Натали Стердам
Колыбельная сирены
Продолжая молчать, она расстегнула блузку и подошла к нему, потянулась голодными губами к его губам. Обычно стеснительная, сейчас она жадно целовала Джона, покусывала кожу на его шее и тут же зализывала, впивалась ногтями в плечи и все сильнее притягивала его к себе. Он принял эту игру и, подхватив за талию, усадил Джулию на стол. Встав между призывно разведенных ног, схватил ее за волосы на затылке и слегка оттянул голову назад, вырывая стон, в котором смешались порочность и вожделение, желание почувствовать в себе мужчину и предвкушение оргазма.
Она стянула с него футболку, царапнув спину – сначала случайно, а потом специально. Джон на мгновение отстранился от нее – лишь затем, чтобы вновь посмотреть в хищно прищуренные глаза.
– Иди ко мне. – Хриплый шепот прозвучал громче крика, и Джон окончательно провалился во тьму, куда его утягивали расширенные зрачки Джулии.
Там, в этой тьме, было их спутанное неровное дыхание. Были переплетающиеся пальцы. Горячие языки. Срывающиеся на животное поскуливание женские крики. Капли пота в ложбинке над верхней губой. Двигающийся внутри член. Измазанные спермой бедра. Наслаждение. Наваждение.
Там было все, что он искал, приглашая на свидания других женщин. Все, что он нашел в той, кто совсем скоро станет его женой.
После они замерли, обнявшись, в попытке отдышаться, и Джон погладил Джулию по щеке:
– Боже, детка, не знаю, что произошло с тобой в ресторане, но если тебя настолько возбудила китайская еда, пожалуй, стоит бывать там чаще.
Джулия коснулась его груди и встряхнула рыжими кудрями:
– На меня так влияешь ты.
– Я люблю тебя, – обняв ее и внезапно посерьезнев, сказал он.
– А я люблю тебя, – прижавшись к его груди, и напомнив ему маленького дикого зверька, ответила она.
Сяомин не врала. Она хотела Джона, а значит, любила – для нее эти понятия значили одно и то же. Целовать, отдаваться, открывать тело, раздевать душу – зачем усложнять, если он принадлежит ей, а она ему? Она будет верной женой, самой заботливой, самой лучшей. Она будет спать с Джоном, ухаживать за ним, готовить ему еду…
Взгляд упал на рассыпанные по полу овощи и Сяомин нахмурилась, а затем снова повернулась к Джону с обезоруживающей улыбкой:
– Позволишь мне сегодня быть хозяйкой на кухне? Хочу приготовить кое-что особенное.
– Если хочешь. – Джон не понимал, что изменилось в Джулии, но ему нравились эти перемены. Нравилась страстность и инициативность. – И что ждет нас на ужин?
Сяомин провела языком по пересохшим губам:
– Фаршированный мясом тофу.
Джон недоверчиво посмотрел на нее:
– Но ведь еще несколько дней назад ты ничего не знала о китайской кухне!
– Я полна сюрпризов, – прошептала Сяомин и спрыгнула со стола, чтобы одеться.
Перед тем, как уйти в гостиную, Джон увидел, как она завязывает фартук и собирает в пакет приготовленные для рагу помидоры. Чего он не увидел, так это того, как она отнесла их в мусорное ведро. Незамеченным остался и мелькнувший на долю секунды в отражении настенного зеркала пушистый лисий хвост. Один из девяти хвостов Сяомин.
________________________
Примечание:
Хули-цзин в китайском фольклоре – лиса-оборотень. Также известна как "кицунэ" в Японии или "кумихо" в Корее. Чем больше у нее хвостов, тем она старше и тем сильнее создаваемый ею морок. Прожив больше тысячи лет, лиса обрастает девятью хвостами.
La Salamanca
Мария танцевала. Ее движения были настолько отточенными и плавными, что со стороны казалось: эта легкость ничего ей не стоит. Прыжок на одной ноге. Тройной поворот. Выпад вперед. Классический пируэт. Разметавшиеся по плечам длинные волосы и вскинутый в последнее мгновение подбородок. Триумфальное вращение. Финальный аккорд. Мария была прекрасна, и Каро ненавидела ее за это.
Мария начала танцевать контемпорари1, имея за спиной десять лет в балете и четыре года сценической хореографии. Невероятно гибкая и сильная одновременно, она моментально получила серьезное преимущество перед остальными: если Каро приходилось отрабатывать новый элемент неделю, то Марии было достаточно дня. Хавьер отдавал ей все ведущие партии, заставляя Каро злиться – она считала это несправедливым, но никогда не высказывала своего недовольства. Не только потому, что казалось немыслимым перечить главному хореографу, но и потому, что в присутствии Хавьера ей становилось тяжело дышать. Слишком обжигающим был его взгляд, когда он наблюдал за тем, как она танцует, слишком горячими – случайные прикосновения на репетициях. А может, ей просто хотелось в это верить.
Каро понимала: несмотря на все усилия, ежедневные занятия, беспрерывные часы тренировок, через пять дней на главном танцевальном конкурсе страны она проиграет Марии Переc. Она проиграет ей и кубок, и Хавьера, который всегда выбирает лучших. Если, конечно, ничего не изменится… Кое-что могло существенно повлиять на расстановку сил, но надежда на это была призрачной, эфемерной. Однако Каро отказывалась признавать поражение, пока оставался хоть один шанс.
Именно поэтому тем же вечером она сидела в междугороднем автобусе, увозившем ее из Буэнос-Айреса в Сантьяго-дель-Эстеро – город, в двадцати километрах от которого она родилась и выросла. Детство Каро провела, слушая бабушкины истории о бродящих по дорогам Аргентины свободолюбивых гаучо2, о способных вылечить травами любую болезнь знахарках, о Саламанке – не той, что и сейчас можно найти на современных картах Испании, а той, чье название пришло из языка кечуа3.
Каро задумчиво смотрела на проносящиеся за окном однообразные пейзажи и не заметила, как уснула. Ей снились инки с суровыми лицами – дети солнца, чей жаждущий жертв кровожадный бог не смог защитить их от испанских конкистадоров, и загадочная Саламанка – место, которое существует лишь для тех, кто его ищет. Место, где исполняются желания.
Каро проснулась, когда автобус уже подъезжал к автостанции, и тяжело вздохнула: она не была в Сантьяго-дель-Эстеро три года. Ровно три года с момента, как бабушки не стало. Внутри болезненно кольнуло. Будь она жива, попыталась бы отговорить Каро от задуманного, и была бы права. Может, и хорошо, что бабушка этого не видит…
***
Ночь выдалась теплой. В кустах стрекотали сверчки, вдалеке шумела река, пахло цветами и свежескошенной травой. Вокруг не было ничего особенного, и это раздражало Каро. Не меньше двух часов она бесцельно шагала по сельской дороге, сама не зная, что ищет. «Вход в Саламанку таится в ущельях и пещерах, у безлюдных перекрестков и у высохших русел рек. Невозможно предугадать, где и кому он откроется, – рассказывала бабушка, – но поговаривают, что узнать его можно по необычному скоплению камней или по воде, которая неожиданно изменила течение».
Каро достала из кармана мобильный. В темноте свет дисплея резанул глаза, и она убрала телефон обратно. «Вместо того, чтобы готовиться к конкурсу в Буэнос-Айресе, брожу в два часа ночи в окрестностях Сантьяго-дель-Эстеро в поисках дьявола, который купит мою душу. Вот же идиотка!»
Она злилась на Марию, которая была ее главной и единственной по-настоящему опасной соперницей, и на Хавьера, чей взгляд так часто задерживался на других танцовщицах. Но больше всего Каро злилась на себя – хватило же ума поверить в глупые байки!
Вернувшись в доставшийся по наследству от бабушки дом, она забылась долгим тревожным сном. Очнувшись ближе к закату, обреченно простонала в пустоту. Ей совершенно не нравилась идея опять бродить до утра в бесплодных поисках Саламанки, но раз она здесь, то не должна сдаваться. Либо старые предания окажутся правдой, либо она проиграет. Представив, как председатель жюри торжественно объявляет, что первое место занимает Мария Переc, а почетное второе – она, Каролина Фернандеc, Каро скрипнула зубами и резко села на кровати. Она достойна победы, и если для того, чтобы взойти на пьедестал, нужно заключить сделку с дьяволом, Каро найдет его. Даже если ради встречи с сатаной ей лично придется обойти каждый из девяти кругов ада.
Вторая ночь ничем не отличалась от первой. Такая же теплая, тихая и безлунная. Разве что погода была ясная, да звезды на Млечном Пути сияли ярче. Каро невольно залюбовалась созвездием Южного Креста, и вдруг услышала музыку. В легкие фортепианные переливы настойчиво вплеталась виолончель, скрипка дополняла звучание. Каро на секунду почувствовала, будто смычок прерывисто касается не струн, а ее сердца. Музыка прокатилась по капиллярам, разбавляя кровь нотами. Музыка очаровала ее, и Каро взмахнула рукой в пируэте не в силах противиться ей, и тут же остановилась, пораженная тем, что сделала.
– Бред!
Она осознавала, что оркестру неоткуда взяться на побережье небольшой речушки, но попытка успокоиться с помощью логики вышла неубедительной. Особенно когда внезапно остановившаяся вода, чуть помедлив, нарушила все известные законы физики и потекла в противоположную сторону.
Каро прижала ладонь ко рту, сдерживая рвущийся изнутри крик, и в следующее мгновение заметила облокотившегося о скалу мужчину в бархатном фраке. Унизанной большими серебряными перстнями рукой он поигрывал тростью, набалдашник которой изображал хитро прищурившегося лиса.
– Бу! – прошептал на выдохе незнакомец и улыбнулся.
– Кто вы? – облизнув пересохшие губы, спросила Каро.
– Дьявол, разумеется. – Пожал плечами мужчина. – Ты хотела меня найти, и вот я здесь.
– В костюме? – невпопад выпалила она и сразу пожалела об этом. Кого она ожидала встретить? Рогатое чудовище с хвостом и копытами?
– Я предстал таким, каким ты представляла меня в подсознании. – Он оглядел себя, словно увидев впервые. – И мне нравится твое воображение, Каро. Мы же достаточно близки, чтобы я называл тебя так?
В вопросе прозвучала то ли угроза, то ли свершившийся факт, и она кивнула, не говоря ни слова.
– Тогда раздевайся и проходи. – Дьявол усмехнулся, указав на скрытую во тьме расщелину в скале, откуда и звучала музыка.
– Раздеваться? – растерянно уточнила Каро.
– Да. Знаешь, так уж повелось, что за приглашение в преисподнюю надо платить, а я не привык нарушать традиции. Поэтому одним предлагаю плюнуть на распятие, другим – поцеловать лягушку. Но, полагаю, нам с тобой удастся обойтись без этих крайностей, – с насмешкой пояснил он.
Каро тронула верхнюю пуговицу блузки, не решаясь расстегнуть, и дьявол удивленно поднял бровь.
– Пришла продавать душу, а боишься обнажить даже тело. Ты уверена, что тебе требуется моя помощь, танцовщица?
Каро не была уверена. Она разрывалась между желанием убежать и остаться, однако стоило ей представить получающую кубок за первое место Марию, как сомнения отпали. Блузка упала на землю. Вслед за ней отправились шорты и белье.
Дьявол с интересом скользнул взглядом по ее фигуре и снова указал на расщелину. Собрав все свое мужество, Каро вошла в пещеру и ахнула. Большие свечи множились в высоких зеркалах. За белым фортепиано сидел слепой пианист. Рядом с ним играл на виолончели такой же незрячий музыкант. Еще до того, как посмотреть на скрипача, Каро догадалась, что и он лишен зрения. Прежде чем она успела спросить, что с ними произошло, дьявол оказался у нее за спиной. Раздвоенный язык коснулся мочки, и Каро вздрогнула.
