Развод по любви
С вами когда-нибудь разводились из-за того, что слишком сильно любят? Со мной – да. Якобы этот союз принесёт мне несчастье и погибель.
Что это? Шиза или хитроумная отмазка, чтобы я не чувствовала себя ущербной?
Развод. Переезд. Одинокие (ну, не совсем) ночи… Чтоб вы знали, Наташа нигде не пропадёт. Только вот напрасно я надеялась, что меня оставят в покое…
P.S.: осторожно! Специфический юмор!
Начну свой рассказ с конца, а потом объясню, как докатилась до жизни такой.
Утро не было добрым. Первым, что я увидела, открыв глаза, был дрыхнущий на моём диване… нет, не Костя. Ибо муж у нас, как говорят, объелся всем известных фруктов и сдулся. Но об этом потом.
Герман Маркелов! В прошлом звезда школы и ванильная мечта всех девчонок. Красавчик с пластмассовой улыбкой, который гнобил меня, тыкал лицом в грязный сугроб и знатно попортил мне репутацию.
Только с тех пор прошло два с лишним года, и мы уже не школьники. Я – первокурсница в педагогическом университете, а Маркелов… он такой же неудачник, как ваша покорная рассказчица. Ибо из техникума и из дома его выгнали, а одним успехом у баб сыт не будешь.
Как этот кобелина драный оказался в моей постели, я и сама толком не помню. Вроде бы я шла с работы, мне поплохело, а он мимокрокодил… В общем, меня довели до дома, потом надавили на жалость, якобы бедному красавчику некуда пойти, мир несправедлив и тому подобное.
В маленькой квартирке-студии, где я жила с недавних пор, был только один диван. Как-то я не подумала об этом, когда соглашалась впустить страдальца к себе. Видимо, голова после вечерней смены в кафе совсем не варила.
Ах, какая же я дура, что сжалилась над Маркеловым! Он оттаял с улицы, освоился у меня дома… и активизировался, гад! Всю ночь не давал спать. Теперь мне белый свет не мил.
Тут ещё в дверь звонят. Дружок, мой верный гигант-пёс, громким «Вуф! Вуф!» возвестил о том, что нелёгкая принесла кого-то по мою душу. С самого-то утра…
– В дверь звонят… – сонно простонал Герман.
Спасибо, кэп.
– Ты мне всю ночь спать не давал, так что сам иди и открывай, – тоже сонно, но вдобавок сердито ответила я.
Маркелов не пошёл.
А раз гора не идёт к Магомеду, Магомед сам пойдёт к горе.
У того, кто звонил в дверь, были ключи. И Дружка моего этот кто-то не боялся.
Нелёгкая принесла Костю.
Я даже голову от подушки оторвать не успела, как Маркелова схватили за блондинистые патлы, сбросили с дивана на пол и съездили ему по морде.
М-да, похоже, у него и утро, и ночь выдались ещё кошмарнее, чем у меня.
– Твою ж мать! Да что ж такое… – заскулил Маркелов и обратился ко мне с претензией: – Ты же говорила, что у тебя нет мужа?
– А его и нет, – ответила я, разглядывая своим максимально безмятежным взглядом того, кого нет.
– А это кто тогда? – всё ещё хныча от боли, вопрошал Маркелов. – Бабушка Зина?
– Ага. Вернулась из магазина… – в рифму продолжила я.
Всё-таки отважный чел этот Маркелов. Приставать ко мне ночью, не побоявшись Дружка. Обозвать Костю бабушкой Зиной… Была б я наивной девочкой-припевочкой, млела бы от его шуточек и фотку его на иконостас поставила, чтоб молиться перед сном. Ну, или на заставку телефона, это сейчас модно.
Но уж кто-кто, а я прошла охрененно тернистый путь от бродяжки-форточницы до жены чинуши из правительства, так что наивность – это не про меня.
Я перевернулась на спину и отрешённым взглядом уставилась в потолок. Мне всё до лампочки и выше.
– Наташа! – послышалось строгое. – Что здесь делает этот… – Костя запнулся, не стал озвучивать, кем считает Маркелова. – И почему на диване кровь?
– Тебе какое дело? – фыркнула я. – Ты, козёл, меня бросил, так что топай отсюда, а я сама разберусь, – тут я вспомнила, что было ночью, и захохотала в голос.
– Что смешного? – крайне озадаченно спросил Костя.
– У-у-у, не могу… – я свернулась в клубок и стукала себя кулаком по колену.
– Ничего смешного! – обиженно простонал Маркелов. Он по-прежнему кособоко, на одном полупопии, сидел на полу и боялся пошевелиться, потому что Дружок плотоядно смотрел на него и скалился.
– Наташа, ты объяснишь мне, что здесь происходит? – снова Костя со своими выяснениями.
– Этот дебил попытался пристать ко мне ночью и получил от меня по яйцам. А Дружок ему задницу прокусил… – задыхаясь от смеха, ответила я.
– Лучше б я на улице остался ночевать, чем с тобой и твоим живоглотом, – пожаловался Маркелов.
– Я тебя, дерьмо собачье, из жалости приютила. Если ты ещё хоть раз в жизни пристанешь ко мне, я тебя вообще оскоплю и на завтрак твои же причиндалы пожарю! Понял меня? – от души пригрозила я.
Костя посмотрел на Маркелова так, будто снова вот-вот набросится с кулаками.
Герман выставил ладонь вперёд, как бы показывая, что не надо его бить.
– Ты-ы это… мужик, не кипятись. Не было ничего у нас. Я для приличия только приставал. Она сказала, что вы это… расстались. Откуда ж мне было знать, что она… такая, – какая такая, он уточнять не стал.
Я-таки оторвала голову от подушки. Перед глазами всё поплыло. Шею словно дубасили скалками всю ночь, даже поворачивать больно. Спина будто не своя. Последствия роковой травмы, чтоб её… И, главное, сколько будет продолжаться это испытание болью – неясно. Если до конца жизни, то лучше застрелиться.
– Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались… – саркастически пропела я. – А теперь выметайтесь оба. Слишком большая концентрация козлов на меня одну.
Маркелов неудобно пошевелился и застонал. От боли у него прошибло слезу.
Ну и как его отпустить в жестокий мир, такого умирающего? Эх, почему-то моя сострадательность всё время выходит мне боком.
– Снимай трусы, просмотрю, что там у тебя, – сказала я Маркелову.
– Я не буду снимать трусы при нём! – в ужасе воскликнул Герман, показывая на Костю.
– А вдруг гангрена начнётся? Задницу тебе отрежут, и будешь, как Кощей, костями греметь, – обрисовала я ему перспективы. Стращать я мастер. – Девки клевать перестанут, – и обратилась к Косте: – А ты пока можешь Дружка выгулять.
Маркелов хохотнул сквозь слёзы:
– Так он за этим к тебе и пришёл – дружка выгулять?
Я лягнула его по укушенному месту, и он завопил, как под пытками.
– Поговори мне ещё. Шутник нашёлся, – пригрозила ему.
Дружок многообещающе зарычал и приготовился снова наброситься на жертву.
– Дружок, фу! Не тронь каку! – скомандовала я.
Костя наотрез отказался уходить.
– Я пришёл поговорить с тобой о нас и застал тебя с этим… – процедил он.
– Ты. Меня. Бросил! – отчеканила я. – Тебе ли меня осуждать?
– Скажи, у тебя с ним что-то было?
– Да как ты смеешь спрашивать?! – кажись, кое-кто довёл меня. – Я, в отличие от некоторых, не настолько сошла с ума от одиночества, чтобы прыгать на всё, что движется в мою сторону!
– Э-э, я вообще-то ещё тут, – напомнил Герман, зажатый в углу скалящимся Дружком.
Я храбро преодолела боль, каким-то чудом поднялась на ноги и увела Дружка в ванную. Выгуляю сама. Позже. Когда разберусь с козлами.
Создатель! Где же я так нагрешила, что ко мне липнут одни… хм-гм.
Пока я обрабатывала в попу раненого Маркелова, он стонал и извивался, будто его пытают раскалённым железом. Укушенная ягодица у него опухла и налилась брусникой.
– Я, конечно, не хочу тебя пугать, но… – я коварно выдержала драматическую паузу. – Дела у тебя плохи.
– Что? – встрепенулся он. – Что там?
– Дружок откусил тебе кусочек задницы… – нагнела ужаса я. – Но ты не переживай. Вот свожу его погулять и, может быть, удастся выковырять пропажу из фекалий.
Маркелов взвыл. То ли от осознания, что кусочек его раскрасивой плоти сейчас путешествует по Дружковым кишкам, то ли от ужаса перед физическим несовершенством. Кому он такой покусанный нужен-то?
Мне ни капельки его не жаль. Когда Герман с приятелем скрутили меня и натыкали носом в облитый машинным маслом сугроб, им было по фигу, что мне больно, что мой пуховик безнадёжно испачкался. И, главное, ни за что ни про что! И вот, спустя два года, я отомстила. Непреднамеренно, конечно, но всё же…
Кайф!
Смотрю вот на голую истерзанную Маркеловскую задницу, сижу аки госпожа над рабом и орудую. Чуть в сторонке за мной зорко следит Костя. Нервничает.
Потешная, должно быть, картина.
– Надо в больницу, – констатировала я. – Но сначала я выгуляю пса.
– Я с тобой, – сказал Костя.
– Пф! Сдался ты мне! Когда надо, тебя не допросишься, а когда не надо… – и я махнула рукой. Нечего мне перед всякими свиньями бисер рассыпать. Вот была бы я криворукой фермершей-рукодельницей – тогда другое дело.
Я оставила Маркелова отлёживаться на диване, взяла уличную одежду, переоделась и привела себя в порядок в ванной.
Костя увязался за мной на улицу.
– Мы не договорили, Наташа, – снова заговорил он. – Ты помнишь, какой завтра день?
– День, когда нас официально разведут, – ответила я. – Только чего ты сегодня припёрся, я не понимаю.
– Я понял, что не могу без тебя, – признался он.
Мне захотелось заорать матом на весь двор. Передумал он разводиться, видите ли. Да какого хрена вообще? Я тут по крупицам себя собирала два месяца, а он притащился весь такой жалкий и обратно зовёт! Ну не козёл, а?
– Знаешь, мне очень повезло… – завуалированно начала я. – У меня есть верный пёс, который любит кусать за задницу всяких там козлов.
– Наташа, я серьёзно… – вздохнул он так тяжко, словно вся печаль мира легла ему на грудь.
– Другую дуру поищи.
Моросил противный дождик, и Дружок, сделав свои дела, охотно потянулся домой. За нами зачем-то опять увязался Костя. И чего пристал?
Я заперла пса в ванной, чтобы Маркелов мог спокойно одеться, и мы снова вышли.
– Я подвезу, – сказал Костя, а мой звезданутый бывший одноклассник охотно сел в машину. Точнее, рыбкой занырнул на задние сидения, чем вынудил меня сесть спереди.
Вообще я могла бы остаться дома, но всё-таки я в ответе за то, что натворил мой пёс.
В приёмном покое сидела прехорошенькая, но образцово строгая медсестричка. У Германа тут же загорелись глазищи, и мы с Костей перестали для него существовать. Ну вот и всё. От одного козла избавилась, теперь остался второй, некогда разбивший мне сердце.
Пятого июня две тысячи десятого года мы с Костей расписались. Я, восемнадцатилетняя школьница, и он, мой бывший попечитель, тридцати четырёх, почти тридцати пяти лет от роду.
Да-да, я та самая сирота детдомовская, которая влюбилась в своего попечителя. Добивалась его всеми правдами и неправдами, и вот итог.
Свекровь, Светлана Георгиевна (Изверговна), несмотря на обещания умереть сразу после нашей свадьбы, жива-живёхонька.
– Только через мой труп! – кричала она Косте, когда тот сообщил ей о нашей предстоящей свадьбе.
Но ничего, мы это дело пережили и расписались. Тихо, без свадебных нарядов, гостей и дебильных выкупов невесты. Мне весь этот цирк не нужен, а Костя уже был женат, и любителем пышных торжеств его не назовёшь. Его первая жена, Юля, погибла, когда ехала в такси со свадьбы подруги.
Так что мы ограничились «джинсовой» росписью на студенческий манер.
В ЗАГСе мимо нас сновали невесты в пышных белоснежных платьях, ловящие каждый невестин шаг фотографы и приглашённые на чужие свадьбы гости, все как на подбор на каблуках и разодетые, будто на конкурс красоты для тётенек. Мужчины в пиджачках чувствовали себя неуютно, сразу видно, не привыкли носить официальную одежду.
В общем, популярные ныне пышные, взятые в кредит свадьбы, – это мероприятие, где каждый становится немножечко не собой. Этакий бал-маскарад с заранее выбранными королём и королевой.
А вот мы решили обойтись без праздника. Любовь, она ведь временем проверяется. Да и стыдно мне, школьнице, понтоваться. Я и так счастлива до безобразия, что добилась-таки своего мужчину.
Сколько было страданий…
Непростое это дело – отваживать баб от своего попечителя. Он же не подозревал, что у меня к нему чувства. Я упорно ждала, пока мне стукнет восемнадцать, чтобы признаться ему.
И вот, сбылось.
На росписи настоял Костя. Для меня свадьба вообще была чем-то из разряда запредельного и нереального. Ну, кому нужна невоспитанная сирота? Костина мама, к примеру, выступила резко против. Но раз уж мой любимый мужчина предложил, то глупо отказываться.
Неторжественная церемония – вжух! – и пролетела. Я даже не успела понять, что всё, прощай, девичья фамилия. Свидетельство о заключении брака было убрано в специальный чехол для сохранности, а мы отправились в ресторан. Прямо в джинсах, да.
На правом безымянном пальце у меня блестело колечко – первое украшение в моей жизни. Символ кардинальных перемен. Теперь взамен бывшей бродяжки и воровки-форточницы Наташи Пестовой появилась Наталия Зорина, чётко знающая, что ей нужно от жизни и как этого добиться.
Говорят, смена фамилии меняет человека и его судьбу. В моём случае произошли не просто перемены – метаморфозы! В чём-то Костя был прав: мне как-то слишком быстро пришлось повзрослеть.
Но обо всём по порядку.
– Наташ, прежде чем расширять нашу семью, я хочу, чтобы ты выучилась, – сказал мне Костя.
– Без проблем, – ответила я.
Быть беременной школьницей для меня ещё большая стыдоба, чем быть замужней школьницей.
Вон, Танька, моя подруга и бывшая соседка по детдому, родила в шестнадцать, и что хорошего? Теперь она сама себе не хозяйка, а чтобы строить личную жизнь, ей приходится изгаляться из последних сил.
А я ещё не пожила толком. У меня по сути не было детства, и вряд ли прямо сейчас из меня выйдет хорошая ресурсная мать.
Так что Костя прав. Хотя ему-то почти в тридцать пять пора задуматься о детях. И если его слова про мою учёбу – это такая жертва, то ничего хорошего из нашего союза не выйдет. А уж если под словом «выучилась» он имел в виду не только школу, но и универ, то вообще туши свет. Пять-шесть лет – это долго.
Но ничего, разберёмся. В конце концов, существует заочная форма обучения в ВУЗе.
А сейчас – самое время наслаждаться жизнью.
***
Медового месяца у нас не было.
Во-первых, Костя по выходным ездил к маме в деревню – помогать с огородом. Светлана Изверговна после нашей с Костей свадьбы особенно жаловалась на здоровье, но притворные хвори не мешали ей выращивать никому не нужные овощи в промышленных масштабах.
Я в деревню не ездила. Зачем мне? Выслушивать, какая я пигалица? Да и копание на грядках – это не моё.
С прошлого года я волонтёрю в доме малютки, куда меня однажды зазвала подруга Танька. Как-то я уже привыкла быть ходячим праздником для детей. И приятно это – видеть, как сиротки радуются, смеются, играют.
Говорят, эмоциональная вовлечённость в играх с детьми творит чудеса. Что ж, делать добрые дела приятно, а чудеса вершить – вдвойне.
Так я и проводила свободное время: волонтёрство, тренировки по скалолазанию и хождение по гостям. Так уж повелось, что быть приглашённой в гости – это для меня радость и честь.
Ошибочно думать, что раз я круглая сирота, то у меня нет близких. Каким-то чудом у меня сложились родственные отношения с родителями Юли, первой Костиной жены.
Елену Николаевну, Юлину маму, я полюбила сильнее, чем свою родную. Моя мать однажды чуть не убила меня розочкой от бутылки, настолько у неё атрофировались мозги от алкоголизма.
И вот у осиротевших Юлиных родителей появилась сначала я (в качестве просто родственной души), а потом моими стараниями они усыновили Гульнару и Арслана, сестру и братика. Меня бы они тоже забрали в семью, но, во-первых, мне на тот момент уже исполнилось семнадцать, во-вторых, моим попечителем был Костя. Но разве для близких отношений нужны бумажки?
***
В июле наша компания скалолазов снова отправилась в Карелию на скалы.
Памятуя о прошлом печальном опыте, когда сорвавшийся с вершины камень зажёг мне звезду во лбу, Костя боялся меня отпускать.
Так и сказал: «Я тебя без присмотра никуда не отпущу!»
Сам он плотно занимался на работе каким-то супермегаважным проектом и об отпуске даже не помышлял. Максимум можно было вырваться куда-нибудь на выходные (например, к маме в деревню).
И такая я ходила разнесчастная целую неделю из-за того, что мне не разрешили ехать… Свежее молоко в холодильнике кисло. Цветочки на подоконнике загрустили. Дружок в который раз сгрыз Костины тапки и повалялся линяющей спиной на его свеженаглаженных брюках… И поделом! Щенок у меня смышлёный, знает, где можно нашкодить, а где не надо.
Неделю Костя терпел. Пыжился, но делал вид, что его моё уныние не колышет, а хаос в доме – это дело житейское. А потом внезапно сдался. Ну, как внезапно… когда Дружок сделал дополнительную перфорацию на Костиных любимых ботинках.
– Ну, ладно, – тяжко вздохнул он. – Езжай. Только не убейся там.
– Уи-и-и! – взвизгнула я и подпрыгнула на постели. – Спасибо! Вернусь живая и здоровая. Обещаю!
– Очень на это надеюсь, – он уже был не рад, что согласился меня отпустить. Разве у меня хоть когда-нибудь было всё сладко да гладко? – Когда отъезд?
– Девятого числа в семь вечера, – ответила я. – Дружка я с собой беру. Он будет меня защищать.
Костя кивнул. Пёс, хоть и мелкий пока, а уже рвётся защищать хозяев. Боевой растёт. Но шкодливый… Ему что тапки, что дорогие кожаные ботинки. И подушка – игрушка, и перья – снежинки. Так что две недели без зубастого демона – это, можно сказать, рай.
Собирали меня, как в последний путь. Новая палатка, новый спальный мешок, пенки, резиновые сапоги, консервы, собачий корм, термос, миски… И это ещё даже не половина. У меня сложилось ощущение, что Костя отправляет меня в Карелию на ПМЖ. Ну а на фига мне на две недели целый вагон вещей? Забыть что ли один чемодан дома? А то ребята посмотрят на меня, как на дурочку с переулочка.
В назначенный день Костя по списку проверял, всё ли я взяла. Заныканный мной в платяной шкаф чемодан с бесполезной, на мой взгляд, мелочёвкой, был найден и присоединён к остальному багажу. Вот ведь… незадача.
***
Атмосфера в нашем автобусе витала такая… особенная, предвещающая нездоровое веселье.
Саша, наш тренер, рассаживала всех по местам и подсказывала, куда закинуть багаж. Её кровожадная собачонка Боня надрывала глотку сидя в переноске.
Увидев, что я тоже взяла в поездку пса, Саша сначала закатила глаза, а потом рассмеялась.
– Если в этот раз твой собакен тяпнет меня за нос, то я так легко, как ты, не отделаюсь, – сказала она, припомнив, как её Боня год назад вцепилась мне в нос и проделала в нём дырочки для пирсинга.
– Не, – отмахнулась я, – Дружок у нас добрый, – а себе под нос тихонечко пробубнила: – но, вообще-то, не очень…
«Ваф!» – тявкнул мой щен, услышав, что говорят про него.
Ярик, наш глубоко ценимый (и зачастую гонимый) поэт и певец, сидел с вдохновлённым лицом. Видимо, готовил новую порцию песенок из народного фольклора.
Дима, Танин парень, в этот раз с нами не ехал. Моя подруга не пустила его, и он усиленно вкалывал аниматором в семейной пиццерии, копил на свадьбу, о которой мечтала Танюха.
Эх, был пацан и нет пацана. Убыло в нашем полку.
Толик, который некогда пытался приударить за мной, уже свыкся с тем, что я окольцована, но всё ещё стеснялся смотреть в мою сторону.
Неужели я всё ещё нравлюсь ему?
«Ой, что-то будет», – профырчала моя филейка.
– Ну что, в путь? – хлопнула в ладоши Саша и махнула водителю, чтобы трогал.
Я помахала провожавшему меня Косте в окошко и отправилась навстречу приключениям. А в том, что они будут, сомневаться не приходилось.
Цирк заказывали? Нет? Ваши проблемы. Клоуны уже здесь.
Ярик с Толиком набрали с собой в дорогу горячительных напитков и принялись вызывать зелёного змея, как только автобус отправился в путь. Выпивку разлили по термосам, поэтому Саша заметила неладное, только когда по салону пополз характерный запашок.
– Вам, что, до лагеря было не потерпеть, алкашня? – заругалась наша тренер. – Как дети малые!
– У меня, между прочим, каждый день на вес золота, – с трудом ворочая заплетающимся языком, заявил Ярик. – Меня осенью в армию забирают. Так-то!
Ярик в этом году окончил строительный техникум и поступил в университет на заочное отделение, но планы пришлось перекроить из-за внезапно ворвавшегося в развесёлую жизнь военкомата.
– И меня забирают… Ик! – добавил Толик. – А у меня… Ик! Даже девчонки нет. Ждать… Ик! Никто не будет, – и обиженно покосился на меня.
Тут Ярик словил вдохновение и запел:
Ты отказала мне два раза!
«Не хочу», – сказала ты.
Вот такая вот зараза
Девушка моей мечты!
Хоба! – и он задрал ногу вверх на манер канкана.
– Вот чего ты опять начинаешь? Ик! Душу травишь! Друг, называется, – обиделся Толик и по-детски выпятил нижнюю губу.
Ну, точно пупсик. Его бы, такого обижульку, к мамочке да в колясочку.
«Хорошо, что Костя с нами не едет», – подумала я, открывая окно, чтобы не задохнуться парами алкоголя.
Вроде взрослые парни, а как выпьют, кажутся дорвавшимися до спиртного малолетками. Правильно им повестки выдали. Может, армия их перевоспитает?
Душевных игр, как в прошлую поездку, у нас не получилось. После пьяного буйства алконавтам поплохело. Сначала они пытались уснуть, а ближе к ночи им обоим приспичило по серьёзному, да так, что невтерпёж.
Игорь, Сашин парень, который был у нас водителем, остановил автобус на обочине трассы. Только вот кустов поблизости не было – одни поля. Хорошо, что дорога непопулярная и на ней почти всегда свободно.
Я сидела у окна справа и наблюдала, как ребята устраиваются по нужде в аккурат пред моими очами. Им, выпивохам-неумёхам, не до приличий. Вон, даже бумагу туалетную не взяли – так спешили. Ну, а мне нетрудно проследить, чтобы они, голозадые, не свалились в канаву.
Не хотелось бы мне оказаться на их месте.
Может, скинуть им из окна пачку влажных салфеток? Тогда они поймут, что я за ними наблюдала. А это вроде как неприлично. Извращугой ещё обзовут…
Блин, что делать?
Нет, всё-таки, пожалуй, подойду к двери и пожертвую им предмет гигиены. Ради комфорта и благополучия всех нас.
Дружба, она такая.
Но встать и отойти к двери я не успела.
Сзади белёсые пятые точки парней подсветило светом фар проезжающей машины.
– Пацаны, атас! Машина сзади! – крикнула я в открытое окно.
Лучше всех в позе крабика умел бегать Ярик. Он подпрыгнул на месте и, не утруждая себя надеванием штанов, перебрался в темноту, прижавшись к обшивке автобуса, откуда запел:
И поносит меня! И поносит меня!
Сойду с унитаза едва-а ль…
Оставьте меня! Эх, оставьте меня!
В кишках у меня карнавал!
Толику повезло меньше. Во-первых, он был дальше от спасительной тени. Во-вторых, ему ещё нужно было перепрыгнуть Ярикову лепёху. В общем, со всех сторон засада.
Те, кто ехал сзади, заметили щекотливую картину, замедлили ход, съехали на обочину и несколько раз щёлкнули вспышкой фотоаппарата, запечатлевая раскорячившегося мечущегося Толика за естественным процессом, который тот был не в силах прервать, и уехали.
Тут уж я была бессильна помочь.
Дальше – больше. Пьяные друзья притащили в салон каку. Кто-то всё-таки наступил… Фекалии только первую минуту действуют, как веселящий газ. Потом наступает пресыщение, появляется желание убежать и помыться. А когда ты находишься в закрытом движущемся пространстве, это кошмар.
Саша кое-как попыталась затереть грязь влажными салфетками, но это слабо помогло.
Виновником зловония оказался Толик. Его силой заставили выйти из автобуса и вытереть подошвы о траву. Ибо невыносимо.
Дружок тяпнул раздосадованного Толика за ногу. Не до мяса, но до крови. Ибо у моего щенка аллергия на пьяненьких, как и у меня. Мы с Дружком вообще родственные души.
Толик заплакал. Не выдержал свалившихся со всех сторон неприятностей и попросил, чтобы его отвезли домой. Убивался горько, что жизнь его – та самая какашка, что никто его не любит, никто не приласкает…
Саша дала несчастному другу какую-то волшебную таблетку, после которой Толик уснул.
Ярик захрапел без посторонней помощи и даже подхихикивал во сне. Вот ведь везучий. Ничто его не берёт.
***
Место нашего прошлогоднего кемпинга заняла другая группа скалолазов.
Мы, измотанные практически бессонной ночью, взвыли. Вот же ж!
Пришлось разбивать лагерь в кустах, по другую сторону от деревянного туалета, который был один на весь перелесок.
Новое место было кочковатое и не самое удобное для установки палаток, но деваться некуда. При желании можно где надо подкопнуть лопатой и выровнять землю.
Только вот с утра, сонные, мы шевелились еле-еле. Я так вообще забыла, как собирается палатка и что куда втыкается. А пока соображала, пошёл дождь.
М-да уж, как-то невесело началось моё главное приключение лета.
***
В первый день мы не ходили на скалы. Отсыпались и обустраивались.
Что сказать… в кустах нашлась голубика и немного костяники – вот и всё богатство. Как по мне, слабоватая компенсация за неудобное место.
Местечко, прямо скажем, не фонтан. Шаг вправо – комары. Шаг влево – крапива.
Но мы же стреляные вороны – справимся.
Вон, Ярик уже вовсю воюет с зарослями крапивы, размахивает палкой, как каратист.
Звонил Костя, спрашивал, как мы добрались. Я ответила, что нормально, умолчав о алкогольно-зловонных подробностях. Нечего ему знать о молодёжных пьяных забавах. А то с него станется вернуть меня в душный пыльный город.
Дела стали налаживаться к вечеру.
Ярик с Толиком окончательно протрезвели и даже насобирали целую кучу валежника для костра.
– А что за понторезы заняли наше место? – спросил Ярик, который обратил внимание, что у наших конкурентов, помимо микроавтобуса со столичными номерами, есть ещё две элитные тачки, такие спортивные, низенькие, зализанные.
– Не знаю. Но, думаю, лучше к ним не лезть, а спокойно сделать их на всех скалолазных трассах, – ответила Саша.
– Это мы запросто! – просиял наш удачливый алконавт. Из всей нашей команды взбирание на скалы легче всего давалось мне и Ярику. – Натах, ты в деле?
– Ха! – в тон ему ответила я. – Плюнуть да растереть.
Нет, я вовсе не питаю презрения к богатеям, тут чисто спортивный интерес. Должен же мой богатый опыт ползанья по чужим форточкам сыграть свою роль. Не зря же я на восьмой этаж взбиралась по балконам. Тогда у меня была вполне конкретная мотивация: конфеты. Теперь же – победа. Растём потихоньку.
Так как вечер нужно было чем-то занять, мы с Сашей взяли собак и отправились на прогулку.
Дождь уже перестал лить, но осевшая на траве сырость липла к ногам. А я в резиновых сапогах, которые мне навязал Костя. Мне сухо. Может, он заранее что-то знал? Ага, прогноз погоды посмотрел. И на том спасибо ему.
Дружок решил, что Боня, Сашина чихуахуа, – это его игрушка. Он прыгал вокруг неё, а она надрывалась от тявканья, тряслась и пыталась спрятаться за хозяйку.
– Ты можешь его как-нибудь угомонить? – попросила Саша. – А то моя с ума сходит.
– Да он просто играет. Ему сейчас около полугода, он ещё маленький, – ответила я.
Мне совсем было не жаль Боню. Ибо на носу у меня так и остались маленькие шрамики от её клыков.
– Ничего себе маленький! Да твой конь в двадцать раз больше моей Бони! – воскликнула она.
Дружок тем временем придавил Боню лапой, та завизжала и пораженчески легла на спину, разыгрывая сердечный приступ.
Мне пришлось всё-таки оттащить своего четвероногого защитника от истеричной собачонки и надеть на него намордник. Но в душе я была довольна, что Дружок отплатил Боне за причинённую мне год назад боль. Вот как тут не поверить в судьбу?
Парням удалось развести костёр только к вечеру, когда валежник немного подсох и смог загореться, щедро облитый «зажигайкой».
В одном котелке у нас сварился походный суп, в другом – травяной чай. Вкуснотища.
Атмосфера начала потихоньку налаживаться. Я бы назвала её идеальной, если бы не комары, жужжащие и норовящие облепить лицо.
Ещё мне хотелось, чтобы рядом сейчас сидел Костя, но увы. Романтической бурной ночи в палатке нам не видать…
Ну вот. Как вспомнила про наш несбывшийся медовый месяц, так на душе Бони затявкали. Вот вроде бы окольцованная я, а мало в моей жизни Кости, слишком мало.
Костя! Ау-у-у…
Сытый Ярик тем временем расчехлил гитару и запел сначала о том, что взрослых людей не бывает, потом зачитал авторские экспромты:
Коль ко мне ты будешь ночью
Сексуально приставать,
Съезжу я тебе по морде
И залезу под кровать!
Щекочи меня за пятки
И целуй мои тылы.
Всё равно не улыбнусь я.
Ты вообще-то не смешной.
Не мани меня грудями,
Не заманивай в кровать.
Завтра утром на работу
Очень рано мне вставать.
Тут Ярик гаденько так посмотрел на Толика, многозначительно прочистил горло и выдал:
Горю несчастною любовью!
В башке моей одна она.
Нельзя же быть такою тварью!
Ну почему ж ты не моя?
Толик заёрзал и отвернулся. Тема сексуальных приставаний и неразделённой любви для него болезненная. Вроде и хочется, и можется, но не с кем… А душа требует любви.
И мне не с кем. Кто бы мог подумать, что пройдут всего сутки, а я дико соскучусь по Косте. Я-то планировала оторваться на природе как следует, а не тосковать по своему порой занудливому мужу.
«Эй, хэй! Приключения, вы где?» – послала я запрос во вселенную.
«Уже летим!» – послышался мне ответ из космоса.
Ночью я засыпала в обнимку с Дружком, не подозревая, как завтра изменится моя жизнь.