Наталия Осояну
Звёздный огонь

Стоп.

«Искусай меня медуза! – От досады пересмешник едва не выругался вслух. – Ожоги! Он не просто моряк без команды, он паленый…»

Теперь он чувствовал в мешанине запахов таверны еще один – необъяснимый, непохожий на все прочие, неприятные и приятные, будто вовсе непредназначенный для человечьего или магусовского носа. Описать его словами было совершенно невозможно, и пересмешник, сам не понимая почему, вдруг вспомнил, как гудят мачты рыбокорабля во время шторма и как этот звук проникает в самую душу, заставляя все тело дрожать, пробуждая желание броситься головой вниз в бездну, чтобы ничего больше не слышать.

Это был запах звездного огня – той загадочной субстанции, от которой рыбокорабли сходили с ума. Даже крупицы хватало, чтобы вызвать у фрегата приступ неукротимого бешенства, и оттого люди, волею судеб имевшие с ним дело, оказывались прикованными к земле и путешествовать от острова к острову могли разве что на борту смрадных трупоходов.

Разумеется, паленые – так их называли – не испытывали особой любви к обычным морякам. С чего бы?..

– Состязание узлов – святое дело, – тихим и зловещим голосом проговорил верзила со сломанным носом. – Твой приятель на него согласился, поэтому либо он прямо сейчас признает, что проиграл, либо ты замолкнешь и будешь смотреть, как все. Впрочем, я могу для начала вместо веревки завязать узлом тебя. Целиком или по частям.

– Он же пьяный, – возразил пересмешник. Ответом ему был новый взрыв издевательского смеха. – Он и двух слов связать не сможет, что уж говорить об узлах!

– Трезвый или пьяный, – вдруг заявил Умберто, старательно выговаривая каждое слово, – с веревкой я всегда друж-жу…

«Сломанный нос» развел руками и ухмыльнулся.

– Ну, валяй, плетельщик! – сказал он с довольным видом, откинувшись на спинку скамьи. – Хочу поглядеть на «глаз кракена» – ты пообещал завязать его одной рукой!

Хаген с тихим вздохом опустился на скамью рядом с Умберто, готовясь подставить товарищу плечо, если тот окончательно опьянеет и начнет сползать под стол.

Спустя миг помощник капитана Крейна вдруг издал странный звук – не то вздох, не то всхлип, – а потом сказал чуть изменившимся голосом:

– Я н-не… не буду с тобой состязаться.

«Сломанный нос» замер с открытым ртом, но тут же пришел в себя и разразился градом изощренных ругательств – досталось и кракену, и Меррской матери, и всему меррскому племени за компанию.

– Чего стоит твое слово? – Он привстал, опираясь на кулаки, угрожающе навис над Умберто. Помощник Крейна даже не шелохнулся. – Ты и впрямь рыба-балабол! Зачем трещал о состязании как баба, если не собирался его затевать?

– Вот да, – сказал Умберто и душераздирающе вздохнул. – Все как раз из-за бабы…

Странный незнакомец изменился в лице – всего на миг, короче удара сердца, короче легкого вздоха, но Хаген это заметил.

– Ну так расскажи, – попросил кто-то. – Что за баба?

Собравшиеся закивали, и пересмешник мысленно взмолился: «Заступница, помоги!» Эльга услышала. «Сломанный нос», вновь откинувшись на спинку скамьи, пробормотал с деланым безразличием:

– Валяй…

Умберто тяжело вздохнул и начал рассказывать о женщине, которая появилась на борту его фрегата и в нарушение обычая осталась надолго. О-о, услышь эту историю любой рифмоплет из Облачного города, он за ночь превратил бы ее в поэму, а потом и в пьесу или что-нибудь в этом духе. Представление собирало бы полные залы. Рассказчик вдохновленно повествовал об их приключениях – о путешествии к далеким островам, где красавицу ждало наследство предков, о сражениях с морскими тварями и о том, как прекрасная морячка полюбила капитана, не замечая, что кое-кто другой влюбился в нее с первой встречи, с первого взгляда, и куда сильней, чем можно было бы предположить.

Голос Умберто постепенно становился четче и выразительнее, но этого никто не заметил. Моряки без команд и паленые слушали, мрачнели, каждый думал о своем. В чьих-то глазах мелькнуло злорадство – понятное дело, назревающий спор с капитаном мог привести к тому, что сидящий перед ними парень станет в «Веселой медузе» уже не случайным гостем, а завсегдатаем, как и большинство присутствующих. Но пока что финал этой истории был неизвестен, и, наверное, они вспоминали, где и когда сами сделали неправильный выбор или утратили благорасположенность Заступницы.

– Вот такие дела, – сказал Умберто и опять тяжело вздохнул.

Хаген повел плечом – от неудобной позы оно начало ныть.

– А что она сама? – спросил «сломанный нос», глядя на помощника Крейна с тем же странным выражением, что уже пару раз мелькало на его лице.

«Что за секрет ты прячешь, громила?»

– Она знает, что навигаторам нельзя влюбляться? – продолжил паленый, и внезапно пересмешник понял, что видит в его глазах: боль. Неимоверную, страшную, неисцелимую. – Она понимает, что это не сказка, не пустая болтовня? Если понимает, то лучше бы кое-кому сойти на берег. Иначе… ты знаешь, что может случиться.

А в самом деле, что могло случиться? Хаген нахмурился и покачал головой. Он слыхал, разумеется, что навигаторы никого не любят, что у многих в каждом порту по жене, а кто-то, наоборот, не обращает на женщин никакого внимания. Сказки, песни, слухи, романы, в конце концов… До сих пор у него не было повода поразмыслить, сколько в этом поверье правды, а сколько – вымысла. Теперь, пожалуй, поздновато пугаться, но все-таки пересмешник ощутил, как волосы на задней стороне шеи встают дыбом.

– Может, и знает, – вновь севшим голосом проговорил Умберто и, подняв голову, устремил на своего несостоявшегося противника пристальный взгляд. – Она молчит. Ладно… мы с тобой в другой раз сыграем. Я обещаю.

– Шел бы ты отсюда… – беззлобно пробормотал «сломанный нос» и встал из-за стола.

Следом за ним как-то на удивление быстро и незаметно исчезли все остальные – кто-то пересел за другой стол, кто-то ушел совсем. Помощник Крейна продолжал сидеть, молча и безучастно. Когда Хаген попытался его поднять, совершить этот подвиг удалось лишь с третьего раза – Умберто не просто норовил упасть, он еще и сделался тяжелым, неуклюжим, точно годовалый малек фрегата.

– Повезло вам, что все обошлось, – шепнула у самых дверей «магнолия». – Чокнутый Гарон, если уж кого зацепил, просто так не отпускает.

Она явно хотела сказать еще что-то, но услышала оклик хозяина и поспешно удалилась. Хаген досадливо покачал головой: ему было интересно узнать, отчего этот Гарон заслужил репутацию сумасшедшего, но, судя по всему, не стоило рассчитывать на продолжение рассказа.

У него появились дела поважнее.

^– П-подожди!

На темной улице не было ни души; ни одна лодка не потревожила серебристую гладь канала. Луна лишь краешком выглядывала из-за туч, но ее робкого света хватало, чтобы различить в нескольких шагах от двери «Веселой медузы» бочку с дождевой водой, – туда и направился Умберто, держась за стену.

Хаген, скрестив руки на груди, наблюдал, как помощник капитана опускает голову в ледяную воду – раз, другой, третий. Что ж, отлично. Если он хоть самую малость протрезвеет, добраться до причала будет легче. «Невеста ветра» справедливо считала его достаточно сильным, чтобы тащить на себе мертвецки пьяного товарища, но сделать такое «поручение» приятнее для магуса не могла.

Умберто выловил из бочки платок, соскользнувший с волос, и направился к товарищу, почти не шатаясь на ходу. Магус, довольный удачным завершением переделки, в которую он попал так неожиданно и странно, позволил себе чуть-чуть расслабиться – и поэтому лишь инстинкт заставил его уклониться от летящего в лицо кулака.

– Скотина! – Лицо помощника капитана исказила жутковатая гримаса. – Ублюдок кракена и медузы!

– Эй, полегче! – крикнул Хаген, уже осознанно увертываясь от нового удара. – Я ведь старался ради твоего блага!

– Да провались ты к Шторму на луга со своим благом!

Ярость Умберто, конечно, вовсе не была беспричинной.

…Хаген с тихим вздохом опустился на скамью рядом с Умберто, делая вид, будто готовится подставить товарищу плечо, если тот окончательно опьянеет и начнет сползать под стол. Одним ловким движением вытащил из-за пояса помощника капитана кинжал – рукоять удобно легла в ладонь, лезвие спряталось в широком рукаве. Прошептал на ухо:

– Дернешься – убью.

Спросил себя: интересно, этот пьянчуга еще хоть что-то понимает?

Спустя миг помощник капитана Крейна издал странный звук – не то вздох, не то всхлип – и застыл, точно каменное изваяние. Все понял, вот и молодец.

Глубоко вздохнув и не шевеля губами, Хаген сказал не своим голосом:

– Я н-не… не буду с тобой состязаться…

Одно хорошо – кинжал теперь висел за поясом у пересмешника.

– Погоди, постой! – Хаген снова отскочил, что не составило особого труда – ноги и руки слушались Умберто лишь от случая к случаю. – У меня не было другого выхода! Я должен был вытащить тебя оттуда! Я просто не мог…

– Должен? – прошипел помощник капитана. – Ты ничего мне не должен, урод! Заткнись, я не с тобой разговариваю! – Тут магус растерялся, но молодой моряк продолжил говорить, глядя то ему в глаза, то куда-то поверх его головы и по-прежнему безуспешно пытаясь ударить: – Тебе зачем-то понадобилось меня опозорить, да! Или это намек? А ты? Выкинешь меня здесь, вот прямо здесь? Или потерпишь до следующего порта, ты?!

Мысли в голове Хагена, точно маленькие рыбки, которых напугал крупный хищник, бросились врассыпную, а потом вдруг объединились в серебристое облачко и поплыли в нужную сторону. Он вспомнил то, что знал о рыбокораблях давным-давно и изучил на собственном опыте за последние месяцы. Он понял – если не все, то многое.

А ведь там, в таверне, в какой-то момент магус почти поверил, что рассказывает выдуманную историю…

– Прости меня, Умберто, мне не следовало вмешиваться, – сказал он, примирительно выставив ладони, но не переставая внимательно наблюдать за помощником капитана, который ходил туда-сюда, больше не пытаясь приблизиться, и едва ли не рычал, будто зверь в клетке. – Меня сюда привела «Невеста ветра», только и всего. Давай-ка мы сейчас спокойно вернемся на борт, ты протрезвеешь, и завтра вы с Крейном поговорите…

– Заткнись, кукушка! – рявкнул моряк.

Это была серьезная ошибка.

Миг спустя он взвыл, уткнувшись носом в каменный парапет, за которым тихонько плескалась вода. Магус заломил ему правую руку за спину и стал давить. Раздался хруст. Умберто заорал так, что кто-то приоткрыл дверь «Веселой медузы», но, спохватившись, быстро захлопнул ее.

– Это что еще за ребячество? Успокойся и тащи его домой. Немедленно.~

Хаген разжал хватку и отступил на шаг.

Еще один знакомый голос – и это не был ни его собственный внутренний голос, ни голос капитана Крейна – произнес неслышно для всех, кроме Хагена: «Ничего не изменилось, мой мальчик, в глубине души ты все тот же обидчивый ребенок… Жаль, очень жаль, что рычаг, который позволяет взбаламутить эти глубины, невозможно спрятать. Он выставлен напоказ, и любой дурак может за него дернуть. Жаль, как же мне тебя жаль…»

– Запомни, – тихо, но твердо проговорил магус, – если ты еще хоть раз назовешь меня этим словом, я тебя прикончу, и даже Крейн мне не помешает.

Он хотел добавить что-нибудь про весьма болезненную и мучительную смерть, но вид у помощника капитана вдруг сделался такой жалкий, что весь гнев пересмешника испарился. И еще он почувствовал страшную усталость, как будто много часов драил палубу и корпус «Невесты ветра», а не разглядывал Кааму с ее замысловатыми домами на воде.

Умберто с трудом поднялся и пробормотал что-то себе под нос; это не было ни новым оскорблением, ни извинением. Хаген криво ухмыльнулся и подумал: «Смогу ли я когда-нибудь назвать кого-то из них своим другом?» Он знал ответ на свой вопрос – нет, разумеется, не сможет, о какой дружбе речь, когда он обманом втерся в доверие к капитану? Или не втерся. Не исключено, что ему по-настоящему никогда не доверяли. Хоть в теории устройство фрегата и связи между ним и членами команды казалось несложным, в жизни пересмешник то и дело попадал впросак – вот как сегодня.

– Искусай меня медуза, – сказал он, потом развернулся и пошел в ту сторону, куда указывал невидимый компас, который Крейн на острове Зеленого великана вложил ему в голову.

Или прямо в душу?..

Сзади послышались шаркающие шаги: Умберто плелся следом, держась на почтительном расстоянии. Хаген приостановился, позволяя себя догнать, – он понимал, что, когда возбуждение окончательно схлынет, помощник капитана снова опьянеет и может свалиться в канал, если рядом не окажется крепкого плеча. Магусу не очень-то хотелось думать, что тогда предпримет «Невеста ветра».

Умберто, однако, истолковал его жест по-своему.

– Глупо, да? – чуть невнятно проговорил он без тени прежней ярости, чуть заискивающе. – Ну, она ведь понравилась капитану. И он ей тоже…

– Очень глупо, – подтвердил пересмешник. – Ты сам все знаешь лучше меня. И завтра будешь жалеть об этом разговоре.

– Ой, да что тут жалеть! – Парень так рьяно махнул рукой, что чуть не кувыркнулся через парапет, и Хаген поспешно оттащил его в сторону. – У меня разве что на лбу не написано, что я чувствую… кто в команде достаточно долго, те все понимают без слов… А ты… а она… эх, кракен меня побери! Да я же с первого взгляда пропал… и почему-то вбил себе в башку, что она меня заметила и запомнила… меня, а не его… Это не… неправсвед… несправлед… не-спра-вед-ли-во, вот!

Из обрывков случайно услышанных фраз Хаген уже давно сложил сцену, с которой все началось: Тейравен, портовый кабак, состязание плетельщиков. Да, у помощника капитана действительно талант не только вязать узлы, но и ввязываться в неприятности – и он, похоже, намерен и дальше демонстрировать это свое умение.

– Между ними ничего нет, – произнес пересмешник и запоздало прикусил язык.

Не стоило подхватывать нить разговора, ведь он сейчас больше всего на свете хотел избавиться от навязанной фрегатом и капитаном роли няньки при упившемся до танцующих крабов молодом моряке. Тем не менее Хаген точно знал, что сказал правду: на «Невесте ветра» было слишком мало места, чтобы подобный поворот событий остался незамеченным, да к тому же он просто не сомневался в своих словах. Магус ощущал ту же самую необъяснимую уверенность, что позволяла ему определять направление, в котором следовало искать фрегат, в темноте и с закрытыми глазами, да хоть во сне.

Где-то в глубине уверенности, как холодное течение в море, пряталась тревога, но о ней он предпочитал не думать.

– Не в этом дело, совсем не в этом… – горестно проговорил Умберто. – Когда все начнется всерьез, сам поймешь.

Тут пересмешнику сделалось по-настоящему интересно, однако помощник капитана словно нарочно выбрал самый неподходящий момент, чтобы снова опьянеть и перейти от более-менее связных речей к полной ерунде. К тому же его теперь качало из стороны в сторону, словно при сильном шторме, и остаток пути до причала занял столько времени и сил, как если бы Хаген был пастухом, гнавшим по лабиринту улиц и мостов стадо на редкость упрямых баранов.

Приближаясь к причалу, где стояла «Невеста ветра», пересмешник приободрился, затащил Умберто на палубу и отправил в трюм, с трудом удержавшись от пинка под зад. Вахтенный матрос – недотепа-музыкант Сандер – наблюдал за происходящим молча, держась на почтительном расстоянии, и лишь после того, как невнятные ругательства Умберто окончательно затихли где-то внизу, тихо и изумленно спросил:

– Что это с ним? На моей памяти он ни разу так не напивался.

Хаген пожал плечами и не стал объяснять.

– Капитан, наверное, сердит на него… – прибавил Сандер и покачал головой.

– Крейн еще не вернулся? – поинтересовался пересмешник, чтобы сменить тему.

Феникс, мрачный и решительный, ушел сразу же после прибытия в Кааму.

– Нет, – ответил Сандер. – Не удивлюсь, если они с Лайрой будут спорить и ругаться до самого утра.

Да уж, им было о чем поговорить, включая и самого Хагена. Пересмешник никак не мог отделаться от ощущения, что доставил послание принцессы Ризель не по адресу: ведь черные фрегаты представляли угрозу не для Кристобаля Крейна, а для Лайры Арлини, для его шаткого престола, его призрачного королевства! Здесь точно крылась тайна, в которую Хагена не посвятили, и он не уставал повторять себе, что лишь ради этой тайны не ушел с «Невесты ветра».

Так было проще.

– Как-то беспокойно на душе, – вдруг проговорил Сандер, отрешенно глядя в темноту. – Знаешь, я с того самого дня, как мы пустились в погоню за этой небесной штуковиной, время от времени ощущаю… чей-то взгляд.

– Я этот самый взгляд чувствую каждый миг вот уже три с лишним месяца, – мрачно заметил Хаген.

Матрос-музыкант усмехнулся:

– Нет-нет, фрегаты смотрят иначе. Даже чужие… Такое ощущение, словно прошел мимо клетки с большой собакой – знаешь, есть такие, которых специально выращивают ради боев на аренах? – ну так вот, ты прошел мимо, а потом вдруг понял, что клетка-то не заперта. И вот ты стоишь и смотришь на собаку. Собака смотрит на тебя. Понимаешь, о чем я?

Хаген, все еще сердитый из-за происшествия в таверне и того, что за ним последовало, едва не съязвил в ответ. Он осекся лишь в последнее мгновение, вдруг сообразив, что с ним впервые завели беседу просто так, а не по какой-то особой надобности.

Впрочем, Сандер был на борту «Невесты ветра» таким же отщепенцем, как он сам.

– Да, понимаю, – сказал пересмешник. – Это все тревога. Мы же как-никак ввязались в очень странную и опасную историю. За нами наблюдают разные… собаки.

– Дело не в тревоге, хотя без нее и не обходится, – возразил Сандер. – Уж поверь, я знаю, о чем говорю. Мы привлекли к себе чье-то внимание. Я не знаю, чье именно, – может, самой Меррской матери. Но там, в глубине, точно что-то есть, и оно на нас смотрит даже сейчас. Не веришь? Сосредоточься и поймешь.

Хаген фыркнул:

– Нет уж, прости. С той поры, как я стал одним из вас, собственные ощущения для меня не повод во что-то верить или не верить. Это ведь все равно что жить в доме, где тридцать дверей, и ни одна не запирается! Пускай случайные гости ничего не воруют и вообще ведут себя прилично, однако из-за них вещи вечно не на месте, повсюду гуляют сквозняки, половицы скрипят…

– Ты действительно так думаешь? – спросил Сандер с интересом.

– А что еще я должен думать? – искренне изумился Хаген. – После того как мы с Крейном пожали друг другу руки, я чуть с ума не сошел. Ночами не спал, днем падал замертво в самый неподходящий момент. Я видел, как паруса «Невесты ветра» делались красными, а море – белым, и еще оно пахло корицей. Я несколько раз забывал собственное имя! Во сне ко мне являлся капитан и читал нотации! Даже сейчас у меня нет полной уверенности в том, что я и впрямь стою на палубе и разговариваю с тобой. Может, это очередное наваждение?..

– Да, такое бывает, – задумчиво проговорил матрос-музыкант. – Кому-то слияние с фрегатом дается легко и просто, незаметно, а кому-то приходится мучиться. Странно, что ты еще не обрел покой.

– Ничего странного, – проговорил кто-то низким хриплым голосом. Пересмешник вздрогнул от неожиданности – он был уверен, что на палубе больше нет ни души. – Мы имеем дело, друг мой Сандер, с настоящим мастером-притворщиком, – продолжил тот же голос. – Он может обмануть кого угодно – включая самого себя.

Хаген повернулся и оказался лицом к лицу с Джа-Джинни. На тонких губах человека-птицы играла снисходительная усмешка; он стоял, скрестив на груди руки с изящными когтистыми пальцами, и ночной бриз шевелил кончики его перьев.

Вот уж кого Хаген не ожидал встретить на борту знаменитого пиратского корабля, так это знаменитого крылана, который едва не уничтожил Сады Иллюзий. Почему-то из всех моряков именно Джа-Джинни тревожил Хагена больше всех – больше, чем сам Крейн! Возможно, потому, что глядя на черные перья, пересмешник мгновенно начинал думать о белых волосах…

– Не нравлюсь? – резко спросил он, глядя в большие глаза необычного бирюзового цвета. – Так ты не ходи вокруг да около. Может, нам стоит сойти на берег и поговорить по-мужски?

– Вот еще! – Крылан хохотнул. – Я прикончу тебя, Крейн прикончит меня, и кому от этого будет лучше? Нет уж, сегодня неподходящий вечер для глупостей. И заметь – ты попытался увильнуть от неприятной темы. Очень грубо и безыскусно, если хочешь знать мое мнение.

Хаген глубоко вздохнул и тоже скрестил руки на груди. Краем глаза он видел Сандера, который наблюдал за происходящим, не делая попыток вмешаться. Интересно, Джа-Джинни и впрямь считал, что Кристобаль Крейн способен его прикончить? Тут же непрошеной гостьей объявилась на удивление дерзкая мысль: а если бы исход дуэли оказался противоположным тому, на какой рассчитывал человек-птица?..

– Ну и в чем я, по-твоему, себя обманываю?

– Ты по-прежнему убежден, что перехитрил всех, включая капитана, – с готовностью ответил крылан, и его лицо вдруг сделалось очень серьезным. Он не шутил, не провоцировал – просто говорил то, что считал нужным сказать. – Ты думаешь, что мы тебе не доверяем из-за обмана, из-за истории с Грейди. Ты считаешь, что остался на «Невесте ветра» временно, пока не наступит что-то важное… тут я не могу сказать ничего конкретного, поскольку не умею читать мысли. Возможно, тебя интересует небесный компас, как и всех. Ты хочешь попроситься на берег после того, как мы его разыщем.

– Но этому не бывать? – предположил Хаген.

– Разумеется. – Джа-Джинни оскалился. – После всего, что случилось, я заявляю со всей уверенностью: ты здесь навсегда. Это не означает, что твоя лживая рожа мне когда-нибудь понравится. Но я и от собственной-то не в восторге.

Навсегда? Он здесь навсегда? Пересмешник не смог сдержать веселого удивления и негромко рассмеялся. Для магуса «навсегда» означало, как правило, существенно больший отрезок времени, чем для обычного человека. Да, его могли убить – и, в общем-то, он нередко напрашивался на это. Но целую вечность подчиняться капитану, который в любой момент может его испепелить, – такая мысль была сама по себе убийственна.

– Зря смеешься, – сказал крылан. – На «Невесте ветра» нет места случайным людям. Даже когда ты обманывал капитана… точнее, думал, что обманываешь… ты постепенно становился одним из нас. Наверное, ты просто еще не понял, в чем заключается истинная причина твоего пребывания здесь, а не где-то еще… к примеру, на Крабьих лугах.

Хаген пропустил последнее мимо ушей.

– Разве причина не в том, что Крейн поверил мне и согласился взять в команду? – Он покачал головой и сам ответил на вопрос, на миг опередив ухмылку Джа-Джинни. – Нет, это лишь внешняя сторона нашего с ним соглашения. А причина… Может, я просто вам нужен? Как мастер-притворщик?

– Твои способности нам еще пригодятся, это верно, – сказал крылан, вновь напустив на себя серьезный вид, подобающий помощнику капитана. – Но причина – истинная причина! – кроется где-то здесь. – Он ткнул когтистым пальцем в грудь Хагена. – И разобраться с нею ты должен сам. Тогда странности прекратятся, тебе станет легче – никаких больше снов наяву, никаких кошмаров по ночам. Уж поверь, я знаю, о чем говорю. – Он поколебался, потом продолжил: – Ты стал нам братом, и мы будем защищать тебя как брата. А вот дружба… С ней сложнее. Ее надо заслужить.

Пересмешник это понимал. Он знал, что сделала для Кристобаля Крейна целительница, появившаяся на борту «Невесты ветра» всего на пару месяцев раньше Хагена, но уже ставшая для всей команды незаменимой. Ее любили так, что никто и не вспоминал про пресловутый запрет брать в команду женщин. Что ж, в одном крылан прав: по-настоящему своим на «Невесте ветра» Хаген станет лишь в том случае, если совершит нечто особенное и заставит матросов и самого Крейна отправить обман, с которого все началось, в недосягаемые глубины памяти.

Он терпелив – все пересмешники по натуре терпеливы. Он подождет, пока Эльга-Заступница или Великий Шторм дадут ему шанс, и тогда…

«Выходит, крылан прав. Я все-таки хочу остаться. О Безликая, как же все запуталось!»

Джа-Джинни неожиданно расправил крылья и бесшумно ринулся во мрак. Сандер, бросив косой взгляд на Хагена, достал сирринг и принялся наигрывать тихую печальную мелодию. Время для разговоров истекло; что ж, пересмешник и сам хотел о многом поразмыслить в тишине. Отыскав местечко поудобнее, он улегся, закинул руки за голову и стал наблюдать за движением звезд.

До чего же странно все сложилось! В детстве он мечтал сделаться навигатором – а кто об этом не мечтает? – и упрямо не слушал родных, в один голос твердивших, что в семействе Локк этот дар отчего-то встречается крайне редко, а потому не стоит тратить силы и время на пустые грезы. Чуда не произошло – он так и не услышал голос фрегата. Но все-таки в конце концов обрел связь с фрегатом.

В качестве матроса.

Эта жизнь была не сложнее той, которую он вел, изображая слуг в домах богатых и знатных людей и магусов, готовясь что-нибудь украсть или кого-нибудь убить. Отсутствие четко определенной цели мешало лишь первую неделю после отплытия с острова Зеленого великана, но даже в тот период он, как правило, был слишком занят, чтобы предаваться размышлениям на отвлеченные темы. Драил палубу, вязал узлы, ставил паруса, сражался с морскими чудовищами всех мастей… За месяцы пути ему довелось повидать и кракенов, и мурен, а однажды рано утром за бортом промелькнул самый настоящий шаркат. В Меррском котле зимой всегда опасно, объяснили ему более опытные моряки. Им еще повезло, что удалось выбраться оттуда живыми.

Впрочем, больше всех чудовищ его напугало то, что случилось однажды ночью неподалеку от экватора. Он проснулся с ощущением, что вот-вот произойдет нечто страшное, непоправимое. Вокруг все крепко спали: храпел огромный гроган, изредка бормоча что-то на непонятном языке, а юнга во сне мучительно хмурился, как будто с кем-то спорил и не мог подыскать нужных слов, чтобы отстоять свое мнение.

В голове у Хагена вертелись обрывки снов. Отряд древесных големов маршировал по песчаному берегу и пел нестройным хором фривольную матросскую песенку, капитан Крейн превратился в Феникса и взлетел на эфемерных крыльях, а потом на палубу «Невесты ветра» взобралась русалка и принялась декламировать стихи. От стихов она перешла к более любопытной вещи: пересмешник точно знал, что морская тварь рассказывала истории из утерянной Книги Основателей, но, проснувшись, не мог вспомнить ни слова.

У русалки было лицо ее высочества.

Он вышел на палубу и с изумлением понял, что там нет ни души. Но куда подевались вахтенные? Не спят же они, Крейн не мог такого допустить. Чувствуя, как страх овладевает им все сильней, Хаген обернулся – и столкнулся с целительницей.

С той памятной ночи на острове они ни разу не разговаривали – не было повода. Эсме бо́льшую часть времени проводила у себя в каюте, а если и показывалась на палубе, то лишь ненадолго.

– Вы не спите… – пробормотал он, чувствуя себя полным идиотом. По виду девушки легко было угадать, что спать она не ложилась не только этой ночью, но и прошлой. – Я…

Пересмешник так и не успел договорить, потому что Эсме приложила палец к губам и взгляд ее устремился на что-то за его спиной. В больших глазах целительницы отразился страх, но она не закричала, не бросилась бежать, а с обреченным видом смотрела на поднявшуюся из воды мерцающую сеть – полупрозрачную, но все-таки материальную, да к тому же пугающе близкую. Что за исполинский рыбак решил поохотиться на «Невесту ветра»? Отчего-то это было страшнее, чем встреча с глубинным ужасом – может, потому, что капитана не оказалось рядом. Хаген стоял и дрожал, как заяц; он понимал, что если выживет, то будет вспоминать об этой ночи со стыдом. Сеть внушала ужас, потому что держать ее мог только сам Великий Шторм.

Собрав последние остатки храбрости, пересмешник заслонил собой неподвижную Эсме.

Сеть ринулась на них. Хаген зажмурился: «Заступница, пощади!»

Это было похоже на бег сквозь густые заросли – ветви секут по рукам, жалят лицо, а глаза открыть нельзя, если они тебе дороги. Так и бежишь вслепую, словно зверь, спасающийся от лесного пожара; мчишься, не разбирая дороги, скрываясь от угрозы, которая дышит в затылок. Интуитивно Хаген понял: падать нельзя. Нужно выстоять, и тогда все будет хорошо.

А еще он понял, что от этого врага сбежать не удастся.

В следующий миг Хагену показалось, что его голова вот-вот взорвется. Сразу две чуждые сущности проникли в его сознание и принялись там орудовать с бесцеремонностью воров, связавших сонного хозяина его же собственной простыней и взявшихся потрошить сундуки. Что они искали, он не понял, но перепугался до полусмерти. Перед его глазами беспорядочно скользили воспоминания; утаить хоть что-нибудь от чужаков оказалось невозможно – они бесцеремонно совали повсюду носы, отбрасывали ненужное и подолгу рассматривали что-то, казавшееся самому магусу незначительным. Он именно этого и боялся, когда заключал контракт с Крейном, он не хотел кому-либо открывать свой разум – и вот, доигрался.

Потом Хаген потерял сознание, а когда он снова пришел в себя, луна неспешно проплывала по темному небу, «Невеста ветра» неслась вперед и вперед, как будто ничего особенного не случилось. Выходит, прошло не так много времени? Приподнявшись на локтях, пересмешник огляделся. Зрение было затуманено, но ему не требовалось видеть капитана, чтобы узнать его.

Эсме на палубе не оказалось.

– Вставай.

Он не сразу разглядел протянутую руку. Ладонь Крейна оказалась очень горячей… или это Хаген так замерз, пока был без чувств?

– Поздравляю, – сказал капитан без улыбки. – Ты прошел экватор и познакомился с его охраной. Должен заметить, ты вел себя достойно. Многие ломаются сразу, просят отпустить, пощадить и так далее. Ты выдержал.

Сдержанная похвала заставила матроса задрожать так, что застучали зубы. Выходит, это выворачивание наизнанку и было пресловутым морским крещением?!

– Теперь понимаешь, отчего истории о переходе экватора такие разные? – поинтересовался Крейн. – Думаю, ты и сам не станешь никому говорить правду. О таких вещах иной раз не рассказывают даже близким.

Хаген кивнул и, слегка заикаясь, спросил:

– Но з-зачем, капитан? Что это вообще… было? Или кто это был?

– Понятия не имею, – признался Кристобаль Крейн. – К кому-то они являются сразу, а некоторым везет, как тебе и Эсме, – мы ведь уже переходили экватор однажды. Они словно ищут кого-то. И готовы искать хоть целую вечность.

– А где Эсме?

– В своей каюте. – По лицу Крейна скользнуло темное облако. – Ей пришлось тяжелее, чем тебе. Целителям всегда тяжело. Ах да – чуть не забыл…

Он протянул руку и вложил в ладонь Хагена что-то маленькое, блестящее: