Надя Май
Блуждающие мотыльки
Пролог
Задыхаюсь.
Стойкий запах гнили наполняет дряхлый вагон электрички. Здесь нет конечного пункта назначения, лишь длинные рельсы, ведущие в никуда.
Мне нечем дышать. Я не хочу дышать.
Вокруг люди без лиц. Они молча теснятся в этом замкнутом пространстве. Пыльная лампа мигает и искрится тусклым жёлтым светом. Где-то выбиты окна. Где-то стёрлась кожаная обшивка на сиденьях.
С силой сжимаю ледяной поручень. Осколки серой краски до боли впиваются мне в ладонь. Но я не боюсь пораниться. Я боюсь задохнуться.
Хочу выбраться отсюда.
Перехватываю обеими руками полупустой рюкзак и спешу… Куда-то. Нужно спешить. У меня могут украсть телефон или я умру от удушья. Здесь слишком много людей. Но что ещё хуже, они стоят совсем близко. Настолько близко, что я чувствую, как оседает на коже их тяжёлое дыхание.
Быстрее. Ещё быстрее… Нельзя медлить. Нельзя оборачиваться.
Быстрее, быстрее, быстрее…
Кто-то следует за мной попятам. Я не знаю кто, но слышу гул его шагов. Оборачиваюсь и тут же проглатываю беззвучный крик. Мой преследователь не человек – Тень. Уродливая и мерзкая. Бесформенная чёрная масса, отдаленно напоминающая человека. От неё веет холодом. А ещё угрозой.
Лёгкие сжимаются. Клянусь, ещё немного, и они лопнут. Раздробят хрупкие рёбра и разорвут внутренности на мелкие куски. Мне нужно ускориться.
В какой-то момент вокруг не осталось ни одного человека. Их бездушные тела без следа растворились в тусклом свете лампы. Больше нет липкого дыхания и цепкого взгляда. Только металлический скрип старой электрички. Я пытаюсь сделать вдох, но… опять ничего не выходит. Вагон уже не пустует. На сиденьях постепенно появляются пассажиры. Их фигуры смазаны и всё ещё не имеют лиц. У меня не осталось сил для побега.
Из горла вырывается сиплый звук. Мои внутренности горят, готовясь взорваться. Тик-так. Я умру. Задохнусь среди всех этих людей, в этом дряхлом, полном старой гнили вагоне.
Лампочка наконец лопается. Вагон наполняет густая тьма. А в ней все эти люди.
Скрип ржавой двери и чужие беззвучные шаги. Тень. Я не видела его, но знала, что он близко. Кажется, его преследовали также, как он преследовал меня.
Он… Он…
Оглушительный треск, и лампочка снова загорается. Целая.
Тень стоит напротив меня. Его высокая массивная фигура склоняется к моему лицу, но я не чувствую его дыхания.
– Просто стой.
Неожиданно мягкий голос обволакивает кожу и кости.
Это был голос Тени. И сейчас Он разговаривал со мной.
– Ты мне противен, – с хрипом выдавливаю из себя.
Как же глупо. Зря потратила кислород.
Пропал вагон. Пропал свет лампочки. Исчезли пустые люди. Сон оборвался.
Да, всего лишь сон.
Зато теперь я могу дышать. Под щекой мягкая подушка, а руки обнимают старого плюшевого кролика. Все в точности, как было ровно до того момента, когда я уснула. Все так же, только вот отчего-то пошевелиться не получается.
Каждую клеточку моего тела сковало под цепким взглядом чужака.
В комнате есть кто-то ещё.
С трудом поднимаю голову. На журнальном столике сидит Тень. Он тут, хотя сон закончился.
Живот свело от голода. Я хочу есть. Смотрю на Тень. Он продолжает сидеть на столике. Его фигура всё такая же омерзительная, но рядом с ним лежит вскрытая упаковка печений, а я очень голодна.
– Дай печенье, пожалуйста, – вежливо прошу его, но мои губы не шевелятся. Глаза закрыты, однако я смотрю на него и говорю.
Тень молчит. Я нетерпеливо указываю на упаковку печений. Он не издает ни звука. Не знаю зачем, но я опускаю взгляд на кровать. Моя рука на самом деле обнимает кролика. Она не шевелится.
Так я всё ещё сплю?
Щелчок.
Я больше не в состоянии двигаться. Во рту не дожёванное печенье. На языке солоноватый привкус. Шершавая упаковка валяется рядом с подушкой. Мои руки обнимают кролика.
Что-то липкое касается спины. К горлу подступает ком. Меня сейчас стошнит.
Опять щелчок.
Нет мерзкого оцепенения. И Тени тоже нет. Но я не шевелюсь и не открываю глаза. Удушающее чувство сжимает грудную клетку.
Мне страшно.
Щелчок.
Тело всё так же не слушается, но я отодвигаю подальше шуршащую упаковку.
Во рту кусочки печенья.
Щелчок.
Мой рот пуст. Я заперта в собственном теле. Тень рядом, совсем близко. Его дыхание на моей оголённой шее.
Я боюсь, я не могу, я не хочу шевелиться.
Мои глаза закрыты, но я знаю – он рядом. Тень прямо за спиной. Сидит на моей кровати и едва уловимо касается своими конечностями моего затылка. Я чувствую его. Чувствую всем своим существом.
Щелчок.
Я в своём теле и могу пошевелить пальцами. Нет оцепенения. Лёгкие наполняются воздухом. Кожу покрывают бусины холодного пота.
Сон закончился. Тени нет. Хотя кажется, что он всё ещё где-то поблизости.
***
Ледяная вода стекает прямиком в слив потрескавшейся от времени раковины. Жёсткой щёткой методично вожу по зубам. Вверх-вниз. Все движения давно доведены до автоматизма. Почистить зубы, сплюнуть в раковину пену от пасты, набрать в рот воды и ещё раз сплюнуть.
Я поднимаю голову и смотрю на круглое зеркало в пластмассовой раме. Несколько засохших белых капель, мутные разводы, небольшая трещина в левом верхнем углу. Мне требуется время, чтобы наконец сфокусироваться на собственном отражении. Светло-карие пустые глаза, желтоватый белок с красной паутинкой лопнувших сосудов. Угловатое болезненное лицо.
Мокрой ладонью провожу по зеркальной глади, пытаясь стереть следы от зубной пасты. Бесполезно. Белые капли только сильнее размазались, не желая исчезать.
Я снова подставляю руки под воду. Минута, две… Пальцы немеют от холода. Как ни странно, это помогло ненадолго прийти в себя.
В такие моменты, когда воздух, наконец, достигает лёгких, а в глазах проясняется, мне хочется кричать. Так громко и так сильно, чтобы горло разодрало до крови и лёгкие лопнули. Чтобы окружающие оглохли, чтобы они заметили. Но мне, как всегда, не хватит на это смелости. Не хватит сил, чтобы открыть рот, и времени, чтобы издать хотя бы какой-нибудь звук. Удушающая муть снова одурманит мозг, скованны станут руки и ноги. Крепкие ниточки вновь будут натянуты невидимым кукловодом. А я… Я вновь буду обречена смотреть на всё со стороны, не в силах хоть как-то повлиять на собственное тело. Буду кричать, буду плакать, но никто и никогда меня не услышит.
Только по истечении дня я смогу ненадолго вернуть контроль. Почувствовать жалость и отвращение к себе. Захлебнуться в собственной никчемности. А потом взойдет солнце. И кошмар не во сне, а наяву вновь настигнет меня. Только вот глаза закрыть уже не получится.
Когда же я нормально спала? Не помню. Может, прошёл месяц или два. Тяжесть в каждом движении. Мысли вялые. Тело не слушается.
День, ночь… Они тянутся друг за дружкой. А я давно перестала понимать, когда заканчивается одно и начинается другое. Я просто хочу отдохнуть. Закрыть глаза и перестать двигаться. Замереть, возможно, навсегда.
Я глубоко вдыхаю в надежде заполнить сосущую пустоту внутри. Не выходит. Делаю ещё один вдох и тоже впустую. А потом ещё и ещё. Шум от воды становится невыносимым. Её грохот с болью отдаётся в висках. Отражение в зеркале плывет и смазывается.
Дыши.
Жадно глотаю воздух. Но монстр внутри меня не даёт ему осесть в лёгких. Задыхаюсь, подобно рыбе, обречённой сдохнуть на суше. Колени касаются холодной плитки пола. Я крепко держусь за раковину. Падать страшно.
Страшно задохнуться.
Дыши.
Я широко раскрываю рот и вдыхаю.
Громкий стук в дверь ванны. Потом ещё один и ещё. Этот звук с трудом достигает моего слуха. Но его достаточно, чтобы пузырь вокруг меня лопнул, и я, наконец, могла вдохнуть.
– Лиля, родная, у тебя там всё в порядке? – бабушка ещё настойчивее застучала по двери.
Если не отвечу, то в следующий раз она вышибет её с ноги. Уж кто-кто, а эта женщина способна на что-то столь экстравагантное.
Мои ноги совсем не держат, но я кое-как умудряюсь дотянуться до крана и выключить воду.
– Да… Всё нормально, – я запинаюсь, не веря в то, что сама же произношу. – Уже выхожу.
– Давай там шустрее! Чай стынет…
Бабушка говорит что-то ещё, но я уже не могу ничего расслышать, кроме тихого пошаркивания её тапочек по полу.
Мельком взглянула на телефон. Итак, у меня меньше пяти минут, чтобы привести свою физиономию в порядок. Еще пару минут, чтобы расчесаться. Потом выпить чай и одеться. На это уже останется всего пятнадцать минут. Но я справлюсь, как и всегда.
Шесть минут до автовокзала. Двадцать минут на маршрутки до промежуточной остановки. Пересадка. Если повезёт, то следующая маршрутка прибудет не меньше чем через две минуты. А на ней останется проехать ещё две остановки и выйти на третьей. Если нет, то я опоздаю на работу. Но этого не произойдет.
За последние пару лет мне удалось выверить определённую последовательность действий и подчинить это всё нужному промежутку времени. Всё, начиная от звука и до звука будильника, рассчитано по минутам. Действие за действием. Движение за движением. Вдох за вздохом.
Все доведено до полного автоматизма. Идеальный робот. Идеальный кошмар. Главное – крепко-накрепко запомнить несколько правил. Во-первых, ни за что не открывай глаза. Иногда лучше не видеть того, что происходит вокруг. Во-вторых, не шевелись. Притворись спящей, а ещё лучше – мёртвой. Монстры утащат твою душу при первой же возможности. Особенно если поймут, что ты знаешь об их существовании.
Монстры… Ха! Они повсюду. Уж мне ли об этом не знать.?
Глава 1
– Вставай… – нетерпеливый мужской голос врывается в моё мутное от дрёмы сознание. – Вставай, Ли…я. Мы уже приехали.
Я не сразу осознаю, что происходит. Тихий гул мотора, резкий тошнотворный запах автомобильной вонючки с примесью толи цитруса, толи бензина. Чуть с запозданием слышится звон металлических ключей и шорох куртки. Ах да. Точно. У меня же сейчас “свидание”. С трудом поворачиваю голову и смотрю сквозь полуприкрытые веки на профиль мужчины в тёмном салоне далеко не дешёвого авто. Его зовут Денис, которому уже вроде как за тридцать. И сейчас этот человек является моим… кем? Парнем, возлюбленным или всё же любовником?
– Ну же, Лиля, не ленись, – он разворачивается ко мне лицом, но я не могу его разглядеть. Лишь общие черты. Детали теряются где-то в темноте. Да и, если честно, не имеют значения.
– Просто дай мне немного поспать, – каждое слово режет по горлу. – Я слишком устала.
На приборной панели светилось множество всяких цифр, но мне удаётся уловить нужные.
«22:15»
Моя смена в салоне сотовой связи закончилась ровно в девять вечера. Еще где-то около получаса ушло на уборку помещения и на то, чтобы привести себя в порядок. Последнее включало в себя такие бесполезные пункты, как нанесение помады, натягивания трикотажного платья и смена привычных колготок на чёрные капроновые чулки. Что ж, ради жадного взгляда Дениса стоило немного повозиться. Мне нравилось, как он на меня смотрел. Точнее, нравилось ощущение его блуждающего взгляда по моему телу. Так я хотя бы чувствовала, что меня действительно замечают.
– Лиля… – он устало вздыхает. – Только не говори, что мы проделали весь путь зря? Я же так тебе хотел показать это место.
Сквозь стекло едва ли возможно хоть что-то разглядеть, кроме теней от каких-то кустов и мигающих в отдалении дорожных фонарей. Значит, мы съехали с трасы. Кажется, Денис что-то говорил о красивых видах, когда встретил меня с работы. Я невольно прикусываю губу. Поздний вечер, считай, ночь. Холодный осенний ветер, грязь и лужи от дневного дождя. Не знаю, о каких “видах” может вообще идти речь. Но это место явно уединённое. Нам точно никто не помешает.
Наши отношения… Они немного странные. Явно отличаются от того, что показывают в сериалах или описывают в книгах. Нет букетов и подарков. Нет походов в кафе и длинных разговоров ни о чем. Ничего из этого. Мы просто видимся. Он встречает меня после работы, мы садимся в его машину. А через пару часов расстаёмся. Нет звонков и бесконечных чатов. Он не любит сидеть в соцсетях, а у меня нет на это времени.
Поэтому, чёрт его подери, о каких видах он мне тут рассказывает?!
Я полностью разворачиваюсь к Денису, попутно растягивая губы в подобии радостной улыбки. Придётся постараться, чтобы моё выражение лица выглядело как можно более искренним. Я должна быть в предвкушении. Должна ловить каждое чудесное мгновение, что он готов подарить мне.
Кончиками пальцев касаюсь его бедра, осторожно поглаживая и словно случайно задевая пах. Ему нравятся такие игры. На самом деле он едва ли ожидает чего-то другого. Я же молча принимаю его правила. Всегда легче согласиться, чем пытаться что-то доказать. У меня же просто нет сил сопротивляться. Какой в этом смысл, если тебя всё равно не услышат.
И вот его рука тянется к моей шее. Шершавая ладонь на оголённой коже. Денис мягко притягивает меня к себе, но не для того, чтобы поцеловать. Нет. Второй рукой он сжимает мою грудь, прикрытую лишь тонким трикотажем платья и кружевного бра. Я с усилием подавляю в себе разочарование. Он ни разу меня не целовал. Возможно, ещё просто не пришло время. А возможно… Он просто не хочет целовать Меня. Нет-нет, прочь странные мысли.
Горло внезапно сжалось. Перед глазами всё куда-то стремительно поплыло. Тело опалило волной жара. И всё это вовсе не от возбуждения. Просто стало тошно. А ещё мерзко. Его рука. Его запах. Его дыхание. Да я сама себе отвратительна. Почему продолжаю так глупо улыбаться? Почему не могу его остановить? Разве так сложно сказать одно гребанное “НЕТ”?!
Однако его рука продолжает поглаживать моё бедро, ненавязчиво задирая чёртово платье.
Из собственной груди вырывается игривые нотки смеха. Моя рука касается его, останавливая навязчивые ласки.
– Но-но! Разве ты не хотел мне что-то показать? – я не узнаю этот слащавый голос. Хотя, казалось бы, он принадлежит мне.
Его руки наконец замирают.
– Точно. Совсем вылетело из головы, – сухо ответил Денис.
Он расстроен. Это не то, чего он хотел бы от меня услышать.
Я вновь смеюсь. И эти звуки из моего горла похожи на ржавый скрип. Хотя, возможно, мне всего лишь так кажется.
Денис демонстративно вздыхает и отодвигается от меня.
Холопок двери. Его тёмный силуэт огибает машину и застывает напротив моего окна. Его руки, подобно склизким щупальцам, протягиваются к ручке. Щелчок. Дверь медленно отворяется. Уродливая чёрная масса, что так напоминает человека. Тень… Нет, здесь должен быть Денис.
Дыши.
Ты не спишь. Это Тень – иллюзия. Её нет.
Верно, всё из-за того, что я мала спала.
Да, точно. Во всём виновата чёртова бессонница.
Я задерживаю дыхание и вылезаю из машины. Ледяной воздух тут же, подобно оголодавшей змее скользит по коже. Ноги утопают в размякшей от дождя земле. Последние октябрьские деньки выдались крайне холодными и … сырыми.
Неторопливо оглядываюсь вокруг. Далёкие фонари города напоминают скопление фальшивых звёзд, в то время как настоящие россыпью висят над нашими головами. Их сияние было куда пленительнее и болезненнее. Тонкий диск полумесяца насмешливо изгибается на тёмном небосводе. Я зажмуриваюсь, прогоняя непрошенные слёзы. С каких пор это холодное сияние стало столь невыносимым?
– Нравится?
Я оборачиваюсь на голос Дениса. В полночных тенях черты его лица окончательно смазались, потеряли чёткость. Сейчас они кажутся идеальными, без лишних деталей.
– Пойдем. Хочу тебе кое-что показать.
Он аккуратно подталкивает меня в спину, заставляя сделать пару шагов вперёд. Потом ещё пару. Мы не торопясь обходим покосившуюся и наверняка старую остановку, после чего, наконец, останавливаемся. Денис вытягивает руку и пальцем указывает на зеркальную гладь размером с не большую поляну в окружении каких-то зарослей, возможно рогоза или камышей. Чёрт их разберет.
– Раньше этот пруд был куда больше, – Денис недовольно хмыкает.
– Ты бывал здесь раньше?
Ну конечно, бывал! Иначе как бы он тогда меня сюда довёз? Ох, лучше бы я просто промолчала…
– Да, я часто приезжал сюда порыбачить с отцом, когда был маленьким. До того, как они с матерью развелись.
– А после?
– А после у него появилась новая семья и новый сын. Да и пруд к тому моменту спустили. Вроде как собирались почистить, но, видимо, до самой чистки так дело и не дошло…
Гулкая вибрация прерывает его рассказ. Не сообщение – звонок. Он лениво отрывается от меня, достает телефон и смотрит на экран. Его лицо ослепляет холодный яркий свет. Денис резко сощуривается и спешно убирает яркость до минимума. Он ещё раз смотрит на экран. В уголках его глаз появляются маленькие морщинки, а губы едва заметно дёргаются в намёке на улыбку.
– Это мама.
Я не спрашивала, кто звонит. На самом деле ему мог позвонить кто угодно, и он имеет полное право не отчитываться передо мной. Денис никогда и не делал этого. По крайней мере, до этого момента. Он рад этому звонку… Очередная бесполезная мысль. Но почему он так рад?
Ногти впиваются в собственную ладонь. Разве у меня такая же реакция на мамины звонки? Не припомню такого. Зачастую это было раздражение и неловкость, но никак не радость.
Денис отходит от меня ровно на тринадцать шагов и прижимает к уху телефон. Этого расстояния вполне достаточно, чтобы оставаться в поле моего зрения. Но только это. Я вижу, как шевелятся его губы, но не могу разобрать звуки, исходящие из них.
Желтый свет от фар ярко освещает стройный силуэт высокого мужчины. Денис был выше меня головы на две. Кажется, он говорил, что его рост где-то больше метра девяноста. Бедная моя шея. Она затекала каждый раз. Стоило мне только попытаться взглянуть на его лицо, как перед глазами начинало всё кружиться. Если меня когда-нибудь попросят описать внешность Дениса, то я едва ли смогу вспомнить хоть что-то, кроме его прямых худощавых ног и подтянутого торса. Думаю, он был симпатичнее тех парней, с которыми мне когда-то приходилось встречаться. Разве что слишком уж выразительные залысины на его висках могли подпортить общую картинку. Денис старше меня на девять лет. И я не уверенна считается ли эта разница в возрасте слишком большой или незначительной.
Невольно прикусываю губу. Денис выглядит слишком расслабленным. Он всё продолжает о чём-то говорить. На его лице то и дело мелькает едва заметная улыбка.
Устала. Мама… Сомневаюсь, что это она.
Я отворачиваюсь от его застывшей фигуры с телефоном у уха. Если посчитает нужным, то сам расскажет. Не хочу на него наседать. В конце концов, это не моё дело.
От неприятных мыслей меня отвлекает глухой всплеск воды. Точно, пруд. Я всматриваюсь в мутную гладь. Шаг, другой и вот носки моих кожаных полусапожек утопают в вязком иле. Запах застоявшейся воды будоражит обоняние, а поднявшейся ветерок безбожно трепет светлые волосы.
Как же здесь тихо и так… спокойно. Только шуршание голых веток и пожухлой листвы. Здесь нет места пустым переживаниям и надоедливой людской суете.
Вот бы остаться здесь навсегда.
Мутное зеркало манит, увлекая за собой. Ближе, ещё ближе… В какой-то момент мои колени подгибаются. И вот я уже сижу на корточках, опустив руку в ледяную воду. Пальцы тут же закололо от холода, но мне всё равно.
Моему сердцу всё равно.
Тёмная гладь расходится рябью в том месте, где её касается моя рука. Вопреки ожиданиям, полукольца стремятся к руке откуда-то из дали, а не от неё прочь. Я схожу с ума?
Моё тело бросает в жар, в висках колотят невидимые молотки. Казалось, что вода впитывается в кожу и стремится по венам прямиком к внутренним органам.
Меня вот-вот стошнит.
– Ли… Лиля!
От неожиданности я дёргаюсь. Денис аккуратно касается моего плеча.
– Может, сядем в машину? Согреемся.
Мои губы против воли растягиваются в обольстительной улыбке. Я соглашаюсь, хотя прекрасно знаю, что Денис говорит это вовсе не из-за заботы обо мне. И под “согреться” он имеет нечто совершенно иное.
Как и множество раз до этого, мое горло сжимается, так и не выдавив несчастное слово “Нет”.
***
Горячая кружка чая с молоком. Небольшой бутерброд с колбасой. Фантик от шоколадной конфеты. Потрёпанная, но чистая кружевная скатерть. Всё это раскинулось прямо перед моими глазами.
Время, проведённое с Денисом на заднем сидении его машины и обратная дорога домой, оставили лишь размытый след в моих воспоминаниях. Забавно. То, что произошло меньше часа назад, уже сейчас не имеет никакого значения. Подобно полупрозрачной дымке на поверхности кружки. Всего пару минут и от неё не останется ни следа.
В маленькой тесной кухоньке за небольшим круглым деревянным столом сидело три женщины, успевших вдоволь нахлебаться этой жизни. Среди них была и я, молча глотающая чай под стрекотание маминых жалоб и вдыхающая горькие пары бабушкиной самокрутки. Привычная до дрожи сцена.
– Ну так что? – мама уставилась на меня своими глубокими карими глазами.
Цвет её глаз был гораздо темнее моих, но именно в них и заключалась наша схожесть. Элегантная, высокая. Одетая просто, но непременно со вкусом. Её волосы всегда аккуратно собранны в замысловатый пучок, а на губах расцветает алая помада. Этой весной маме исполнилось сорок лет. Еще молода, но её волосы уже давно проредила седина. Хотя со стороны это навряд ли будет так сильно бросаться в глаза. Мама тщательно следит за тем, чтобы краска для волос всегда лежала на полочке в ванной комнате.
– Лиля, ты вообще меня слушаешь? – в голосе мамы вспыхивают нотки нарастающего раздражения.
Она терпеть не могла, когда её слова игнорировали.
– Да, конечно, я слушаю.
Ага, как же. В душе не чаю о чём она говорила.
– Врёшь! По глазам твоим бесстыжим вижу, что врёшь! – её голос становится всё громче и громче. – И как не стыдно мать обманывать? Вырастила на свою голову такую…
– Леночка, ну что ты взъелась на ребенка, в самом деле? – бабушка одним щелчком стряхивает пепел со своей полуистлевшей самокрутки. Да так удачно, что куски пепла ложатся аккурат рядом с пепельницей.
Бабушка – полная противоположность мамы. Отслоившейся красный лак на коротких ногтях, никакой краски и косметики. Волосы частенько растрепаны. Из одежды – любимый голубой халат в крупный розовый цветочек. Сколько себя помню, ей всегда было где-то за пятьдесят. Неизменной был и небольшой советский мундштук с самодельной травяной самокруткой. Низенькая, полненькая хохотушка, что днем и ночью готова травить тысячу невыдуманных историй.
– Ха! Дорогая, Тамара Тимофеевна, а вы её не защищайте! А то эта мелкая так ножки и свесит! Оглянуться не успеете, как она и вас игнорировать начнет!
Чем сильнее злится мама, тем большим ядом наполняются её слова. Причина её отвратного настроения? Хм-м… Наверное, просто так. Она всегда фантастически умела заводиться за считанные секунды. Можно считать это её уникальным талантом. Даром, если угодно.
– Ох, ну и чего, спрашивается, так передёргивать? Лиля, милая, пей чаек, а то остынет. И бутербродик с конфеткой… А может, лучше котлеточки с пюрешкой?
– Нет, ба. Я не голодна…
– Иж чего, не голодна она! Одни кости да кожа!
Уж чего мне точно не хватало, так это комментариев ба о собственной фигуре. Да, возможно я немного худа. Да, возможно где-то выпирают кости. Но это не значит, что я готова сею же секунду свалиться в голодном обмороке! Это даже не смешно. Мне уже двадцать один. И на протяжении всех этих лет содержание претензий в мою сторону практически никогда не меняется. Помнится, в подростковом возрасте я еще как-то пыталась отстоять свои границы. Пусть и в чуточку грубой манере, но всё же пыталась! А сейчас… Я всё больше осознаю, сколь энергозатратными могут быть все эти бесполезные скандалы. Проще промолчать. Попытаться хоть как-то отстраниться от всех этих обидных слов. Все равно ничего не получится доказать.
Я делаю очередной глоток. Чай успел немного остыть и уже не так сильно обжигает горло. Мама полностью переключилась на бабушку, на какое-то время позабыв обо мне. Она говорила громко и быстро. В ее голосе всё чаще звучали обида и злость, так знакомые мне. Бабуле же, казалось, было абсолютно всё равно. Она продолжала спокойно попыхивать своей самокруткой и изредка вставлять короткие, но ёмкие фразы, отчего мама вспыхивала ещё сильнее.
Горький запах жжёных трав достаточно резкий, но оставляет за собой лёгкий аромат мяты и чего-то ещё. Бабушке нравилось экспериментировать с травами. Она самолично собирала их где-то за чертой нашего городка и сушила. Эта её легкая одержимость травками появилась лет десять назад. Я ещё тогда вроде как в пятом классе была. Тогда бабуля захотела отказаться от сигарет, однако полностью бросить курить так и не решилась. Не знаю, что стало причиной такого решения, но по мне мало что изменилось. Вечно задымлённая кухня, гора окурков и пепла.
– … И вообще хватит уже дымить мне в лицо! – мама демонстративно махнула рукой, отгоняя от себя облако густого дыма. – Ну честное слово, ты когда-нибудь спалишь квартиру и нас вместе с ней!
– Твоя мама так любит всё утрировать, – громко зашептала ба. Но немного погодя заговорила уже нормальным голосом. – Милая, у тебя всё в порядке? Ты какая-то болезненная в последнее время. Выглядишь не очень.
– Всё нормально. Просто небольшая бессонница, – я чувствую, как мышцы лица натягиваются, изображая улыбку.
Да. У меня всё хорошо. Есть работа, пусть и плохо оплачиваемая, но всё равно она есть. Я не сижу на маминой шее, да и в состоянии оплатить свои потребности. На личном тоже всё хорошо. Денис он… Ну, он работает и у него есть машина. Сейчас он в отпуске, приехал к родителям, но у него есть квартира. Вроде как даже своя. Правда находится где-то на другом конце страны. Если уж на то пошло, то я понятия не имею, что будет с нашими отношениями, когда его отпуск закончится и ему придется вернуться. Будем ли поддерживать отношения? И если да, то как? По телефону? И что же мы будем видеться только во время отпуска? Сомневаюсь. У него ведь там ещё его бывшая живет. Он сам говорил, что они не хорошо расстались прямо перед тем, как уехать к родителям. И тот звонок…
– Она молодая, что с ней станется? Небось опять сериалы всю ночь напролет смотрела. Что хоть смотрела–то? Интересный хоть? – мама очередью выпаливает один вопрос за другим, попутно размешивая серебряной ложечкой сахар в чае.
– Очень интересный! Ой, но ты такое не…
– Ох, а в моё время были популярны индийские фильмы, – с придыханием сказала ма.
Она даже не заметила, как перебила меня. Снова.
Мама все говорила и говорила, вспоминая свою молодость. Жаловалась на нерадивых коллег. Поминала добрым словом моего свалившего в неизвестном направлении отца. Восторгалась мышцами новенького охранника из местного супермаркета. Рассказывала о своём недавнем походе в парикмахерскую и о том, какую бешеную сумму с неё там содрали. Жаловалась на то, что уже не молода. Да много о чём говорила. К моему удивлению, но бабушке каким-то чудом изредка удавалось вклиниться в монолог своей дочери и ненадолго перетянуть всё внимание только на себя. Две звезды за одним столом, где мне отведена роль молчаливого зрителя.
– …Милая, будь умничкой, подрежь колбаски, – бабушка ласково улыбается, красуясь новенькой вставной челюстью.
Мне ничего не остается, кроме как подойти к холодильнику, достать колбасу и встать у разделочного стола. Старая деревянная доска, на ней половинка колбасы. В руках острый большой нож.
Резать следует аккуратно. Кусочки должны получиться тонкими, как любит мама. Но не прозрачными, как ненавидит бабушка. После колбасы нужно будет подрезать хлеб. Мне еще долго предстоит выслушивать их треп. Чайник будет подогреваться ровно до тех пор, пока одной из них это не надоест. У меня же право выбора нет. Я младше, а значит, не могу встать из-за стола, пока они не встанут. Если же наплюю на них и уйду, то это воспримут как неуважение, а значит быть новому скандалу. Нет. Если есть возможность, то лучше обойтись малой кровью.
Рука механически двигается, заставляя нож вонзаться в колбасу снова и снова.
Как же я устала. Изо дня в день всё одно и то же. Всё, даже эти вечерние посиделки с дешёвым чаем. Этот дым, эти голоса и эта грёбанная колбаса. Надоело. Хочу бросить всё и сбежать. Но я не могу так поступить. Не могу бросить маму и бабушку. Просто не могу. Именно поэтому я стою здесь и нарезаю эту колбасу. Кусок за куском. Движения чёткие, давно отработанные. Такие же простые, как кивнуть или улыбнуться. Пару фраз, пару действий. Кусок за куском. От этого не скрыться и не сбежать. Ведь все это и есть “я”.
Нож соскальзывает и вместо колбасы проходится по указательному пальцу левой руки. Пару мгновений уходит на осознание того, что произошло. Потом приходит боль. Тянущая и едва пульсирующая.
– Ох, милая! – бабушка тушит самокрутку о блюдце и подрывается ко мне.
Её ладонь такая мягкая и теплая. Она аккуратно держит мою руку и внимательно осматривает ранку.
– Сильно порезалась? Пусть сунет палец в холодную воду, – мама суетливо копошится в нижней полке стеллажа в поиске аптечки. – И как же так умудрилась? Не пять лет ведь, а всё такая же криворукая…
Мой палец пульсирует под струей ледяной воды. А я завороженно наблюдаю за тем, как ранка перестаёт кровоточить. Отчего-то становится легче дышать, да и во всём теле будто испаряется та давящая напряжённость. Давненько моё тело так не сбоило.
А что, если?..
Взгляд невольно цепляется за всеми забытый нож.