так что, вы дадите мне денег?

– А знаешь что? Дам! Выйди на минутку.

Едва племянник вышел из комнаты, Цезарь снял со стены картину, под которой оказался сейф. Открыл дверцу, достал несколько толстых банковских пачек, закрыл сейф и повесил картину на место. Затем снова позвал племянника и отдал ему деньги.

Тот театрально рассыпался в благодарностях и тут же убежал.

Цезарь Николаевич вернулся к своему гостю.

– Чего хотел ваш племянник?

– Как обычно – денег.

– Ну и как, вы его прогнали? Давать ему деньги – бессмысленно и даже безнравственно.

– Знаете, Вольдемар, это удивительно. Как раз перед его приходом вы советовали мне купить что-нибудь компактное и ценное. И тут пришел Вацлав и предложил мне купить у него вот это… – с этими словами скульптор протянул другу деревянную коробку.

Тот открыл, взглянул на ее содержимое и ахнул:

– Я слышал о его существовании, но, честно говоря, не верил!

– А я видел его два или три раза, пока был жив отец Вацлава. Но, честно говоря, думал, что Вацлав уже давно проиграл его или просто потерял. И вот, как видите…

– Я только одно вам посоветую – как можно скорее спрячьте это. И как можно надежнее. Вы ведь знаете своего племянника… пройдет несколько дней – и он снова проиграется, ему опять понадобятся деньги, и он подумает, что продешевил. И вообще, собирайтесь уже в Гельсингфорс!

– Да, непременно, как только доделаю кое-какие дела. А насчет первого вашего совета… вы правы, я спрячу это уже сегодня. Я знаю, где это будет в безопасности.

Антон ожидал их в холле один, его знакомая в мешковатом платье отсутствовала, чему Надежда обрадовалась.