Ната Иванова
Гуляющие в ночи

Глава 5. Профессиональная деформация

Сентябрь – прекрасное время, меланхоличное и очень вдохновляющее, если вас не раздражает шорох листвы. Марго он раздражал. А после бессмысленного и бесполезного общения с родственниками листва казалась особенно нахальной. Ее сухой звук заполнял все внутри, выметая и мысли, и чувства. Сейчас этот назойливый шорох вытеснил очередной приступ уже привычной злости. Спорить с тетей бесполезно. Ведь носорогу не докажешь, что он плохо видит и вообще страдает тугоумием. Хотя при массе в три тонны это уже не его проблемы.

«Временами очень хочется впасть в сон, как Аврора⁸», – устало подумала Марго, осторожно ступая по опавшей листве.

Огненно-рыжие, багрово-красные, устало-коричневые, тускло-желтые, псевдо-зеленые – листья напоминали цветные стеклышки из советского калейдоскопа. Отец как-то привез ей такой из Польши, но маленькая Марго не оценила прелесть подарка, и он перекочевал к сестре. Вита всегда радовалась ярким вещам и пришла в полный восторг от калейдоскопа.

– Но, не смотря на характер сороки, осень ей тоже не нравится, – задумчиво пробормотала Марго и присела на лавочку, покрытую шуршащими листьями не меньше дорожек.

Иногда создавалось впечатление, будто все дворники осенью впадают в эйфорию от красок природы и поэтому не убирают листья. Иначе объяснить их количество Марго не могла. Она посмотрела на сизое, но ясное небо, полуприкрытое лысеющими ветвями деревьев, и вздохнула. В сумке лежала недочитанная «Эмма»⁹, но предаваться романтике не хотелось, даже в столь гениальном изложении. Не хватало Андрея, но Марго не решалась ему позвонить. В последнее время он стал частенько исчезать по непонятным причинам. Откуда у него возникало столько неотложных дел – Марго решительно отказывалась понимать. А больше говорить было не с кем. Ей начало казаться, что говорить в принципе не стоит. В лучшем случае, речь – выражение своих мыслей и переживаний. Но ведь все суждения и оценки сугубо субъективны, а значит любая мысль, исходящая из личного опыта, субъективная, а значит объективно лживая, т.к. ее значение относительно для других людей. В большинстве случаев объективно равные по значению слова звучат из телевизора, но они ложь в принципе. Следовательно, правда существует лишь в безмолвии, пока мысль едина со своим носителем.

– Значит британские ученые – самые большие вербальные лжецы, – сказала Марго, чувствуя себя счастливым психом, который нашел тайник главврача, даже если его вообще не было вместе с тайником.

Подул теплый ветер, и листья у скамьи ожили, начиная свой странный танец. Марго невольно поежилась, хотя ей совсем не было холодно.

– Открой мне двери – я войду, – тихо произнесла она.

– И позову с собою осень¹⁰, – продолжил голос рядом.

Марго повернула голову и увидела спокойное лицо красноглазого блондина.

– Может хоть тебе хорошо осенью? – с тоской спросила она.

– Не совсем. Хотя сейчас люди выглядят эстетичнее, особенно в сравнении с летом, – в голосе Мастера мелькнула брезгливость.

– Меня тоже бесят толстые потные шеи, небритые подмышки в майках и нависающие над джинсами животы, – кивнула Марго.

– Да, зрелище неприятное. Но еще хуже его объяснения и попытки оправдания. Люди думают, что небрежность – это шарм, загадочность, притягательность. Но, увы, вместо небрежности выходит довольно жалкое зрелище человека, для которого «комфорт» – лучшая причина стать свиньей даже внешне, – лицо Мастера скривилось от отвращения. – Хорошо, что осенью большая часть постыдных тел скрыта одеждой. Да, одеждой уродливой и ужасной, но лучше так, чем свинки из «Ну, погоди».

Марго хихикнула, радуясь, что встретила Мастера.

– Ты не понимаешь, – копируя голос гламурщиц, ответила девушка. – Юбка должна быть на размер меньше, ведь так она заманчивее обтягивает бедра. И каблучки повыше, и губы покраснее.

– Уж лучше немного мозгов, платье из натурального шелка, и мужчины «будут сами в штабеля укладываться»¹¹!

Марго засмеялась.

– Мне так нравится эта героиня! И подобные фильмы.

– Подобные – это советские, черно-белые, ироничные или со смыслом? – уточнил Мастер.

– Лучше все вместе, хотя можно без первого критерия, – ответила девушка. – Есть хорошие фильмы не только из Союза. Например, старая версия «Семейки Аддамс».

– Или фильмы Хичкока, – добавил блондин.

– Точно! Особенно «Психо», я по нему доклад делала, когда мы начали личностные расстройства изучать.

– Ты психиатр? – встрепенулся Мастер.

– Да, будущий, – улыбнулась Марго.

– Психологов и психиатров не бывает будущих или прошлых. Они, как и неформалы, постоянны.

– Ага, а потом профессионально троллят людей! – добавила Марго.

С Мастера сполз налет веселости, он немного наклонил голову и уставился на желтый листочек, прилипший к его сапогу. Черные ботфорты были идеально вычищены, и листочек казался случайным украшением.

Марго ждала, когда блондин ответит, но тот молчал. Чем дольше длилось его молчание, тем больше Марго казалось, что она обидела или оскорбила его.

– Послушай, я не хотела. Не подумала, что могу шуткой задеть тебя. Это же была просто шутка, – Марго посмотрела на блондина глазами кающегося котенка.

– Не страшно, – отмахнулся Мастер, но его глаза так и остались холодными и непроницаемыми.

Марго потупила взор, мысленно укоряя себя за бестолковый юмор.

– Можешь не заниматься самобичеванием, – прервал ее мысли Мастер. – Я не обиделся и не оскорбился. Психология слишком много значит для меня, поэтому я не всегда могу адекватно воспринимать подобные шутки.

– Я постараюсь впредь так не делать, – пообещала Марго.

– А смысл? – фыркнул блондин.

– Смысл?

– Ты пообещала не делать определенное действие. Но зачем? Это ограничение не принесет тебе ни пользы, ни выгоды. К тому же, ты могла на самом деле больше не шутить подобным образом. Не из-за просьбы, а потому что не было бы условий или потребности. Но сейчас ты дала обещание! Неважно сдержишь ты свое слово или нет, но впредь при каждой подобной шутке или мысли о ней ты будешь вспоминать о своих словах, и они будут ограничивать тебя, твои слова, мысли, свободу. Какой смысл в твоем запрете? – вдохновленно выдал Мастер.

Марго потерялась между «Это мое решение» и «Забей», но поняла, что обе фразу покажут ее слабость.

– Я не буду брать свои слова обратно, – неуверенно заговорила Марго. – Но я надеюсь, что любовь к психологии вытеснит из меня подобный юмор.

– Зачем ты на это надеешься? Ведь никто не сказал, что шутить о профессии дурно, – отозвался Мастер. – Я лишь высказал свою точку зрения. Других твоя шутка могла бы оскорбить или порадовать. Почему тебе стыдно за свою мысль? Она всего лишь твоя мысль, к тому же ты ее не навязывала.

Марго окончательно смутилась, чувствуя себя в тупике из логики и по-настоящему здравого смысла. Внезапно ее осенило.

– Возможно, ты прав. Я не обязана подстраиваться под ответную реакцию собеседника, ведь это ущемляет меня, к тому же ты не мой клиент, и у нас равная позиция в беседе. Я имею право на свое мнение, если оно правда мое, – улыбнулась Марго. – А что ты читал из книг Фромма¹²?

Мастер широко улыбнулся, как человек, которого раскусили, и предложил:

– Поговорим о свободе?

Глава 6. Полевая философия

Марго чувствовала себя почти счастливой. Может она была бы счастливой полностью, если бы не одно мучающее ее подозрение: Мастер вызвал у нее слишком сильный интерес. И теперь она опасалась, что весенняя лихорадка может настичь ее этой пестрой осенью. Марго с легкостью придумывала для себя причины интереса к Мастеру и с еще большей легкостью опровергала эти отговорки. Слишком прекрасный, слишком разумный, слишком психолог. И все это было слишком для правды. Он с такой легкостью интерпретировал теории Фромма и Эриксона, словно лично общался с ними. Как мог человек так полюбить психологию, чтобы слиться с тем временем?

«Хотя за последние 70 лет общество не изменилось до неузнаваемости, все же еще очень многое в психике осталось неизменным», – утешала себя Марго.

Но научная ревность все же коснулась ее своим ядом.

За размышлениями Марго не заметила, как пришла к своему подъезду. Она не была дома около двух часов, и в мозгу зародилась утопичная мысль, что тетя уже могла уехать. Но мысль и правда оказалась утопичной.

Едва переступив порог, Марго наткнулась на знакомые берцы и услышала с кухни два перебивающих друг друга голоса и третий спокойный, скорее всего Виты. Открывшая дверь мама лишь устало закатила глаза на вопросительный взгляд дочери. Она ненавидела бессмысленные споры.

– А все потому, что нужен мужчина! – гремела тетя. – В семье должен быть мужчина!

– Вам его так не хватает? – второй голос с трудом сдерживал насмешку.

– У нас Андрей? – шепотом спросила Марго.

– Да, пришел к тебе, а тебя нет, – с укором ответила мама. – А еще ты телефон дома забыла, и мы не могли позвонить тебе. Я его попросила подождать.

– И долго ждет?

– Минут двадцать, – по голосу мамы казалось, что она была бы лишь рада, если бы Андрей пришел раньше и отвлек на себя ее сестру. Несмотря на свою искреннюю сестринскую любовь, никто так не раздражал Елену как Ирина со своими нравоучениями.

– Тетя Ира еще не собиралась уходить? – с надеждой спросила Марго.

– Она не успела уйти, как появился Андрей, – мама наклонила голову набок и грустно улыбнулась. В такие моменты Марго никогда не могла понять, о чем она думает.

– Ладно, – мужественно вздохнула дочь и направилась на кухню.

Андрей не спеша потягивал чай, вальяжно откинувшись на спинку стула, и наблюдал, как тетя Ира феминистично разглагольствует о мужчинах. По камуфляжным брюкам и бандане на коленях Марго сразу поняла, с какой целью он пришел.

– Привет, – как можно непринужденнее улыбнулась она.

– Здравствуй, – снисходительно ответил Андрей. – Чай?

– Нет, спасибо, я перед прогулкой две чашки выпила. Я пойду пока переоденусь. Когда освободишься, проверишь заднее колесо?

– Конечно, – кивнул Андрей, ни на секунду не теряя своей царственной покровительственности.

Даже в обычных защитных штанах и в поношенной футболке с белым драконом Андрей казался ей венцом человеческой красоты. Над воротом футболки едва выглядывала серебряная цепочка. Марго знала, что на ней клык белого медведя. Этот клык ее отец привез из недавней экспедиции и, найдя с Андреем общий язык, подарил ему. А саму цепочку чуть позже подарила Марго. Внезапно она поймала себя на мысли, что хочет потрогать цепочку, а точнее шею, на которой она висит. Бледную мягкую кожу. Или эти иссиня-черные волосы, собранные в «хвост» на затылке…

– Маргарита, ты не могла бы отойти? – вкрадчивый голос мамы прозвучал над самым ухом.

– Да, да, конечно, – Марго подвинулась, впуская маму на кухню.

– Не хочешь ли перекусить перед дорогой? – спросила у Андрея мама, ласково потрепав его по волосам, как сына.

– Спасибо большое, Елена Дмитриевна, но вынужден отказаться, – учтиво улыбнулся Андрей.

– Тогда я к вашему возвращению поесть приготовлю, – Елена счастливо улыбнулась, присаживаясь за стол.

Тетя Ира негодующе молчала, дуясь на всех за резкий дефицит внимания. На этой радостной ноте смущенная Марго покинула кухню.

Мастер. Андрей. Мастер. Андрей. Она уже чувствовала себя механиком рядом с мастеро-андреевской каруселью.

– Я слишком много о них думаю. Особенно сегодня, – призналась Марго вязаному Джеку.

Но Повелитель тыкв молчал, предлагая ей решить все самой.

Наспех переодевшись в походные брюки и рубашку, Марго заплела волосы, нацепила бандану и велосипедные перчатки. Когда она вышла в коридор, Андрей уже вытащил ее велосипед с балкона и подкачал заднее колесо.

– Порядок, можно ехать, – сообщил друг, складывая насос. – Сама спустишь своего коня?

– Да, – бесцветно ответила Марго, вытаскивая с полки коробку с кедами.

– С тобой все нормально? – насторожился Андрей. – Если ты плохо себя чувствуешь или нет настроения, то может отложить поездку.

– Нет, – тихо, но решительно ответила Марго, затягивая шнурки. – Кажется, она мне поможет.

– Надеюсь, – качнул головой Андрей и скрылся за дверью.

Марго едва справилась со шнурками и выкатила своего колесного коня на лестницу.

– Хорошей прогулки, – пожелала мама, закрывая дверь.

Находясь в непонятной прострации, Марго быстро преодолела четыре этажа и вышла на улицу. Андрей как раз завершал круг почета, проехав по двору.

– Уверена, что хочешь поехать? – еще раз спросил Андрей.

– Да, – выдохнула Марго.

– Тогда вперед, – улыбнулся парень, легко оттолкнувшись ногой от бордюра.

Марго улыбнулась, но немного поздно, Андрей уже оказался к ней спиной, и молча покатила следом.

Через час город остался позади, и природа начала раскрывать свои чудесные объятия, словно извиняясь за болезненную язву-город. Вскоре они свернули с шоссе на проселочную дорогу и поехали по желтеющему полю. Песчаные утоптанные дороги, почти тропы в сравнении с асфальтом, были гораздо удобнее, а наступившая тишина не мешала разговору. Правда, за все время пути они не сказали друг другу ни слова, и это очень тревожило Марго. Ей хотелось выговориться. Ей нужно было сказать хоть что-то, иначе бы она оказалась раздавленной собственными мыслями. Но начать было решительно не с чего, а Андрей молчал, словно незнакомец.

Временами Марго казалось, что она его не знает. Не знает его сути. На концертах и вечеринках Андрей был само очарование, милый собеседник и смазливый аристократичный мальчик. В спорах он становился самодостаточным циником, и все ломали зубы о его мраморное спокойствие. Когда они катались на велосипедах или просто гуляли, он становился немногословным, мечтающим наблюдателем, больше фотографировал, чем говорил. Марго не сомневалась, что в рюкзаке за его плечами лежат камера и объектив. И яблоки. Представить Андрея без фотокамеры и яблок Марго не смогла бы. Как и представить себя без него. Этот человек, не спеша крутивший педали впереди нее, был всем – и другом, и братом, и душой, разделенной на два тела. Он мог и выслушать, и помочь, и остановить, если надо. Он мог понять. Но в мозаике его характера всегда выпадали некоторые детали, вроде не лишние, но не подходящие, не образующие цельной картины. Марго давно приняла его таким, но порой эта явная нецельность выбивала ее из колеи. Не хватало элементов.

– Может, немного отдохнем? Я пока пофотографирую, – предложил Андрей.

Марго вздрогнула как просыпающийся медведь, едва не упав с велосипеда.

– Можно и отдохнуть, – согласилась она, возвращаясь к реальности.

Андрей по-деревенски положил велосипед в траву – подножка для него не существовала – и достал из рюкзака камеру.

– Яблоко хочешь? – спросил он, прикручивая и настраивая объектив.

– Пока нет, – Марго, чуть посомневавшись, положила свой велосипед рядом и пошла за другом.

Яркое солнце вовсю старалось сохранить тепло, но осень по-змеиному шуршала желтой травой и сыпала бурыми листьями. Природа изменялась. Природа была в равновесии.

– Как бы я хотела быть деревом, – внезапно сказала Марго.

– Почему? – спросил Андрей, тщетно пытаясь сфотографировать колышущуюся травинку.

– У дерева все ясно: весной оно цветет, летом радуется пчелам, осенью горит багровой краской, а зимой спит под мягким снегом, а потом все по кругу.

– Ты не учла лесорубов, короедов, бобров, дятлов и прочую живность, – заметил Андрей.

– Не учла, – огорчилась Марго. – Но дереву все лучше, чем человеку. У него все устойчиво.

– Может и так, но дерево неподвижно, его выбор слишком ограничен, можно сказать, что дерево мало что может изменить в своей жизни. С другой стороны человек – он может менять свою жизнь, он не привязан к определенному месту, по крайней мере физически, у него больше свободы.

– И одновременно больше ограничений, – напомнила Марго.

– Ты про нормы и здравый смысл? – фыркнул друг и улыбнулся, он все же смог снять эту шелестящую травинку, похожую на колос пшеницы. – Им следуют люди бесхребетные и безответственные.

– И безнравственные, – добавила Марго.

– Верно, и безнравственные, – повторил Андрей, переходя к краснеющей рябине, выросшей на краю дороги. – Человек с осмысленными ценностями и идеалами, а главное с мозгами, никогда не станет пользоваться общественным мнением или массовой моралью. Общественность создает лишь готовый продукт, который не требует ни осмысления, ни оспорения, ни внутреннего фильтра. Готовый продукт для нищих людей, которые способны лишь брать, даже не задумываясь о качестве потребляемого. Простые книги, бессмысленные фильмы, безморальные речи. Добавить толстых балерин и можно радоваться раю для ленивых душ. В таком раю точно не нужно мышление, ведь за тебя уже разделили добро и зло, свет и тьму, идеи просты и даже свинье понятны. Кушайте – не обляпайтесь! Если рай будет таким, то я хочу в ад к докторам наук и шутам-атеистам.

Марго широко улыбнулась, вся скованность мыслей исчезла.

– По твоей логике, хозяин ада должен быть философом-художником, который постоянно собирает кружки по интересам, чтобы делиться новыми знаниями.

– Но так интереснее! – вскликнул Андрей. – Бог должен иметь ничтожную самооценку, если он желает видеть в раю ленивое стадо толстобрюхих овец, которые готовы ему поклоняться. В таком случае ад является промежуточным общеобразовательным учреждением, которое готовит к новой жизни.

– Тогда чистилище – это ПТУ, – подхватила Марго. – У кого мозги – в ад, у кого вера – в рай. Хороший фильтр.

– Может и так, – улыбнулся Андрей. – Смотри, как ты хорошо получилась.

Марго взглянула на протянутую камеру. На фото она вдохновенно слушала, глаза горели, а щеки чуть порозовели от осеннего нежного солнца.

– Когда ты успел? Ты же траву фотографировал!

Андрей улыбнулся и указал на траву за спиной подруги.

– А это что?

Марго рассмеялась, украсив собой еще один снимок с травой.

Г

лава 7. Родной северянин

Довольная Марго плюхнулась на кровать и обняла вязаного Джека. Повелитель тыкв дружелюбно улыбался своим вышитым ртом и смотрел на хозяйку большими черными глазами. Марго поправила чуть съехавший воротник полосатого пиджака любимца и улыбнулась в ответ.

Так завершался для нее вечер четверга. Или начинался. Марго не относилась ни к совам, ни к жаворонкам. Иногда она напоминала зомби, особенно во время сессии, а временами отсыпалась как кошка. Но сейчас ей было все равно к какой животине приписывать свой ритм жизни. Через четыре минуты четверг должен был переродиться в пятницу, а значит для нее уже наступили выходные.

Марго не чувствовала особого счастья или негодования по этому поводу и в целом была довольна событиями. В понедельник на примере Майкла Элига¹³ она доказывала, что распад личности под влиянием наркотических средств у гениев происходит иначе. Во вторник им, наконец, нашли преподавателя по психодиагностике. В среду она отличилась на физиологии высшей нервной деятельности. А сегодня… Марго зажмурилась, вспоминая красное лицо лектора, который категорически отвергал возможность цветных сновидений у психически здоровых людей, утверждая, что все сновидения черно-белые и сознание само раскрашивает их в воспоминаниях. Сама она часто видела цветные сновидения и считала это абсолютно нормальным.

Вспоминая прошедшую трудовую неделю, Марго погладила Джека по голове, радуясь своим достижениям и новым знаниям. Она никогда бы не назвала себя зубрилой или девочкой с синдромом отличницы, просто искренняя любовь к науке поддерживала на лекциях.

Марго уже собиралась протянуть руку за книгой, лежащей у кровати, как вдруг услышала тихий щелчок и поскрипывание, словно открыли входную дверь. Она тихо встала с кровати, одернула пижаму и по-кошачьи прокралась в коридор. В полутьме прихожей кто-то копошился у замка входной двери. Марго набрала воздуха в грудь и щелкнула выключателем – в прихожей стало светло. Мужчина, мучавшийся с дверным замком, от неожиданности выронил ключи.

– Папа! – с радостным шепотом Марго повисла на шее отца, чувствуя ухом его вьющуюся бороду.

– Здравствуй, негодница! – таким же шепотом ответил он, оглядывая дочь. – Вроде больше не выросла, значит, недолго я отсутствовал.

– Два месяца – это очень недолго, – с укором ответила Марго, помогая отцу закрыть дверь. – Сумки куда нести?

– Эту на кухню, а красную я сам в гостиную, – отец подхватил свой походный баул и унес в комнату.

Марго принюхалась к сумке поменьше и, гадая о содержимом, отправилась на кухню. Когда отец посетил ванную и появился на кухне, Марго уже вскипятила чайник, согрела ужин и начала разбирать сумку, выкладывая гостинцы на стол.

– Откуда столько всего? – спросила она.

– Олений жир и красная рыба с Ямала, икру прислали самолетом с Сахалина, вся экспедиция получила. А это ягель, сушеный, – пояснил отец, указывая на свертки и банки.

– Папа, зачем нам сушеный ягель? – строго спросила Марго.

– Пригодится. Ты только понюхай его! Мне очень понравилось, – счастливо улыбался отец, уплетая голубцы.

– О, крабы! – обрадовалась Марго. – Тоже с Сахалина?

– Да, оттуда ежей морских прислали, но мы их сами съели.

– Вяленая оленина, печень тюленя. Пап, а кто это есть будет?

– Зачем сразу есть? Давай подарим кому-нибудь! Вроде экзотическая штука.

– Вот кому нужна печень тюленя?

– Не знаю, я бы обрадовался ей.

– Потому что ты – барабашка, все домой тянешь.

– Сейчас обижусь и не отдам тебе подарки, – добродушно цыкнул отец.

Марго тихо рассмеялась. Временами ей казалось, что отец не меняется, лишь волосы и борода длиннее. Он сидел в своей любимой футболке со Scorpions и с наслаждением уплетал мамины голубцы. Также он сидел и год назад, и два, и десять. Только резных деревянных бусин в его бороде уже стало двадцать восемь. Эти бусины вплетал ему кетский шаман для защиты от злых духов и морозов. Отец часто навещал его для обмена культурным опытом, но дальше философских бесед под туго набитую трубку разговоры не заходили. Но отец был рад этому, утверждая, что геологов нельзя посылать с такими целями. Как он нашел с шаманом общий язык неизвестно, но Марго подозревала, что виною была увлеченность отца варганами. Когда отец разделался с ужином, а Марго убрала на полки привезенные дары, они перешли в гостиную.

Часы на стене пробили час ночи, и отец, забравшись в кресло-качалку, стал не спеша потягивать горячий кофе. Рядом на столике лежали трубка из вишневого дерева и расшитый кисет. Мама не запрещала ему курить в гостиной, если была включена вытяжка камина. Тем временем Марго приступила к разбору второй сумки, чье содержание волновало ее гораздо больше. Первым оказался подарок для Виты – сумка из оленьей шкуры, украшенная деревянными бусинами и хвостиком песца. Потом Марго достала подарок для мамы – нить жемчуга, немного неровного, зато точно настоящего. Следом появилась трубка из мореного дуба.

– А это кому? – удивилась Марго, разглядывая умело сделанную вещь.

– Не знаю, – пожал плечами отец, набивая свою трубку табаком. – Я ее сам вырезал. Скучно было, когда медведи опять начали поблизости ходить, а ракетницы закончились.

– У нас же никто не курит.

– Я тоже не курил, пока хороший табак не нашел.

Это было правдой. До экспедиции на Алтай отец даже не говорил о курении. Но там он нашел тщедушного дедушку, который растил табак в своем саду, и теперь не расставался с трубкой.

Марго наткнулась на небольшой мешочек и потрясла его. Внутри что-то глухо стукало.

– Это мне?

Отец кивнул, выпуская облачка душистого дыма и наблюдая за дочерью. Марго развязала ремешок и слегка тряхнула мешочек – на ладонь выпали две руны.

– Ясень? – спросила она, принюхиваясь к ним.

Отец снова кивнул.

– А их кто делал?

– Долгая история. Но не я. Умеешь с ними разговаривать?

– Пока не очень, но я буду стараться, – счастливая Марго чмокнула отца в щеку и вернулась к сумке. – О, новый там-тамчик!

– Там на дне еще два варгана должны быть и скелет кеты. Почти целый, так что осторожнее, не сломай, – предостерег отец.

– Зачем он тебе?

– Раньше у меня не было скелета кеты, а теперь есть. К чему вопросы? – лукаво улыбнулся отец.

Марго понимающе улыбнулась бородатой барабашке и снова сунула руку в сумку.

– Какие милые штанишки!

– Еще бы, ручная работа, из хорошего оленя. Хотел сам носить, но они мне маловаты. Может ты или Вита заберете.

– Ей понравится, – Марго заглянула в сумку и вытащила длинный сверток. – Что это?

– Этой штукой иногда пользуются погонщики оленей, только более длинной. А такой можно и болтливую женщину успокоить. Думаю, подарить ее вашей тете, – хмыкнул отец.

Марго рассмеялась, откладывая сверток в сторону. В коридоре послышались шаги, и зажегся свет.

– О, твоя мама проснулась, – отец с легкостью перышка выпорхнул из кресла в коридор.

– Сережа! – раздался радостный голос мамы, и окончательно довольная Марго отправилась спать. Теперь ей точно нельзя было жаловаться на серость.