Наталия Сотникова
Короли и фавориты
Что принесли с собой римляне в Европу
Римляне с помощью жесткой организации своих легионов завоевали огромные пространства в Европе и вместе со своей культурой и техническим прогрессом принесли варварским племенам заодно и свои пороки. Обширная часть этой территории в Западной и Центральной Европе была заселена кельтскими племенами, которые со временем просто растворились в массе покоривших их римлян и германцев. Впрочем, зачастую семена порока падали на благодатную почву, ибо племена язычников в определенном отношении не были безгрешными дитятями природы. Размах римских завоеваний охватил не только континентальную Европу, но добрался и до огромного острова, на котором проживали племена бриттов. В чистых водах его рек, по слухам, добывалось много жемчуга, который очень любил великий Юлий Цезарь. Историки отмечали, что вожди доримских племен в Англии нередко носили одежды, которые другие племена считали «женскими». Во время ритуальных церемоний эти язычники, столь близкие к природе, частью которой считали себя, имитировали женский оргазм и родовые схватки. Еще Аристотель отмечал, что кельты «весьма ценили и не скрывали пламенную дружбу между мужчинами».
Греческий философ и географ Страбон заявлял, что молодые кельты «не скупятся на свои юношеские прелести». Историк Диодор Сицилийский отмечал, что кельты обращают мало внимания на своих женщин, но выказывают вкус к мужским объятиям. Он также утверждал, что для мужчины быть отвергнутым молодым кельтом приравнивалось к позору и даже бесчестию. Этот автор описывает воинов, растянувшихся на звериных шкурах, причем на каждой руке нежился пригожий юнец.
Евсевий Кесарийский, греческий церковный историк IV века, епископ Кесарии Палестинской, автор «Хроник всемирной истории от сотворения мира до 20-го года царствования императора Константина», сообщает, что в кельтских племенах молодые люди, следуя хорошо укоренившемуся обычаю, готовы были вступить в брак с одним из своих друзей, в соответствии с хорошо установившимся обычаем. Секст Эмпирик, древнегреческий врач и философ, пишет, что «среди германских племен содомия не считалась позорной, но обычным делом». Сирийский философ Бардесан Эдесский сообщал, что «в немецких племенах красивые юноши выступают в роли супруг при других мужчинах, с которыми соединяются во время свадеб». Из этих источников также становится ясно, что какая-то часть мужчин, не стремившаяся покрыть себя славой отважных воинов, принимала на себя в этих отношениях пассивную роль. В их число обычно входили подростки, в особенности сироты, рабы, священнослужители.
История римского Лондона очень хорошо документирована. Завоеватели принесли с собой не только свою передовую строительную культуру, – собственно говоря, римские центурии были стройбатами, которые не только убивали врагов и разрушали их поселения и города, но и строили первоклассные дороги, мосты, крепости, водопроводы, порты и укрепленные военные лагеря, – но и свои обычаи. На территории современного Лондона, в его северо-западной части, был создан военный лагерь. Он тотчас же оброс тавернами и публичными домами. Проституция поощрялась, ибо представительниц этой древнейшей профессии практичные римляне скорехонько обложили налогом. Благодаря выгодному месторасположению Лондиниум быстро вырос в город, наполненный вездесущими купцами, что способствовало его дальнейшему быстрому и неограниченному развитию. И женские, и мужские тела покупались и продавались, подобно любому другому товару. Впрочем, не все собирались выкладывать деньги за подобное удовольствие. Римляне насиловали как побежденных аборигенов-воинов, так и превращенных в рабов местных жителей.
Как педофилия, сношения с ребенком, так и педерастия, с подростком или юношей, не считались чем-то предосудительным. В то же время любовь между двумя свободными мужчинами считалась нежелательной, что совершенно не мешало ее существованию. Положение пассивного партнера в обществе, жившем по римским правилам, было синонимом невозможности играть политическую роль. Тацит в своей «Жизни Агриколы» упоминает Британию, заявляя, что «варвары также учатся переносить пороки разврата». Он поясняет, что они «перенимают прихоти и развращенность своих хозяев, по невежеству называя это цивилизацией, тогда как в действительности это характеризует их раболепие». Античные авторы также сообщают об особенностях одежды мужчин, практиковавших сексуальные сношения с себе подобными, отмечая их подобие женским – вполне в духе поговорки «я милого узнаю по походке». Сапожки из белой кожи, доходящие до икры или колена, длинные и свободные одежды, спускающиеся до щиколоток и неподпоясанные туники, ткани, окрашенные шафраном, головные уборы, несколько смахивавшие на тюрбан, – все это свидетельствовало о низкой степени мужественности человека. Тогда же вошли в моду украшения для мужчин. Именно с легкой руки сторонников этих противоестественных отношений у мужчин был внедрен обычай носить серьги, перстни, торквес[5], который много позднее под предлогом освященной временем традиции перешел в Средневековье уже на законном основании.
С приходом христианской веры возникли первые законы против практикования подобных нездоровых склонностей, но только в VI веке гомосексуализм как таковой был запрещен. В правление византийского императора Юстиниана наказанием за содомию была кастрация обоих соучастников. С начала V века римские воины уже больше не защищали Лондон, и его последовательно захватывали волны англо-саксонских нашествий племен ютов, англов, фризов и саксов. Их обычаи в обсуждаемой нами области не отличались от нравов кельтских и германских племен. Сохранилось предание об одном из полулегендарных королей Британии Мемрике, который после рождения единственного сына оставил свою королеву и предался пороку содомии, за что его постигла кара небесная: на охоте он был разорван в клочки стаей волков.
Тщетные усилия отцов христианской церкви
В Англии христианство было официально введено в конце VI века, вместе с ним появились наказания за содомию в виде наложения церковного покаяния, т. е. поста и молитвы, сроком до семи лет. Например, Теодор, епископ Кентерберийский, определил в кодексе, связанном с его именем, следующую кару: «Если мальчики вместе занимаются любовью, их должно подвергнуть избиению». Он же писал: «Буде кто извергнет свое семя в уста другого, семь лет покаяния, ибо сие есть наихудшее из зол». Тем не менее и викинги, вторгшиеся на Британские острова в IХ веке, и завоевавшие острова норманны не гнушались проявлений любви между мужчинами. Скандинавские саги полны намеков на любовь между представителями сильного пола. Несомненно, эти суровые люди проводили столько времени в длительных плаваниях, что, по их собственным откровениям, в их крови образовалась изрядная доля морской воды. Отсюда вполне обоснованным звучит горделивое утверждение варяжского гостя из известной арии оперы «Садко» «от той волны морской в нас кровь-руда пошла». Длительное пребывание в море породило в викингах снисходительное отношение к влечению к любви к себе подобному.
Обычно в подтверждение этого явления приводят медицинский трактат начала ХI века. В нем описывается «хворь, которая охватывает того, кто позволяет другим мужчинам ложиться на него. У него великое сексуальное желание и большие количества спермы, которая никуда не выходит». Далее следуют советы лекарям, пытающимся вылечить сих людей. «Их хворь обитает в их воображении. Она не исходит от природы. Единственным средством является сокрушить их желание изнеможением, голодом, недосыпанием, тюремным заключением или бичеванием».
В ХII веке гомосексуальная любовь считалась характерным пороком в основном норманнской знати, герцогов и королей. Не могло и быть по-иному в среде военных, где все основывалось на мужской преданности и дружбе. Вообще, согласно исследованиям, примерно 17 % английских королей замечены в проявлении нездоровых наклонностей, хотя в столь высокий процент внесла свой вклад и одна женщина, королева Анна Стюарт. Невзирая на счастливый брак и 17 беременностей, она проявляла подозрительно сильную привязанность к своей гофмейстерине, герцогине Саре Мальборо, а после размолвки с нею – к камеристке Абигайль Мэшем[6].
Нездоровых наклонностей был чужд Вильгельм I Завоеватель, но они наблюдались весьма выраженно у его сына Вильгельма II Рыжего (1056–1100), которому отец завещал корону Англии. Король так и не вступил в брак, не обзавелся ни любовницами, ни побочными детьми. Его двор был полон молодых людей, облаченных в одеяния с ярко выраженным женственным оттенком. К тому времени содомия получила широкое распространение также в монастырях. Архиепископ Кентерберийский Ансельм дю Бек признавал: «Сей грех стал настолько распространенным, что он смущает лишь немногих, большинству же, предающихся ему, неведома его тяжесть». Архиепископ хотел потребовать от Вильгельма II созвать совет по бедствиям его королевства, а именно «постыдном преступлении содомии».
«Помни о гибели Содома и воздерживайся от запретных поступков, в противном случае постигнет тебя кара Божия!» – стращал его святой отец, но то было подобно гласу вопиющего в пустыне. Король приказал ему больше не затрагивать эту тему. Особенно возмущала архиепископа распространенная при дворе мода у мужчин завивать длинные волосы железными щипцами, украшать их лентами и носить чрезвычайно роскошную одежду.
Кара Божия оказалась тяжелой и не замедлила себя ждать. Вильгельм II погиб на охоте при загадочных обстоятельствах: его будто бы ошибочно поразила стрела одного из придворных, искусного стрелка. Королю наследовал его брат Генрих I Боклерк. У него был единственный наследник, принц Вильгельм Аделин. Молодой человек погиб при намерении пересечь Ла-Манш на самом быстром корабле королевского флота под названием «Белый», потерпевшем жестокое крушение. Управляемое пьяной командой судно напоролось на скалу, погибли все 300 человек, которых оно несло на себе. Людская молва обвинила в катастрофе слишком большое число молодых придворных-содомитов, сопровождавших принца.
После смерти Вильгельма II архиепископ Ансельм Кентерберийский попытался нанести решающий удар по «постыдному греху содомии», но подготовленный им указ так и остался на бумаге. Священнослужитель признал: «Сей грех стал настолько открытым, что редко кто стыдится его, но многие ему предаются, не осознавая его тяжесть». Примерно тогда же сообщалось, что «восемь настоятелей, а также значительное число священников и братьев более низкого ранга были признаны виновными». Не был изжит порок и в среде правящих монархов. В этом, в частности, обвиняли знаменитого короля Англии Ричарда Львиное Сердце (1157–1199), любимого сына королевы Алиеноры Аквитанской, жены Генриха II. Временем его царствования официально считается период с 1188 по 1199 год, но правление Ричарда было чисто номинальным. Плохой правитель и дипломат, он чувствовал себя как рыба в воде только на поле битвы. Английское королевство интересовало его только как источник средств для оплаты его военных кампаний, весьма дорогостоящих, ибо он ввязался в крестовый поход.
Споры о гомосексуализме Ричарда ведутся историками по сей день. С одной стороны, хотя он и был женат на Беренгарии Наваррской, брак оказался бездетным. С другой стороны, неизвестно ни одной любовницы Ричарда, но у него от оставшейся неизвестной женщины был бастард Робер Коньякский, которого он признавал. Далее сообщают о многочисленных изнасилованиях, совершавшихся его воинами, в особенности в Палестине, в которых король не гнушался принимать участие. Знаменательным является покаяние Ричарда в постыдной греховности его жизни, которое было совершено им публично в Мессине на пути в крестовый поход то ли в конце 1190, то ли в начале 1191 года. Он призвал всех следовавших в его воинстве архиепископов и епископов, нагой простерся ниц к их стопам и признался Господу в непристойности жизни, которую вел. Это самоуничижение, однако же, не помогло очищению его образа жизни, ибо в 1195 и 1198 годах церковь выразила королю порицание за то, что он «стреножен путами похоти». Ричард будто бы открыто нередко походя сам упрекал себя за то, что называл «тем самым грехом».
Еще будучи наследником отца, носившим титул герцога Аквитанского, он сдружился с королем Франции Филиппом-Августом, что вызвало удивление отца Ричарда, короля Генриха II. Тот был «совершенно потрясен этой страстной любовью между двумя молодыми людьми и узрил в сем нечто необычное». Отца поразило, что они разделили ложе на целую ночь. В то же время некоторые историки считают этот факт всего лишь ярким символом публичного подтверждения заключенного между ними союза, направленного, между прочим, на мятеж против Генриха II. Ричард равным образом проявлял интерес к молодому рыцарю Райфу де Клермону, которого спас от мусульманского плена. Это был женоподобный юноша, красивый, но с запинающейся шепелявящей речью. Ричарду также приписывали связь с менестрелем Блонделем, долго безуспешно искавшим место заключения короля, когда тот был пленен в Европе на территории современной Австрии на обратном пути из Палестины.
Эдуард II и его царствие
Тем временем английское государство постепенно развивалось и укреплялось. Быстро росла его столица Лондон, что влекло за собой все последствия перенаселения, бедности обывателей, антисанитарии и крайне безнравственного поведения горожан. По выражению автора хроники, пассивные содомиты множились «подобно зернам ячменя, морским раковинам и песку на морском берегу». С развитием прогресса появились учебные заведения для мальчиков. В их неотапливаемых дортуарах ученики спали вместе, дабы согреться, что не обходилось без далеко идущих последствий. Самые пагубные последствия ожидали и путников во время пребывания на постоялых дворах, где постояльцы были вынуждены делить ложе с кем придется. Падение нравов вызывало праведный гнев отцов церкви, требовавших жесткого наказания содомитов. Впрочем, когда дело доходило до сильных мира сего, этот гнев становился гневом бессилия. Свидетельством тому является история фаворитов короля Эдуарда II.
Пьера Гавистона (1284–1312) можно смело считать первым в Англии официальным фаворитом короля. Происхождения он был невысокого – один из нескольких сыновей незначительного рыцаря из Гаскони Арно де Габастона. Однако этому человеку каким-то образом удалось жениться на Кларамонде де Марсан, дочери богатого землевладельца в Гаскони, владения которого она должна была унаследовать совместно со своим братом. Поскольку часть земель тестя Арно находилась во владениях английского короля, Арно автоматически стал его вассалом. Он принял участие во многих военных кампаниях Эдуарда I, завоевал хорошую репутацию и решил, что его сыновья также должны служить при английском дворе. К тому же жена его умерла еще в 1287 году, но получить доступ к ее доле в богатствах тестя не позволили родственники Кларамонды. Сутяжничество в судах затянулось до самой смерти Арно, а потому он стал полностью финансово зависим от английского короля.
Позднее, в 1300 году, Арно представил королю двух своих старших сыновей, из которых именно Пьер произвел чрезвычайно благоприятное впечатление своей внешностью, атлетизмом, умением достойно держаться и безупречным для столь молодого человека мастерством во владении всеми видами оружия. Эдуард I приставил его к наследнику, первому в истории английской монархии принцу Уэльскому[7], надеясь, что тот переймет все эти качества мужественного воина. Дело в том, что Эдуард был четырнадцатым ребенком своего отца, ему предшествовали три старших сына, которые все скончались, не дожив до 12 лет. По этой причине он не получил воспитания наследника престола и хотя был прекрасным наездником, его искусство владения различным оружием оставляло желать лучшего. Пьера определили ко двору принца Эдуарда, и вскоре молодые люди примерно одного возраста стали неразлучны. Как писал автор одной из хроник, «когда сын короля лицезрел его, он ощущал такую любовь к нему, что заключил с ним братский союз и твердо решил связаться со своим другом в глазах всех смертных узами нерасторжимой любви». В мае 1306 года Пьер был произведен в рыцари, через 4 дня после того, как таковым стал сам Эдуард.
Однако принц настолько привязался к Пьеру Гавистону, по выражению современников – «сверх всякой меры и разума», что эта слишком крепкая дружба начала возбуждать недовольство отца. Каплей, переполнившей чашу, стала просьба молодого наследника в феврале 1307 года разрешить ему подарить Гавистону принадлежавшее Эдуарду-младшему графство Понтье. Это вызвало ужасный гнев отца.
– Ты хочешь отдавать земли? Ты, который никогда не завоевал ни одной пяди?
По свидетельству автора хроник, король настолько вышел из себя, что вырвал несколько клоков из волос сына и вышвырнул юношу из помещения. В качестве наказания Эдуарду он приказал фавориту после 30 апреля 1307 года отправиться в изгнание во Францию. Одной из причин также было то, что во время шотландской кампании Гавистон в числе 22 рыцарей, невзирая на строжайший запрет, сбежал во Францию для участия в турнире. Сперва наказавший всех участников этой авантюры конфискацией земель, Эдуард II впоследствии сменил гнев на милость и простил всех, за исключением Гавистона. Однако он обеспечил изгнанника годовой пенсией в сто марок серебром, «дабы тот оставался в заморских странах, ожидая доброй воли короля и призыва вернуться ко двору». Короля чрезвычайно возмутило то, что при отъезде Гавистона принц Уэльский осыпал друга щедрыми подарками (два комплекта роскошной одежды, 5 скакунов и т. п.) и отправился провожать его в Дувр.
Опасаясь усиления этой привязанности, король начал форсировать переговоры по поводу заключения брака сына с принцессой Изабеллой Французской, считая, что женитьба остепенит его. Но невеста была на 10 лет моложе принца, так что были предприняты и другие меры приобщения юноши к нормальной сексуальной жизни, в результате чего где-то перед 1307 годом на свет появился его побочный сын Адам. Однако в июле 1307 года король, находившийся в Шотландии, захворал и вскоре умер, призывая на смертном одре лордов из ближайшего окружения не допустить возвращения Гавистона из ссылки.
Чуть ли не первым действием Эдуарда II после его восхождения на трон было возвращение милого друга из ссылки. Он не только незамедлительно призвал его к себе, но и осыпал неслыханными милостями, пожаловав титул графа Корнуэльского вместе с соответствующей огромной вотчиной. Знать пришла в чрезвычайное возмущение, ибо этого титула испокон веков удостаивались только члены монаршей семьи, а новоиспеченный король не погнушался ущемить интересы собственного младшего брата. К тому же Гавистон был слишком низкого происхождения и слишком надменно вел себя, поскольку Эдуард устроил его брак со своей племянницей Маргарет де Клэр, сестрой графа Глостера. Приобретенные родственные связи, титул и богатство делали этого выскочку самой значимой особой королевства. Эдуард II натуральным образом не отходил от своего любимчика и совершенно запустил государственные дела, буквально глядя в рот Гавистону. По этому поводу один из авторов исторической хроники высказался следующим образом: «Ионафан лелеял Давида, Ахилл любил Патрокла, но нам не сообщается, что они выходили за пределы общепринятого. Однако наш король был неспособен на умеренную привязанность и в отношении Пьера, как говорят, забывался».
Бароны не успокоились и продолжали настаивать на изгнании фаворита. Их несказанно задело, когда во время одной из своих поездок во Францию по поводу бракосочетания с Изабеллой Французской (1296–1358), единственной дочерью короля Филиппа IV, он назначил Гавистона «стражем королевства». По прибытии в Дувр с юной супругой Эдуард первым делом кинулся обнимать и целовать своего фаворита. Неприятным сюрпризом для юной королевы стало также то, что супруг подарил почти все ее драгоценности Гавистону и практически не выделил ей средств на личные расходы. Притом фаворит черпал деньги из казны буквально пригоршнями. Привыкнув играть первую роль и осознавая свое особое положение, он вовсю развернулся во время празднеств по поводу бракосочетания Эдуарда и Изабеллы. Через несколько дней после свадьбы супругов короновали, причем первую роль играл Гавистон, явившийся в пурпурных одеждах, расшитых жемчугом, «похожий более на бога Марса, нежели на простого смертного». Он вел себя настолько вызывающе, что дядья Изабеллы, Луи д’Эвре и Шарль Орлеанский, в возмущении покинули церемонию. Впрочем, надо сказать, что впоследствии в повседневном общении с королевой Гавистон был вполне учтив и предупредителен.
Тем не менее возмущенные сказочным возвышением незначительного дворянина бароны в 1308 году пригрозили гражданской войной, если Гавистон не будет изгнан. На сей раз король уступил, но подсластил горькую пилюлю, назначив фаворита своим наместником в Ирландии и даровав ему титул герцога Ирландского. Пьер сделал попытку вернуться в 1311 году, хотя архиепископ Кентерберийский посулил в случае возврата отлучить его от церкви. Тем не менее Гавистон вернулся, был изгнан из лона церкви и отправился в Скарборо, где занялся укреплением тамошнего замка. Бароны после отчаянного штурма укрепления все-таки схватили его, и в июне 1312 года граф Уорвик самолично отсек фавориту голову. Труп передали доминиканским монахам, которые пришили голову и забальзамировали тело. Эдуард долго оплакивал сердечного друга, отказываясь отдать усопшего для погребения, так что пришлось прибегнуть к силе. В Рим был отряжен особый посланник, сумевший добиться у папы отмены церковной анафемы, дабы можно было похоронить останки фаворита в освященной земле. На эту сложную операцию ушло два с половиной года, которые ничуть не умалили горечь утраты Эдуарда II. Король в 1315 году устроил Гавистону роскошные похороны, вновь прилюдно безутешно оплакав своего любимца.
Вполне возможно, что поначалу Изабелла влюбилась в своего мужа, высокого, атлетически сложенного блондина, весьма пригожего ликом. Французская принцесса была умна, рассудительна и, повзрослев, сильно укрепила свое положение, родив 13 ноября 1312 года принца-наследника Эдуарда. Впоследствии на свет появились еще один сын Джон (1316) и две дочери (1318 и 1321). Изабелла сумела устроить примирение короля с аристократами, непосредственно участвовавшими в пленении и убийстве Гавистона. Тем не менее король не отказался от привычки обзаводиться фаворитами. Ими стали Роже д’Эмори, состоявший в свите графа Глостера (летописец упоминал его как «бедного и нуждающегося рыцаря»), сэр Уильям Монтакьют и сэр Хью Одли. Эдуард II принялся награждать их должностями, подарками и деньгами, что опять-таки подогревало недовольство знати.
