Наталия Нестерова
Витязь. Содружество невозможных
Просыпаюсь мертвым. Как точно сказано… Тайтингиль усмехнулся. Он просыпался мертвым. Было.
– Забвение. Оно страшно, орк, страшно, я был в нем, я его касался. Это страшнее всего в Эале, забвение… Когда вроде бы остаешься собой, но… но… – Голос эльфа сорвался, затих. – А меня? Ты помнишь меня? – спросил после паузы.
Орк заулыбался смущенно.
– Забудешь тебя…
…Это были одни из самых страшных болот в Эале. Великая битва отгремела совсем недавно, и эльф, раненный отравленными дротиками южан, потерявший коня, пробирался по вонючим кочкам. Бросить меч – нет, нельзя, это все равно что бросить в пучину гнилой жадной воды самого себя. Кровь заливала тело под доспехами; свои ушли стороной, сквозь тину в лицо Тайтингиля смотрели бледные лица утопленников и мертвецов прежних битв, и вокруг плясали болотные огни.
Силы истощились; витязь отыскал кочку повыше и пал, накрытый коричневым плащом, шитым золотыми цветками, пал ничком в сырые мхи, вытянув вперед руку с мечом.
Эльф редко так глубоко уходил в небытие, снова в Чертоги Забвения; разрубленное оплечье сочилось почерневшей кровью. Мысленно Тайтингиль пел прощальную песню, сокрушаясь, что все случилось так глупо и странно. Никто не ждал битвы здесь, у болот; небольшой отряд эльфов оказался рассеян и уничтожен.
Но…
Руки, теплые руки.
Мягко отобрали меч, воздели куда-то наверх.
Шкура.
Пальцы завозились в застежках доспехов, снимая их – правильно, правильно.
Горячий отвар с едким, жгучим вкусом полился на рану, пересекающую плечо и половину груди. На губы. Едкий, но в нем не было яда, а была иная целительная сила, не та, что использовалась эльфами. Сила слез скал, мумие; сила полыни и горькой смолы, но – сила.
Тайтингиль очнулся нагим – только его собственный плащ накрывал бедра. Небольшая сухая полянка вблизи скал и болот – слышны крики выпей и запах сырости; костер. На костре котелок.
Доспехи и меч. Все тут, хотя и порубленное.
Приподнялся.
Потрошитель Азар деловито поправлял костер. Коротко глянул на эльфа.
– Тебе бы оруженосца, светлейший. Что же ты так, мордой в болото…
– Лицом, – трудно выговорил эльф. – Морда у тебя, предводитель орков. У меня – лицо.
Рубчатый, грубо и неровно подживший от орочьего лечения шрам пересекал плечо и половину груди, достигая светлого, еле заметного соска. И звездчатые шрамы от дротиков, на близком расстоянии пробивших-таки тонкую металлическую чешую доспехов.
– И… я не беру оруженосцев. – Эльф закашлялся, и орк, легко встав, протянул ему плошку, грубо сработанную из дерева, – с чистой водой. Пригодной даже для эльфа.
– Напрасно, напрррасно же, – как-то иронично буркнул Азар, – вот сейчас пригодился бы тебе… оруженосец.
– Чего ты хочешь? Выкупа? Сражения?
– Ничего не хочу, – решительно ответил орк. – Как сможешь встать, иди. Ты ничего не должен мне. Вот, хотел посмотреть на эльфа… вблизи. Так ли вы похожи на девушек, как говорят.
На секунду внутри у Тайтингиля все дрогнуло в ужасном подозрении – подозрении осквернения, позора, необратимости. Орки, и Азар в том числе, видели достаточно эльфов вблизи. И могли оценить… похожесть на девушек.
Орк глянул в искаженное лицо витязя и расхохотался:
– Ради одного этого мига тебя стоило подобрать, цветок Нолдорина, золотой сокол… Ты напуган. Да. Не переживай.
Орк ушел, когда убедился, что эльф способен вскипятить себе воду. Принес напоследок какую-то жирную болотную птицу, кинул у костра, вскочил на боевого волка и унесся.
Тайтингиль так и не нашел слов – благодарности, долга; так и не определил, что же это было.
– Я, – сказал орк Дима Котов, – сейчас только понял, уже человеческими мозгами. Их как-то побольше, – заулыбался, сияя на эльфа прозрачными голубыми глазами на загорелом лице; улыбка была обескураживающей. – Видимо, я всегда хотел быть… эльфом. Смешно, да? Орк – эльфом. Поэтому и громил ваших так ожесточенно, что не мог. Поэтому и спас тебя тогда. Это был единственный раз, когда по-доброму говорил – с вашими… Поэтому в здешнем мире мне вот так… отдало. Я миррный, миррный тут, такой миррный, хоррроший. – Он явно замурчал, улыбка стала шире. – Я не касаюсь оружия, даже не хочется. И люди – они идут ко мне, тянутся, а не страшатся и не бегут. Я… желанен. Я Котик, блин. Котик. С восемью жизнями.
– Не девятью? – нахмурился Тайтингиль.
– Одну… я уже потерял.
– Тебя приняла эта складка Эалы? – медленно спросил эльф. – Ее земля, ее воздух?
Орк выдохнул.
– Я… пррривык. К воздуху – горькому. Воде – едкой. Звукам – резким. Главное – что жив снова. Главное.
– Я не могу, – сказал Тайтингиль. – Мне нужно найти путь для эльфов, спасти свой народ. От забвения. На это мало времени. Каждый шаг по этой земле дается мне с трудом. Я хочу исполнить свою миссию… и затем покинуть это место. Ты… можешь со мной.
– Как ты собираешься покидать мир? Я никуда отсюда не хочу, я прижи-ился, – мяукнул Котик. – Опять в битвы, в кровь опять, в грррязь? Не-ет, не хочу-у…
Эльф смотрел – он и правда прижился, этот орк. Рулил бесконной повозкой, в которой жужжала и шкворчала назойливая местная музыка, потряхивал своей хитро плетенной гривкой в такт звукам, взглядывал на карманное волшебное зеркало и, пользуясь остановками, стучал пальцами в гладкое стекло, выбивая бесчисленные послания кому-то неведомому.
«Амарок» споро рыскал дворами; вот и дом – ограда, перегородка на въезде, все как у Ирмы. Но это не Ирмино жилье.
– Ты привез меня к себе?
– Ну м-мало ли что, – мяукнул парень, – м-мало ли. Зачем Иррме выносить из дома тррруп и оттирать кррровь? Давай лучше у меня. Звукоизоляция. Любые вопросы, светлейший. Любые, какие захочешь задать. Какие… захочешь.
Тайтингиль на секунду уставился на Котова – он уловил подтекст, но не понял, что подразумевал орк. Двусмысленность, скользкая и острая, как тело и клычки змеи; ловушка? Западня? Впрочем, не ему бояться орков, даже безоружному; эльф покинул салон белой машины с волчьим именем и последовал за помятым Котовым мимо стойки консьержа, сидящего прямо и внимательно, как сыч на суку – там, на гнилых болотах…
– Я чувствую, этот город опутан темными нитями разных сил, – говорил витязь, перешагивая порог квартиры. Если бы он мог судить, то решил бы, что Котов устроился просторнее, стильнее и дороже Ирмы. Прижился, да, прижился. – Таких мрачных, таких странных, что порой мне кажется невероятным, что люди во власти черных сетей еще сохраняют какой-то свет в душе. Теперь я понял, что именно неладно. В этом городе кроется паук. Паук, которого нужно убить. Паук, прошедший грань миров, как это сделали я и ты. Дверги принесли мне доказательства. Паутину. Я посмотрел и увидел огромную опасность. Странную опасность, словно разлитую в отражениях прошлого, нынешнего и будущего…
Котов, кинувший ключи и айфон на тумбочку у зеркала, выполненную из темного дерева малазийскими мастерами, быстро снявший кроссовки и ринувшийся было в глубь квартиры, остановился. Уставился на златого витязя прозрачными, сияющими глазами с бледно-голубой радужкой.
– Я… мне так хорррошо тут. Ох, светлейший, может, обойдемся без дрррак, без дрррак? Да, тут едко и странно, но… Я же умер – там. Знаешь, как хочется жить, когда ты умер?
– Знаю, – жестко ответил эльф. – Я – знаю.
Орк опустил взгляд.
– Ну… до тебя я не рисковал вспоминать… светлейший. Старррался все воспоминания о том… мире… о той жизни уничто-о-ожить… Мне совсем недурно здесь. А ты-ы…
Тайтингиль молча рванул пуговицы жилета, потянул с плеча сорочку, едва не выдирая пуговицы из легкого поплина вместе с мясом.
Орк уставился на тонкий белый шрам, едва заметный, пересекающий плечо и спускающийся на грудь, к соску. Потянул руку и провел кончиками пальцев.
– Вот же, а… вот же… значит… это в самом деле ты-ы… и это было.
Болота, славные гнилые болота, куда так удобно загонять врага. Огни, трупы, гниль; спутанные следы. Громадный боевой волк не любил бегать по мокрому и огрызался. Но находка стоила неудобств – сам златой нолдоринский сокол, непобедимый, неповторимый Тайтингиль; волосы вразлет, потемнели от ядовитой влаги; тело укрыто плащом.
Орк не мог признаться себе, зачем он это делает.
Зачем он делает это, возясь с полутрупом – но вспоминал летящий на белоснежном коне силуэт, взмывающий над битвой; плащ волос по ветру, за спиной бьется коричневая парча, шитая златом; в руке свистит набитый рунами и цветами клинок, уничтожая его подданных.
Орков.
А теперь он, великий Потрошитель Азар, гроза эльфов, гордость Морума, бережно снимает доспехи, омывает тонкое сильное тело от ядовитой, вспененной крови, глубоко, тщательно вылизывает раны – самое надежное лечение, самое, пока эльф еще не очнулся.
Трогает, исцеляет.
Он, убийца.
Он бережно свернул в жгут длинные золотые волосы эльфа и отжал от болотной воды. Волосы, к которым, как гласила легенда, Тайтингиль не давал прикасаться даже девам.
Азар не думал ни о чем. Просто помогал. Эльфу. Он же будет благодарен?
Эльф, быть которым он мечтал всегда.
И большой кровью мстил, не уставая, за то, что – не таков. И не станет.
Потом, позже, эльф провожал его взором, полным недоуменной боли и гордыни.
Эльф так и не произнес слов благодарности.
– Было, – сказал витязь, убирая от себя чужие руки и возвращая сорочку на место. – Это было, Потрошитель Азар, вождь воинства орков, слуга Карахорта… всегда мечтавший стать эльфом и живущий теперь в иной складке Эалы в человеческом облике. Было. Ты спас мне жизнь, мне, эльфу, и мне нечего было сказать тебе тогда. Я не был готов признать, что обязан тебе жизнью.
Котик следил за руками Тайтингиля жадно, как будто тот укрывал рубашкой как минимум гору злата, а не свое собственное тело.
– Я думал, у эльфов не остается шрамов…
– После орочьего лечения? Остался вот, – усмехнулся витязь. – Это не важно, предводитель Азар. Дима Котов. Ты ушел оттуда, ты теперь здесь. И я – здесь. И я должен тебе.
Котов помотал головой.
– Спасибо, – сказал Тайтингиль, глядя прямо в глаза Котика.
Мужчины стояли близко, и воздух накалился и звенел.
– Спасибо тебе, Потрошитель Азар. Ты спас мне жизнь. И теперь я понял, что вело тебя.
Перерожденный орк прищурил яркие глаза.
– А знаешь? Пусть оно и дальше ведет.
– Что? – Тайтингиль оторопел.
Котик улыбнулся и выговорил:
– Я хочу встать подле тебя оруженосцем, эльф. И я пойду за тобой – туда, куда тебя понесет, нолдоринский сокол, витязь Золотой Розы. На болота, на Пустоши Морума, к чертям собачьим. Я тоже хочу туда-а-а. С тобой. Это же… прррикольно. С эльфом. Я всегда хотел.
– Я не пойду на Пустоши, – ответил Тайтингиль. – Сейчас мне нужно покончить с чудовищем. Моя задача больше и сложнее, найти путь спасения для эльфов. Я собираюсь шагнуть к звездам, за пределы Эалы. Я собираюсь… в космос. Желаешь пойти со мной?
Орк почесал дреды.
– В космос… В космос… Ну круто же, а! – Голубые глаза снова засияли колко и озорно. – С эльфом, в космос.
– Устраивает? – Эльф протянул узкую ладонь.
Дима Котов с готовностью сжал сильные жилистые пальцы в своей мягкой лапище.
– Что тут может не устррроить? Девчонки там опять же какие-нибудь… зеленокожие! Ну псих ты, как есть – даже кррруче, чем я сам! По рукам!
Глава 7
Слияние душ
Эльф стоял неподвижно посередине просторной гостиной. Ему не хватало чего-то большого, значительного, привычного – ритуала посвящения с мечом, каких-то особых, возможно, выспренних слов; но этот мир подразумевал упрощение. Простоту.
В тех вопросах, в которых его соплеменники никогда не были просты.
Орк тем временем уже кипел, сновал, колготился – привычно делал одновременно тысячу дел в бешеном ритме этого странного мира.
– Телефон есть уже? – вопросил Котов от стеллажа в дальнем углу. – Тут без него никак.
– Нет. Я читать пока не умею, – усмехнулся эльф. – Так. Отдельные слова. Т-р-у-с-ы.
– С правильной лексики начал, – мурлыкал Котик. – Давай-ка… вот, модель не распоследняя, но тебе пока сойдет. Я поискал бы… может, вообще кнопочный…
Эльф пропускал суету мимо ушей. Подошел к паре африканских масок и замер перед ними.
– Значит, магия в этом мире все же есть.
– А, это. Это так, р-развлечение для тур-ристов… Ремесленники делают же.
Тайтингиль поднял брови.
– Да-а? – тормознул Котик свою бурную деятельность.
– Ну вот эта пуста. – Эльф указал на ту, что висела слева. – А вот в этой, правой, скрыт демон, из мелких. Досаждал… селению. Да. Селению. Заточили и продали, чтобы иноземцы увезли подальше. И вот он тут висит у тебя.
– В-выпустишь? – чуть заикаясь спросил Котик. – Что-то мне не понравилось то, что ты сказал…
– Мелкий демон. – Эльф пожал плечом. – Скисшее молоко, нежелательные насекомые, спутанные волосы у детей и животных. Тебе такое надо дома? Но то, что нашлись умельцы, которые его опознали, сделали для него ловушку и заточили, говорит мне…
– …что в нашем мире есть магия. Вот. Это мой старый номер. Один из. Я этим мало пользовался. И прррежний телефон. Живой вполне. Но-о-о… если позвонит женщина, любая, говори: я не Котик, я его начальник. Договорррились?
Тайтингиль усмехнулся. Иронично бросил:
– И правда, прижился.
– Тошнит тебя от этого, светлейший?
Эльф отвернулся к окну. Помолчал. Потом прошептал:
– Подташнивает…
– Р-раскажи. – Орк уже был рядом, и рядом уже было подставленное кресло и столик с коньяком, сыром, виноградом, клубникой, тонкими листочками каких-то крекеров. – Что ты собираешься делать?
– Что рассказывать… я шел в мыслях об осознании пути. В желании пресечь удел небытия для эльфов. В поисках ключа от новой жизни, мечтая о рождении детей после веков упадка, – чуть горько говорил Тайтингиль. – Но я вижу отравленную воду и людей, живущих в хаосе. В… блуде. В заблуждениях, взаимном вреде. Потерявших самих себя. Если у них и есть ключ – отыскать его будет сложно. А взять для эльфов еще сложнее.
– Думаешь, этот ключ найдется за звездами? В космосе? А как ты планир-руешь отправиться в космос? Самолет… самолет для начала. Посмотреть на Землю… на Эалу сверху. Мм?
– Можно самолет, Алина рассказывала.
– Алина… – Котов поболтал в стаканчике с яблочным соком лед. – Алинка. Я никак не подошел на р-роль папика. А Ирма, Тайтингиль? Мм?
Эльф посмотрел.
– Я понял, по-о-онял… не мое дело. Да?
Витязь все еще удерживал взгляд на выразительном лице орка. Наконец разлепил губы жесткого, похожего на шрам рта.
– Как странно, что все мы собираемся подле этой женщины. Обычной женщины… как странно. Ирма сразу помогла мне встретиться с двергами, последними в роду Чернобородов, которые тоже искали убежища в этой складке Эалы. И с тобой. Видно, через нее мне и… – Эльф осекся.
– Что?
– Позже, орк.
– Оррруженосец же, – искательно проворчал Котик. – Должен быть в курррсе. Вот. – И взял в руки айфон, отданный витязю. – Иррма, Ирррмочка, ты же не волнуешься? А, совещание? Хорррошо. Этот номер отдаю Тай… тингилю. Да-да-да, живы-здоровы, поговорили. Ну поговор-рили, ну-у… Все живы, не беспокойся. Да-да, отвезу я. Отвезу.
Скользнул пальцем по экрану.
– Куда, эльф?
– К Беспрозванному. На Красные Ворота.
Орк замер. Потом улыбнулся:
– Быстр-ро учишься. Мне Лев Абрамович шить отказался, но не очень-то и хотелось.
Погода портилась – час назад казалось, что это не май, а душный июль, а теперь из редких туч капали тяжелые дождинки, обещая немного прополоскать столицу. Изя с готовностью впустил эльфа и весьма привередливо осмотрел орка, поигрывающего ключами от авто, сверкающего стеклами новых очков, мусолящего в руке дорогущий айфон.
Орка оставили на диване с двумя белошвейками, тощими, почти одинаковыми девицами – в московской квартирке наверху, на диванчике, обтянутом руколепным покрывалом пэчворк. Сара, поднявшись сюда ненадолго, издалека пульнула в него чашкой чаю и древней сахарницей синего хрусталя с металлическим ободком и двумя сильно обкрошенными кубиками рафинада на дне. Котик заглянул в чашку, проворчал: «Писи сиротки Хаси», обворожительно улыбнулся и через пятнадцать минут был лучшим другом белошвеек.
Сара удалилась молча, непреклонно покачивая тухесом.
Тайтингиль на час спустился в нижнее помещение, обсуждая со Львом Абрамовичем послание и новости, полученные с утра. Ненадолго вернулся наверх:
– Оруженосец, ты хорошо знаешь этот город?
Обе девы подпрыгнули от такого титула и защебетали затем втройне приветливее, нашивая вензеля Беспрозванного на готовые вещи.
Обсудив требуемое, витязь прошел мимо Котика, коротко сказав:
– Теперь к Ирме.
Оставив чашку и послав девам пламенно-обволакивающие взгляды, Котик рванул следом. Обогнал у машины, открыл дверь.
Алинка была уже дома. С ней на кухне сидел Макс; в духовке запекалась цельная индюшка, и ароматы витали по всему дому.
Увидав пришедших, Алинка помчалась к двери – коротюсенькая майка, яркие шортики, белые волосы до талии – и с ходу напрыгнула на Котова.
– Котик, привет, привет, Котик, какой ты черномазый, как папуас! Ма звонила, ты Тая… Тайтингиля привез ведь? Как он тебе, эльф наш?
Котов ворчал и мурлыкал, отлепляя и обнимая девочку одновременно, одновррременно. Витязь улыбнулся, дернул углом рта, похожего на шрам. Орк отчего-то уставился на узкие ступни эльфа, который сразу сбросил и туфли и носки, и прошел в дом босиком.
– Да, он чудной, с приветами, но клевый же, – уверенно сообщила Алинка. – Поужинаешь? Уже время подходит, когда и Тайтингиль питаться начинает. Тем более хорошим мясом. Птицей.
В квартире стояла некоторая суета – двое рабочих закончили заниматься душевой кабиной и выносили остатки старой. Котик тут же включился в процесс вместо Макса, который доселе исполнял роль старшего мужчины в доме. Алинка хлопала духовкой, рабочие объясняли, как невыносимо трудно было сделать замену панелей, Котов остро поглядывал на эльфа, который, сбросив жилет, сидел на подоконнике с ногами, поглаживая кота Пикселя, и смотрел на задернутую дождем Москву.
Пришел посыльный от Беспрозванного – принес еще пакеты с вешалками. Алинка забежала наверх, развесила, разложила обновки в шкафу в гостевой спальне. Там же висела и собственная одежда Тайтингиля; лежали кольчуга, плащ. И стоял в самом углу длинный меч в причудливых легких ножнах.
Девочка протянула руку – потрогать, но Тайтингиль шевельнул бровью, и все стало понято без слов. Воинское – под запретом. Ей, девчонке, да и вообще. Слишком серьезно. Слишком опасно. Слишком.
– А это… можно? – Алинка тронула плащ пальцами.
Эльф кивнул.
Девушка накинула плащ на себя и с гиканьем понеслась вниз.
Котик замер, как окаменевший, и некоторое время не сводил взгляда с коричневой плотной парчи, шитой золотыми цветами.
И довольно быстро попрощался, убедившись, что эльф понял тайну пользования телефоном и правила набора номера, записанного в телефонной книжке айфона как Azar.
Ирма принесла из машины трость, сработанную двергами для эльфа, и, судя по всему, пребывала в умонастроении весьма сложном. Она была вежлива, отчуждена, суха и держалась на изрядной дистанции от всех.
Тайтингиль поглядывал с интересом.
– Ма, мы не собираемся же сразу рожать и все такое, – щебетала Алинка. – У Макса бабулька вредная, квартира ее. Она сказала, что переедет в комнату Макса к предкам и уступит квартирку, только когда Макс женится. Ну вот. Женимся, год играем в сладкую парочку, и свобода. Макс с квартирой. Всем хорошо. Мне не жалко. Мм? И да, да, только после того, как поступлю.
– Ох, еще и поступление, Алина… ты понимаешь, сколько денег надо – на все?
Тверденький кулачок стукнул в стол.
– Мам! Сама поступлю!
– Сама… ладно.
– Ты покладистая такая, мам!
– Да. Сколько денег на свадьбу надо?
– Ну… ну, полляма, Максик? Твои сколько дадут?
– Я не говорил еще. Пусть будет сюрприз. Я вот тут, Ирма Викторовна, и, э-э-э, Тайтингиль, прошу руки Алинки. Дадите?
Эльф молчал, спокойно занимаясь кусками сочной индейки на своей тарелке, Ирма отделывалась неопределенными фразами.
Поев, загрузив посудомойку, Алинка и Макс отправились куда-то покататься на машине.
Ирма ушла в свою комнату.
Эльф усмехнулся и снова оккупировал подоконник с азбукой и планшетом.
Ирма сдалась спустя полтора часа, когда Алинка позвонила и сказала, что переночует у Наташи.
Пришла к подоконнику в туго перепоясанном пеньюаре бежевого цвета, отделанном кружевами. Села в кресло напротив эльфа. В руке в невысоком стаканчике позванивал лед, умягчая вкус виски.
– Итак… то тебе Котик так нехорош, что ты готов убить за то, что я тебе принесла его халат. То он так хорош, что ты запросто уезжаешь с ним, берешь его айфон. То ты из другого мира, то ты знаком с Котовым вплоть до дружеского мордобоя. Поясни. А то и впрямь окажется, что ты не Тайтингиль. А Игорь Приходько.
– Я знал Азара в ином теле и в ином мире. Мы были непримиримыми врагами, но однажды он спас мне жизнь.
Ирма собралась что-то сказать еще – что-то ироничное, хлещущее; она не любила чего-либо не понимать или чувствовать себя одураченной. Но эльф гибко спрыгнул с подоконника, секунда – и он был рядом, еще секунда – и Ирма на его руках, обхватив стройную мощную шею, отдается поцелую; эльф беззвучно взбежал к себе на второй ярус квартиры, обнимая женщину, обвивая ее руками и не отпуская губами губ.
Ирму затрясло; повело по телу – горячим, горячим…
Эльф целовал глубоко, забирая губы, язык Ирмы; просто целовал. У кровати Ирма вцепилась в пуговицы его сорочки и, почти разрывая, стащила ее с широких плеч. Провела пальцами по едва видному шраму, белой ниткой пересекающему плечо и почти половину груди, достигающему соска. Тайтингиль безошибочно дернул за поясок, и пеньюар разлетелся, открыв тонкую короткую сорочку. Эльф коротко застонал. Ирма присела на корточки, расстегнула льняные брюки и освободила длинные ноги мужчины; но эльф, почти бросив ее на кровать, вдруг прошептал прямо в ее губы:
– Ш-ш-ш.
– Что, ну что-о?
– Это время, – витязь дышал так, что Ирма видела и ощущала могучие движения широкой груди, – время, которое я смогу быть с тобой… ты проживешь его по моим правилам.
– Это как?
– Я подскажу, когда придет пора… я в твоем мире, и я твой гость. Но если я буду твоим мужчиной – определенные решения останутся за мной.
– И первое же неповиновение с моей стороны…
– Я просто не могу иначе, – в самые губы сказал эльф. – Я не человек. Я просто не могу. Иначе. Не живу по-другому. Понимаешь?
Если Ирма что-то не выносила почти так же, как и предательство, – так это когда ей ставили ультиматумы. Сердце ее заколотилось, заметалось в поисках выхода из ситуации. Вот мужчина, вот его серые, причудливо меняющие цвет глаза, вот его тело… архангел, который, как ей казалось, теперь ее воздух, ее судьба, сама жизнь. И вот его слова. Разве нельзя получить счастье как-то попроще?
– Я бы хотела точнее узнать, что потребуется, – осторожно сказала она. – Ты… не мог бы… больше рассказать о себе? И особенно о твоих правилах?
Эльф выдохнул и на секунду упал лбом на грудь Ирмы. Затем встал – трусы, злополучные трусы из тонкого трикотажа, которые она так вдохновенно подбирала ему, облегали тугие ягодицы, пах. Очень выразительный пах. Великолепный…
В животе Ирмы снова заныло.
– Н-ну вернись же…
– Ирма.
– Н-ну?
– Я не человек.
– Да объясни же! – взвизгнула женщина. – Ты сказал, ты – да… год… и вот… и… я никогда не волочилась за мужиками, у меня нет с ними проблем! Что происходит? Тайтингиль!
– За мужиками, – потерянно сказал эльф. – Ирма… прости меня.
– Нет, погоди. – Ирма метнулась к подоконнику. – Ты хочешь меня? Обрати внимание, к черту любовь; я спрашиваю про то, что проще. Ты – меня – хочешь?
– Хочу, – сказал мужчина. Острые уши его вырисовывались на фоне серого московского неба, подсвеченного снизу сполохами большого города. Волосы блистали золотым огнем.
– Так в чем проблема, ну в чем? – Ирма чуть не рыдала.
– Я… рискнул… поставить одно условие. – Тайтингиль говорил медленно, подбирая слова. – Чтобы… пока я с тобой… ты приняла мои определенные правила. Я не смогу считать себя… мужиком… венчающим ряд предшественников. С которыми у тебя не было проблем.
Ирма отшатнулась.
– Ты…
– Ты не скрывала же этого… и не скрываешь. Поэтому я… попросил.
– Ты что же, – медленно сказала женщина, – ты считаешь, что я смогу с кем-то путаться, когда ты… когда я… когда я сказала тебе у Беспрозванных…
– Я слышал, что и как говорили Алина и Макс за ужином, – медленно сказал Тайтингиль. – Они были готовы даже назвать друг друга мужем и женой, не придавая этому никакого значения. Я молчал. Но я слушал. Они в близости, но не будут думать о ребенке. Разве такое бывает? Если я… то я непременно буду. Ты не понимаешь, наверное… Я пришел оттуда, где мои соплеменники жили вечно, но долгие века не рождали детей. И так говорить при возможности зачать ребенка, как это делаете вы, люди… даже не говорить – делать так… Я не могу, правда.
– Ох-х… – Ирма, надежно защищенная гормональной спиралью, тем не менее всегда выдавала любовникам презервативы… а в случае отказа – вышибала их в единый миг. Она вела. Всегда вела в отношениях. И…
Споткнулась о взгляд эльфа. Жестко споткнулась, как об острый камень на дороге.
– Ты… – Ирма облизала губы, – о боже!
– Мне кажется, – так же осторожно, словно обходя рассыпанные на дороге острейшие осколки чьих-то надежд, сказал витязь, – мне кажется, нам нужно еще немного времени. Ирма. Говорить. Для начала.
У Ирмы было ощущение, что она стоит на краю пропасти. С чего? Почему? Что, собственно, меняется? Что так уж сильно может измениться?
Архангел!
Бороться, не отпускать. Она представляла себе борьбу с каким-то внешним миром; а борьба предстояла внутри ее самой. Для начала – смириться. И сказать – да, пока мы будем вместе, я буду слушать тебя. Я буду.
Слушаться.
Дотошно выяснить для начала все его эти правила. До того как. Обдумать их. Систематизировать, законспектировать…
Ирма тряхнула головой.
– Тайтингиль… я готова. На все. Я буду слушаться тебя всегда, когда ты напомнишь мне о твоих правилах. О том, что ты не человек. Я даю тебе обещание. Принять… все.
Внутри что-то сладко оборвалось. Будто давно подвешенная на нитке тяжесть вдруг перетерла упругий шелк и освободила часть души, выпрямившуюся живой веткой.
Эльф был рядом – во рту, внутри тела, внутри и вовне; Ирма, позабывшая о правилах и ритуалах плотских игр, самозабвенно кричала, извивалась, почти теряла сознание. Это был простой секс, простой, но настолько глубокий и чувственный, какой, пожалуй, могут представить себе только шестнадцатилетние девушки, осваивая первые ласки, подсунув при этом книгу стихов о вечности и смерти под подушку. Это не было похоже ни на что, доселе пережитое опытной и взрослой Ирмой.
Это было единение слитых душ – романтическая глупость, о которой он говорил в самом начале, это было оно, без чего не мог этот всамделишный, чудной, прекрасный, дивный эльф.
И не могла теперь она.
Ирма уснула в его руках, взорвавшись бесчисленное количество раз, мокрая ото лба до самых кончиков ног; опустошенная и наполненная – телесно. И еще как-то иначе.
Тайтингиль держал ее в объятиях и дышал в шею, не в силах уснуть – витязь на поле битвы, муж на ложе девы, гость в лоне этого мира. Сердце его колотилось в ее мягкую грудь и никак не могло утишить бег.
И он ни на минуту не выпустил ее – вплоть до звонка ее айфона, вплоть до сигнала будильника, который – эльф уже знал – являл тут собой подобие грома небесного.
Ирма дернулась и замерла в сильных руках.
– Черт бы подрал работу, – прошептала она в губы эльфа, встретившие ее дыхание. – Черт бы ее…
– Тшш. Для тебя это важно, – ответил едва слышно Тайтингиль, – а потому – вставай.
Ирма прислушалась к ощущениям тела. Глянула на циферблат часов.
– Я… я правда… я должна…
– Знаю.
– А… а что будешь делать ты? Ты будешь заниматься азбукой?
Тайтингиль улыбнулся ровному шуму дождя за окном.
– У меня тоже теперь есть дела в твоем мире. Есть… оруженосец. Не беспокойся обо мне.
– Оруженосец?
– Да, – задумчиво сказал эльф. – Хотя это странно. Я очень давно не брал оруженосца.
– Тайтингиль… – Ирму затрясло, – сколько… тебе лет?
– Если годы здесь и в моей Эале одинаковы, то одиннадцать тысяч пятьсот шестьдесят три.
– Что?
– Полагается, что эльфы бессмертны, – произнес Тайтингиль, – но у меня свое мнение на этот счет, Ирма. Свое.
– Мне надо умыться, – пролепетала женщина и юркнула в свой бежевый шелковый халатик. – Ты придешь? Ах, ты же не завтракаешь.
Эльф неспешно, очень неспешно оделся, спустился в кухню.
Алинки не было – в квартире тишина; Ирма сидела за столом с баночкой натурального йогурта и чашечкой кофе из кофеварки.
Напряженная, потерянная, странная. Уже в деловом костюме, подкрашенная, причесанная.
– Что ты? – Тайтингиль положил ладонь на руку женщине.
Ирма вздрогнула.
– Т-ты… я…
– Расскажи. – Эльф сел рядом.
– Я не могу поверить до конца, – потерянно сказала Ирма. – Потому что мне делается страшно.
Эльф потянулся и долго, нежно поцеловал ее в лоб.
– Теперь поздно, Ирма. Ты приняла решение. Ты…
– Да. – Она обвила его шею руками и на секунду замерла.
Встала.
– Мне пора ехать. Куда тебя отвезти… витязь?
– Я пройдусь сам. Пойду к липам, – сказал Тайтингиль. – Я столько туда собираюсь и все никак не дойду, это странно.
– Ты найдешь сквер?
– Несомненно. Оруженосец поможет.
Ирма ушла – со сложным, странным чувством счастья… и необратимости. Она унесла это чувство, как несут хрустальный кубок, до краев наполненный расплавленным золотом.
Теперь нельзя оступиться. Никак нельзя.
Эльф изучил выданные ему ключи, обулся, взял трость. Вышел из квартиры, запер ее, опустил связку в карман светлого плаща.
И направился к лифту.
Повседневные премудрости этого мира постепенно переставали изумлять его.
Постепенно.
Дождь полоскал голые ветки, и вот в парке, в старом парке, который помнил грохот и масляные фонари конки, листва старых лип после дождя зеленела задорно и молодо, будто и не пылилась в городском чаде.
В городе лужи отсверкивали перламутровыми разводами, машины проносились, оставляя за собой хвосты ядовитых миазмов. Хотя дождь старался выполоскать город, промыть его насквозь, сил небесных потоков хватило лишь на эти полтора-два часа свежести, которые эльф провел в парке.
Толстая кора старых лип, посеченная временем, дрожала жизнью, а витязь смотрел сквозь вязь веток на задернутое тучами небо и думал.
Днем тут было безлюдно, почти совсем. Но Тайтингиль смотрел иначе и видел парк темным, пронизанным струями света – фарами проезжавших машин, фонарей, городских кричащих неоном реклам, витрин. Неживой свет. Здесь было тихо, почти мертво днем – потому что чересчур живо и бойко в темную пору, когда должна была властвовать исключительно ночная королева луна, дарящая сон и покой.
Все перемешалось в этом мире. И в старом парке тоже.
