Почему он захотел вернуться? Что за блажь? Что творится в его седой голове? Как только он объявил о возвращении несколько месяцев назад, меня не отпускали эти мучавшие не только меня вопросы. Сейчас-то я знаю, но тогда ни у кого даже догадок не было. Только в отличие от других я не возмущалась, не выходила на манифестации, не писала петиции против – я хотела, чтобы он вернулся. Но я совсем не верила в искренность его желания умереть на родине. И никто не верил – ведь он так боялся смерти, и казнил за любой намек причинить ему даже не боль, а просто неудобства. Но постепенно все утихло, люди смирились, да и дел своих у всех теперь полно – свобода нелегкое бремя. О нем забыли, и вот теперь он у меня, а радость от свершившегося мне трудно было скрыть. Как и Ольге, что меня несколько огорчило.
«Что же такого он ей сделал?» – спрашивала я себя, натирая очередную тарелку до блеска. Что-то очень серьезное. Серьезнее, чем у меня – это вряд ли возможно, но было что-то, изменившее ее жизнь бесповоротно и к худшему. Стоило только взглянуть в ее навсегда застывшие глаза, словно у мертвеца, и становилось жутко от той черноты, которая накопилась в ее душе. Впрочем, со всеми нашими жизнями произошло то же самое. И тут раздался звонок в дверь – я совсем забыла, что в тот день должны были заезжать еще постояльцы, молодая пара, заказавшая комнату очень давно. Кажется, это было тогда же, когда мне сказали о моем главном госте.
Я открыла дверь, теперь уже надев солнцезащитные очки. Солнце все еще светило, и очень ярко, а на пороге стояли двое разноцветно одетых, совсем юных существ, сверкающих лучезарными улыбками. Девушка обладала роскошными рыжими кудрями, а шея парня была усыпана изящными татуировками. Почти как у моего сына. Они начали щебетать о прощении за опоздание, но я сразу их остановила – такие молодые люди не должны извиняться перед какой-то старухой. С собой из багажа у них был только старинный коричневый саквояж, не вязавшийся с их обликом. Провожая их в комнату, я узнала, что они, несмотря на столь малый возраст, новоиспеченные муж и жена, и собираются провести здесь первые дни медового месяца, наслаждаясь каждым мгновением новой жизни. Как я радовалась тогда их счастью! Они сияли и благоухали, и так, прощебетав весь путь по коридору, вошли в свою комнату. А, закрыв дверь, они тут же замолкли. Из довольно неприличного любопытства я постояла и послушала, но за тонкой дверью не раздавалось ни звука, словно они там мгновенно впали в спячку. Странные ребята – подумала я тогда. Как позже оказалось, к несчастью, я была права.
Что же так тянет всех в наш городок? Точнее, тянуло – сейчас уже с уверенностью об этом можно сказать, как о прошлом. Дело в пруде, у которого мы находимся – ведь он так сказочно красив! С пологими зелеными холмами по берегам, с нависшими над ним ивами, с огромными столетними дубами, ставшими широким частоколом вокруг, и всегда прохладным ветром, этот черный пруд выглядит истинным раем, и манил сюда знатоков достопримечательностей со всей страны. Теперь с этим покончено, конечно же, надолго, и нескоро можно будет вернуть былые тучные времена, когда приезжающие приносили основательный доход нашему населению. Это случится только тогда, когда я и тот, кто со мной, уйдем в мир иной. И этот миг совсем близок.
К ужину я приготовила цесарку – кухонные хлопоты остались единственным счастьем для меня, потому я изобретаю всяческие невообразимые блюда на радость гостям. К сожалению, в тот вечер я истратила последнее вино на цесарку, именно в нем она приобретает божественный вкус, и пришлось позвонить моему хромому соседу, который приторговывал нелегально напитками. Был он весьма говорлив, но добр. Он принес целую коробку чилийского красного вина, лицо его было потным, видно, что он сильно торопился. И почему-то он был в элегантном костюме и галстуке, несмотря на жару. Как только я начала расплачиваться с ним, он вдруг спросил: «Цесарку готовите? Замечательный запах!». И стало понятно, что без него за столом не обойтись. Человеком он казался безобидным, и я пригласила его в дом, предупредив о том, какой необычный гость находится в доме. «Знаю!», – отмахнулся он и без робости прошел, прихрамывая, в дом мимо меня.
Не было в этом мире ни одной живой души, кто бы любил Секретаря, и поэтому я заблаговременно убрала все острые предметы из кухни, которая, как вы поняли, одновременно служила столовой. Оставила только те почти безобидные ножики при блюдах, чтобы разрезать кусочки еды, и один большой нож для самой цесарки, за которым я следила острым оком.