Натали Бизанс
Восхождение. Сага «Исповедь». Книга третья

Часть 2. Глава 6

Мы вернулись за полночь, счастливые и утомлённые. Даня мирно посапывал на груди у Конни, которая тоже успела задремать.

– О, это вы? Так рано?

– Мы беспокоились, малыша пора кормить.

– Он съел целую баночку морковно-яблочного пюре.

Я перевёл Наташе, она удивилась.

– Спасибо Вам огромное! Это, наверное, в отсутствие мамы он такой большой, а как почувствует близость молока, вообще всё остальное есть отказывается.

– Это такая редкость в наше время – мать, кормящая грудью!.. Вы просто героиня!

– Для нас это естественно, что может быть лучше для ребёнка?

– О детях сейчас мало кто думает, в основном заботятся о себе, о том, чтобы не потерять красоту, не испортить фигуру.

Все дружно вздохнули.

– Мы не смогли закрыть дверь, Маргарет не нашли.

– Я знаю, где она.

– Хотелось бы поблагодарить мадам за всё, за этот чудесный вечер…

– Вам ещё представится такая возможность, мёсьё, тётушка просто влюблена в вас.

– Надеюсь, малыш не доставил Вам много хлопот, Конни?!

– Что Вы, он просто Ангел! Если вам ещё понадобится моя помощь, всегда обращайтесь, Маргарет мне позвонит!

– Вы так любезны, спасибо! Могу ли я предложить Вам деньги за хлопоты?

– Не беспокойтесь, всё уже оплачено, – она засмущалась, захлопав длинными ресницами. – За общение с таким ребёнком я сама бы заплатила! – она поцеловала Даниила и передала его в руки мамы. Почуяв близость молочной груди, малыш заволновался, пока не добрался до желаемого. Наташа села его кормить.

– Позволите проводить?

– Я переночую сегодня у тёти, так поздно боюсь возвращаться домой. Благодарю Вас за предложение! – она собралась и быстро ушла.

Присел рядом с Наташей и долго смотрел, как Даня блаженно питается, поглаживая грудь крошечной ладошкой, стимулируя, наверное, приток молока.

Как много современных женщин отказывают себе в этом материнском счастье, как много деток растёт на искусственном питании… А ведь лучше ещё ничего не изобретено и вряд ли когда-нибудь будет придумано. Мать разделяет с ребёнком свой иммунитет и защищает его от болезней, не говоря уже об эмоциональной стороне контакта с малышом. Как правильно заметила Конни, в наше время, заботясь о своей внешности и фигуре, многие молодые женщины отказываются от этого, не понимая, что таким поведением рвут важные энергетические нити, связующие мать и ребёнка, лишают себя и его радости единения.

Наташа стала ещё прекраснее в моих глазах. В округлости её женственных форм – гармония души и тела, и она воздействует на меня магически.

Как много понятий мы извратили в современном мире, внушая девушкам с малолетства тягу к нездоровой худобе, заменяя духовные ценности материальными. Соответствие общепринятым физическим стандартам заботит теперь гораздо больше, нежели моральное совершенствование и рост души. Материнство часто ставит под угрозу карьерный рост. Сам институт семьи находится на грани исчезновения. Всё больше молодых людей предпочитают жить вместе так, чтобы легче было разбежаться… Сама любовь теперь приравнивается к сексуальным отношениям, а настоящие чувства считаются чуть ли не жертвоприношением, а то и вовсе сумасшествием. Когда разочарованной и опустошённой душе становится неуютно – меняется партнёр, и всё повторяется заново, как у Данте Алигьери: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…»

Пока мы все не осознаем полноту трагичности деградации духовного, человечество будет скатываться в бездну, беспросветную и глухую. Как-то раз я спросил отца Язепа, что такое, на Ваш взгляд, ад? И он ответил мне замечательно просто: «Это жизнь без Бога». На что всё больше становится похож наш мир, удаляющийся от природы, теряющий веру и саму связь с источником бытия во вселенной? Общество потребителей, уничтожающее планету на которой живёт, ради потакания собственным амбициям и удовольствиям.

Я вдруг понял, что никогда не смог бы быть счастливым, если б не было её, моей любви, возведённой в высшую степень, – этой женщины, кормящей грудью нашего сына, её чистой, родниковой, живой души, возносящей меня к Небесам.

– Эрик! Что с тобой?

– Прости, задумался. Я очень тебя люблю!

– И я тебя… – Наташа заглянула в мои глаза: «всё ли хорошо?» – Поправь, пожалуйста, кроватку, Даня уже заснул.

Мы уложили малыша и легли сами. Я ещё долго покрывал её поцелуями, не имея другой возможности выразить свою любовь, нежность и благодарность, переполняющие сердце. «Спасибо, Господи, за то, что она существует на этой земле, за то, что она со мной!..»

Как быстро пролетели эти сказочные дни! Времени оказалось слишком мало. И вот я снова один. Самолёт улетел, унося с собой моё счастье. Квартира под самым чердаком кажется теперь слишком большой, опустевшей внезапно, разорённой грабителем под названием «разлука». На полу остался маленький тряпочный медвежонок, Даня, наверняка, специально бросил его на пол, чтобы напомнить о себе. Поднимаю эту игрушку, прижимаю к губам. Она пахнет сыном: пшеницей и молоком. Помню его глаза, когда Наташа уходила на посадку, пряча от меня слёзы, а Даня, выглядывая из-за её плеча, смотрел на меня так, что сердце разрывалось от боли. Глаза его кричали: «Я так долго шёл к тебе, а ты?!»

Обещаю, что сделаю всё, чтобы мы как можно быстрее были вместе, сынок!

Часть 2. Глава 7

Вначале трудно было вернуться к нормальному ритму работы. За эти несколько дней я совершенно расслабился душой и теперь собирал себя по крупицам, как после отпуска, чтобы влиться в рабочий ритм «студента». Продолжались усиленные занятия языком по пять-шесть часов в день, и когда моя молодая учительница видела, что мозг подопечного больше не способен воспринимать информацию, отпускала меня. И я шёл в Церковь, чтобы там наполнить разрядившуюся батарейку своей души священным огнём. Некоторые службы длятся больше трёх часов, но время там перестаёт для меня существовать. Душа наполняется светлой радостью.

Что до физической усталости, так это легко поправить крепким сном, дабы утром начать всё с начала. Главное – приблизиться к служению и чтобы семья наша объединилась как можно быстрее. Любой труд будет оплачен, а усилия, вложенные в него, вознаграждены. Бог видит, сколько мы вкладываем в то, что делаем, будь то учёба, работа или любовь…

Молиться тоже можно по-разному: читая слова, спать на ходу или с внутренним горением светить всему миру, подобно маяку. Ни одно обращение к Богу не останется неуслышанным. Но если нет духовного огня, то и сила молитвы невелика. Важно сбалансировать в сердце пламя веры и умиротворение. Они прекрасно уживаются вместе и даже исходят одно из другого. Если ко всему этому добавить ещё кротость и послушание, доверие и милосердие – получается благодатный коктейль наполнения духа, к чему нужно стремиться всегда. Все мы разные, и у каждого есть свои неповторимые способности, которые необходимо развивать и культивировать, ибо зарытые таланты не приумножаются.

Клетки печени отличаются от клеток мозга. Но при этом все они часть одного организма. Так и мы – едины. Каждый исполняет свою, отведённую ему программу, но друг без друга не может существовать. Ибо мы связаны самой жизнью: она в нас, мы в ней.

Марик навещает меня чаще всего, чтобы успокоить Агнешку, но иногда и сам, пока её нет рядом, жаждет обсудить вопросы, как правило, касающиеся их семейной жизни. Он искренне стремится быть для неё хорошим мужем, но молодость на то и молодость, чтобы совершать ошибки. Два огня часто вспыхивают. У Агнешки недетский характер, да и Марик хочет быть мужчиной, не позволяет собою помыкать. Оба считают себя правыми и, лбом ко лбу, набивают синяки. Притирка ведь тоже необходима. Когда два камня точатся друг об друга – искры летят, зато потом их поверхность становится гладкой и взаимодополняющей, конечно, при наличии любви. Потому что без неё, родимой, всё распадается.

Наверное мы с Наташей когда-то давно уже притёрлись настолько, что между нами царит гармония, взаимность и понимание. Этой же паре пока совсем непросто. Я даже не хочу упоминать о чувствах Агнешки ко мне, эта кровоточащая рана сочится в нас обоих. Но и к Марику она неравнодушна, питает страсть такую, что порой обжигает. И всё-таки, они – семья, с дикой, бешеной энергетикой, пылающая костром, который периодически приходится заливать водой благоразумия, чтобы не выгорело всё дотла.

Кто для меня эти люди? Часть меня самого, настолько неотъемлемая, вшитая под кожу огненными нитками, так, что мы напрямую зависим друг от друга, где бы ни находились и чтобы с нами не происходило.

Часто думаю, как принимает всё это Наташа? Ладно Марик, он нам как брат, но Агнешка с её неуёмной любовью?.. Мне досталась поистине удивительная женщина, непохожая на остальных, умеющая принимать всё, как есть. Ревность к Агнешке ушла, вместо неё появилось сострадание к «несчастной девочке», как она её называет, и даже любовь, подобная материнской, хотя разница в возрасте между ними не так уж и велика. Её доверие обязывает нас ему соответствовать.

Так один человек влияет на другого и осуществляется взаимосвязь. Жизнь – интереснейшая штука, стоит только приглядеться повнимательнее, и открывается бездна, но она не страшна и не смертоносна, а увлекательна до бесконечности, потому что каким бы умным ты ни был, всегда найдётся кто-то умнее тебя, и у него есть чему поучиться!

Часть 2. Глава 8

Я очнулся этой ночью около четырёх, вспомнив во сне о том, что колонка до конца не подготовлена и ещё не отправлена редактору, а завтра журнал уйдёт в печать.

Выпив крепкий кофе, сел писать. Глаза слипались, мозг отказывался работать, но после третьей кружки работа закипела, и я всё-таки успел к шести утра по электронной почте отослать материал Виктору. Через час он придёт на работу, и я его не разочарую. То, что мы друзья, не снимает с меня ответственности перед шефом, как начальник он практичен и требователен не только к подчинённым, но и к себе самому.

Спать уже не хотелось и я просто прилёг, закрыв глаза, чтобы они хоть немного отдохнули: день обещал быть длинным. Плавное течение мыслей вперемешку с молитвами, всё же усыпило меня. И вот я в сером огромном помещении без окон, передо мною огромный аквариум во всю стену, со всякой разной живностью. Рыбы разных цветов и форм, морские зелёные черепашки, сверху над ними «парят» медузы. По дну ползают улитки, крабы бочком так смешно передвигаются от одного укрытия до другого, над ними «порхают» креветки, быстро-быстро перебирая лапками, омары не спеша любуются своими клешнями. Эта нехитрая подводная жизнь вызывает во мне улыбку. И вдруг происходит что-то страшное: в начале появляется небольшая трещина, но она стремительно растёт, разрастается подобно паутине и, с грохотом разрываясь, выплёскивается к моим ногам. Рыбы бьются по полу, задыхаясь без воды. Я хватаю их, но они выскальзывают из рук, снова пытаюсь поймать, а когда это получается, помещаю в сосуды с жидкостью, непонятно откуда появившиеся. Пытаюсь спасти всех, в ком ещё есть признаки жизни. Это чужой аквариум, но я очень расстроен, ведь успел их увидеть и полюбить, делаю всё, что могу, но моих усилий недостаточно. Кричу, чтобы люди пришли помочь, но никто не слышит…

Очнулся, будто вынырнул из глубины, и тут же понял, что проспал, не услышал будильника. Служба уже началась, со мною такого ещё не бывало. Даже внутренний сигнал не сработал, обычно он не подводил и поднимал меня за несколько минут до намеченного времени. Быстро одеваясь, я натыкался на мебель, ещё толком не владея своим телом, оно было как ватное. Что-то странное происходило со мной, но я не придал этому особого смысла, переживая только о том, что опоздал. Как часто мы расстраиваемся, вместо того, чтобы благодарить Бога за всё. Если вдруг проспали или у вас внезапно сломался замок в двери, забарахлила в пути машина, радуйтесь и благодарите Всевышнего за то, что это произошло, ведь не знаете, что было бы, не случись с вами этой мелкой неприятности.

До метро я бежал: неплохая утренняя зарядка. Спускаясь по лестнице, чуть не упал, споткнувшись на мокрой ступеньке. Секунды отсчитывали вечность, а я ничему так и не придал значения, торопясь по своим житейским делам. Внезапно, раздался хлопок, подобный раскату грома, ударной волной меня отбросило назад, пыль и едкий дым докатились чуть позже…

До меня не сразу дошло, в чём дело. Когда осознал, что это был взрыв, уже наступила полная тишина. На какое-то мгновение весь мир словно замер, не слышно было обычного гула большого города, пыль медленно опускалась вниз. Наверное, я просто оглох. Пошевелившись, проверил руки и ноги, понял, что сильно не пострадал, какие-то малозначительные ссадины и порезы, видимо, осколками зацепило. Глаза щипало, в горле першило, но к счастью, я ещё не успел до конца спуститься. Рядом на ступеньках лежали ещё какие-то люди и, приходя в себя, начинали вставать, в глазах у них было безумие, из уст раздавались стоны. Внизу всё было темно и как будто в тумане. Душераздирающие крики доносились, словно из ада, были ли это реальные звуки или потусторонние вопли душ, покинувших внезапно свои тела, а может те и другие вместе? Всё смешалось в моём сознании в одну жуткую картину произошедшего. Есть такое выражение «волосы встали дыбом», именно это я и испытывал. Поднявшись на трясущихся ногах, я прикрыл горловиной свитера нос, чтобы не наглотаться гари, и стал протискиваться вниз, когда всё живое и способное передвигаться рвануло наверх, к выходу, на воздух… В меня врезалась какая-то девушка с залитым кровью лицом.

– Бегите, может быть повторный взрыв! – в её глазах был дикий ужас. Схватившись за перила, она волочила за собою пробитую ногу, оставляя кровавый след.

– Подождите, нужно остановить Вам кровотечение!

Но она уже не слышала, в агонии преодолевая ступеньки.

Голоса, их так много, они разрывают мне голову! На миг вспомнился разбитый аквариум. Сон в руку! Добрался до мужчины, лежащего прямо посередине прохода, спеша к выходу люди спотыкались об него и бежали дальше. Оттащил его к стене. Замутнённый взгляд, тяжело дышит, но главное – живой. В темноте не могу понять, откуда у него сочится кровь, он весь мокрый. Смерть прекратила его мучения. Стоны отовсюду, зловещее облако пыли скрывает в себе сотню узников. Ещё кого-то нащупал, глаза текут, почти ничего не вижу.

– Я могу Вам помочь?

– Нога… её нет ниже колена, – хрипло прокашлял мужской голос.

– Нужно перетянуть, иначе вы истечёте кровью!

Я освободил свой брючный ремень и как можно туже зажал ему бедро, – раненый потерял сознание.

Кто-то неподалёку произнёс имя Господа.

– Я священник, – пробираюсь к нему на четвереньках, кажется нашёл.

– Прости меня, Боже, – голос слабеет, – сожалею обо всем… – разрешительную молитву я читал уже над покойным.

«Милосердный Иисус, прими их всех, невинно убиенных…» Души мечутся полностью дезориентированные, ещё не понимают, что отделились от тел. Рыдая на коленях, я молился и говорил с ними. Наверняка это выглядело так, что я умом тронулся, но не мог иначе. Вой сирен снаружи оповестил о том, что помощь близка. Вскоре появились спасатели. Лучи пронзали ещё не осевшую после взрыва клубящуюся пыль. Чьи-то руки подхватили меня под локти.

– Вы можете идти? Выход там.

– Я не ранен, займитесь теми, кто в этом больше нуждается. Я тоже могу помочь…

– Спасибо, но Вам лучше выйти, чтобы не мешать работать профессионалам.

Мощный свет фонарей открыл взору всю чудовищную реальность случившегося: останки человеческих тел разбросаны повсюду, кто-то чудом выжил и взывал о помощи, кого-то накрыли собой отброшенные взрывной волной, кто ближе был к эпицентру. Трудно представить, что всё происходит на самом деле, а не в кошмарном сне, не в кинофильмах, к которым мы так привыкли. Здесь я бывал по нескольку раз в день, станция метро, куда ещё совсем недавно мы спускались с Наташей и Даней, путешествуя по Парижу…

– Вам нужна помощь, мёсьё!

– Нет, со мной всё в порядке.

– Позвольте помочь Вам покинуть это место, возможны обвалы, здесь небезопасно!

На этот раз я не стал сопротивляться, тошнота подступала к горлу. Свет снаружи показался чересчур ярким, резал глаза. Вся улица заполнена пожарными и медицинскими машинами, всё оцеплено, полицейские отгоняют зевак, уже целая толпа собралась за ленточным ограждением. Одного за другим выносят раненных, и я вижу того человека, которому перетянул ногу, узнал свой ремень. Вроде бы он ещё живой.

Ощущение собственной беспомощности и скорбь. Меня вырвало прямо на асфальт. Кто-то предложил пройти в машину скорой помощи для обследования, но я отказался.

– Медики нужны пострадавшим, а я – счастливчик, проспавший этим утром собственную смерть… – чувство непонятной вины терзало внутри, словно то, что я выжил, несправедливо по отношению к остальным.

Вскоре приехали телевизионщики, словно стая коршунов, начали снимать, я уносил ноги прочь, не в состоянии смотреть на всё это. Голова гудела, шатался словно пьяный; не помню как доплёлся до нашего переулка, увидел там тех самых парней, которые приставали ко мне однажды ночью, они с каким-то неподдельным страхом отступили, дав мне возможность пройти.

– Точно, Богом меченый! – донеслось мне вслед.

Брюки на мне были порваны в нескольких местах, и грязь, смешавшаяся с кровью, своей и чужой повсюду. Хозяйка, увидев меня, выронила из рук блокнот.

– Бог мой, что случилось?!

– Вы не знаете ещё? Взрыв в метро… – я почти не мог говорить.

Она помогла мне подняться по лестнице.

– Не стоит, я могу и сам… – но, видимо, переоценил свои силы: в глазах резко потемнело. Очнулся уже на кровати почти совсем голый. Маргарет обрабатывала мои многочисленные ссадины и порезы. – Не смущайтесь, Эрик, я много голых мужчин повидала на своём веку, можете мне доверить всё, как врачу! – она хлопотала вокруг меня, словно мать над ребёнком.

Началась рвота, видимо, сотрясение я всё-таки получил. Почти сутки Маргарет не отходила от меня, ухаживая как за тяжелобольным, коим я не являлся, но она настаивала, а мне очень нужно было чьё-то присутствие рядом, оставаться одному сейчас невыносимо.

Часть 2. Глава 9

Конни принесла по просьбе тётушки маленький телевизор в мою комнату. Они включили его, чтобы смотреть новости. По всем каналам говорили только об одном: теракт в Париже. Мне стало страшно, что Наташа может узнать об этом раньше, чем я сообщу ей о том, что жив, но никак не мог дозвониться.

Маргарет плакала каждый раз, когда видела кадры с места происшествия, вытирая слёзы бумажной салфеткой.

– Ты ведь был там и мог погибнуть, мальчик мой! Какая бессмысленность! Какая жестокость! Проклятые террористы, сами взрываются и людей губят! Гореть им в аду!

– Маргарет, не плачь, прошу тебя, слезами ничего не исправить… – я начинал нервничать, снова и снова набирая домашний номер, но в ответ были только гудки.

Я не мог ни стоять, ни сидеть, меня сразу начинало выворачивать наизнанку, единственное, что было более-менее терпимым – это лежать на кровати, обложенному подушками, так заботливо принесёнными Маргарет из той комнаты, где мы с Наташей провели волшебный вечер. Теперь казалось, что это было давно, словно в другой жизни, хотя на самом деле прошло каких-то несколько дней. Взрыв в метро разделил всё на до и после…

Маргарет сидела на стульчике возле меня, а Конни пристроилась прямо на полу, сидя на ковре, я предлагал ей сесть, но она сказала, что так удобнее. Ей нравится слушать наши разговоры и она тоже хочет меня поддержать.

Хозяйка квартиры превратилась для меня в одно мгновение в родного, близкого человека, сострадательного и милосердного, с нерастраченной материнской нежностью в сердце, которую она выплёскивала на меня, как на родного сына.

Её пальцы всё время путались в моих волосах, поглаживая, словно ребёнка.

Как это произошло? Какая разница. Мне нужна была мать в эти тяжёлые минуты, а ей, видимо, нужен был тот, о ком можно позаботиться. Вот мы и стали друг для друга отдушиной. Конни не удивлялась тётушкиному поведению, хорошо зная её душевные порывы, и бегала, послушно исполняя все её поручения, вверх-вниз по лестнице, принося то одно, то другое. Когда в очередной раз её отправили за чем-то, Маргарет сказала:

– Славная девчушка, не правда ли?!

– Да, у тебя прекрасная племянница!

– Я забочусь о ней уже пятый год. Сестра умерла, отчим не любит девочку, он – расист, а Констанс, как ты понял, рождена от африканского папы… Так уж вышло, Бог не дал мне детей, но подарил сироту-племянницу. Она уже взрослая, но всё ещё нуждается в семье, как и прежде. Мы с нею – два одиночества, держимся друг за друга. Всё, что имею, завещаю ей.

– У тебя добрая душа!

Она вновь погладила меня по голове, даруя целебную порцию ласки. Я даже прикрыл глаза от удовольствия.

– А твои родители где, Эрик?

– Папа умер, когда мне было шестнадцать, мама несколько лет назад.

– Бедный мальчик, – она вновь смахнула слезу, – ты тоже сирота! Я сегодня всё время плачу и никак не могу остановиться… Как понять то, что произошло? Наша станция метро! Когда это происходит в Лондоне, Москве или ещё где-нибудь, конечно, жаль людей, страшно, но это далеко и тебя как бы не касается. Ты продолжаешь чувствовать себя в безопасности и не думаешь, что на каждом шагу тебя подстерегают вот такие безумцы, обвешанные взрывчаткой. Чего они добиваются, умирая?

– Они вселяют в нас страх, создают панику, а значит, страна в целом становится слабее, потому что души, объятые страхом, перестают чувствовать Бога. Это удар по вере, удар по равновесию.

Маргарет внимательно посмотрела на меня как на приведение. Даже очки на её носу поползли вверх.

– Говоришь, как кюре*! Я никогда не спрашивала, на кого ты учишься в Париже, мой мальчик?

– Скорее переучиваюсь, хочу стать православным священником.

Она тут же убрала руку с моей головы и даже привстала со стула.

– Кем?! – она округлила глаза, словно перед ней лежало существо с другой планеты. – Никогда бы не подумала. Простите, мёсьё, а я тут со своими нежностями!..

– Маргарет, ты никак испугалась меня? Бог мой, что же такого произошло?

– Если бы я знала, что Вы – духовный человек, то не стала бы себя вести подобным образом, – она тут же отдалилась.

Я успел поймать её за руку и поцеловал пальцы, только что ласкавшие меня.

– Ты вела себя в высшей степени благородно: настоящая женщина, полная милосердия и сострадания к ближнему своему. И я так признателен тебе за внимание, доброту и заботу! – я не отпускал её ладонь, посылая силу успокоения.

Она медленно села на своё прежнее место, а меня от того, что я поднялся, сразу же замутило, пришлось лечь. Увидев, что мне плохо, она побежала за водой и пододвинула ко мне дежурный тазик.

– Что изменилось, Маргарет? Я чем-то тебя обидел? Мы снова на «Вы»?

– Ты – нет, но я всегда обходила церковь за километр. Таким как мы, не место в святом храме.

– Прости, но это неправда. Бог пришёл на Землю ради грешников, чтобы спасти погибшее. Праведники не нуждаются в спасении, они и так живут с Богом.

– При моей-то профессии… Или ты так ничего и не понял?

– Святая Мария Магдалина, не пример ли тому? Кем бы ты ни была, любовь Господня открыта для всех.

Она вздохнула горько, словно боялась этого разговора, но долго его ждала. Я перестал быть для неё бедным пострадавшим ребёнком, чудом оставшимся в живых. Глаза теперь глядели настороженно, словно ожидая внезапного удара.

– «Кому многое прощается, Маргарет, тот много любит». Я не сужу тебя и никогда не судил. Потому что в человеке главное – это душа, а она у тебя золотая! Ты умеешь любить. А это я ценю в людях превыше всего.

Я положил её ладонь себе на голову.

– Ты спасла меня сегодня от одиночества и вывела из шока. Не оставляй, прошу! Я нуждаюсь в тебе! Забудь, кто я. Всё, как прежде: я – тот же твой квартирант и не изменился ни на йоту за последние несколько минут.

Она немного успокоилась. Только теперь стало понятно, зачем я приехал в Париж, почему попал именно в эту квартиру. Мысленно возблагодарив Господа Бога за Его милосердие, я осознал: эта душа важна для Него. Она осторожно прикоснулась к моим волосам, я с любовью и одобрением взглянул на неё. Мне так важно сохранить доверие этой прекрасной женщины…

*кюре – во Франции католический приходской священник.