Наталья Александрова
Клеймо сатаны
– Вы уверены, что эта табакерка принадлежала именно ему?
– Ну, пока не проведены все исследования, полной уверенности нет. Но предварительные данные говорят, что это так. В воспоминаниях одного из якобинцев написано, что в самом начале тысяча семьсот девяносто четвертого года Робеспьер в знак дружбы подарил серебряную табакерку своему молодому соратнику Огюсту Декланжу. Этот Декланж благополучно пережил якобинский террор, при Наполеоне дослужился до полковника. Его правнук переселился в Россию, служил; выйдя в отставку, стал помещиком Тамбовской губернии. А я несколько лет тому назад познакомился с интеллигентной старушкой, которая рассказала мне, что ее прадед был тамбовским помещиком, из обрусевших французов, фамилия его была Декланов. И в их семье как зеницу ока хранили некую табакерку. Истории этой табакерки старушка в подробностях не знала, но повторяла, что прадед очень ее берег, притом что табакерка с виду не представляла из себя большой ценности…
Витек Перегудов брел по улице, зыркая глазами по сторонам, – мало ли, подвернется что-нибудь стоящее. Подвыпивший работяга с оттопыренным карманом или бестолковая баба – в общем, кто-то, чьи карманы обчистить ничего не стоит.
Правда, сегодня Витек уже провернул хорошее дельце, так что день, как говорится, прожит не зря, не потрачен впустую, но терять квалификацию тоже не годится.
Оглядывая прохожих на предмет кражи, он чуть не прошел мимо длинной черной машины. Уже в самый последний момент заметил, что за рулем сидит мордатый бритоголовый тип – тот самый, который поручил ему раздобыть табакерку.
Бритоголовый мигнул Витьку – мол, садись в машину.
Два раза повторять ему не пришлось.
Витек сел на пассажирское место, удобно развалился, расплылся в улыбке.
Нет, все же хорошо живут эти богатые! Машины у них удобные, с мягкими сиденьями. Даже пахнет в них классно – коньяком, хорошим табаком, дорогой кожей. Витек довольно зажмурился, достал из кармана расческу, расчесал редкие рыжеватые волосы.
Машина сорвалась с места, проехала несколько кварталов, свернула под мост и снова остановилась.
Пока они ехали, настроение у Витька изменилось. Вообще, оно менялось быстро, как погода в Питере. Улыбка сошла с его лица, сменившись раздраженной гримасой. Витек подумал, что вот трудится он в поте лица, минуты свободной не имеет, носится по городу как ошалелый, но никогда в жизни не заработает на такую машину. Это сколько же кошельков нужно стащить, чтобы купить такое?..
– Принес? – вторгся в его мысли холодный, мертвый голос бритоголового.
– А как же! – Витек снова повеселел, полез за пазуху, нашарил там сверток. – Вот она!
Бритоголовый взял у него сверток, зашуршал бумагой.
– Дело сделано! – жизнерадостно проговорил Витек. – Пора расплатиться, согласно договору!
Это был самый приятный момент: сейчас бритый лох отслюнит Вите положенное, и можно будет с бабками в кармане закатиться к Анжелке на Третью Советскую… Анжелка – баба хорошая, с пониманием, но без денег к ней лучше не соваться.
Однако бритоголовый тип подозрительно долго молчал. А потом всем телом повернулся к Витьку и процедил:
– Что ты мне принес?
– То есть как это – что? – переспросил Витек. – Что ты велел, то и принес! Эту… как ее… табакерку!
– Это не та табакерка! Ты что – хочешь меня развести, как дешевого лоха?
Настроение Витька снова начало меняться. Этот бритый фраер, похоже, не хочет платить ему, что положено? Это он хочет обвести Витька вокруг пальца, хочет проехать без билета! Но нет, с ним, Витьком Перегудовым, такой номер не пройдет! Он хоть и не крутой авторитет, а мелкий приблатненный субчик, можно сказать – крестовая шестерка, об которую авторитетные уголовники ноги вытирают, но кинуть себя какому-то фраеру не позволит!
– Э, фраерок, – процедил он высоким неприязненным голосом. – Так дела не делаются. Ты мне велел взять вещь у того мужика, когда он выйдет из лавки, – я и взял. Я свое дело сделал как положено, так что попрошу рассчитаться!
Похоже, угрожающий тон Витька не произвел на бритого фраера никакого впечатления. Он неприязненно взглянул на карманника, презрительно скривил рот и ответил:
– Так вот что я тебе скажу. Принесешь мне ту табакерку, которая мне нужна, – получишь деньги, не принесешь – ни шиша не получишь! Я за просто так платить не собираюсь!
– Я тебе уже принес одну! Ежели она тебе не понравилась, я тут ни при чем! Ишь, чего захотел – чтобы я за одну плату два раза работал? Ищи себе другого дурака! Только сперва со мной рассчитайся! Витя Перегудов за просто так не работает!
– Надо будет – десять раз отработаешь! Смотреть надо было, что берешь! И не строй из себя крутого, я таких в гробу видал!
– Видал он?! – взвизгнул Витек, сам себя накручивая на истерику. – Ты таких, как я, еще не видал! Гони монету, как договаривались, или…
– Или что? – усмехнулся бритоголовый. – Вот что, вали-ка ты отсюда, пока цел! Я поищу другого исполнителя, потолковее!
Глаза Витька заволокла багровая пелена.
– Поищешь? – переспросил он и полез в карман, где у него лежал нож. – Это тебя в Обводном канале поищут, да только не найдут!
Однако вытащить нож он не успел.
Бритоголовый фраер оказался проворнее. Или он уже был готов к такому повороту событий, и нож у него был наготове. Во всяком случае, узкое лезвие вдруг сверкнуло у него в руке и мягко, словно в подтаявшее масло, погрузилось под ребра Витьку.
Витек охнул, в глазах у него потемнело, от чудовищной боли перехватило дыхание.
– Ты… что… – пролепетал он слабым, едва слышным голосом.
Это были его последние слова. Глаза Витька Перегудова погасли, и он провалился в глухую бездонную тьму.
– Пожалуй, так оно и лучше, – проговорил бритоголовый, убедившись, что Перегудов мертв. – Лишний свидетель мне ни к чему.
С этими словами он открыл дверцу машины, вытолкнул Витькино тело на мостовую, огляделся по сторонам.
Поблизости никого не было, и он поехал прочь.
Дверной колокольчик звякнул, как всегда, в самый неподходящий момент – главная героиня как раз собралась выпить отравленное вино. То есть она, конечно, не знала, что вино отравлено, а Леша уже обо всем догадался…
Он с неудовольствием отложил книгу, убрал ее в ящик стола и взглянул на посетителя.
Это был крупный широкоплечий мужчина с выбритой наголо головой. От него исходило ощущение уверенности и силы. Причем силы опасной, недоброй, коварной.
Леша подумал, что чтение детективов негативно сказывается на его нервной системе. Старик опять оставил его в магазине одного, уехал по каким-то своим делам и обещал вернуться к обеду.
– Я вам чем-то могу помочь? – произнес он свою коронную фразу.
– Помочь? – переспросил бритоголовый и уставился на Лешу тяжелым неприязненным взглядом. – Еще как можешь!
– Вы ищете что-то конкретное?
– Да, очень конкретное. Мне нужна табакерка.
– Табакерка? – Леша вновь почувствовал смутное беспокойство, но вымученно улыбнулся и указал на левую витрину: – Вот здесь, вы видите, есть несколько очень хороших табакерок. Какой суммой вы располагаете?
– Ты меня не понял, – процедил посетитель. – Мне не нужно это твое залежалое барахло. Где та табакерка, которую ты должен был отдать Загряжскому?
– А, так вы от Леонида Романовича?.. – пробормотал Леша, опустив глаза. – Ему не понравилась табакерка, которую он приобрел?
– Ты мне лапшу на уши не вешай! – бритоголовый придвинулся ближе, навис над прилавком. – Ты отдал Загряжскому не ту табакерку! Я тебя ясно спросил: где та?
Леша облизал пересохшие губы и часто, растерянно заморгал. Странный посетитель его здорово напугал, и он не знал, как выкрутиться из дурацкого положения.
– Ты меня не понял? – бритоголовый протянул руку, схватил с полки ту самую мейсенскую пастушку, из-за которой Старик недавно отчитывал Лешу, швырнул ее на пол. Статуэтка разлетелась на сотню розовых осколков.
– Что вы делаете?! – вскрикнул Леша и потянулся к тревожной кнопке. Старик говорил, что группа быстрого реагирования приедет через пять минут…
– Даже не думай! – рявкнул бритоголовый.
В его руке появился нож, глаза вспыхнули мрачным огнем, и Леша отдернул руку от кнопки.
– Ты меня так и не понял, – проговорил страшный посетитель, приставив нож к Лешиной груди. – Я с тобой не шутки шутить пришел. Мне нужна табакерка, та самая табакерка! Где она? Отвечай быстрее, у меня мало времени!
– Но… но ее здесь нет… – залепетал Леша.
– Ответ неправильный, – посетитель схватил свободной рукой чудную, синюю с золотом, немецкую вазочку для конфет и бросил на пол. Следом за вазочкой полетела чайная чашка с пухлым розовым ангелом. Севр, восемнадцатый век…
– Что вы делаете?! – вновь вскрикнул Леша.
– Освежаю твою память! Итак, в последний раз спрашиваю – где табакерка?
Бритый схватил старинную немецкую сахарницу в виде слона с погонщиком на спине. Леша вспомнил цену этой сахарницы и жалобно проговорил:
– Не надо… поставьте на место, пожалуйста… Ее… ту табакерку… купила девушка…
– Девушка? – Сахарница зависла над полом, Леша следил за ней как зачарованный. – Какая еще девушка? Что ты несешь? Девушки не покупают антиквариат!
– Она купила не для себя, – поспешно заговорил Леша. – Ей нужен был оригинальный подарок для шефа… для начальника… у него был день рождения…
– Начальник? – переспросил бритоголовый, покачивая на весу сахарницу. – Какой начальник? Не пытайся меня обмануть!
– Я не обманываю! – пробормотал Леша. – Честное слово! Да вот же ее визитка…
Он потянулся к ящику, куда сунул визитку той долговязой девчонки, но бритоголовый тип рявкнул:
– Я сказал – держи руки на виду! Или я их тебе укорочу!
– Но визитка…
– Я сам ее найду! – Бандюга поставил злополучную сахарницу, обошел прилавок, выдвинул ящик, увидел там раскрытую книгу, хмыкнул, перетасовал стопку визиток.
– Вот эта! – пискнул Леша, показывая глазами на серебристый картонный прямоугольник.
Бритоголовый осторожно взял визитку двумя пальцами за края, прочел:
– «Золотой глаз». Все виды художественной фотографии. Съемка на свадьбах, юбилеях, корпоративах. Мы запечатлеем счастливые моменты вашей жизни!» Ты ничего не перепутал? – процедил он угрожающе. – Это точно ее визитка?
– Я клянусь! – Леша выпучил глаза, прижал руки к груди.
– Ну смотри! – бритоголовый сунул визитку в карман, обошел прилавок, повернулся: – Если ты меня обманул – пеняй на себя!
Затем он небрежным жестом смахнул с прилавка сахарницу и покинул магазин, напоследок звякнув колокольчиком.
Леша еще долго не мог пошевелиться. Он смотрел то на дверь, закрывшуюся за страшным посетителем, то на разноцветные осколки фарфора, усеявшие пол магазина.
Решили праздновать в обед, для этой цели шеф разрешил даже закрыть ателье.
– Извините! – Вероника повесила на дверь табличку: «Закрыто по техническим причинам».
– Ничего, подождут, – уверенно сказала Светка, – не каждый день у нашего шефа день рождения. И все с ней согласились.
Нинель Васильевна нареза́ла торт, Вероника расставляла бокалы, фотограф Виталик открывал шампанское.
– Дорогой Михаил Юрьевич! – начала Светка, постучав ложечкой по стеклу и добившись относительной тишины. – В этот торжественный день позвольте поздравить вас…
– И с днем ваших именин! – гаркнул Виталик басом.
Светка покосилась на него злобно, но продолжала, стараясь перекричать смех и звон бокалов:
– Поздравить вас с вашим замечательным праздником и пожелать вам всего…
Сегодня стихи у Светки не получились. Вероника не знала, как для всех, а для нее это было приятным сюрпризом.
– Всего самого-самого, чего вы для себя хотите! – орала Светка. – И чтобы для вас всегда светило солнце в объектив…
– В объектив не надо, – ввернул неугомонный Виталик, – снимки не получатся…
Светка посмеялась вместе со всеми, но на Виталика бросила такой выразительный взгляд, что едва не прожгла дыру в его фирменной джинсовой рубашке.
– И в этот торжественный день мы решили преподнести вам памятный и очень оригинальный подарок! – Чтобы перекрыть шум, Светка завизжала, как циркулярная пила.
И уже вышла из кабинета Анна Валерьевна, держа в руках сверток с табакеркой, и улыбнулась, и протянула руки. Она настояла на том, чтобы лично вручить шефу подарок. Вероника подозревала – чтобы не допустить Светку до поцелуев. Наверняка Михаил Юрьевич сам об этом бухгалтера попросил, в прошлый раз он едва уловимо поморщился во время такого же действа. Светка еще, ко всему прочему, неумеренно обливалась отвратительно пахнущими духами.
Бухгалтер сделала шаг в сторону шефа, и тут у него зазвонил мобильный телефон. Он взглянул на дисплей, и мгновенно улыбка сбежала с его лица.
Анна Валерьевна махнула рукой Светке, чтобы та не вздумала кричать. Все знали, что это такое. Было у Михаила Юрьевича еще одно занятие. Иногда ему звонили и вызывали на съемку. Звонили не часто, но являться нужно было немедленно. Никто не знал, откуда звонят, известно было только, что снимать шефу приходится ну очень высоких лиц. И сейчас, надо думать, случилось именно то самое событие.
– Понял, – коротко сказал шеф в трубку, потом послушал еще и закончил: – Буду. Ну вот, – сказал он, убирая мобильник, – простите, ребята, но труба зовет. Вы уж тут празднуйте без меня.
– А подарок… – заикнулась было Светка, но шеф сделал большие глаза и показал пальцем наверх. И после этого исчез.
– А что? – сказал Виталик. – Так даже лучше. Раскрепостимся без начальства-то! Анна Валерьевна, давайте на брудершафт выпьем!
– Ну тебя, балабон! – отмахнулась бухгалтерша.
– Тогда с тобой, Вероничка! И поцелуемся непременно!
Он был ниже ее на голову, но выглядел ужасно смешным, когда закрыл глаза и вытянул губы трубочкой. Она глотнула шампанского и поцеловала Виталика в лоб.
…Михаил проехал под железнодорожным мостом и выехал за пределы города. Где-то здесь его должны встречать…
Он покосился на заднее сиденье, где лежала сумка с оборудованием – камеры, объективы и все прочее, что может понадобиться для съемки. Сегодняшний день должен стать судьбоносным в его карьере элитного фотографа!
То есть, конечно, ему уже удалось приобрести имя, он был одним из самых известных фотографов в городе, но Ольшанский – это совсем другой уровень, это уже Москва… Если Ольшанский останется доволен – он может рекомендовать Михаила своим знакомым, а это самые известные, самые богатые и влиятельные люди в стране… Главное, не ударить в грязь лицом, провести фотосессию на самом высоком уровне!
Занятый такими приятными и волнующими мыслями, Михаил едва не пропустил нужный поворот. В самый последний момент он увидел на перекрестке длинную черную машину и стоявшего возле нее человека, высокого и массивного, в длинном черном плаще, с наголо бритой головой.
Михаил, как настоящий фотограф, отметил, что этот бритоголовый человек очень фотогеничен, в нем есть какая-то зловещая красота, то, что называют харизмой. Если бы ему предстояло снимать этого человека, задача была бы очень простой, но Ольшанский – совсем другой случай: мелкий, тщедушный человечек с незначительным лицом. Трудно поверить, что он – магнат и миллиардер, один из богатейших людей нашего времени. Чтобы сделать его фотографии яркими и выразительными, Михаилу придется основательно потрудиться…
Бритоголовый помахал рукой. Михаил сдал назад, подъехал, опустил стекло:
– Вы, наверное, меня ждете?
– Если вы – Рубцов.
– Совершенно верно! – Михаил приветливо улыбнулся, назвал свое имя, но бритоголовый не представился в ответ, на лице его не дрогнул ни один мускул. Он пристально оглядел Михаила, сдержанно кивнул и проговорил:
– Поедете за мной!
Черная машина свернула на боковую дорогу и помчалась вперед. Михаил последовал за ней.
По сторонам от дороги пролетали светлые березовые рощицы, просторные поляны. Промелькнула маленькая невзрачная деревенька. На смену пронизанным солнцем лиственным рощам пришел темный, мрачный ельник.
Дорога сделала плавный поворот. Впереди показался шлагбаум. Черная машина мигнула задними огнями, сбросила скорость и плавно остановилась. Михаил остановился чуть позади. Бритоголовый мужчина вышел из своей машины, подошел к «ауди» Михаила и наклонился:
– Пересядьте, дальше я поведу сам!
Михаил пожал плечами: у богатых свои причуды, а его дело маленькое – делай, что велят…
Он пересел на пассажирское место. Бритоголовый сел за руль, достал из кармана брелок, нажал на кнопку. Шлагбаум плавно поднялся, и машина покатила дальше.
Вскоре дорога сделала еще один поворот.
Михаил ожидал увидеть впереди красивый загородный дом или ухоженный парк с посыпанными гравием дорожками, с копиями античных статуй, гротами и беседками – но вместо этого в лесу показалась прогалина, обрывающаяся краем глубокого оврага.
Водитель затормозил, поставил машину на ручник и повернулся к Михаилу:
– Нам рекомендовали вас, как лучшего фотографа в городе.
– Ну что ж, не буду скромничать. – Михаил довольно улыбнулся. – Говорят, я и правда неплохо снимаю, у нас в городе я очень востребован. Знаете, как это бывает – несколько лет ты работаешь на репутацию, а потом репутация работает на тебя…
– Мы, конечно, могли вызвать из Москвы фотографа, с которым обычно работаем, – бритоголовый назвал известную фамилию. – Но решили попробовать нового человека. Так что, сами понимаете, от того, как вы себя покажете, будет зависеть ваше будущее…
С этими словами бритоголовый покровительственно похлопал Михаила по плечу.
Михаил хотел было возмутиться: он все же не рядовой служащий, он человек творческий, незаурядный и не привык к такому пренебрежительному обращению…
Но вдруг он почувствовал укол в плечо, голова закружилась, и слова застряли у него в гортани. Он внезапно ощутил ужасную слабость, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, как будто только что разгрузил вагон угля.
– Что… что это… что вы… что со мной… – пробормотал он едва слышно.
Язык онемел, он едва помещался во рту и ворочался с трудом, как после обезболивающего укола.
А бритоголовый тип внезапно изменился.
Глаза его заблестели, черты лица заострились, скулы залила восковая желтоватая бледность. Он склонился над Михаилом и проговорил холодным, жестким, требовательным голосом:
– Где табакерка?
– Ч-то?.. – переспросил Михаил, с трудом ворочая языком. – О чем… вы… говорите?..
– Ты слышал, – бритоголовый облизал сухие губы. – Повторяю: где табакерка?
– Ка… какая табакерка?.. – с трудом выдохнул Михаил. Он пытался понять, что происходит, чего хочет от него этот странный человек, но мысли ворочались в голове так же тяжело, как язык во рту.
– Старинная французская табакерка! – процедил бритоголовый. – Где она?
– Понятия… не имею… о чем вы… говорите… – пролепетал Михаил едва слышно.
– Тебе должны были ее подарить подчиненные! У тебя вчера был день рождения!
– Да… – честно признался Михаил. – День рождения… вчера… но я весь день был на выезде… они хотели отпраздновать сегодня, но не успели… ваш звонок…
– Черт! – бритоголовый ударил кулаком по сиденью. – Черт, черт! Какой прокол! – Он вновь склонился над Михаилом и спросил, тяжело двигая желваками: – У кого табакерка?
– Я… я не знаю… – Михаил испуганно смотрел в горящие пронзительные глаза. Он никак не мог понять, чего от него хочет этот ужасный человек.
Все это было непонятно и бессмысленно. Какое отношение имеет ко всему происходящему его несостоявшийся день рождения? При чем тут какая-то табакерка?
– Черт! – повторил бритоголовый, скривившись. – Похоже, ты и правда ничего не знаешь. После этого укола ты бы не смог врать. Но тебе это не поможет. Ты видел меня, ты знаешь о табакерке, значит, тебя ни в коем случае нельзя оставить в живых…
– Пожалуйста, не надо… – пролепетал Михаил, но у него не было сил даже на страх, даже на мольбу. Сознание его путалось, перед глазами плыли цветные круги и полосы.
Тем временем бритоголовый начал лихорадочно действовать. Он перетащил Михаила на водительское место, затем достал из кармана маленькую бутылочку водки, побрызгал вокруг, остатки влил в рот Михаилу. Затем снял машину с ручника, выбрался из нее и подкатил к краю оврага. Еще один сильный толчок – и машина, постепенно набирая скорость, покатилась вниз.
Водка, которую невольно проглотил Михаил, обожгла пищевод.
Сознание его внезапно прояснилось, зрение стало отчетливее. Он увидел несущийся ему навстречу склон оврага, увидел на самом его дне огромный валун. Машина катилась именно к этому валуну, еще несколько секунд – и она врежется в него, и тогда – все, конец…
Собрав остатки сил, Михаил бросил непослушное тело к дверце. К счастью, замок не был заблокирован, дверца распахнулась, и Михаил выкатился из машины. Он врезался лицом и плечом в склон, ободрал руку о корявый корень, ударился головой о толстый сук. В глазах у него потемнело, но он все же сумел откатиться в сторону, больше того – как раненое животное, инстинктивно ищущее убежища, заполз в колючие заросли можжевельника.
И тут ниже по склону раздался грохот – это его машина врезалась в валун. Зазвенели бьющиеся стекла, заскрежетал металл, на секунду наступила тишина, а потом грохнуло гораздо громче, чем в первый раз: взорвался бензобак.
Михаил приподнялся на локте, выглянул из своего укрытия и увидел охваченный огнем остов машины…
В ту же секунду последние силы оставили его, и он потерял сознание.
На краю оврага стоял бритоголовый человек в длинном черном плаще.
Он смотрел на пылающие обломки машины. Убедившись, что все кончено, он резко развернулся и зашагал обратно, к шлагбауму, туда, где оставил свою машину.
Чертова табакерка опять ускользнула от него. Такое впечатление, что она играет с ним в прятки!
Ну ничего, теперь он знает, где ее искать. Перед смертью фотограф раскололся. Ему не успели подарить табакерку – значит, она находится в фотоателье.
Робеспьер спустился с трибуны, опустив голову.
Его речь приняли хорошо, доброжелательно. Ему хлопали… но хлопали, как хлопают артисту на вторых ролях, хуже того – как ярмарочному фокуснику: сдержанно, покровительственно. Нет, ему нужен не такой успех… Мирабо, Варенн, Лафайет – вот кого толпа встречает бурными аплодисментами! В чем же причина их успеха? Да всего лишь в том, что у них есть имя, есть родословная, есть связи. Он же в глазах парижан был и остается жалким провинциалом. То есть даже сейчас, в годы Великой революции, нет равенства, нет справедливости!
Робеспьер сам удивился тому, с какой злостью он думает о более удачливых политиках.
Но разве он завидует выпадающим на их долю аплодисментам?
Нет, аплодисменты – это пустой звук, мишура, фальшивая монета! Если он завидует – то только месту, которое эти люди займут на страницах Истории. И даже больше этого – тому, что они смогут внести свой вклад в борьбу за Справедливость…
Робеспьер уже подходил к выходу из зала, когда его остановил худощавый человек средних лет в скромном сером сюртуке.
– Господин Робеспьер! – проговорил он вполголоса. – Не изволите ли…
– Не господин, а гражданин! – поправил его Максимилиан. – А впрочем, что вам угодно?
– Мне поручено пригласить вас на встречу с весьма влиятельными господами… простите, гражданами.
– Кто они такие и почему я должен идти на эту встречу?
– Разумеется, вы ничего не должны, но вам просили передать, что встреча с этими господами может самым благоприятным образом отразиться на вашей политической карьере.
Робеспьер задумался.
Конечно, это весьма странное приглашение, но отчего бы не принять его?
Только что он думал о том, что ему не хватает связей, влиятельных знакомств – и вот его приглашают на встречу некие влиятельные господа. Может быть, это перст судьбы? Может быть, это событие изменит его жизнь?
– Что ж, ведите меня! – решительно проговорил Робеспьер.
Незнакомец учтиво поклонился и вывел его из здания боковым коридором. На улице их ждал закрытый экипаж.
Робеспьер поднялся в него и сел на подушки. Человек в сером устроился на козлах, и экипаж тронулся.
В экипаже Робеспьер оказался не один. Напротив него сидел невысокий человек крепкого сложения в черной треугольной шляпе. Робеспьер поздоровался с ним, как того требуют приличия, но тот в ответ только что-то нечленораздельно пробурчал.
Экипаж мчался, ровно покачиваясь на рессорах. Окна его были закрыты плотными шторами из черного бархата. Робеспьер хотел выглянуть в окно, чтобы узнать, куда его везут, но шторы были так плотно закреплены, что не оставалось ни щелки.
– Куда мы едем? – спросил он у своего спутника.
Тот опять что-то промычал.
– В конце концов, месье, это невежливо! – рассердился Робеспьер. – Извольте ответить на мой вопрос!
Незнакомец вновь замычал и открыл рот. Во рту у него торчал багровый обрубок языка.
Робеспьер испуганно замолчал.
Наконец экипаж поехал медленнее и вскоре остановился. Дверца его открылась. Немой спутник Робеспьера ловко выкатился наружу, откинул лесенку, помог пассажиру спуститься.
Робеспьер огляделся.
Они находились в незнакомом месте, в одном из предместий Парижа. Перед ними была кованая решетка, за ней – заросший, неухоженный сад.
Немой ключом открыл калитку, вошел в сад и жестом предложил Робеспьеру следовать за ним.
Несколько минут они шли по извилистой дорожке среди кустов жимолости, наконец вышли на открытый участок, посреди которого возвышался дом, скорее даже небольшой замок. По краям фасада имелись две круглые башни, в центре – каменное крыльцо. На двери – массивная бронзовая ручка в виде головы дракона с кольцом в пасти.
Немой поднялся на крыльцо, постучал в дверь бронзовым кольцом.
Дверь тотчас открылась.
На пороге стоял человек в черном камзоле и позолоченной маске. В руке его был массивный посох из черного дерева.
– Благодарю тебя, Поль! – проговорил он, кивнув немому, и тот тотчас же удалился.
– Приветствую тебя, путник! – на этот раз человек в маске обратился к Робеспьеру. – В этом доме тебя ждет теплый прием!
Из-за маски голос его казался гулким и каким-то неживым.
– Вы хотели встретиться со мной? – осведомился Робеспьер, желая как можно скорее прекратить эти странные церемонии и перейти к делу. – Я приехал. Извольте…
Но человек в маске не дал ему договорить. Он поднес палец к губам, повернулся и пошел в глубь особняка.
За дверью был огромный холл, выложенный черно-белыми плитами, как шахматная доска. В глубине этого холла разинул свою пасть камин – столь огромный, что в него вполне свободно мог бы въехать экипаж, на котором сюда привезли Робеспьера. По обеим его сторонам возвышались изваяния неких чудовищ с телами людей и головами волков.
– Чей это дом? – спросил Робеспьер своего провожатого, но тот вновь прижал палец к губам.
Они поднялись по лестнице, прошли по сводчатому коридору и вошли в длинную полутемную комнату.
В этой комнате за длинным столом восседали одиннадцать человек в таких же, как у провожатого, позолоченных масках. В глубине комнаты жарко пылало пламя в камине – не таком большом, как в холле, но очень красивом.
Робеспьер наконец понял, куда его привели.
Это была одна из масонских лож, о которых ему много приходилось слышать. Говорили, что некоторые ложи обладают большим влиянием. Что ж, может быть, это именно то, что нужно, здесь он приобретет те связи, которых ему не хватало, чтобы выйти в первые ряды деятелей революции…
Когда дверь открылась, все лица, точнее, все маски повернулись к вошедшим. Провожатый Робеспьера остановился на пороге и трижды ударил в пол своим посохом.
– Кто это стучит? – спросил человек, восседавший во главе стола.
– Это брат Скорпион, привратник ложи! – отвечал спутник Робеспьера. – Я привел путника, нуждающегося в гостеприимстве, и прошу братьев открыть перед ним свои сердца! Этого путника привела в наш дом любовь к справедливости! Один из наших достойных братьев готов поручиться за него!
– Готов ли этот путник принять на себя тяжелый труд вольного каменщика? – осведомился председатель, повернувшись к Робеспьеру.
Тот замешкался, не зная, что сказать, но за него ответил провожатый:
– Путник устал в долгой дороге. Позвольте ему посидеть у огня и послушать разговоры братьев.
– Да будет так! – Председатель указал на кресло, стоявшее у камина.
Провожатый подвел Робеспьера к этому креслу.
Максимилиан опустился в него и почувствовал исходящее от камина благодатное тепло.
Все заняли свои места, и продолжился прерванный разговор.
Человек, сидевший по правую руку от председателя, заговорил:
– Все же мне кажется, что наиболее достойная фигура – это граф Мирабо…
– Согласен с вами, брат Стрелец! – поддержал его сосед. – Он, как никто, умеет увлечь толпу, а сейчас именно симпатии толпы играют решающую роль в судьбе страны!
Но тут слова попросил брат Скорпион – тот самый, кто привел сюда Робеспьера.
– Вы все знаете, братья, – начал он. – Все вы знаете, что в котле революции, как в ведьмином горшке, перемешаны самые разные, самые противоречивые компоненты. Здесь и мечты о милосердии, о любви и братстве, здесь и ненависть к ближнему, жажда крови и наживы. Приспособиться к этой адской смеси, научиться управлять ею почти невозможно. Но можно добавлять в этот котел щепотку то одной приправы, то другой, добиваясь определенного вкуса. Никому не дано знать, кто завтра станет избранником толпы – но можно играть на вкусах этой толпы, на ее пристрастиях.
– Что мы с вами и делаем, – вставил реплику председатель.
– Совершенно верно. – Оратор вежливо кивнул. – Так вот, мне кажется, что самым правильным будет поддержать этого человека. – И он плавным, красивым жестом указал на Робеспьера. – Особенно учитывая имя того, кто его рекомендовал…
– Кто же это? – несколько надменно осведомился брат Стрелец.
Все повернулись к Робеспьеру. Он же растерянно молчал, глядя на того, кто привел его в эту комнату.
Брат Скорпион привстал и сказал нечто неожиданное:
– Друг мой, не угостите ли брата Стрельца табаком?
Максимилиан поднялся, подошел к удивленному масону и проговорил:
– Не хотите ли угоститься? У меня и в самом деле неплохой табак!
– Это неподходящий момент… – начал было брат Стрелец, но вдруг замолчал и буквально вцепился в табакерку.
– Что там, брат Стрелец? – осведомился председатель.
Тот молча протянул председателю табакерку Робеспьера.
Председатель поднялся со своего места.
– Так вот кто рекомендует нам этого путника!
Табакерка пошла по рукам. Она обошла вокруг стола и вернулась к Робеспьеру. Председатель повернулся к нему и взволнованно проговорил:
– Ваш приход – честь для всех нас! Мы готовы предоставить вам место за нашим столом, но правила ложи требуют соблюдения некоторых формальностей. Так что, прежде чем занять подобающее вам место, вы должны принести обычную клятву.
– Да будет так! – ответил Робеспьер.
Председатель достал откуда-то старинный свиток, протянул его Робеспьеру. Тот медленно, торжественно прочел:
