Наталия Урликова
Человек в оранжевой шапке
Она – обычная, такая же припыленная как и он, на лице не за что взгляду зацепиться, сережки дешевенькие висят из-под шапки, а шапка… Да. Все дело в шапке. Шапка была ярко-зеленая. Как свежий, хрустящий огурчик. Нет, как елка, этими висюльками-сережками украшенная. Мандарин и елка. По шапкам, видать, они друг друга и опознали.
Когда теплеть стало, люди пуховики поскидывали, напялили польта, к ним береты или кепки, а кто уже и голой башкой с красными ушами тряс на остановке, а эти все так и ездили в шапках своих. Я уже терпение терять начала, и тогда он, мужик-мандарин, словно меня услышал.
Еду я, как обычно, ни о чем не подозреваю. Начало мая. Денек, видно, ясный будет. Солнце уже с утра шпарит в глаза. Народ в маршрутке разомлевший. Этот, оранжевоголовый, как обычно, со своей зеленоголовой едут, хихикают. И как-то уж особенно громко. Так что народ позыркивает с любопытством. Он, к ней склонившись, все ей что-то бормочет и лыбится, а она руками машет и краснеет.
– Ну, давай, насчет три! – вдруг задорно вопит он.
– Нет, нет, не могу! – пищит она и к окну отворачивается, а сама вся тоже лыбится.
– Давай, мы же договорились, ну! Давай, с меня те духи! – он тянется к ее шапке, но она перехватывает его руку.
– Нет, я сама! Давай только одновременно! А ты точно свою снимешь?
– Конечно, сниму! Давай, раз, два…три! – с этими словами они оба резко сдернули с себя шапки.
В маршрутке на мгновение воцарилась гробовое молчание. Даже между хитами шансона, раздававшимися из магнитолы водилы, возникла пауза. Но это длилось лишь пару секунд. Потом заорал ребенок, сидевший напротив парочки на руках у мамаши. Перекрестилась и что-то зашептала бабка, но ее не было слышно, не то что голос стоявшей рядом мощной бабы.
– Оссспади, совсем ёбнулись! – протянула она хриплым басом.
В ответ парочка взорвалась оглушительным победным смехом. Они смотрели друг на друга и хохотали в буквальном смысле до слез.
Они оба были совершенно лысые.
У него череп оказался вытянутый, как яйцо, упругий и покрытый темными пятнышками, а у нее круглый, с тонкой белой кожицей, под которой просвечивали голубые прожилки и очертания костей. Зрелище это было жуткое, я сама сначала чуть не заорала, как тот ребенок. А потом я чуть не заплакала. Потому что это было, черт побери… я в жизни такого не видела, чтоб так проняло!
