Натали Лавру
Волчья свадьба. Книга 1
«Да, никто из этого семейства не в восторге от меня, – размышляла про себя я. – Так зачем же тогда всё это насилие, кому оно нужно?»
Глубокой ночью вернулся Дилан. Бабушка уже спала, поэтому новости он услышал от меня.
Мы сидели за столом в светлице. Впервые за всё время я позволила себе разглядывать его, насколько это было возможно при слабом свете лампы.
Тёмные волосы, правильные, но не слишком выразительные черты лица, крупное телосложение, глаза, как и у всего волчьего народа, зеленовато-желтоватые. Ничего примечательного. Наверное, поэтому я никак не могла запомнить его внешность. Весь его вид выражал жёсткость, как будто он состоял из камня или был роботом.
Мне стало интересно: он тоже не хотел жениться на незнакомой девочке, которая моложе его на десять лет? Тоже не знал моего имени? Почему не имело значения то, что мы из себя представляем?
Людей с волчьим геном около сорока тысяч по всей земле, как мне говорили, большинство из которых – родственники.
«Почему люди так дорожат этим геном? Почему жертвуют своим счастьем ради возможности быть волком? Зная всё это заранее, захотела бы я продолжить род?» – размышляла я.
– Диана.
Я встрепенулась. Он впервые назвал меня по имени.
– Да?
– Завтра вернёшься к матери.
По мне пробежала волна страха. Я посмотрела на него ненавидящим взглядом, мне хотелось, чтобы он прочёл его, чтобы испугался меня.
– Почему? – с вызовом, но не повышая голоса спросила я.
– Так надо. Выходим, как рассветёт, – коротко ответил он, отводя от меня взгляд.
– Как скажешь!
Я ушла в спальню и свернулась на постели калачиком. То, что только что произошло, было по-настоящему обидно: мной поигрались и бросили. Я плакала, но вскоре слезы принесли мне облегчение, удалось внушить себе, что я без труда переживу это и, наконец, уснула.
Бабушка не стала обнимать меня на прощание. Мне хотелось увидеть в её глазах хоть немного тепла, но ничего похожего в них не было. Вероятно, эмоции в этой семье не были в цене.
– Ты была права: мы нашли ещё две ловушки. В одну попала самка оленя, вторую обнаружили охотники около лесного озера, – сказал Дилан, когда мы уже покинули дом бабушки Полины.
– Очень рада, что вы их нашли, – ледяным голосом ответила я.
– В деревне становится опасно. Тебе здесь не место.
– Мне нигде не место. Ты попользовался и выбросил! – с ненавистью пошипела я.
Дилан хлёстко ударил меня по щеке, и хотя я понимала, что сказала глупость, всё равно ещё больше разозлилась на него, из моей груди вырвался звук, напоминающий рычание, кажется, я снова едва не превратилась в зверя.
С минуту он напряжённо наблюдал за мной, застыв на месте. О, как же мне хотелось броситься на него, но я не была уверена в том, что у меня хватит сил сделать ему больно. Но одно я с удовольствием отметила про себя: на мгновение в его глазах промелькнул страх, нет, даже ужас, и мне это было сладко осознавать.
– Глупая девчонка. Успокойся и прибавь шаг, – сказал он.
«Надеюсь, я вижу тебя сегодня в последний раз», – мысленно ответила ему я и пошла вперёд.
Я боялась снова превращаться в зверя. Меня передёрнуло от одной мысли, что я могу угодить в яму с кольями. Теперь я ждала лишь одного: скорее покинуть этот мир страшных сказок и оказаться там, где нет монстров. Но как же я тогда ошибалась…
На улице было ветрено, сильные порывы сбивали дыхание.
Приближаясь к деревне, я заметила, что людей на полях не было, дети тоже не гуляли. Видимо, все уже были в курсе последних новостей и были напуганы.
На берегу ветер был ещё сильнее. Волны такие, что никто и не подумал бы лезть купаться. Старики-колдуны не хотели читать заговор и ещё больше будоражить море, сказали, что плохой день. Никто не прислушался к их совету.
У меня даже не было с собой вещей, только длинное платье, сшитое кем-то из здешних.
Наконец, всё было готово. Мне одинаково хотелось уйти, забыть это всё, и в то же время остаться здесь и узнать, что будет дальше.
– Доберёшься до дома сама? – спросил Дилан.
– Как-нибудь справлюсь, – огрызнулась я.
Я сама себя держала за руку и вспомнила про обручальное кольцо. Оно плотно сидело на пальце. От обиды я силой сорвала его и бросила на песок, прорычав Дилану, что он мне не нужен и что никогда в жизни не хочу больше видеть его.
Старики запели. Их молитва пронзительно загудела. Мне казалось, пространство начало искривляться от звуковых волн, всё моё тело чувствовало вибрацию.
Я последний раз обвела взглядом деревню и побежала. Крупная волна врезалась в меня, сбила с ног и вынесла обратно на берег. Со второго раза получилось поймать удачный момент. Море поглотило меня с головой, снова перевернуло, как в огромном барабане, и выплюнуло на каменистый берег большого мира.
Шёл дождь. Я выбралась из воды и поднялась наверх. В домике стариков оказалось пусто. Было неясно, те же старики читали молитву или уже другие? Или они жили в нескольких местах и мирах одновременно?
Как бы то ни было, я оказалась совсем одна и, похоже, никто не знал о моём прибытии. Дороги домой я не помнила, но нужно было как-то выбираться, и я пошла по грунтовке. Вскоре показалась трасса. Делать было нечего – пришлось идти наугад.
Остановилась машина. Мне было уже всё равно, кто решил подвезти меня.
– Садись, тебе куда? – спросили у меня.
– Мне в Верхний Волчок…
– Куда-куда? – удивились люди.
– Ой, в Нижний… – осеклась я.
Это были пенсионеры, из местных, и над моей оговоркой они слегка посмеялись.
Мы ехали в верном направлении. Через полчаса я увидела знакомые места.
Отблагодарить пожилую пару мне было нечем, кроме слов. Они тоже пожелали мне благополучно добраться до «Верхнего, ой, Нижнего Волчка».
Дома не оказалось ни мамы, ни Светы… Наверное, они на работе.
Я нашла спрятанный запасной ключ над дверным косяком и открыла дверь. Глухая тишина, некуда себя деть. Оставалось только ждать.
Глядя на домашнюю обстановку, я испытывала прилив тоски, не могла представить себя живущей где-то в другом месте. И вот меня вернули обратно домой, – видимо, я пришлась не по вкусу новой семье. Да, это было неприятно и больно ударило по самооценке, но в результате я, как и хотела, снова оказалась дома.
«Пусть он только попробует ещё раз показаться мне на глаза, тогда я стану его худшей проблемой», – пообещала себе я, предвкушая, что ему будет так же больно и мерзко, как мне, когда он насиловал меня.
Я чувствовала себя маленькой девочкой, перед которой открылась страшная тайна. Как будто мою душу окунули в бочку со смолой и сказали: теперь ты будешь с этим жить. Больше всего меня уязвляло то, что решения принимались без моего участия, и никто не давал мне права выбора.
Глава 2
В замке ворочался ключ. Мама. В руках у неё были сумки с продуктами, она тяжело дышала, наверное, от усталости.
– Мама? – позвала я.
– О, господи, дочь! Почему ты здесь?
– Он отказался от меня, – развела я руками. – Я вернулась.
– Что? Как это? Нет! – она неподдельно изумилась. – Не может этого быть, ты, наверное, неправильно поняла… Что случилось, расскажи?
– Мы с бабушкой были в доме вдвоём, а этот, Дилан, ушёл на похороны. Приехали люди из леса и обвинили нас в том, что волки порезали их охотников. Они наставили в лесу ловушки. В лес теперь нельзя. Они угрожали, сказали, что не собираются делить земли с волками.
– Ясно… – сказала она расстроено и выдохнула. – Дочь, тебе там, правда, не место. Эти люди могут причинить тебе зло. Если с твоим мужем всё будет в порядке, он обязательно вернётся за тобой. Дай бы бог…
– Мама, я хочу забыть весь этот кошмар, не отдавай меня им, я не вернусь туда, мне не нужен никакой муж!
– Успокойся, дочь, скоро всё наладится, вот увидишь. Пойдём, тебе надо переодеться, я вскипячу чай.
Потихоньку я пришла в себя. Вечером со смены вернулась Света. Мы сидели при свечах и раскладывали пасьянс. Никто из нас не умел гадать, поэтому кроме дальней дороги, казённого дома и короля мы ничего не увидели. Дальше играли в «большого дурака» на четыре колоды, и на время я отвлеклась от переживаний.
Страхи вернулись ко мне перед сном. Света посапывала в постели, а мне мерещились странные звуки, волчий вой вдалеке. Приснился Дилан, лицо которого по-прежнему было размытым, так как я всё ещё не могла до конца запомнить его. Мы куда-то бежали, он держал меня за руку, потом он велел мне спрятаться в какой-то большой норе, чтобы я оставалась в безопасности, а сам исчез. Надо же, как странно: во сне он казался мне таким знакомым, даже, я бы сказала, родным, а когда мы прощались, я отчётливо видела страх в его глазах: страх за меня.
Препротивный сон. Ни за что не подпущу этого типа к себе.
Утром разбудила мама. Я брезгливо стряхнула с себя остатки сна.
– Дочь, мне пора на работу. Сегодня можешь устроить себе день отдыха, а я попытаюсь узнать, как нам лучше поступить с тобой.
– Что ты имеешь в виду? – не поняла я.
Ответ на свой вопрос я узнала вечером: мне разрешили поступить в университет! Правда, это была всего лишь столица края, а не Москва, но всё равно мечта.
«Неужели счастье решило снова вернуться в мою, чуть было не потерявшую смысл, жизнь?» – ещё не до конца верила я.
Ликование окрасило мою реальность яркими красками. Я быстро забыла о прошлых кошмарах, ведь впереди медицина – любовь и увлечение всей моей жизни!
Я не сомневалась, что поступлю, но всё равно волновалась в предвкушении. Мама поехала со мной подавать документы, результаты следовало ждать к четвёртому августа.
Возобновились наши танцы у костра, ночные прогулки, жизнь обрела краски. Мы со Светой снова забирались на нашу скалу и ели чурчхелу. Только прыгать в воду с обрыва я теперь боялась. На самом деле мне было страшно вовсе не оттого, что я ударюсь об воду, а от мыслей, что снова попаду в тот кошмар, из которого только недавно вернулась.
Каждый закат, встреченный на скале, которую мы без каких-либо имущественных притязаний назвали нашей, был отличным от предыдущих. Странно: море всегда одинаковое, а солнечный свет от него отражается по-разному.
Самые мои яркие впечатления из детства были связаны с этой скалой: мы с соседскими мальчишками поспорили, что у нас хватит храбрости (безрассудства) прыгнуть (высота скалы была около пяти метров). Первой спор выиграла, конечно же, я, девочка одиннадцати лет от роду. Мне очень повезло правильно войти в воду и не удариться, после этого я уже не боялась прыгать и каждый вечер дразнила мальчишек своим мастерством.
С каждым днём я всё больше внушала себе, что события начала июля были плодом моего воображения. Спокойная весёлая жизнь со временем восстановила свой ход, на маму я больше не злилась.
Кроме беззаботного порхания в пространстве вновь обретённого смысла жизни, я, в благодарность, подрабатывала на рынке и следила, чтобы растительность в нашем огороде вовремя поливалась и пропалывалась.
В тот день я, как обычно, копалась на грядках. Мама со Светой были на работе.
Вдруг я заметила, что возле наших ворот остановился чёрный автомобиль с тонированными стёклами. Я насторожилась, ожидая, что это снова Седой приехал раздавать свои приказы, но вскоре из машины вышла девушка. Она сразу увидела меня сквозь прутья забора и окликнула, голос её был с сильным акцентом, но слова звучали вполне разборчиво:
– Прошу прощения, здесь живёт Марина Волк?
Я подошла ближе, окинула девушку взглядом: это была азиатка (то ли японка, то ли китаянка), одетая в строгий тёмно-серый костюм. «Это в такую-то жару, – подумала я про себя. – Видимо, приехала сюда по работе».
– Да, но сейчас её нет. А что вы хотели? – спросила я.
Заднее стекло автомобиля опустилось, и я увидела лицо молодого мужчины (тоже азиата), он что-то сказал девушке на своём языке. Мужчина был напряжён, серьёзен, говорил, как мне показалось, грубо и одновременно взволнованно. Девушка покорно кивнула и снова обратилась ко мне:
– Возможно, вы её родственница?
– Я её дочь, – ответила я.
Мои слова тут же были переведены господину в машине, который пристально наблюдал за нами обеими. Я поняла, что это ему что-то нужно от моей мамы, а его спутница просто выступает в роли переводчика.
– Тогда передайте ей этот конверт, – сказала она.
– Что в нём?
Спустя полминуты она перевела мне ответ господина:
– Это лично для неё. Держите и передайте ей. Другой информации у меня для вас нет.
Девушка протянула мне конверт, который оказался на удивление тонким, и села в машину. Я проверила бумагу на просвет и построила свои предположения по поводу содержимого конверта: это либо открытка, либо фотография.
Я немедленно позвонила маме и сообщила о случившемся. Мне было велено не трогать конверт до её прихода.
Таинственным содержимым послания оказалась, как я и думала, одна чёрно-белая фотография 9х12 см, на которой была изображена молодая пара: мужчина-азиат (точно такой же, как тот, которого я сегодня видела в окне машины) и женщина удивительной красоты, на руках у них был младенец. С обратной стороны снимка была подпись: «1968».
– И что же это? – спросила я. – Это твои настоящие родители?
– Даже если и так, то какой в этом смысл? – равнодушно ответила она.
– Может быть, они живы и хотели сказать, что любят и помнят тебя?
– Дочь, не говори глупостей! Они для меня совершенно чужие. Мне даже представить трудно, что я могла бы тебя кому-то отдать.
– А вдруг у них не было другого выбора?
– Всё, Диана, хватит сочинять, лучше иди, займись своими делами. И забудем об этом.
– Но это же… – сделала ещё одну попытку я, уже стоя на пороге.
– Ни слова больше! – громко сказала мама и махнула рукой, чтобы я, наконец, ушла.
Я ещё долго потом не могла выкинуть из головы этот случай и почему-то ждала продолжения истории, но так и не дождалась. Мне безумно хотелось разгадать тайну маминого появления в семье папы, только вот никто больше не поддерживал моих стремлений.
Мама не стала выкидывать фотокарточку, положила её в ящик своего стола. Я надеялась, что на самом деле она тоже хотела бы знать больше, но боялась признать это из-за обиды на своих биологических родителей.
Даже рассказ о том, что конверт мне передал человек, выглядевший в точности так же, как тот, что изображён на снимке, ни капли не заинтересовал маму, она решила, что это всё мои фантазии, и даже не дослушала. «Может, это его сын? Или мамины родители не стареют и до сих пор молоды? Тогда почему мама не такая?» – терялась в предположениях я.
Время шло и я начала понимать мамину правоту: какой смысл в старой фотографии, если не будет никакого продолжения? Что они хотели сказать этим снимком? Даже если мамины родители до сих пор живы, то почему они не появились в трудную минуту, когда после смерти папы мама осталась одна с двумя детьми на руках? Где здесь проявление истинной любви? Или в этом дурацком клане человечность не в цене? Тогда к чёрту всех этих псевдородственников. Мама правильно сделала, что не стала принимать послание близко к сердцу.
Прошло несколько недель, прежде чем я сделала такие выводы. Оторваться от пустых размышлений и поставить в них точку мне помогли некоторые радостные события.
Я поступила! На этот раз я поехала в город одна, чтобы узнать результаты отбора. Стоя чуть поодаль списков, я визжала и прыгала. И нас было около десятка таких. Мы все познакомились и сходили в кафе отметить поступление. Мне показалось, что неподалёку от меня мелькнул силуэт человека, которого я презирала больше всех на свете, но, к счастью, он мгновенно исчез и больше не появился.
Дома вечером мама достала торт, приготовленный ещё вчера. Она не сомневалась во мне. Света вооружилась ложкой и перед тем, как погрузить кусок торта в рот, произнесла тост: «За тебя!».
Ей бы тоже не мешало поучиться. Она читала книги, любила делать диковинные причёски и практиковалась на всех, кто согласится. Красилась она чрезмерно. Её макияж больше походил на боевой раскрас. Свете хотелось общения с противоположным полом, но всерьёз за ней никто не ухаживал.
Ребят мы знали с детства. Вместе гуляли, ходили на танцы. Однако они и не подумывали о том, чтобы предложить моей сестре встречаться.
Одно время Света была влюблена в одного паренька из соседнего села, но он ушёл в армию, а после стал военным и уехал по распределению в Новороссийск. Я всерьёз переживала за разбитое сердце сестры и из солидарности игнорировала намёки и ухаживания ребят.
Сама же я грезила стать хирургом, это было моей единственной целью на ближайшие восемь-десять лет. Мне было неведомо чувство влюблённости. «Может быть, когда-нибудь потом…» – думала я.
Первый день учёбы приближался. Настало время переезда в общежитие. Мама позаботилась обо мне и купила новый телефон, брюки, юбку, свитер, халат и жакет. Свои сбережения я потратила на оплату первых двух месяцев жилья, благо, проживание в общежитии было совсем недорогим. Остаток денежных средств я отложила на проезд и питание.
Дело сделано. Переезд, собрание, первая пара. Декан факультета собрал весь курс и принялся запугивать нас, сказал, что студентами в полном смысле слова мы сможем называться, только когда благополучно сдадим первую сессию, что диплом защитит в лучшем случае половина из нас.
«Лечебное дело» – факультет для тех, кто готов помогать людям двадцать четыре часа семь дней в неделю.
Мне хватило буквально нескольких дней, чтобы окончательно выкинуть из головы события июля, словно кошмарный сон, – настолько меня поглотил учебный процесс.
Для меня в усталости была своя романтика: так я тренировала силу воли. Домой я ездила каждые вторые выходные. Три часа на автобусе в одну сторону.
Мне было стыдно, что не хватало времени подрабатывать, иногда я даже забывала поесть, – столько было заданий. Однажды на физкультуре я потеряла сознание, медсестра сказала, что это от истощения. Но это случилось в первый и последний раз: больше я не позволяла себе дойти до такого.
Теперь я могла сказать, что у меня есть всё для счастья. Абсолютно всё. Каждый день я благодарила судьбу, что нахожусь на своём месте и с людьми, которым рада. Без меня не обходилось ни одной вечеринки или гулянки, а чаще всего я сама была инициатором веселья.
Мы с девочками из группы становились ближе друг к другу с каждым днём, особенно нас объединяло общежитие. Мы всей гурьбой бежали занимать очередь в столовой на большой перемене или после физкультуры (так как голод – главный двигатель студента), делились своими порой забавными, а порой откровенными историями.
Одна девочка из нашей группы, Карина, однажды рассказала про свой первый секс, мы все с интересом слушали её. «Надо же, – подумала я, – у кого-то это было не так ужасно, как у меня. Кому-то повезло больше». Карина была прекрасным рассказчиком и помимо медицины всерьёз увлекалась журналистикой и работала репортёром в каком-то журнале, уже полностью сама обеспечивала себя и свою учёбу в университете.
Я же упорно молчала о тех вещах, которые касались отношений с противоположным полом. Как-то раз мне задали щекотливый вопрос личного содержания, а я покраснела в ответ и пролепетала что-то невнятное (в памяти возник ненавистный образ человека, который по-свински обошёлся со мной), после этого всем стало понятно, что опыта в амурных делах у меня нет. И нас, таких неопытных, было около половины, а кое-кто даже гордился своей «чистотой».
С нами училась ещё одна очень интересная девочка, Юля: красавица, профессиональная спортсменка-легкоатлетка, активистка студсовета. У Юли всегда на всё имелось своё мнение, а ещё она гордилась, что у неё никогда не было парня, она говорила, что ждёт большой любви. Фигура у неё была вызывающе сексапильная: длиннющие ноги, большая грудь, осиная талия, пышные волосы. И свою красоту Юля скрывала под длинными свободными платьями, волосы забирала в хвост, а лицо попросту не красила (потому что у неё был очень строгий папа, который запрещал пользоваться тенями и подводками и ей, и её матери).
Мы, все такие разные, сумели отлично поладить. Со студентами из параллельных групп мы тоже общались, но уже менее душевно и с каким-то чувством конкуренции. Наша группа была для нас самой лучшей на свете.
Мальчишки тоже держались вместе. Их в нашей группе было всего четверо. У всех были серьёзные намерения относительно учёбы здесь. На девочек они смотрели исключительно как на коллег.
На препарировании лягушек один из ребят (самый крепкий и накачанный) упал в обморок. Весь зелёный, он был отправлен сидеть в коридор.
«Что будет с ним, когда у нас будут занятия в морге?» – подшучивали за его спиной мы.
Время полетело быстро, словно неслось на невидимых крыльях. Позади осталось посвящение в студенты, где половина нашего курса напилась вдрызг. Мне же не требовалось ни капли алкоголя, чтобы расслабиться и предаться веселью, комплексами я не страдала.
На следующий день после праздника одногруппники смотрели на меня уже другими глазами: оказывается, я танцую, как будто занималась этим всю жизнь (так и есть). Мне было очень приятно, хотелось прокричать на весь мир, как я счастлива.
В комнате нас жило трое: я, Люда и Аня. Практически никогда не случалось такого, что все спали: постоянно то одна, то другая или бродила, или сидела учила. А ещё, из-за чего я сначала чувствовала себя неловко, – это парни, они почти жили у нас.
У обеих моих соседок были ухажёры, иногда утром я обнаруживала, что кто-то съел мой йогурт или сырок. Девочки божились, что они к этому непричастны. Что тут поделаешь… Отношения, тем не менее, у нас сложились тёплые: исчезнувшие продукты внезапно появлялись снова, как будто там и были. В остальном мы старались делиться друг с другом тем, что у нас есть, создали так называемый общак.
Девочки относились ко мне, как к младшей подруге или сестре: покровительственно. Иногда это покровительство забиралось в те области моей жизни, которые я старалась не афишировать и даже прятать:
– Ди, а Ди?
– Что, Лю? – ответила я в той же манере Люде, которая была старшая из нас троих. Она училась уже на четвёртом курсе.
– А давай мы познакомим тебя с красавцем-мужчиной? У нас есть один на примете.
– Нет, спасибо, я не хочу.
– Эх, вся любовь только вот к этому, – указала она на учебники. – Ты понравилась Пашиному другу. Он отличный парень.
– Люда, спасибо, мне правда не хочется.
– Ладно. Нет, так нет…
В итоге всё же была сделана слабая попытка привести к нам в комнату этого самого друга, Колю, он даже сам подошёл и первый заговорил со мной. Его коммуникативных способностей хватило даже на то, чтобы уговорить меня пойти с ним вместе на танцы. А танцевать он был мастер, обожал, когда девушки любуются им и, разумеется, сам от себя был без ума. Мы весело провели время, Коля стал чаще заходить к нам в гости, однако приближающаяся сессия не дала нашему приятельскому общению окрепнуть и перерасти в дружбу.
Расстроенный моей холодностью Коля принял было отчаянную попытку поцеловать меня, но от неожиданности я хлопнула его ладонью по щеке и объявила, что наше знакомство на этом закончено. Он смертельно обиделся и больше не появлялся у нас. Мне стало стыдно, что я незаслуженно обидела парня, поэтому набралась смелости и извинилась перед ним, а он стоял передо мной весь такой оскорблённый, смотрел куда-то в сторону от меня, потом ответил следующее:
– Забыли. Поговорим как-нибудь в другой раз, – развернулся и ушёл.
Я с облегчением вздохнула и вернулась к своей главной в жизни страсти: медицине. Спустя пару дней я узнала от Люды, что Коля передавал, что не хочет больше общаться со мной и просил, чтобы я не бегала за ним и не приставала. Я рассмеялась и в очередной раз подумала, что все эти глупые мальчики-нарциссы мне ни к чему. Вскоре я и вовсе забыла об этом случае.
Перед сессией моё утомление возросло до предела. Иногда я даже запиралась в туалете, чтобы всплакнуть и выплеснуть лишнюю усталость. Зачеты и экзамены нам поставили перед Новым годом. И моей задачей было сдать всё на «отлично». Но за первый же экзамен я получила четвёрку, просто твёрдую и ровную четвёрку без стремления к высшему баллу. Я вышла из аудитории и разревелась. Мои старания оказались недостаточными.
Мама на удивление спокойно отнеслась к этому и не стала ругать, сказала, что мы как-нибудь справимся. Как же мне было стыдно! Это ведь я обещала ей, что буду работать и сама себя обеспечивать! А в итоге я успевала только учиться и даже не была отличницей. Да уж, с такими успехами в Москве нечего делать.
Остальные экзамены были проще. Вводные дисциплины. Но я всё равно не получила повышенной стипендии, а обычной хватало только чтобы заплатить за общежитие и проездной.
Сессию закрыла только половина группы. Кто-то умудрился не получить зачётов, и их не допустили до экзаменов. Я была третья по успеваемости: лучше меня справилась только толстая отличница Катеринка и один паренёк из параллельной группы. Я дала себе обещание, что в следующем семестре во что бы то ни стало буду на одном уровне с ними.
Перед каникулами декан факультета собрал в аудитории весь наш курс, чтобы поздравить с наступающими новогодними праздниками и, главное, с завершением сессии и окончательным переходом в студенты. Попросили заполнить анкеты. Ф.И.О., пол, семейное положение… Я поставила отметку: «Не замужем»; паспортные данные… листаю… четырнадцатая страница… Штамп в паспорте!
Девочки с задней парты увидели.
– Волчонок, ты, что ли, замужем?
Я покраснела и, не зная, что ответить, просто качнула неопределенно головой.
«Теперь все узнают…» – мелькнуло у меня в мыслях, глаз нервно задёргался.
Чувство паники и стыда снова захватили моё сознание.
«Чёрт! Проклятый мерзавец!» – выругалась про себя я.
Волна шёпота буквально за минуту прошлась по рядам, все повернули головы в мою сторону. Тайна, которую я прятала даже от себя самой, была раскрыта.
«Надо бы узнать, как избавиться от этого брака, сменить паспорт… – подумала я. – Ведь всем же ясно, что это просто фикция, прошло столько времени. Неужели это всё было на самом деле?»
После собрания я сразу же отправилась на вокзал, дорожная сумка была уже при мне. Неприятное волнение захватило мою душу, как будто счастливое время на исходе и скоро наступит новый кошмар.
Я включила плеер и постаралась переключить мысли на что-нибудь другое, но я и подумать не могла, насколько правдивыми окажутся мои предчувствия.
Новый год. Мы приготовились устроить праздничный ужин, а потом пойти танцевать.
Мы ждали торжественной речи Президента, смотрели Голубой огонёк по телевизору. Мама, как оказалось, ждала не только речь: она пригласила гостей.
Раздался звонок в дверь.
– Здравствуйте, с наступающим вас! Мы немного задержались, стихия разыгралась под Новый год, – послышался немолодой женский голос.
– Ничего страшного, как раз вовремя. Я рада, что вы добрались! – натянуто улыбнулась мама.
Седой и его супруга.
– Здравствуйте… – выдавила я.
«Да, только вас ещё не хватало, чтобы испортить праздник… А где сыночка своего забыли? Или он тоже не горит желанием увидеться? Так давайте прекратим этот пафос и порвём эти якобы семейные узы. Я никогда не стану частью вашей семьи», – вела мысленный диалог я. О, как же мне хотелось высказать то, что думаю на самом деле! Но я молчала и изо всех сил пыталась подавить неприятное волнение.
– Слышал, тебя можно поздравить с успешной сдачей сессии, – сказал Седой, обращаясь ко мне.
Я пожала плечами. Этот человек внушал мне страх, от его гремящего, будто мотор самолёта, голоса пробежала дрожь.
Мой взгляд перекинулся на жену Седого, уже преклонного возраста женщину.
– Здравствуйте.
– Здравствуй, Диана, мы с тобой уже виделись на твоей свадьбе.
– Извините, не помню…
– Дочь, – вмешалась мама, – это Лидия Николаевна, мать твоего мужа.
Забыть обо всём этом – вот чего я безумно хотела все эти полгода.
«Чёрт… Что им дома не сидится на старости лет? Чёрт…» – повторяла про себя я.
– Ничего страшного, я понимаю, такие внезапные события – большой стресс, – ответила женщина с пластмассовой улыбкой.
Мне её лицо тоже не внушало симпатии, вряд ли её волновало мое состояние, она просто пыталась быть вежливой в гостях. Сборище формалистов.
Все сели за стол. Что она имела в виду? Зачем мама позвала их к нам? Могла бы и предупредить. Ах, да, чтобы я снова не сбежала… Всюду сплошное враньё.
О Верхнем Волчке не говорили, причём я была уверена, что мама в курсе, как там обстоят дела. Вероятно, все посчитали, что лишняя информация мне ни к чему.
Речь Президента все слушали молча, а когда мама хотела положить кусок сыра в рот, Владимир Александрович так гневно посмотрел на неё, что она передумала есть. Его взгляд как бы говорил: «Как ты могла подумать о еде, когда Президент произносит речь?»
Ни слова из этой речи я не поняла, всё лилось мимо моих ушей. Кошмар вернулся вместе с этими стареющими якобы родственниками.
После боя курантов по традиции шампанское, тосты и обмен подарками. Мне был приготовлен особый сюрприз: переезд в отдельную квартиру. Это подарок для меня и для человека, которого все они звали моим мужем, и в скором времени мы должны были переехать туда жить.
«Это клетка, это тюрьма для меня. Теперь я буду обречена жить с тем, кто обошёлся со мной, как с вещью, а потом бросил!» – сокрушённо думала я.
От такой новости на моём лице тут же появилась реакция; Света, сидевшая напротив, знаком показала улыбнуться. Едва сдержав негодование, я вежливо отказалась принимать такой подарок, но так же вежливо мне дали понять, что возражения не принимаются, передали ключи от квартиры и назвали адрес.
Родители Дилана уехали почти сразу после объявления о моём переезде в квартиру. Владимир Александрович сказал, что поддерживает моё желание учиться и хочет, чтобы ничто не мешало мне получать образование. Он заявил, что, пока его сын занят, он лично будет заботиться обо мне.
Позже я узнала, что всё это время я жила вовсе не за счёт мамы.
Для меня возвели тюрьму. Что бы я ни говорила, как бы ни протестовала, никто не прислушивался ко мне. Мама твердила своё заведённое «так надо, так правильно». Я поняла, что из этой ловушки мне никуда не деться.
