Нана Фокс
Мама для малышки, или Надежда в подарок

Глава 6

МАРИНА

«Что ты творишь?!» – истерически орет мой разум, но я его игнорирую.

«Правильно! Ты все правильно делаешь», – противоречит разуму сердце, и я с ним солидарна.

Опускаюсь перед малышкой на корточки, так, чтобы наши идентично зеленые глаза были на одном уровне. Смотрю в ее огромные озера и почти задыхаюсь от перехватывающих горло чувств. Еле сдерживаю слезы, хотя самой так хочется составить крошке компанию и залить солеными слезами еще один каток.

– Я не уйду. – Теплая улыбка растягивает мои губы, а голос едва дрожит от принятого только что решения.

Кто-то скажет, что я поступаю безответственно, необдуманно, что надо рубить этот гордиев узел одним четким ударом. Не затягивать, давая ребенку ложные надежды. И, скорее всего, это правильно, но…

Но на каком-то интуитивном чутье я выбираю именно этот путь. Верю, что все неспроста и кто-то сверху обязательно поможет нам разобраться в этой запутанной ситуации. А пока… пока я побуду мамой, пусть и эфемерной.

– Правда-правда? – всхлипывает девчушка, утирая мокрый нос своей пушистой варежкой.

– Правда-правда! – киваю и достаю из рюкзака пачку бумажных носовых платком. – А сейчас давай вытрем твои щечки, чтобы слезинки на морозе не превратились в льдинки.

Старательно промокаю соленые ручейки, вытираю носик и что-то еще болтаю, утешая малышку. Нервный треп всегда накрывает меня в минуты растерянности и какой-то беспомощности.

– И на коньках пойдем кататься? – с легким недоверием интересуется она, затаив дыхание.

– И на коньках, – не разочаровываю ее и поражаюсь, как быстро детское сознание способно перестраиваться.

От зареванной, потерянной малышки не осталось и следа. В глазах задорно пляшут чертенята, сам ребенок в нетерпении перетаптывается на месте, и только то, что я пока еще сижу перед ней на корточках, удерживает крошку от стремления рвануть с места реактивной ракетой.

– Вот только щечки твои и носик кремом намажем, чтобы мороз их не покусал.

Убираю платки и достаю детский крем. Всегда в зимний период он имеется в моей сумке – лучшее средство от обветриваний.

– Вкусно пахнет, – довольно щурится девчушка и улыбается еще шире.

Ну вот, все процедуры завершены, и мне уже нет повода сидеть все в той же позе. Но отчего-то подниматься и смотреть в лицо мужчине мне страшно до колик в животе. Страшно увидеть в его карих глазах упрек. Услышать, что вот это мое благородство и вранье нафиг им не нужны, что и без меня они прекрасно справятся, а мне стоит заняться своей личной жизнью.

Вот только нет ее у меня. А материнский инстинкт, накопленный за месяцы счастливой и очень долгожданной беременности, не растрачен ни на грамм. И именно сейчас он необузданным фонтаном вырывается из самых потайных мест моей уставшей души, хлещет горячим потоком по венам, туманит мозг и подстегивает действовать так, как велит сердце.

Как там любила говорить одна героиня маминого любимого кинофильма? «Я подумаю об этом завтра!»

Вот я и включу мозговую деятельность позже, а сейчас…

Сейчас я медленно поднимаюсь, не отходя от малышки ни на полшага. Она тянется и тут же хватает меня за руку. Улыбаюсь ей, и мы вместе оказываемся лицом к лицу с ее отцом.

– Папочка, мы с мамочкой будем кататься на коньках! – подпрыгивая на месте, беззаботно восклицает малышка. – Пойдемте уже скорее, пока все коньки не разобрали!

А пока ребенок делится самой радостной новостью, ее отец взирает на меня с неким удивлением, и если это не искажение реальности из-за разноцветной иллюминации, то в глубине его глаз мелькает толика восхищения. Добрая улыбка чуть касается его губ, и я на мгновение теряюсь в буре эмоций.

– Хорошо, Фаня. – Он делает шаг, вставая очень-очень близко ко мне, а затем чуть подается вперед. – Спасибо! – выдыхает он, обдавая горячим дыханием мою щеку. – Мы теперь заговорщики и будем вместе как-то выкручиваться из этой непростой ситуации.

В ответ я лишь киваю. Голосовые связки предают меня и, кроме хрипа, ничего выдать вразумительного не могут. Так что я пока помолчу. Сглатываю подкативший к горлу ком. Втягиваю носом морозный воздух с терпкими нотами волнующего мужского парфюма. Голова идет кругом, а в ушах легкий гул. Удивительно, как я вообще смогла расслышать то, что говорит отец малышки. Сердце стучит так громко, что кажется, заглушает все другие звуки, окружающие нас.

Прерывистый вздох слетает с моих пересохших губ, когда, словно невзначай разрумянившейся кожи касается колкая щетина. Мир словно на мгновение замирает. Еще чуть-чуть, и его губы коснутся моих…

– А как вас зовут? – Неожиданный вопрос грубо врезается в хрупкую стену хрустального купола, успевшего нависнуть над нами. Со звоном бьющегося стекла он рушится, возвращая все посторонние звуки, выбрасывая меня в реальность.

– Клим! – Звонкий голосок малышки звучи раньше, чем мы с ее отцом успеваем среагировать. – Мою мамочку зовут Марина, – произносит она с уверенностью знатока в интеллектуальной игре, выбивая тем самым почву у меня из-под ног.

Я чуть пошатываюсь, но крепкая мужская рука успевает поймать меня и прижать к мощному телу.

– Откуда она знает? – удивляюсь очень тихо, почти мысленно и не жду ответа.

– Не знаю, – шепчет не меньше моего обескураженный отец этой удивительной крошки.

– А паспорт ваш можно? – не унимается дознаватель, стоящий в шаге от нашего трио.

Хмурый, настороженный взгляд сканирует меня так пристально, словно подозревает во всех нераскрытых аферах этого столетия, а заодно и прошлого. Озноб пробегает по телу от его внимания к моей персоне.

– Клим, – осаживает его до сих пор так и не представившийся, но при этом все еще не выпускающий меня из объятий мужчина.

– Ну, мы на каток-то идем? – нетерпеливо возвращает к себе внимание виновница всей этой кутерьмы.

– Конечно! – цепляюсь за возможность выпутаться из плена таких надежных рук.

Перехватываю детскую ручку поудобнее и делаю шаг в сторону катка. Только на секунду торможу около мужчины, привстаю на носочки и почти уверенным голосом произношу:

– Марина Евгеньевна Чудова, – представляюсь я. – Приятно познакомиться, Клим…? – делаю многозначительную паузу, в ожидании его взаимно вежливого ответа.

– Угу, – не поддается он на мою провокацию.

– Игнат, – вновь как-то интимно-тихо звучит над самым ухом голос моего временного подельника. – Очень приятно, Марина, – прокатывает он мое имя на языке, словно пробует что-то новое и экзотичное.

Киваю, смутившись. Чувствую, как щеки заливает обжигающим румянцем, и сердце бешено колотится. Я, будто у меня ангина, с трудом выталкиваю из себя вежливое «Взаимно!» и тут же старательно переключаю все внимание на малышку.

Девчушка топает рядом, ежесекундно поглядывая на меня с волнением и легкой неуверенностью. Словно ребенок, получивший долгожданный подарок, но все еще сомневающийся в произошедшем чуде, она старается убедиться, что все происходящее— правда. И мне ничего не остается, как просто улыбаться ей в ответ, безмолвно подтверждая: «Да, малыш, чудеса иногда случаются!»

Она кивает в ответ, одаривая меня улыбкой, от которой просто ноги подкашиваются, а в душе образуется огромная черная дыра тоски и самообмана. Ну и пусть. Я взрослая, я переживу, заштопаю и буду жить дальше, но ни за что не выпущу сейчас ее маленькую ладошку, сжимающую мою руку бульдожьей хваткой.

Откуда только в хрупкой крохе столько недюжинной силы?

Меня снова штормит от бури неподдельных эмоций. Сглатываю ком растроганности, сдерживая слезинки в уголках глаз, и делаю один большой-большой вдох, а после – выдох, успевая мысленно досчитать до десяти. Незатейливая процедура релакса помогает немного сбить накал чувств и усмирить бешено стучащее сердце, стремящееся расколотить мою грудную клетку.

– Ну что, ты знаешь, где здесь коньки выдают? – интересуюсь у малышки.

– Да! Пойдем скорее, пока красивые не забрали! – радостно кричит та и ускоряет шаг.

Она тянет меня за собой, точно тягач. Я лишь успеваю обратить внимание на то, что Игнат отстал от нас и о чем-то беседует с Климом.

– Мы с тобой так папу потеряем, – торможу детский стремительный бег.

– Да нет! – беззаботно отмахивается она. – Он же знает, что мы кататься пошли.

Фаня чуть хмурит бровки, выражая нетерпение, и поглядывает в сторону будки проката. Там и впрямь образовалась очередь, да и на ледовом поле немало желающих проявить себя в мастерстве почти фигурного катания.

Я замираю в нерешительности. Оборачиваюсь на отставших от нас мужчин, затем кидаю взгляд на оживленную людскую «змейку» около киоска со спортивным инвентарем.

– Ладно, – соглашаюсь я, – пойдем, займем очередь.

– Пойдем! – поддерживает меня Фани, кивая и степенно шествуя рядом со мной, как только я возобновляю наше с ней передвижение.

Встаем так, чтобы нас было хорошо видно мужчинам, стоящим в нескольких метрах от катка и очень эмоционально что-то обсуждающим. Нервная дрожь пробегает по телу при мысли, что разговор их касается именно меня.

– Ты не бойся, папа тебя не обидит, – успокаивает меня девчушка, словно считав все мои мысли, как сканер штрих-кодов на кассе гипермаркета. – Он хороший. Да и Клим тоже.

– Да? – Слова сомнения слетают с моего языка раньше, чем я успеваю его прикусить.

– Да, – уверенно защищает Фани крёстного. – Просто от него недавно ушла жена, вот он и… – Она замолкает, выискивая в своем еще не сильно объемном словарном запасе подходящее слово.

– Недоверчивый, – подсказываю я.

– Ага, – кивает она, – подозрительный, – добавляет. – А вообще хорошо, что она ушла. Она была такой противной! – Фани морщит носик.

– Кто? – теряю нить детского повествования.

– Жена у Клима, – чуть повышает голос малышка. – Она всегда со мной сюсюкалась, будто я маленькая. – На детском личике отражается такая гамма неподдельных негативных эмоций, что я непроизвольно улыбаюсь.

– А ты не маленькая? – шутливо поддеваю ее.

– Нет, конечно! – возмущается она. – Мне скоро пять!

– Ой, прости! Конечно, ты уже большая, и с тобой не стоит сюсюкаться!– соглашаюсь с ее утверждением.

– А еще, – продолжает она нашу доверительную беседу, – когда думала, что никто ее не видит, делала вот так. – Малышка, так и, не отпустив мою руку, сотрясается в подобии эпилептического припадка, искренне изображая, видимо, брезгливость той, что на публике изображала максимально искреннюю любовь к малышке. – Но я всегда говорила Климу, что она нехорошая, – перестав трястись, вновь как ни в чем не бывало возвращается она к разговору. – И хорошо, что она ушла. У него другая будет. – От этой доверчивой и наивной улыбки и теплоты, с которой она произносит эти слова, мне вдруг становится немного не по себе, будто малышка провидица, гадалка с хрустальным шаром, словно она видит все наперед и знает то, чего не знаем даже мы, взрослые.

Наш странный разговор прерывает парень из проката, и я безмерно рада этому факту. С удвоенным энтузиазмом помогаю девчушке выбрать коньки.

– Еще папе надо взять, – заботливо напоминает мне Фани.

Замираю в нерешительности, переглядываясь с сотрудником проката. Неловко так получается: он-то не знает, что мы не семья, а я понятия не имею, какого размера у него…

– Сорок третьи, пожалуйста, – раздается над моей головой уже знакомый бархатный голос.

– Хорошо, – кивает парень и уходит за коньками.

– Все хорошо? – интересуется Игнат, вглядываясь в мое лицо. – Фани вас не заболтала?

– Ну, папа, – обиженно дуется малышка, сопит и хмурит бровки. – Я не болтушка.

– Нет, конечно, – спешу успокоить одного и заступиться за другую. – Все хорошо. А где ваш друг? – уточняю, оглядываясь по сторонам.

– У него дома куча дел перед Новым годом, поехал разгребать. – То, что он лукавит, мне понятно, но развивать эту тему я не считаю нужным.

Берем выданный нам спортивный инвентарь и заходим в помещение с множеством шкафчиков. У нас один на всех, в нем мы и оставляем свою обувь. Игнат помогает малышке зашнуровать коньки, и та тут же рвется в «бой». Еле успеваем поймать ее около двери, очень быстро экипировавшись сами. А когда выходим на лед, то оказывается, что из нашей тройки более или менее сносно на этих скользких полозьях может стоять только Игнат.

Мы с Фани цепляемся за него с двух сторон.

– Ты как давно на катке были? – интересуется мужчина, поддерживая меня одной рукой за талию с доброй усмешкой на красивых губах.

– Давно, – честно признаюсь, крепко хватаясь за эту самую надежную руку.

– Заметно! – веселясь, поддевает он меня.

Фани задорно хохочет, смело отталкивается от отца и, как маленький несмышленый олененок на тонких ножках, неустойчиво, но очень целеустремленно катится вперед. Игнат немного напрягается, готовый ринуться в любой момент на помощь дочери, но не мешает ей.

Так мы и катаемся, то падая, то цепляясь за бортики, то, словно обезьянки, повисаем на самой надежной опоре – Игнате, едва перебирая «лапками» по скользкому льду.

– Все! – выдыхается первой Фани. – Хочу в кафе.

Глава 7

ИГНАТ

Я давно не ищу серьезных отношений с женщинами. В груди ничего не екает при встрече даже с самой шикарной и фигуристой красоткой, разве что в брюках становится некомфортно. Но для решения данного неудобства не обязательно заводить постоянную партнершу.

Достаточно иметь под рукой телефон с внесенным в телефонную книжку номером элитного эскорт-агентства, оплаченный и закрепленный за нашей фирмой номер в гостинице. Остается лишь освободить пару часов и заказать ужин. А дальше – все по привычной схеме.

К восьми вечера я уже дома, купаю Фани, читаю сказку перед сном и, поцеловав ароматную, пухлую щечку единственной и горячо любимой дамы, заваливаюсь в собственную кровать. Спать еще со студенческих лет, предпочитаю дома, в своей постели и один.

Единственной женщиной, для которой я сделал когда-то исключение, была Алиса.

Полгода знакомства, встреч и ухаживаний. Уже после месяца активного общения и первого секса она как-то ненавязчиво задержалась вначале на всю ночь в моей спальне, а затем, как-то незаметно, и в моей квартире. Дискомфорта ее присутствие не вызывало, и я решил, что, может, это и есть «любовь» и то самое «вместе и навсегда». Дал себе время на обдумывание, а затем купил кольцо с кучей дорогущих камешков, заказал ужин в ресторане с видом на Эйфелеву башню и спустя месяц поставил размашистый росчерк в документах о заключении брака.

Несколько лет вполне себе счастливой семейной жизни не предвещали такого странного и в чем-то даже нелогичного ее завершения. Рождение долгожданной малышки не сплотило чату Исаевых, а наоборот.

Еще с первых дней беременности наши отношения с Алисой претерпели кардинальные изменения: разные спальни, разные режимы питания, отдыха, сна, в конце концов. Вначале я списывал на гормоны и старался понять и помочь, а в ответ выслушивал лишь необоснованные обвинения и истерики.

Менять ее было бесполезно, и я просто свыкся. А когда Алиса заявила о том, что хочет развестись, выкрикивая мне в лицо признание, что не любит, да и не любила меня никогда, даже не стал препятствовать ее демаршу из моей жизни. Единственное чего я не позволил бывшей сделать, так это забрать у меня мое солнышко – Фани.

Нет, я не был деспотом, желавшим таким образом отомстить нелюбимой жене. И если бы я видел хотя бы зачатки материнской любви и проявление того самого инстинкта, то, стиснув зубы, переборол бы свои собственнические замашки и оставил малышку с матерью.

Но нет, ничего этого и в помине не было! А когда она сама предложила компромисс – она отказывается от дочери в обмен на ежемесячные выплаты на ее безбедное существование, я убедился окончательно, что поступил правильно.

Подписал все документы, составленные проверенным юристом так, чтобы обезопасить себя и ребенка от любых посягательств со стороны бывшей жены. Продал наш дом, купил отличную квартиру и начал новую жизнь, в которой для женщин было отведено лишь несколько часов в моем плотном графике и лишь для удовлетворения моих мужских желаний.

Никто не жаловался. Всех всё устраивало. Я доволен.

Менять что-либо просто нет необходимости.

Точнее, не было до сегодняшнего дня. Вот до этих самых минут, когда в мой привычный мир, словно свежий весенний ветерок, впорхнула яркой бабочкой рыжая Комета.

Озера ее зеленых глаз магнитом притягивают к себе. В них хочется нырнуть, погрузившись с головой в водовороты чувств и эмоций. В душе теплом откликается каждое движение, вздох и трепет растерянности. Желание притянуть Рыжулю к себе, обнять, спрятав от всего мира, и изгнать из глубины манящего взгляда необъяснимую боль и потерянность нарастает с каждой секундой в геометрической прогрессии.

Что это? Новогодний вирус? Укол волшебной улыбки, которую Марина дарит моей малышке, стирая слезинки с ее влажных щек?

Такого раньше никогда не было, хотя не раз уже за время моего одиночного отцовства «невинные» милашки пытались пробить броню моего аскетизма при помощи заигрывания с прелестной малышкой. Только Фани всегда твердо стоит на своем: прочь лапы от меня и, как следствие, от моего папы! Она у меня та еще собственница!

Но то, что происходит сейчас – это ли не знак свыше? Нет, конечно, о свадьбе и семейном счастье речи не идет. Но, кажется, пришла пора что-то менять в жизни.

– Ты в своем уме?! – шипит Клим, дергая меня на себя, когда девочки начинают двигаться в сторону катка, а я, естественно, планирую не отпускать их от себя. – Ты же не знаешь, кто она такая!

– Ну, вот и узнаю, – торможу, позволяя рыжему дуэту отойти от нас на расстояние «тишины»: не хочу, чтобы кто-то из них услышал наш с другом спор.

– Игнат! – В его голосе слышится грозное предупреждение и просто тонна недоверия. – Тебе Алиски мало?

Ох, мля, нет! Алиски мне было выше крыше! И правда, я бы и сейчас нашел, что сказать дочери и как расстаться с Мариной в ту же минуту, как только она изъявляет намерение нас покинуть. Но что-то екает в груди при взгляде на Рыжулю. Что-то не дает мне выдрать слабые росточки доверия моей крохи именно к этой женщине. Что-то подталкивает шагнуть в пропасть неизведанного и посмотреть, что из всего этого получится.

– Я соберу на нее всю информацию! – угрожающе басит Клим.

– Собирай, – беззаботно пожимаю плечами, – только мне раскроешь ее лишь в том случае, если Маринино присутствие в нашей с Фани жизни будет угрожать серьезной опасностью.

– Ты придурок! – недоверчиво качает головой Клим.

Молчу в ответ, поглядывая в сторону девчонок. Они уже подошли к ларьку проката и даже, вроде, успели выбрать коньки.

– Ладно, – чуть смягчается друг, – вали к ним! – толкает меня в плечо, крепко пожимая при этом мою ладонь. – Но бди! – И назидательно так взмахивает указательным пальцем.

– Пошел ты в баню, Загорский! – добродушно ржу, по-дружески приобнимая его за плечи по-дружески. – Но, так и быть, вечером отчитаюсь, – снисходительно обещаю и, попрощавшись, бегу к забавной рыжей парочке.

– Сорок третий, – сообщаю парню из проката, спасая растерянную Рыжулю.

В ее глазах вспыхивают огоньки облегчения, а с губ слетает тихое:

– Спасибо!

– Папа! – восторженно кричит Фани. – Папуля, смотри, какие розовые у меня коньки!

– Красота! – восхищаюсь я, подхватывая малышку на руки. – Сама выбирала?

– Да! – кивает она. – А для мамы таких нет, – моментально грустнеет она.

– Ну, если честно, – вступает в разговор Марина, – я розовый не люблю, – признается с придыханием, словно открывает для Фани самую секретную тайну.

– Да? – удивленно таращится та. – Честно-честно? – не верит малышка в столь странную особенность.

Да и правда, как это можно не любить розовый цвет?

Глупая улыбка, растягивает мои губы, пока я наблюдаю за их доверительным общением. Внутри необъяснимый штиль, словно происходящее – вполне себе привычная сцена из нашей семейной жизни. Разум, хотя и пытается вразумить разомлевшее сознание, но очень быстро сдается и оставляет все на волю чувств и интуиции.

Интуиция пока молчит, и я позволяю судьбе управлять происходящим.

– Угу-у-м! – утвердительно кивает Марина, одарив малышку теплой улыбкой.

На меня она старается не смотреть. А когда невзначай наши взгляды все же пересекаются, смущенно отводит и прячется за общением с Фани, как за щитом. Чуть коробит такая интонация в нашем общении. Хочу, чтобы и мне она так улыбалась.

– Держите! – Парнишка выдает мне коньки. – Приятного катания! – желает на прощание.

Я быстро расплачиваюсь, получаю ключ от камеры хранения, и наше дружное трио заваливается в теплое помещение, где на лавочках сидят такие же любители катания, меняя привычную обувь на выданное обмундирование.

– Папочка! – окликает меня Фани, усаживаясь на скамью, и протягивает свои коньки. – Завяжешь?

– Конечно. – Сажусь перед ней на корточки и ловко снимаю зимние сапожки, проверяю, теплые ли ножки, и тут же надеваю на гномыша ботинки с полозьями.

– Помочь? – обращаюсь к Марине, как только Фани довольно взмахивает обеими ногами, уже обутыми.

– Да. – Румянец так мило заливает её щеки, что пальцы покалывает от желания пройтись по ним, проверить, настолько ли они нежны и горячи, как кажутся. – Пожалуйста, – слетает смущенно с ее пухлых губ, на которые я стараюсь не смотреть.

Еле заметно встряхиваюсь, прогоняя прочь яркие картинки непристойного характера, подкидываемые моим необузданным воображением, и радуюсь тому, что на улице зима, на мне плотные джинсы, и парка застегнута почти под горло. Иначе пошлые мысли, красноречиво проявляющиеся внушительным бугром в паху, смутили бы мою спутницу еще сильнее.

Затягиваю шнуровку на коньках, стараясь не касаться щиколотки Марины. И так дышу, словно стометровку пробежал, а если я позволю себе большее, сугроб возле катка меня уже не спасет. – Готово! – поднимаюсь и прячу наши вещи в кабинку.

– Пойдем! – нетерпеливо восклицает Фани, шустро, но не очень уверенно топая к выходу.

Ловим ее в шаге от двери. Выходим вместе, держа малышку за обе руки. Она между нами, словно буфер и маленькое, беззаботно веселящееся напоминание мне о цели нашего «похода».

Покорение ледовой глади с двумя дамами только со стороны кажется заманчивой картинкой. Они беспомощно повисают на мне, словно лианы на стволе векового баобаба.

Визг, смех, падения на пятую точку и неловкие взмахи руками, чтобы удержать равновесие, а еще цепляние за бортик и разъезжающиеся в разные стороны ноги – все это и много чего еще веселого сопровождает нашу троицу, увлеченную зимней забавой.

Иногда мне удается чуть отстать от девчонок, и тогда я с воодушевлением юного фотографа щелкаю «затвором» своего телефонного фотоаппарата.

– Сотрите это немедленно! – возмущается раскрасневшаяся Мариша, заметив на экране запечатленный момент их с Фани «фееричного» проката на полметра от борта.

– Нет! – уверенно заявляю, отключая девайс и пряча его во внутренний карман куртки.

Немного обиженное смущенное сопение и прикушенная белыми зубками пухлая нижняя губа адреналиновой дозой впрыскивают в кровь дурман безбашенности. Не раздумывая ни минуты, подхватываю Рыжулю за талию, приподнимаю и впечатываю в себя ее хрупкое тело. С испугом взвизгнув, она хватается за мои плечи, а я, залихватски отталкиваясь одной ногой, делаю шикарный прокат и несложный «пирует». Кружусь вместе с ней и дурею от необъяснимого восторга и радости, испытываемой словно впервые.

– Все! – первой из нас сдается Фани. —Хочу в кафе, – приземляется на попку, а затем падает звездочкой на лед уставший гномыш.

Переглядываемся с Мариной и единогласно решаем поддержать ребенка. До помещения, где ожидают нас запертые в кабинке вещи, дочь мне приходится нести на руках.

– Ножки очень-очень сильно устали! – жалуется она, обнимая меня за шею.

А вот до кафе топает уже сама, крепко вцепившись в ладонь Марины, словно боится, что лимит пребывания той с нами подходит к концу и она испарится так же загадочно, как и появилась. Честно? Я бы и сам последовал примеру дочери, чтобы только продлить неповторимое чувство единения, не покидающее меня с самых первых минут нашего необычного знакомства.

Помещение небольшого кафетерия сияет огоньками разноцветных гирлянд. Повсюду стоят маленькие елочки, а в воздухе витает аромат новогодних гуляний.

– Пойдем туда, – тянет нас в сторону небольшого столика взбодрившаяся малышка – там елка с зайками. – Важный аргумент в пользу выбранного места!

Раздевшись, рассевшись и заказав горячий чай и гору сладкой сдобы, мы позволяем себе отвлечься на личное. Пока дочь рисует в предоставленном ей детском наборе, состоящем из забавного блокнота и пачки карандашей, я, на время погружаюсь в виртуальный мир, разблокировав телефон, и сбрасываю Климу краткий отчет. Марина тоже что-то печатает, порхая тонкими пальчиками по дисплею своего девайса.

– Мамочка… – Сонный голосок Фани вклинивается в наше светское общение, когда чай уже выпит, а сама малышка доела последнюю плюшку, и ее осоловелые глазенки смотрят на нас растерянно. – Поехали домой. – Не вопрос – констатация почти состоявшегося факта.

– Домой? – теряется Марина.

Я заглядываю в ее глаза, ловлю озадаченный взгляд и шепчу лишь одними губами:

– Да…

Мысленно молю ее ответить согласием.