Марианна Красовская
Двойной виски со снегом
– Д-да, – пробормотала она – сначала краснея, потом бледнея и судорожно прикусывая губу от волнения. У нее натурально затряслись руки.
– Целую, жди! – Георг всегда был лаконичен.
Марина, еще раз вздрогнув, бросила телефон на стол, будто ядовитую змею, поглядела на Арата.
“Что он может подумать? Что? Что вообще теперь делать? Гнать его с яхты?”
Разворачивался сюжет достойный итальянской мелодрамы: муж, любовник и яхта. Любовный треугольник. Нет, не так: первый любовник, второй любовник и клиническая идиотка Марина.
Крепкая паника наползала, затягивая разум тугими кольцами. Становилось тяжело дышать, вдруг заболела голова. Черт! Как она могла забыть о “расписании” Георга?
Монгол был совершенно невозмутим. Азиатское лицо, словно маска, не выражало ровным счетом никаких эмоций. Делает вид, что его это не касается, или ему в самом деле плевать? Как бы ему намекнуть тогда?
Девушка перевела дыхание, вытерла вспотевшие ладони о бедра, выдавила из себя жалкую улыбку и виновато посмотрела на любовника, соображая, что лучше сейчас сказать. Но он уже не смотрел в ее сторону, просто молча вышел на палубу. Обиделся? Не удивительно. Снова она перед ним виновата, снова испортила все своей бестолковостью, глупостью.
Он стоял на корме яхты, задумчиво смотря в воду. Медленно оглянулся. Нужно было подойти. Сказать что-нибудь. Нельзя так с человеком. По ее вине ему неприятно. Придется решать вопрос с лодкой, как-то возвращать ее с причала. Черти полосатые, ну как она так?
Отвернулся и начал снимать кроссовки. Что он делает? Зачем? Ему стало вдруг жарко от обиды?
Молча завязал шнурки, повесил обувь на шею. Отступил на шаг.
Зачем?!
Взмахнул руками и гибким движением профессионального пловца нырнул прямо с кормы в глубину ледяного залива. Безумец!
9. Пустота
– Боже, Боже, – металась Марина по палубе, ломая руки. Бросилась на корму к спасательному кругу, потом к снова к борту, понимая, что монгол уверенно плывет в сторону берега и в спасении явно не нуждается. Все, что ей оставалось – это плюхнуться на палубу и разреветься в голос.
Ну почему она такая дура? Почему все так глупо, так неправильно? И отчего в груди печет, словно сердце прижгли каленым железом?
А через час приедет Георг.
Марина бросилась на нижнюю палубу – перестелить белье, проветрить насквозь пропахшую сексом каюту. Вымыть два стакана и две тарелки в камбузе. Мокрые полотенца закинуть в стирку, остатки омлета с овощами сунуть в холодильник. Переодеться – нервы нервами, а выглядеть перед Георгом неряхой она бы ни за что не хотела. Накраситься. Волосы уложить уже не успела, стянула в хвост.
Георг, как всегда, пунктуален. Ровно через час после звонка его катер останавливается рядом с "Крейсером Авророй". Он взлетает на борт легко и красиво, нет, не так грациозно, как Арат, но не хуже, просто по-другому. Более точно, что ли. Размеренно. Боже, да о чем она думает вообще!
– Выглядишь неважно, – замечает мужчина, обнимая ее за плечи и целуя в щеку. – Бледная такая. Тяжелый день? Нездоровится?
Сначала Марина вспыхивает от злости и обиды: что значит "неважно"? Она тут одевалась, красилась, а ему, значит, не нравится? А потом с невероятным облегчением, цепляясь за его слова, быстро-быстро кивает головой:
– Критические дни. Живот болит, и вообще…
Георг не расспрашивает. Для него есть несколько запретных тем, и женская физиология – одна из них. Ну и ладно, ну и отлично. Он не будет ничего от Марины сегодня требовать, а ей не придется объяснять, что она была с другим. С тем, кто, по сути, никто в ее жизни. А Георг – он, наверное, кто-то. Постоянная. Аксиома. Он просто есть.
– Расскажи про съемки, – просит он, проходя в свою каюту, скидывая пальто и туфли. – Как твои контракты? Как учеба? Последний курс, уже решила, что будешь делать дальше?
Ему и в самом деле интересно, будто Марина – один из его проектов. Слушает внимательно, дает дельные советы, подсказывает, обещает поговорить с кем-то из своих знакомых насчет благотворительной фотосессии в пользу африканского заповедника. Да, бесплатная реклама никогда не бывает лишней.
С ним легко, он не давит на Марину, не пытается ее прогнуть. Марину даже слегка отпускает. А два бокала прекрасного итальянского вина и вовсе приводят ее в благодушное настроение, и спать она идет уже без всяких посторонних мыслей, радуясь только, что у Георга пунктик насчет ночевок в своей собственной спальне. Он ведь даже с женой в одной постели никогда не засыпал. Однажды ответил, смеясь, на безмолвно заданный Мариной вопрос: “Сон – это самое интимное, детка. Ближе него у меня никого нет. Не хочу делить с другими мир своих кошмаров”. Элегантно послал. Как обычно.
А с Аратом так сладко спалось! Он вообще был очень уютным, ее Соболь. Умудрялся обвивать ее собой, словно плющ, греть одновременно со всех сторон, как теплая пижама. На него можно было смело укладывать руки и ноги, крепко обнимать, вжимаясь носом между лопаток, вдыхая его запах. Ей хотелось впечататься в него, слиться, впитаться, как воде в песок. Его дыхание, жар тела, стук сердца успокаивали, умиротворяли… Забудь, Марин. Учись жить без него. У тебя был шанс, ты его упустила. Идиотка трусливая.
Наутро Георг уплывает, обещая вернуться через две недели. Марина кивает, послушно подставляя губы для сухого бесчувственного поцелуя, натянуто улыбается и с облегчением выдыхает, когда его катер скрывается в стелющемся по воде тумане. Ритуал завершен.
Можно возвращаться в себя. Снимать маску и вволю страдать. Упала прямо на палубу на четвереньки и завыла раненой волчицей.
Где он? Жив ли этот упрямец, этот безумец?
“Ломка по Арату” – острая нехватка его глаз, рук, дыхания начинается почти сразу. Пока рядом был Георг, она запрещала себе быть собой, думать, жить. Существовала. Сейчас ей тяжело было даже дышать. Мысли мучительно возвращались туда, где рядом с Мариной был Арат.
Кончики пальцев покалывало от желания к нему прикоснуться. Ни одного человека она не хотела так сильно. Даже неважно, что он был на нее зол и обижен. Просто… нужен. Не выдержала – позвонила.
Абонент временно не доступен. Так. Ладно, бывает. Работает, выключил телефон, вне зоны доступа. Позвонила еще и еще, с ужасом понимая, что даже не представляет, где его искать. Она не знает, где он живет, кем работает. Не знает его фамилию. Даже возраст точный не знает! Все это было неважно сутки назад, а теперь приводило в отчаяние.
А что, если он вообще не доплыл до берега? Утонул? Переплыть расстояние до пристани и летом было делом непростым, а уж в ноябре… С каждой минутой ей становилась все страшнее. Вода ледяная. А вдруг мимо прошло судно, и его захлестнуло холодной волной? Он одет, тяжелые мокрые тряпки тащили ко дну. Плыть неудобно. Доплыть невозможно. Он покончил с собой у нее на глазах, а она это поняла лишь сейчас?
Села. Взяла в руки себя и трубку телефона. Нажала команду экстренного вызова 911.
Стуча зубами от ужаса, дождалась ответа оператора.
– Здравствуйте, мисс. Что у вас случилось?
Ну конечно же, все под контролем, и у оператора сразу же высвечивается окошко информации о звонящем. Эта мысль отчего-то ее успокоила.
– Здравствуйте. У меня… пропал человек. Сутки назад.
– Что за человек, кем вы ему приходитесь?
– Арат. Я не знаю. Просто… он спрыгнул с моей яхты и пропал.
– Вы пострадали? На вас было совершено нападение?
– Нет! Конечно, нет, это был мой… гость.
– Пожалуйста, уточните данные вашего пропавшего гостя. Полное имя, возраст, гражданство.
– Я… я не знаю.
– Вы точно не пострадали? Проверьте, пожалуйста, не пропали ли предметы вашего имущества. Я подожду.
– Я не пострадала, и ничего не пропало. Только человек пропал. Вы не понимаете, там холодная вода, он прыгнул и пропал!
– Мы все понимаем, мисс. Преступники обычно именно так и пропадают с яхт. Перевожу ваш сигнал на номер полиции.
Что она делает?!
Марина отлично знала американский порядок вещей. Если подключится полиция, Арата могут арестовать за проникновение на яхту, и пока будут разбираться – он будет сидеть в участке. Это может лишить бедного монгола работы, всего лишить!
Его, может, и найдут живым, но государственная машина перемелет этого человека в фарш и выплюнет лишь жалкие ошметки.
Она быстро отключила звонок. Если будут перезванивать – ответит, что все вещи нашлись, и оказалось, что это была шутка. Только бы пронесло.
Нужно самой его искать, на пристани постоянно ошивается множество людей. Уж труп-то не пропустят.
Внутренне Марина заледенела, будто сведенная судорогой. Быстро одевалась, по обыкновению роняя все, к чему прикасалась, и сметая на своем ходу предметы. Чудом не разнесла лодку, спуская ее на воду. Отшвырнула чехол, утопила весло, пришлось возвращаться за запасным. Чуть не свалилась в воду. Двигалась, как сломавшийся робот, у которого садятся батарейки.
Ее трясло крупной дрожью, руки не слушались.
Удивительно, что она вообще доплыла до берега!
Несколько часов Марина ходила по береговой линии, как тень. Спотыкаясь, смотря на следы, что-то разглядывая в конструкции волнорезов. Падала, вставала. Разбила о камни локоть. Нашла лишь скелет какого-то морского животного, пообщалась с семейкой енотов и погоняла чаек. Вернувшись на пристань, разыскала дежурившего там владельца лодочного проката. С трудом нашла в себе силы его расспросить.
– Да, был такой странный. Вылез из воды, босой, без штанов, в зубах бумажник.
Слава Богу, штаны он умудрился снять и кроссовки бросил!
– Я сначала собрался было полицию вызвать, но он сказал, что любовник, сбежал от мужа, купил у меня одежду, вызвал такси и уехал. Я ему еще виски налил – совсем синий был, бедняга. Но на грабителя не похож, уж больно спокойный и не спешил никуда. Да и заплатил хорошо, тут же мне на кредитку все скинул. Твой, что ли, любовник-то?
Марина была так счастлива, что едва не расцеловала толстенького низкорослого чернокожего. Живой! Доплыл! Остальное – не важно. Не хочет он больше с ней иметь ничего общего – пусть. Она виновата, она дура, она чуть не угробила его. Получила по заслугам. Главное – он жив!
– Да! Мой, это мой любовник, – улыбалась совершенно по-идиотски.
– Повезло же, – чернокожий внимательно на нее посмотрел. – Детка, а ты вот на той лодке приплыла с яхты?
– Да. А что?
Опасаться его не было смысла – Марина видела толстяка каждый день, мило с ним здоровалась.
– И ты обратно собираешься плыть? Такая вот?
– Ну, да, – до нее вдруг начало доходить. После волшебной новости, так ее обрадовавшей, сила, державшая Марину на ногах все это время, вдруг иссякла. Ноги подгибались, руки тряслись, ее ощутимо качало. Доплыть до яхты? Хотелось только сесть прямо на пристань, а лучше – лечь. И умереть. Больше ничего.
– Давай-ка так, детка. Я сейчас заведу катерок, прицеплю твою лодочку и отвезу тебя туда с ветерком. Ты же с “Авроры?”.
Сил не было даже обрадоваться. Этот черный крепыш был сегодня ее героем.
– Да. Сколько я вам буду должна?
– Пятьдесят баксов, детка, и мы в расчете.
Дорого. Ну ладно, оно того стоило, все равно этот мужик прекрасен, а торговаться нет никаких сил.
– По рукам.
Больше она ничего не помнила. Чернокожий не просто довез ее к яхте, он выгрузил Марину, поднял ее лодку на борт, тщательно все закрепил на случай непогоды, зачехлил, проверил готовность яхты к шторму и даже оставил ей свой номер телефона, чтоб никакие любовники больше так не плавали, если надо будет – всех быстро вывезет. Все это она видела, словно в тумане. И когда тот уплыл, прогудев на прощание сигналом катера, она смогла лишь упасть на пушистый ковер в спальне. Свернуться калачиком и зажмуриться. Марину трясло крупной дрожью. Ноги сводило судорогой, голова невыносимо болела. И отчетливо хотелось сдохнуть. Чтобы отныне не болело ничего: ни душа, ни тело.
10. Боль
Яхта “Крейсер Аврора” весьма символично стояла на якоре чуть меньше, чем в километре от острова Манхэттен, ровно посередине невидимого пути от выхода из Бруклинского тоннеля до острова Статуи Свободы.
Арат был совершенно свободен.
И когда шагнул с палубы яхты, и теперь – когда доплывший на одних руках и чисто азиатском упрямстве выползал на причал Баттери-Парк Ферри терминала. Джинсы он стянул с себя еще в самом начале своего героического заплыва.
Зол? Да он был в ярости. И эта ярость волокла его в устье Гудзона, через воды Аппер Бей залива, как мощный мотор. В его жизни теперь будет этот заплыв через холодные воды Атлантики. Не стыдно, герой-любовник? Он снова утер нос этому Голиафу. Отчего же так больно?
Бумажник, изгрызенный от судорог в ногах и злости, мокрый и раскисший, к счастью, надежно хранил все кредитки. Найти человека из персонала причала и уговорить его на помощь за отдельную плату было делом нескольких минут. Вести переговоры Арат умел, ловко улавливая настроение собеседника и давя на все нужные точки соприкосновения, искусно, словно жонглер. Спустя уже четверть часа он, одетый и высохший, пил горячий кофейный коктейль с виски в кафе на шоссе Франклина Рузвельта. Пил и размышлял.
Мыслей было много. Странно, но на Марину Арат совершенно не злился. Он ей не муж и не отец. Скорее просто фактор разнообразия. Ему было легче думать именно так. И тогда все было очень просто: история подошла к своему логическому завершению, стоило просто закрыть эту дверь и идти дальше, храня воспоминания о прекрасном приключении. Если бы не одно очень важное "но".
Марина вышла на палубу тогда перед его безумным прыжком. И смотрела на него. В ее взгляде он успел прочесть.… Пожалуй, что свой приговор. Она не хотела его отпускать. И не прыгни он сразу – остановила бы. Отчасти потому он и прыгнул. Никак нельзя было на эту малышку вешать ответственность за все произошедшее. Никак. Малыш. Да, именно так он ее звал мысленно. Так она была записана в его контактах. Никто не догадается, что эта роскошная, как сама любовь, девушка – в душе просто Малыш. Ну и как ее оставить один на один со всем этим миром?
На нее не получалось злиться. А вот на себя… Он никак не мог ответить на единственный вопрос: “Что ты хочешь, Арат? От нее что ты хочешь?”
Ответит – и будет ясно, куда идти дальше и что с этим всем теперь делать. Но Арат малодушно молчал,сам себя пока не понимая.
Марину он хотел. Всегда, везде, безумно. Но секс – это просто пролог к истории. Или эпилог. Осталось лишь выбрать. Встал. Устало потянулся – все мышцы мучительно болели и кожу саднило. Сегодня у него законный выходной, нужно забрать запасные ключи от квартиры у Кира (его комплект лежал теперь на дне залива), купить телефон, благо, большинство номеров он просто помнил, не доверяя хранению в гугл книге, заказать еду и переделать еще кучу мелких дел. Заодно и отвлечься немного. Завтра грядет трудный день. Завтра он ей и позвонит. Пусть Марина пока отдохнет и сама приведет свои чувства в порядок, заодно и остынет.
***
Завтра не стало ждать. Упрямо наступало сегодня. Нахлынувший вал звонков заставил Арата нырнуть в этот поток, напомнив мужчине о его роли и статусе. Это для Марины он мог позволить себе быть просто Аратом – простым монгольским парнем в джинсах и свитере, бегающим по городу пешком с рюкзачком за плечами. Этот Арат был его зоной свободы. Почти на коне и в степи, когда соперник тебе – только ветер.
В обычной его жизни было все иначе – статус, имидж, государственные интересы. Генассамблея ООН, подготовка рабочего визита Президента, встречи с официальными лицами. Предложения и инициативы, достигнутое взаимопонимание и подписание документов. Безумный ритм вращающейся карусели. Белые рубашки, галстуки, фальшивые улыбки и ледяные рукопожатия.
Еще совсем недавно в его жизни было только это, да ночные побеги в джунгли мегаполиса, в круг ближайших друзей, привычный ему и комфортный. Теперь же ему нужна была лишь она. Высокая и красивая, такая необычная. Трепетная как газель и такая же чувственная. Это влекло, завораживало. Но было в ней нечто еще. Странное, никогда прежде у него не возникавшее ощущение. Был бы Арат романтиком – назвал бы это “родством душ”. Но он был прагматиком и предпочитал трезвый анализ, в истории с Мариной не работавший.
К концу второго дня, после доклада о подготовке к проведению в Монголии международной конференция по участию женщин-миротворцев в операциях ООН, Арат был готов сбежать. Хотя бы навстречу чашке кофе. Центрифуга рабочих проблем раскручивалась все быстрее. Вчера ночью его хватило только на стакан воды. Утром успел лишь побриться, переодеться, ответить на самые срочные запросы и поздороваться с водителем. Спал в машине, благодаря город за пробки.
Взглянул на часы. Восемнадцать сообщений и одиннадцать звонков. С неизвестного номера. Интересно… Восемнадцать одинаковых сообщений:
“Ей очень плохо. Я в Париже и прилететь быстро не могу. Погибнет. Алекс.”
Погибнет?
Вмиг заледеневшими пальцами набрал этот номер.
– Нашелся? – ответили очень строго, даже зло.
На него еще и злятся. Хотя… Это же не Алекс с кормы прыгал в осенний залив.
– Что с ней?
– Она должна была улететь утром с нами. Не приехала и не звонила. Я дозвонился, говорит что заболела. Но голос такой, как будто уже пару раз умерла. Черт! Если бы она не болталась посреди моря в этой своем ублюдочном ботинке, я бы отправил к ней доктора! Если ты мужчина – сам знаешь, что делать.
И отключился. Прекрасно. Услышать от пансексуала воззвание к мужскому достоинству – это, право же, было достойным завершением сегодняшнего дня.
Набрал номер Марины. Молчание.
В душе Арата назревала буря. Он оставил ее один на один со всеми бедами и проблемами, прячась от себя самого, от неприкрытой слабости своей. А теперь она “погибнет”? И как он собирается жить после этого?
Что там могло произойти? Все же скандал? Когда Арат уходил, Марина была вполне здорова. Что она натворила?
Что он натворил?
Для решения рабочих проблем хватило получаса. Его здорово выручило то, что за все время работы Арат никогда не позволял себе небрежности в исполнении служебных обязанностей. Был безупречно аккуратен и профессионален во всем. И его просьба о предоставлении выходных за свой счет не могла не иметь под собой очень веских причин. Ему не отказывали.
Теперь оставалось лишь немногое – заказать продукты, договориться с лодочником, поговорить предварительно с врачом дипмиссии, если потребуется его визит. Переодеться он не успевал, лишь купил пару носков, футболку и спортивный костюм. Несессер с бритвами, щетками и расческами забрал из дипмиссии, у него там был свой “угол” на случай ночных форс-мажоров.
Все. Можно ехать. Как он ни старался отключить захлестывавшую разум тревогу, переводя мысли в рамки действий – выходило не очень. К моменту посадки в такси у Арата ощутимо дрожали руки. Только бы успеть. Только бы не погибла.
11. Срыв
Сначала у Марины просто кружилась голова. Она улеглась в постель, включила сопливую мелодраму и планировала вдоволь нареветься. В принципе, план удался, только с каждым часом ей отчего-то становилось все хуже. Начался озноб. Ей пришлось достать из шкафа мохнатый толстый плед, но согреться все равно не получалось. Отправила смс Алексу, что, кажется, заболела, в надежде, что индеец примчится к ней на помощь, но ответа так и не получила. Все правильно, это Америка. Здесь каждый сам по себе.
Потом начался кашель – удушающий, сотрясающий все тело.
Телефонному звонку от Георга она обрадовалась как никогда.
– Марина, ты на яхте? – строго спросил у нее “покровитель”. – Будь так добра, посмотри на столе, я, кажется, оставил у тебя очень важную визитку.
Пришлось сползать с постели и идти проверять. Разумеется, ничего там не было. Марина закашлялась, едва не уронив телефон.
– Нет здесь визитки, – прохрипела она в трубку в перерыве между приступами.
– Ты заболела? Вызывай врача, не тяни. И ложись в постель. Спокойной ночи.
Марина снова зашлась не то в приступе смеха, не то в кашле, роняя телефон куда-то под стол. Присела, пытаясь достать, но перед глазами все плыло. Ее охватила дикая слабость, от которой бросило в пот. Горло болело так, что глотать невозможно, не то что говорить. Чаю бы горячего, с лимоном… но лимона у нее, разумеется, не было. Даже кипятку бы просто, но подняться с пола было выше ее сил.
Врача вызвать. Он издевается? Куда? Мой адрес: возьмите лодку и плывите строго по курсу зюйд-зюйд ост километр, никуда не сворачивая?
А потом яхту начало шатать. Стены кружились, ведя бесконечный хоровод вокруг ее сознания. Ковер уползал из-под ее горящего бока, проваливаясь все ниже. Один раз смогла встать на четвереньки, доползла до клозета, упала там, между унитазом и стойкой для полотенец. Свернулась на холодном полу клубком, балансируя между явью и сном. Захлебывалась слезами, текущими совершенно самостоятельно, и громко стонала – так было легче. Слушая себя, понимала, что еще живая. Снова ползла – на этот раз в направлении постели. Помочь было некому.
Судя по нешуточной качке, на море был самый настоящий шторм. Яхту кидало как поплавок. И Марину в ней швыряло от стены к стене.
Теряла сознание. Вновь воскресала, краем разума понимая, что сил у нее все меньше. Уже не выходило даже перевернуться на спину. Было страшно. А вдруг она тут умрет – прямо сегодня, в одиночестве, абсолютно беспомощная? А этот жар то сжигал ее, плавя разум, опаляя дыхание, словно напалмом, то обдавал абсолютным холодом. Она замерзала, не могла дышать, не могла открывать даже глаз.
Смерть уже не казалась кошмаром. Только избавлением. Умереть, как уснуть после долгой работы. Зато отдохнет. Уж скорей бы!
Она не слышала шагов. Слух умер еще раньше. Не видела опустившегося рядом с ней на колени мужчину. Но прикосновение – она его узнала. Снова отключаясь, уходя за грань, успела лишь подумать: “Пришел!” – вместе с извечным женским: “А я выгляжу ужасно!”. Отключилась. Теперь и умереть было совсем не страшно.
Ведь ее Соболь, ее монгол вернулся.
Арат сквозь зубы очень тихо, но очень грязно выругался по-монгольски, подхватил Марину на руки, отнес на кровать. Так легко, будто бы в ней не было ста восьмидесяти пяти сантиметров, дополненных полноценными женственными формами.
Раскаленная, мокрая, смертельно-бледная, она дышала хрипло и поверхностно, словно не могла вдохнуть. Быстро снял с нее мокрые грязные вещи, осторожно переворачивая с боку на бок.
Вообще-то Арат был невероятно брезглив. Мама с детства посмеивалась над ним: вид бараньих кишок мог вызвать у мальчика приступ рвоты. Но болезнь этой девушки, неприятная на вид, как все болезни, вызывала у него лишь трепетное желание заботиться. Он принес влажные полотенца, тщательно обтер горячее тело, оборачивая чистыми простынями, как новорожденного ребенка, плотно укутал в одеяло, вытер волосы. Она стала дышать чуть спокойнее.
Арат набрал номер врача. Дипмиссии полагался свой доктор, обслуживавший еще и Генконсульство. Их врача звали Вася – отличный мужик. После десятиминутного разговора и попыток найти хотя бы градусник Арат вынужден был согласиться с Васей и оформить заявку на вызов. Позвонил лодочнику, договорился о доставке. Бросать Марину одну в таком состоянии было просто опасно.
Она застонала. Тихо. Позвала кого-то. Наклонился к ее бледному лицу и обомлел от услышанного. Марина звала его. Выдыхая короткое имя, стиснув зубы, не открывая глаз. Это было так… чувственно, что в глазах потемнело. Отрезвил звонок. Алекс.
– Да. Я у нее уже. Врача вызвал.
– Если надо помочь, я оплачу.
Арат усмехнулся. Имидж азиатского мальчика с улицы, похоже, к нему намертво прилип. Он не будет разочаровывать Алекса. Не теперь.
– Спасибо. Если совсем прижмет, я воспользуюсь.
– Ты не стесняйся. Если что вдруг – я сдеру с Георга. Сама-то она не попросит.
От этого имени у монгола дернулся глаз. Георг – тот самый, на катере. Конечно, Марина будет умирать в болтанку посреди моря на этой его чертовой яхте, но помощи у этого своего… Георга не попросит. Очень уж она русская, эта Марина.
Молча кивнул головой телефону, отгоняя мысли. Отключился. Услышал гул мотора катерка, вышел встречать.
Василий был бывшим военным врачом и давно привык не задавать лишних вопросов. Яхта? Ну, значит, яхта. Не землянка на берегу – и отлично. Бегло осмотрел девушку, скорбно сжимая губы. Температура, низкое давление, хрипы в легких, общая картина морального и физического истощения. Быстро записал что-то, позвонил, открыл свой бездонный и многоэтажный чемодан. Арат вопросительно посмотрел на него, Вася лишь покачал головой: его помощь пока не требовалась. Вышел. Побрел на кухню, пафосно именуемую Мариной “камбузом”. Немытая посуда, полы залиты водой, натекшей из распахнутого иллюминатора. Вздохнул, пошел переоделся. Остаться тут придется не на один день. Будем обживаться.
За полтора часа, проведенных доктором у постели Марины, Арат успел отмыть камбуз, приготовить ужин, убрать воду из гальюна и навести порядок на палубе. Он работал как сумасшедший. Это отрезвляло. Он злился сейчас на себя, на свою судьбу, на осенние шторма. Лишь на Марину злиться никак не получалось. Она там лежала сейчас, такая маленькая, такая беспомощная и хрупкая, словно ветка на морозе. И он ее чуть не сломал. Проклинал себя ежесекундно.
До того момента, пока Арат не услышал свое имя в ее стоне, можно было говорить себе: "Ты ей не нужен". Просто приключение, просто шедший мимо человек. Но теперь вдруг все стало сложнее. Через девушку, зовущую его вот так, переступить Арат уже не сможет.
– Рат, можно тебя?
Он оказался рядом так быстро, что и сам не понял как. Она уже просто спала. Еще очень бледная, но заметно лучше дышала, лежа на боку, совершенно по-детски положив ладонь под щеку и согнув колени. Мучительно захотелось погладить по голове и укрыть потеплее. Малыш. Его Малыш. Кольнуло непривычное, снова и снова. Хотелось быть просто рядом, схватить на руки, прижать и закрыть от всего того плохого, что еще только вздумает с ней случиться. Немалых усилий ему стоило услышать слова доктора.
– В принципе, ничего страшного. Уже. Если бы она была в нормальном состоянии – завтра бы встала. Уж не знаю, каким образом вы девушку умудрились… – он деликатно крякнул, – так за…мучать?
Слово тут явно подразумевалось куда менее цензурное, но даже присутствие Марины-спящей сдерживало русского доктора Василия от более крепких выражений.
– Уже не важно. Мои действия?
– Покой, сон, еда, питье. Вот тут я оставляю тебе рецепт. Это по общей медицинской страховке, я спишу все на общие нужды. Антибиотик я ей уколол, нужно будет сделать еще два укола: завтра и послезавтра. Остальное по рецепту. Сам уколешь?
Арат кивнул, пробегая глазами рецепт со внушительным списком лекарств.
– Вась, что я тебе должен?
Выходивший из каюты доктор Степанов лишь молча отвесил монголу символический подзатыльник, удаляясь к прибывшему с ним катеру. Арат догнал его, передал незаменимому лодочнику рецепт, кредитку и новый список продуктов. Его услуги обходились недешево, зато все доставлялось быстро, четко и точно по списку.
Вернулся. Марина лежала на спине с открытыми глазами. И плакала?.. По лицу лились слезы. Всхлипывала, кусала губы, стараясь не разреветься в голос.
– Ау! Мне доктор только что выписал рецепт на полный твой покой и хорошее настроение, Марина. Если ты собралась нарушать режим, мне придется работать клоуном. Ходить на руках, разрисовать лицо помадой и глупо шутить странным голосом. Ты точно хочешь этого?
Она недоуменно на него воззрилась – с таким удивлением, что Арату очень сильно захотелось посмотреть на себя в зеркало. Что там опять не так? Рога? Так он не муж, это Георг пусть почесывает темечко.
– Ты почему тут? – спросила очень тихо, с трудом растягивая губы.
– Забыла? Я давно уж на тебе женился, у нас четверо детишек, пришел сказать тебе, что у старшего ветрянка, а ты не приготовила ужин и посуду не помыла. Как так, женушка, это после двадцати лет брака?
Марина улыбнулась горько. Ни разу в жизни никто еще не собирался на ней жениться. Эта мысль вдруг пришла в голову и настроения не улучшила.
– Прости, Малыш. Не грусти, это была глупая шутка. На самом деле я твой внебрачный брат. Буду кормить тебя ужином и поделю с тобой многомиллионное наследство от дедушки.
Он говорил эти милые глупости, пытаясь ее развеселить. А она все не верила. Этого не могло быть. Он снова упал, словно с неба. Снова протянул руку и ее поднял. Почему? Не понимала.
Монгол вышел на несколько минут, вернулся с халатом из душа.
– Больше я ничего не нашел. Тебя нужно одеть. Доктор сказал, что через несколько часов будет кризис. Должна вспотеть, нужно будет сделать еще укол. А пока поесть. Я сам тебя покормлю.
Только тут Марина вдруг заметила, что обнажена, и мучительно застеснялась. В таком виде он мог видеть ее лишь в минуты страсти, а тогда смотрят не глазами, а чувствами. А тут – все как есть: голенастая как цапля, нескладная. А этот мужчина ее еще и раздевал, освобождая от грязной и мокрой одежды. Чудовищно. Застонала и закрыла лицо руками.
– А теперь-то что? Фантазерка! Я не умею одевать халат с препятствиями. И имей в виду – я держусь из последних сил. Не видел ничего сексуальнее голой, больной и беспомощной Марины, – он был серьезен.
Дрогнувшей рукой провел по шее от волос и до плеча, заглянул в глаза. Этот его потемневший жадный взгляд она уже знала. Стало вдруг легче и теплее. Антибиотик помог, не иначе.
