Наталия Александровна Великанова
Изнанка мести

Жар расплывался по телу, сметая всё на своем пути, превращая кости в спички. Каждое прикосновение – к бедру, локтю, плечу – отдавалось острыми вспышками предчувствия. Она совсем ничего в ту ночь не пила. Да и он за рулем был. Почему же его губы звали, словно были источником воды в знойной пустыне? Почему танцы до упаду не лишали сил, а только подливали масла в огонь? Почему она не сомневаясь, пошла к нему и была счастлива почувствовать его тяжелое тело? Даже сейчас она испытывала этот восторг: он внутри, и они единое целое!

Ночью незнакомый вихрь закружил её, чувства смешались: радость, страх, волнение, безумие, желание раствориться под сильными пальцами, под испепеляющими поцелуями, отдаться судьбе, не думая о последствиях. Она не узнавала своих рук, обвивающих его шею, губ, трепещущих под его губами. Багряный воздух, кружащий голову, обволакивающий и дурманящий, поглотил её и унес в иной мир.

Рано утром Ярослав улетел в Лондон. По работе его направили на учебу. Так он ей объяснил, по крайней мере. Вика нахмурила лоб. И тогда и сейчас это казалось побегом. Не от неё ли он скрывался? Получил, что хотел, и был таков. Пусть такие сомнения кому-то показались бы смешными, но её не покидали. Да, он звонил регулярно, тратил, наверное, кучу денег на телефон, но оставалась в отношениях какая-то недосказанность.

Когда они прощались, Ярослав шутливо попросил её не выходить замуж до его возвращения, поцеловал нежно и вместе с тем властно. Но верила ли она ему безоглядно? Нет! Где эта радость полного взаимного доверия, единения душ, невозможности оторвать взгляд друг от друга? Где беспечность? И опять же: где признание в любви? Как её угораздило переспать с парнем, который не сказал, что любит!? Вот дура!

Что он мог в ней найти? Вика серьезно посмотрела на отражение, подняла руки и взъерошила шевелюру. Это сейчас волосы ровные и блестящие, закрученные в тугие кудри, а еще совсем недавно доставляли ей одно только огорчение. Сколько пришлось с ними помучиться! В детстве, насколько Вика помнила, колечки на ее голове вызывали умиление у взрослых. Каждый старался их погладить, растрепать или поправить. В младшей школе ее считали самой красивой девочкой в классе именно из-за кудряшек. В подростковом же возрасте Вика волосы возненавидела. Мало того, что они вечно путались и торчали в разные стороны, так еще и невозможно было сделать нормальную прическу. Каре превращало ее в пуделя, короткая стрижка делала похожей на юного еврея. С тринадцати до шестнадцати Вика носила исключительно хвостик, гладко зачесывая копну назад, иногда завязывала старушечий пучок. И все равно ее порой дразнили шваброй.

Только лет в семнадцать она нашла, наконец, управу на вихры. Тогда в салон на Никитском, который Вика посещала регулярно, пришла новый стилист, Юлька. Она и помогла ей. Вика стала пользоваться разными пенками, восками, гелями. Теперь волосы спускались ниже лопаток, лежали красивыми спиралевидными прядками, крупными или мелкими, в зависимости от способа, которым были уложены. Иногда Юля вытягивала их, распрямляя до гладких локонов, но такое у Вики удерживалось недолго.

Да, она часто слышала комплименты в адрес прически, но все остальное было у нее стандартным. Обычный нос, не запредельно длинные ресницы, не самые пухлые губы. Да, слава Создателю, яркие глаза, изящные от природы брови и чистая кожа, но… разве достаточно этого?

Вика отошла от зеркала чуть дальше: фигура тоже была не выдающейся. Если б не безумная любовь к сладостям, могла бы соответствовать современным идеалам красоты. А так – увы и ах! Вика посмотрела на грудь: чересчур пышная, она делала фигуру немного грузной. «Девушки – обладательницы маленькой груди не понимают своего счастья, – в который раз за последние пять лет подумала она, – ты можешь иметь идеальные пропорции, но пышный бюст в два счета превратит тебя в пампушку». К тому же, одежда стандартных размеров Вике не подходила: если была хороша в талии, то натягивалась выше как на бочке, если бывала хороша в груди – пиши пропало – висела мешком в остальных местах. Вика давно шила наряды на заказ: начиная с нижнего белья и заканчивая шубками. Хорошо хоть она себе это позволить могла. А если б денег не было?

Повернулась и посмотрела на бедра и попку. Вспомнила разговор с Ольгой, когда жаловалась подруге на апельсиновую корку. Им тогда было лет по пятнадцать?

– Оль, посмотри, у меня целлюлит на икрах?

– Что?

– Целлюлит!

– Где? – брови Ольги домиком сошлись над переносицей.

– На икрах! – возмущенно вопила Вика.

– Хочу уточнить, – Ольга склонилась, силясь рассмотреть хоть что-то, – ты знаешь, что икра – это часть ноги между коленом и щиколоткой?

– Конечно! Там целлюлит?

– Ты с ума сошла? – подруга строго покрутила пальцем у виска.

Надо сказать, Оля имела абсолютно здоровое отношение к себе и своей внешности, а ведь она была очень красивой! Голубые глаза, напоминающие то воду в солнечном бассейне, то россыпь хрусталиков льда, завораживали. Она страстно любила менять прически и цвет волос. Ей шел и зеленый оттенок, как у кикиморы, и золотистый, как у Барби. Огромные очи подстраивались под выбранный цвет и превращали Ольгу в загадку. Вике давешний разговор она не забыла и при любой жалобе на внешность выдавала: «Только попробуй мне сказать про целлюлит на икрах!»

Подруга была для Вики благословением небес. Во всем мире не было человека ближе и роднее. Они вместе учились с первого класса, когда худенькая синеглазая девочка с цветными резиночками, в конце второй четверти впервые появилась за Викиной партой. (Ольгина семья переезжала с места на место вслед за отцом до той самой поры, пока дочка не пошла в школу). С тех пор они почти не расставались. Играли в куклы каждый день, ночевали друг у друга, шушукались под партами и читали одни и те же книжки. В общем, делились любыми радостями и горестями и секретов друг от друга не заводили.

Когда родителей Вики не стало, Ольга превратилась в настоящую сестру. Она день и ночь слушала Викины стоны, не обижалась, если та внезапно замолкала, помогала с учёбой, прикрывала от любопытных. Сочувствие стало её вторым «Я». Ольга даже потянулась за Викой в художественную школу, но, увы, промучившись там пару месяцев, сдалась. Ольга была прирожденной отличницей, у неё по всем предметам были пятёрки, золотая медаль за окончание школы и трудности выбора института. Куда пойти, если все предметы одинаково хороши и успешны? Ей было так сложно понять, что самое интересное, что Вика диву давалось. Ольга поступила на экономический факультет университета управления, навсегда приобретя склонность к восхищению людьми, определившимися с профессией в детстве.

В семье у Ольги было особое отношение к деньгам. Строгие правила, установленные отцом подруги на все сферы жизни, распространялись и на кошелек. Ольга никогда не заглядывала в чужие карманы, не завидовала состоятельности окружающих, не имела привычку считать чьи-то доходы. Видя, какое наследство свалилось на Вику, ни разу не попросила взаймы, хотя как никто могла бы сделать это. Вика это ценила. «Господи, – думала она, – спасибо за щедроты твои, пославшие мне такого щепетильно-благородного человека». Взрослея в семье среднего достатка, Ольга порой с тоской смотрела на понравившееся платье, классные сапоги. Но если родители не могли ей этого позволить, она проходила мимо, смело утешая себя, что как только пойдет работать, сможет купить. Конечно, Вика была рада доставить подружке удовольствие, преподнося желанные подарки. Но она прекрасно знала, что Ольга их не ждала, не ради этого с ней дружила. Не ради этого забегала на минутку утром и позировала часами по вечерам, болтала до ночи и хохотала до упаду.

Как-то раз Нинка Шустрова, самая высокая девчонка в их классе, рассказывала о выигрыше, который свалился на её отца. То ли это было «Спортлото», то ли «Бинго», сейчас Вика уже не помнила. Нинкины родители купили машину, а ей подарили мобильный телефон (тогда в школе ещё ни у кого не было). Вика как в открытой книге читала на лицах ребят жадные взгляды, расчеты, куда бы они потратили бумажки, свались они на них. Сама она с двенадцати лет привыкла иметь дело с немаленькими финансами – дед ее почему-то в средствах не ограничивал. Может быть, не хотел, чтобы она чувствовала отсутствие родителей, может, планировал приучить к самостоятельности – понимал, что не вечен? Вика без его помощи платила по счетам: за свет, за газ, за квартиру. Решала, что купить сейчас, на что отложить.

Она не завидовала Нинкиным родителям. Её не впечатляли выигрыши. Её впечатляло умение работать и зарабатывать, вести бизнес или разумно тратить.

Так вот, когда весь класс завистливо смотрел на Шустрову, Ольку новость даже не интересовала. «Ну, выиграл и выиграл, – пожала она плечами, глянув сначала на новенький мобильник, а потом на Вику, – пошли биологию делать».

Только в одном Вика Ольгу не одобряла: в стремлении вешаться на парней и прыгать из кровати в кровать. Хотя, впрочем, она этого не понимала не только в Ольге, но и в других девчонках. Им казалось скучным не кружить головы и не хихикать с пацанами. Они курили, пробовали наркотики, заводили и бросали знакомства, хвалились связями. На нее, девственницу, смотрели косо до тех пор, пока Вике не надоело, и она не соврала, что рассталась с «атрибутом юности». Ольга знала правду, но в её надежности Вика была уверена непоколебимо. Иногда подруга, правда, подначивала:

– Как тебя угораздило остаться нетронутой в девятнадцать? – спрашивала она, и Вика заводилась, несмотря на то, что каждый раз обещала себе больше этого не делать. Она не считала девственность молочным зубом, от которого необходимо было избавиться во что бы то ни стало.

– Потому что я живу не в тумане, а думаю головой, – сердилась она, – хороша бы я была, если б переспала с Крестовским! Я привыкла отвечать за свою жизнь, а не расставаться с невинностью в отместку родителям! – однажды выпалила она, вспомнив рассказы девчонок, и тут же спохватилась, – извини, я не тебя имела в виду.

– А что? Ты права, – хмыкнула тогда Ольга, словно бы заглядывая в себя. – Я бы с Зотовым спать не стала, если б не папаша. Он меня бесил своим желанием растащить нас.

Вика снова расстроилась, вспоминая это. Ох, как она была зла на всех мужчин в своей жизни и жизни подружки. Они не умели ценить девушек. Порой ей хотелось крикнуть Ольге: «Он не для тебя!», но она сдерживалась, зная, что это не приведет ни к чему хорошему.

Вика надела красную юбку-шотландку, темные чулки чуть выше колен и стильную рубашку. Покружилась перед зеркалом. Интересно, такой наряд понравился бы Выгорскому? Она представила, как его длинный палец скользит по бедру. Стоп! Не надо об этом мечтать!

Она и так слишком часто мысленно улетала к нему, принималась думать о будущем, представляя себе кудрявых рыженьких дочек и дом, наполненный смехом. Разве это так уж невозможно? Ведь он тоже человек и, значит, мог чувствовать то же самое, что и она. Она одернула себя. Сколько раз, с каждым новым парнем, она мечта о семейном счастье? Ничего в жизни Вика так не хотела, как тёплого очага, любимого мужчины рядом, детей. Она не призналась бы никому, но один из самых больших страхов её – это замужество подружки. Когда Ольга найдет близкого человека и пойдет к алтарю, Вика останется совсем одна.

Начиная любые отношения, встречаясь с молодыми людьми, Вика спрашивала себя: «Возможно ли такое, что в будущем её ждет нечто большее, чем сожаления о непродолжительной связи»? Но чем чаще Вика задавала себе этот вопрос, тем чаще получала отрицательный ответ. Её чересчур много бросали, предавали, пользовались. Накапливая горький опыт, она с каждым разом всё больше боялась выглядеть излишне влюбленной, страшилась выражать стремление понравиться мужчине. Улыбаться, бросаться на шею, нервно хихикать, суетиться, пытаясь попасть в поле зрения любого ухажера, навязываться – от одного вида подобного поведения её пробивала дрожь. Страх сделаться посмешищем удерживал от бурного выражения симпатии. Она смотрела на девушек, прыгающих из кровати в кровать, и ужасалась.

Вика закрыла дверь и направилась к лестнице: она принципиально не пользовалась лифтом, начиная с восьмого класса. На пятом этаже соседские ребята – братья Смекаловы – затаскивали огромный ковер в лифт. Они пыхтели и поругивались друг на друга. Вика услышала их «тащи» – «пихай» – «давай» будучи на пролет выше. Немного приостановилась, разглядывая худые фигуры и одинаковые, похожие на топорища лица. Эту картину она видела регулярно. Мамаша Смекалова, повернутая на чистоте, пять раз в год заставляла ребят трясти паласы.

– Привет! – игриво поздоровалась Вика, – генеральная уборка?

Ребята приостановили потуги и закивали: – Ага! Привет!

– Как закончите, приходите ко мне! – протиснулась Вика мимо, стараясь не задеть стену.

– Нет, Вик, давай сначала ты к нам! – ответил младший и наградил зазевавшегося брата подзатыльником.

Вика рассмеялась, и каблучки её застучали вниз: цок-цок. Пробегая мимо квартиры Ярослава, вздохнула. Если по возвращении он не скажет, что любит – она не станет о нем думать. И точка. Замок щёлкнул, и её сердце ёкнуло: «Уже вернулся, но не предупредил!» Она замерла на месте. Из двери вышел молодой человек, которого она видела впервые. Не Ярослав. Высокий. Пшеничные волосы блестели как в рекламе. Светлая бородка закрывала большую часть лица. Он был старше на год или два. Темно-серый взгляд уперся в её, видимо испуганные, глаза. Секунду они выжидали, явно решая, что делать дальше. Вика опустила ресницы. Сердце гулко стучало. Вор? Позвать Смекаловых? Она прислушалась: двери лифта гремели, наверху ещё возились.

– Виктория? – голос у незнакомца был громкий и певучий.

Он был в курсе, какое у неё имя!? Вика удивленно подняла брови, задавая немой вопрос: «Мы знакомы?»

Парень широко улыбнулся, обнаруживая за бородой ослепительный ряд белых зубов:

– Мы не встречались, но я слышал о Вас не раз, – он протянул руку. – Я – Дмитрий, личный психолог Ярослава.

– Психолог? – она смотрела настороженно, но ничего не оставалось, как пожать его пальцы.

– Да! И по счастливому совпадению, брат.

Вике на мгновение показалось, что она не расслышала.

– Брат!? – она не смогла (да и не пыталась!) скрыть изумления. Вика превратилась в безмолвную статую, внутренности которой раздирала боль предательства.

– Не говорите, что он Вам ничего не рассказывал, – явно желая понравиться, сказал он и добавил отрывисто: – обо мне.

– Ничего, – еле шевеля губами, пробормотала она.

– Отлично, – «брат» захлопнул дверь, повернул ключ и по-простому подхватил ее под руку, – сейчас самое время это исправить, – потянул на улицу, но так как Вика была одеревенелая, остановился: – хотите проверить, не утащил ли я чего? – в его глазах сверкали знакомые искры.

– Хочу проверить, брат ли Вы? – сомнение не покидало. Обида распускала противные теплые щупальца по телу.

– Поцелуемся по-братски? – светлый пушок ресниц искрился от смеха.

Вика скривилась, но стала спускаться.

– Ну, уж нет. Почему я про Вас ничего не слышала?

– Не знаю, – он пожал плечами, – может быть, я слишком обаятельный, а Ярославу слишком много лет?

– И скромный, – фыркнула она.

– Кстати, о скромности, – ничуть не смутился он, – не подкинете до центра, а то моя машина в ремонте. Может, будем на «ты»?

– Хорошо, – неуверенно пролепетала она.

– Хорошо, на «ты»? Или хорошо, подкину?

– Хорошо: и то и другое, – они вышли из подъезда, сели в ауди, и Вика, покривив губы, спросила: – И что же с тачкой? – она готова была спрашивать хоть о Бабе-Яге, лишь бы иметь время собраться с мыслями. Почему Ярослав никогда не говорил о брате?

Дима не обманул её ожиданий. Он подробно рассказал, как ехал по маленькой улочке с односторонним движением, не разъехался с каким-то несговорчивым верзилой. Тот чуть не побил его, пришлось заплатить за ремонт обеих машин, иначе лишили бы прав и ля-ля-ля. Он распинался, даже не останавливаясь, чтобы перевести дыхание.

Вика не особо поверила этой истории. Она с сомнением смотрела на попутчика, чувствуя какое-то подобие жалости. Он болтал, она изо всех сил старалась сосредоточиться на его словах, но думала о Ярославе.

Помаленьку реальность становилась прозрачной, осознанной. Первой реакцией был безудержный гнев. Негодяй! Крутился вокруг неё, как змей! Трали-вали! И вот вам, пожалуйста, мороженное. И будьте добры присаживайтесь, я буду Вашим водителем! Красивей девушки я не встречал! Я покорен! Кино! Ночные прогулки! Рестораны!

Как получилось, что он не рассказал ей о брате? Имела ли она право на знание этой стороны его жизни? Вика чувствовала, что готова разрыдаться. Силы потихоньку покинули её. Выгорский был темной лошадкой. А кем для него была она – вообще загадка.

Наконец-то, Вика вставила в бесконечный монолог:

– Вы не очень-то похожи с Ярославом.

– Да, все так говорят. У нас отец один, а матери разные.

Это сходилось с версией Выгорского старшего. Хоть в чём-то не обманул. Мать умерла, когда ему было около двух. Отец женился заново. После его смерти, Ярослав отношения с мачехой не поддерживал. Но брат – это совсем другое дело. Как можно промолчать про брата? Если бы у неё был брат… или сестра… Впрочем, Вика давно уже запретила себе мечтать об этом. У неё была Ольга. А Ольга – лучше, чем сестра.

– А занимаешься ты чем?

– Я доктор.

Вот это да! Глаза сами собой вылезли из орбит. Она с сомнением посмотрела на пассажира. В умении впечатлять ему не было равных. Доктор? Этот пустомеля? Она прокашлялась:

– Ты правда психолог?

– Да, вижу, удивил тебя. Не очень-то это вежливо так таращится. Но можешь быть спокойна, я не шринк. Я стоматолог. Еще полгода ординатуры, между прочим, и буду задорого лечить твои зубы.

– Спасибо!

– Обращайся. А ты, насколько знаю, художник.

– Угу.

– Ну что ж. Можно по бартеру. Ты меня рисуешь – я тебе пломбы вставляю.

– Договорились.

– Вот и лады. Не выбросишь меня здесь, у Белорусского?

– Хорошо, – она свернула за мостом направо и остановилась, радуясь скорому избавлению.

Дима проворно выскочил из машины.

– Приятно было познакомиться. Увидимся! – Махнул рукой и хлопнул дверцей.

Вика тронулась. За словом он в карман не лез! Что за причина у Ярослава прятать его? Она закусила губу, пытаясь найти оправдание мужчине, бывшим у неё первым, но не нашла. В пробке на Тверской схватила телефон и написала смс: «Познакомилась с твоим братом. Интересный». Подождала. Телефон был словно мертвый. Почему он молчал? Ясное дело, что недоговаривал именно ей. Брательнику-то о ней рассказал. Неприятное чувство сосало под ложечной. Она ощущала странную пустоту в голове, все мысли куда-то исчезли, и лишь одна, о глупом предательстве глубже проникала в сознание. Она была как ледяные капли мартовского дождя, падающие на снег её надежд и растворяющие его.

Ответ Вика получила уже будучи в институте, заходя в аудиторию. С разочарованием прочитала: «С каким?» Вот епрст! Она почувствовала прилив сил, питаемый боевым духом. Ну, он у неё попляшет! Больше никогда (никогда!) она не посмотрит в его сторону.

«Их много?»

«Нет»

Где-то в глубине её души медленно разгоралось пламя гнева, затемняя другие чувства.

«Сколько?»

Пока она ждала ответ, пришел преподаватель основ анатомии и затянул совершенно неинтересную в настоящий момент лекцию. Его очки имели настолько толстые стекла, что глаза превращались в рыбок, скользящих в аквариуме. Вика открыла тетрадь, но сама только и поглядывала на телефон. Он молчал, заставляя её обиду пылать с утроенной силой. В него вливалась и вливалась бензиновая река уязвленной гордости и самолюбия. Она вешалась Выгорскому на шею, а он знать её не хотел! Ах, почему она потащилась с ним в кино и слушала его сладкие басни? Он держал её за дурочку! Она не должна была выказывать чувств!

«Один».

Забросив писать, трясясь от ярости, набрала: «Тогда к чему вопрос, с каким? Именно с этим». Зачем она писала ему? Лучше бы он никогда-никогда не узнал, что интересует её!

«Похоже, ты сердишься».

«Похоже, тебе есть, что скрывать».

Вика не на шутку разозлилась. Больше ни в жизни она не будет спать с этим мужчиной! И ни с каким другим, пока не получит как минимум предложение руки и сердца.

«Есть».

Она не знала, как реагировать. Просто пыталась унять бешенство. Что тут можно написать? Иди к чёрту со своими тайнами? Телефон прочирикал: «Тебя».

Горячая волна окатила внутренности, снова окрасив небо над головой в солнечно-лазоревый цвет.

Но Вика не позволила радости поднять голову. Боже, она, кажется, втрескалась в Выгорского! Какая дура! С досады стукнула кулаком по парте, ребята оглянулись, преподаватель сверкнул из аквариума сердитым взором. Вика промямлила «Извините!» и сползла под стол. Там уже себя как следует отругала. Что за нужда была втюриться в богоподобного? Она-то, может, и любила, а вот он? Что делал он с ней? Играл или восхищался? Пользовался или любил? Как проверить, каковы чувства мужчины? Искренни ли они?

Почему до сих пор не изобрели специальных тестов на любовь? Это же золотое дно.

Глава 6. Предложение.

Что опыт? Вздор! Нет опыта любви.

Любовь и есть отсутствие былого.

Б. А. Ахмадулина

Она решила послать его куда подальше. Все плохие признаки были налицо. Разве нет? Началось знакомство с разбитой машины. Как глупая авария случилась у Выгорского, человека предусмотрительного и аккуратного, – непонятно. Первое свидание – вспомнить страшно. Секс без признания в любви – вообще труба. А уж молчанка про Димку – задушить его мало. Вечером, на следующий день после случайной встречи с новоявленным братцем, когда Вика смилостивилась и подняла трубку, в телефонном разговоре Ярослав, конечно, объяснил, почему не сказал ей о брате. По его словам, он намеренно сделал это: «Не смотри, что он вроде как раздолбай. Мозги у него отлично варят. С девчонками проблем нет. Я не хотел бы жалеть, что познакомил вас. Извини. Дай мне время». Вика промолчала. Что ж, она даст ему время. Сколько угодно времени!

Права Ольга, разрывая связи раньше, чем парни задумывали бросить её. Это самая правильная практика, которую следовало перенять. «А собственные чувства? – спросила Вика себя, и сама ответила: – Ты такие чувства испытывала к каждому встречному – поперечному, начиная с мальчишек в детском саду и заканчивая президентом».

Несмотря на восторги, которые он ей внушал, внутри поселилась обида, перемешанная с недоверием. Если он опасался собственного родственника, мог бы их и не представлять их друг другу, но зачем делать вид, что брата вовсе нет? Он скрывал что-то и внушал опасение. Может быть тем, что не был похож на других мужчин? Или потому, что она чувствовала себя перед ним слабой? Неуверенной? Боялась, что он возьмет власть над ней? Не странно ли, быть влюбленной и настороженной одновременно? Она таяла в его присутствии, и от этого сильнее злилась.

Она и так все эти бесцветные бесконечные дни ожидания заставляла себя проявлять стойкость при каждой смс: не пускать слюни и не вилять хвостом, словно дворняга. Убеждала не отвечать на все подряд звонки, не снимать трубку после первого гудка, не бросаться к телефону, как к больному младенцу. «Имей хоть каплю достоинства, – твердила Вика, – не будь подобострастной»! Пыталась коротать дни за мольбертом и книгами, но большей частью безразлично листала глупые журналы и лупилась в интернет, мечтая то о самом Ярославе, то о том, как все выскажет ему.

«В отношениях мужчины и женщины всегда один любит, другой позволяет любить». Эту формулу Вика сто лет назад подсмотрела в глянцевом девчачьем журнале. Несмотря на кажущееся упрощение, она работала. Например, родители. Папа любил маму, а она позволяла себя любить. Ольга с Вадимом. Она любила, он – позволял. Сама Вика и Лешка Крестовский. Он любил, она позволяла. А вот с Выгорским было наоборот. Она любила, а он позволял. Так Вика не хотела: уже имела печальный опыт любить самой. С Громовым. Да и подружке искренние чувства не очень-то много счастья принесли. Поэтому, когда Ярослав так чудно распинался про брата, Вика предложила встретить его по прилету, твердо решив объявить о расставании. Она хотела возвести барьер между своими надеждами и отчаянием, вызванным его ложью. Да, она скажет ему в лицо, всё, что о нем думает, развернется и уйдет.

«Может быть, не стоило ехать в аэропорт?» – стоя в зоне встречи прибывающих, подумала она и приняла расслабленную позу, хотя глаза жадно бегали по толпе, выискивая его. Приземлилось несколько самолетов подряд: из Лондона, Сингапура и еще откуда-то. В зале царила толкотня. Люди торопились в разных направлениях, катили тележки, несли сумочки и тащили чемоданы. Ноги так и норовили плясать от шальной неуместной радости: сейчас она увидит его! Сердце не унималось, как Вика не уговаривала: оно трепыхалось в груди, стучалось о ребра, как мячик-попрыгунчик в тесной коробке. «Господи, прекрати быть такой податливой и теплой»! – в сотый раз приказала она себе.

Выгорский вышел со своего рейса одним из первых. Рыжая шевелюра и могучие плечи бросились в глаза. Элегантный шарф придавал статус непоколебимого властелина мира. Он двигался к ней, среди густеющей толпы, неотрывно глядя в лицо. Господи, до чего же хорош он был! Светлый ультрамодный пиджак и брюки подчеркивали статную фигуру. Даже бы и в дешевом, купленном в секонд-хенде спортивном костюме, он выглядел бы бесподобно, а от такого впору грохнуться в обморок! Высокий рост, стройный торс, волнистые золотые волосы, буравящие насквозь глаза – все в нем напоминало короля. Вика не могла отвести взгляда. Ярослав как обычно не торопился: мягкая походка лениво приближала его как в волшебном кино. Рокот суетливого народа исчез, впрочем, как и зал прилета. Она стояла на опушке сказочной дубравы, бабочки порхали над цветами, голосили сойки и щеглы, дятел стучал где-то далеко. Солнечные лучи тянулись через ветви и нежные листочки. Она не была Викой Беловой, она превратилась в бесплотное создание, забывшее о существовании воли.

«Стой на месте»! – приказала Вика себе, стряхнув наваждение, и осторожно облизнула губы, когда он остановился в шаге от нее.

– Здравствуй! – постаралась сказать как можно равнодушнее. Хотелось броситься в объятия, но Вика сдержалась. Сфабриковала мнимое спокойствие, хотя дрожь охватила все тело. Какой он красивый!

– Привет, – прошуршал он в волосы, притянув Вику, – не думал, что буду так скучать по тебе.

Она не могла вымолвить ни слова, задыхаясь, уткнулась в пиджак и вдруг остро почувствовала, что полторы недели тянулись бесконечно: еще немного, и она увяла бы от тоски.

– Ты еще не замужем? – Ярослав наклонился к самому ее лицу. Подняв взор, она решила чуть отложить объявление о разрыве. Сейчас она поболтает с ним о поездке, может быть, подкинет до дома, может быть, переспит ещё раз, а потом объявит о своём решении. Позже. Не сейчас.

Сразу стало легче, напряжение отпустило.

– Нет, – Вика улыбнулась и вдохнула апельсиновый запах.

– Хорошо, – он взял ледяную ладонь и потянул ее к выходу, – я привез тебе кое-что.

Вот это да! Как давно она не получала подарков! Лет сто, а то и двести. Что это могло быть? Магнит с Тауэрским мостом? Биг Бен на брелоке? Футболка с красным автобусом? Детское любопытство затопило. Если так будет продолжаться, её ждет кислородное голодание. Что с ней делал этот железный мужчина? Дрожь не унималась.

– За то, что я не вышла замуж? – подразнила она.

– И за это тоже, – проурчал Выгорский, увлекая ее за собой сквозь металлоискатель и стеклянные двери, через площадку, парковку такси. Как только они оказались на стоянке у машины, Ярослав опустил руку в карман, вытащил едва распустившуюся розу на коротенькой ножке. Протянул со словами: – Это только футляр. Сам подарок внутри.

Вика взяла, нахмурилась. Руки не слушались. Она медленно расправляла лепестки, не будучи уверенной, что правильно делает. Подняла тревожный взгляд, Ярослав напряженно улыбнулся, не произнеся ни слова, лишь кивнул, подбадривая. Наконец, она увидела. В цветке он спрятал кольцо. Тонкое, с небольшим темно-синим камнем, оно сверкнуло в сердце розы: там, где за кремовыми лепестками скрываются желтые ворсинки.

Вот этого Вика никак не ожидала. Кольцо?! Он с ума сошел?

Какая-нибудь безделица, керамическая кружка, варежки, английский альбом, ну пусть даже ювелирное украшение – сережки, браслет – если ему так хотелось поразить ее, но это круглое изделие? Он вообще понимал, что девушка может подумать? Мужчины – странные создания. Вика замерла.

– Это мне? – она сама не понимала, почему так спросила. Была слишком ошарашена?

Ярослав притворился растерянным, смешно похлопал по карманам:

– Ой, кажется, для тебя был желтый цветок. А этот для другой подружки. – Он продолжал ощупывать полы пиджака. – Где же твой?

Его движения выглядели так комично, что Вика, всё ещё огорошенная, нервно рассмеялась.

– Конечно тебе, – в рыжих глазах плясали чертики, – хочу, чтобы ты стала моей женой.

Она замерла, ошеломленная. Улыбка сошла с лица. Она прямо почувствовала, как мышцы ослабли, и уголки губ опустились. Он что, серьезно предлагал ей выйти за него замуж? Сколько они знакомы? В голове помимо воли промелькнуло белое платье, цветы. Маленький домик у моря, распахнутые окна и трепещущие занавески, гамак во дворе, двухлетний мальчик с черепашкой, коляска. Утренний кофе в солнечной кухне.

Этот великолепный мужчина предлагал ей, обычной девчонке, влюбленной без памяти, выйти за него замуж? Вика открыла рот, но не могла вымолвить и слова. В глазах Ярослава мелькнуло беспокойство. Потом они наполнились весельем и он сказал:

– Здесь ты просто должна ответить «да».

Вика потерла безымянный палец и, на всякий случай, уточнила:

– Ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж? – она сощурила глаза, пытаясь проникнуть вглубь его сознания.

– Да, – улыбка была столь очаровательной, что дневной свет померк, оставив её один на один с королевским обаяшкой.

– Когда?

Он рассмеялся раскатисто и громко, хотя глаза не покидало волнение, потом прокашлялся:

– Вика, скажи, что ты согласна, и мы сразу обсудим детали, – Ярослав продолжал посмеиваться, настороженно смотря в ее лицо. Она всё ещё не могла поверить, что он это серьезно. Вот сейчас, стоит ей только ответить «да», он обратит все в шутку. Она взволнованно облизнула губу. Что ей делать?

Лицо Ярослава стало абсолютно непроницаемым:

– Я сяду за руль, – он открыл ей пассажирскую дверцу, но она не шелохнулась, – если ты не готова дать ответ, я не тороплю. У тебя столько времени, сколько пожелаешь,… – он вдруг умолк и задумался, желваки ходили под кожей, – нет, сколько угодно у меня сердце не выдержит, – в голосе звучало волнение, – месяц! И ни днем больше.