Надежда Викторовна Ляхова-Люлько
Улыбочку!
Привычка – страшное дело!
У меня телевизор уже два месяца в ремонте, а я каждый день программу передач смотрю.
– Это что, вот я месяц назад курить бросил, а сигареты до сих пор покупаю.
– И что потом?
– Курю, конечно, – не выбрасывать же!
– Да. Страшное дело! У меня сосед полгода как диван пропил, а до сих пор перед сном раскладывает.
– Да, бывает такое, бывает! Я вот уже второй месяц как на пенсии, а каждый день на работу езжу.
– Ничего себе привычка!
– Да нет, это я чтоб Петровичу язык показать. Он мне все годы тыкал тем, что он на год моложе, – пусть теперь подавится!
– Да уж, а я вот за зиму привык, так и летом теперь не могу без носок ходить. В шлёпках, а всё равно в носках.
– Дак я тоже всегда так носил.
– Но ты какие носишь? Белые хлопковые? А я серые, на собачьем меху. Кстати, не только у нас привычки бывают – вон у Семёныча уже год как новая жена, а попугай всё по-старому её зовёт.
– Ну, у Семёныча что ту, что эту можно одним словом называть – тут как раз бабуси у подъезда не соврали.
– Да? А я думал, это они по привычке.
– По привычке – это они Антонину из тридцать восьмой зовут. Она уже скоро с ними сидеть на скамейке будет, а они всё по-старому её кличут. По привычке, значит.
– Да, согласен, согласен. Привычка – страшное дело!
Прыжок
Решили мы с Витьком с парашютами прыгнуть, точнее, я решил и его кое-как уговорил. Сели в вертолёт, готовимся, вдруг Витёк засобирался:
– Я спрыгну, пустите!
– Куда, – кричу, – мы ещё не взлетели!
– Когда взлетим, я уже не смогу!
Я его за ногу схватил, тащу обратно. Вдруг он как кинется на меня – не на жизнь, а насмерть. Еле оттащили. Я кричу:
– Чуть не убил, а ещё друг называется!
Он мне:
– А ты? Говорил: высота два метра, не боись. Я и не боялся, с двух-то метров.
В общем, пока мы с ним разбирались, вертолёт взлетел. Командир говорит:
– Ну всё, надо прыгать. Я вниз как глянул – ой… – Я передумал, кричу.
Командир говорит:
– Ага, щас, заплатили – прыгайте! Не можете вдвоём – пусть кто-нибудь один. Мы сейчас на базу летим за генералом, а ему места нет.
Я говорю:
– А можно я на базе сойду?
– Нельзя, это военная база, вас там расстреляют. Прыгайте!
Я к Витьке:
– Прыгай, сволочь, убьют обоих!
– Сам прыгай, пусть лучше убьют!
Я подкрался к командиру, отдал все деньги, квартиру обещал, только чтоб Витьку вытолкнули. А тут Витька сам подходит ко мне:
– Я решил спрыгнуть – пойдём, поможешь мне.
Открыли нам люк, только я хотел сказать ему, что он герой, как он меня выпихнул, и я камнем вниз полетел. Лечу, думаю: «Вот гад, а ещё друг!» Вдруг смотрю – меня командир догоняет, так разогнался. Ну он же в два раза толще меня. Подлетел, схватил меня за горло и давай крыть матом. Я только на пятой минуте понял, что он хотел сказать. Оказалось, я впопыхах парашют не надел. Спустились мы с ним, и вертолёт приземлился. Смотрю – дверь открылась и оттуда Витьку выкинули. Командир меня отпустил, дал по шее и побежал в вертолёт. Остались мы одни. Я к Витьке подскочил, кричу:
– Что ж ты, гадюка, не видел, что я парашют ещё не надел?! – А что мне было делать, когда я свой вообще на земле оставил!
Дали мы друг другу в глаз и побрели домой. Витька мне:
– Ну, как летать, здорово?
– Ха, ещё как! Такой кайф!
– Мне, что ли, попробовать?
– Ага, пробуй, только без меня.
– Слушай, а давай полетаем на дельтаплане – там, говорят, можно высоко не подниматься, хватит метров трёх.
– Что, правда?
– Ага!
– Полетели тогда?!
– Полетели!
Ох, вы знаете, как мне с ребёнком не повезло!
Вон у моего соседа из тринадцатой двое пацанов растут – мечта отца, можно сказать. Если где-то разбили окно или чью-то голову – идут сразу к соседу, у него такие здоровые ребята выросли, мне на зависть. А мой весь день за компьютером сидит – скоро на ветру шататься будет. Я его во двор тяну: «Развиваться, – говорю, – надо». А он мне: «Ты ничего не понимаешь, папа, я развиваюсь умственно».
Я в него уже два раза с балкона кирпичи кидал – жаль только, что не попал. Надо будет потренироваться. Думаю, пусть лучше будет тупой, да здоровый. Вон за соседскими ребятишками все девчонки бегают, моему ни одной не осталось.
От компьютера его не оторвёшь – всё что-то там ковыряется, кнопочки какие-то нажимает. Компьютер ему сам уроки делает, сам проверяет, сам оценки ставит. Я как-то взял и молоточком по нему стукнул – экран вдребезги. Фиг, думаю, теперь посидишь! Захожу вечером, а он микросхемы к наушникам приделал и опять кнопочки нажимает – балдеет.
Я к нему уже и психиатра привёл – может быть, хоть он что-то сделает. Вторую неделю выгнать не могу. Они вдвоём как засели – не оторвёшь.
Я тогда решил сам с ним поговорить, сел рядом и засмотрелся: игра там такая, на раздевание. Мы с психиатром наперегонки, кто быстрее. На 500-й девушке жена в комнату зашла, на экран глянула и по голове мне сковородой как даст, а заодно и психиатру. Нас сразу отпустило. Психиатр говорит:
– Спасибо, что спасли, а то дома меня жена ждёт, наверное.
Я к своей:
– У тебя такой дар – что ж ты сына не можешь вылечить?
– На сына, – отвечает, – сковорода не поднимается.
Я:
– Дай мне – может, у меня тоже дар, попробую.
Она дала, мне. Я даже обиделся.
А сынишка мой так дома и сидит.
Я уже, чтобы его перед соседями не позорить, маты написал на всю стену. Но на моего даже не подумали – всё к тому пошли, из тринадцатой.
Везёт же людям: дети, как дети, а у меня..
Робот
Серёга мой – вот гад, а ещё друг называется – позвал меня к себе на работу.
– Помоги, – говорит, – у нас директор сошёл с ума: приказал сделать робота, чтоб как японский был. И ходил, и разговаривал. Иначе, говорит, уволю. Я три года бился, всё сделал – и голову, и руки, и даже ноги. А внутри ничего не получается. Сколько микросхем не вставлял – ничего. Или поёт, или новости рассказывает.
– А ты где эти схемы брал?
– Ну где-где: одну из радиоприёмника, другую с телевизора. – И что теперь делать будешь?
– Да есть у меня один план. Понимаешь, ты мне нужен в качестве робота.
– Ты что, меня хочешь в него засунуть?!
– Да нет, ты не пролезешь. Я просто хочу кое-какие кнопочки к тебе приделать и перекрасить тебя. А так ты во всём подходишь – ты ж весь квадратный – и плечи, и голова.
Я согласился. Раздели меня, перекрасили, кнопочки приделали. Стою. Директор Серёгин приходит и на меня:
– Это кто?
– Робот, – отвечает Сергей.
– Да?! – удивился директор. – И что – он, как японский, всё может?
– Ага!
– Ну-ка проверим, сколько будет 5+5?
Я:
– Дайте калькулятор.
Директор:
– Он что, сам считать не может?
– Да это у нас пробная модель, мозг несовершенный. А так он всё может, – вступился за меня Серёга.
Полчаса я как дурак доказывал, что всё могу: и пол подметал, и плясал, и песни пел. А этот гадский директор радостно:
– Ну, раз он так всё может, я его к себе домой заберу. А то я дома редко ночую, жена уже ругаться начала. Так пусть он вместо меня побудет.
– Щас, – кричу, – разогнался!
– Ого, – удивился директор, – чего это он?
– А вы его не смущайте, а ставьте конкретные задачи, что вашей жене от него нужно.
– Задача одна: дом охранять.
– Это что, вместо собаки?
– Нет, вместо меня.
Я кричу:
– А если воры?!
– Прогнать.
– А не уйдут?
– Тебя увидят – испугаются.
– А если любовник?
– Чей?!
– Жены.
– А, нет, этого точно не будет. Ты, кстати, если воры тебя не испугаются, жену им выведи – вмиг разбегутся.
И уже к Серёге:
– А как он управляется, этот твой робот?
– Да никак, практически.
– А чё это за проводок такой?
– Это чтоб он лучше думал.
– А чё-то я не заметил, чтоб он думал, – может, проводок сгорел?
– Да нет, его просто подключили не к голове.
– А это что за рычаг?
Я кричу:
– Стоп-кран!!
– А это что за кнопочка?
– А вы нажмите.
Он нажал – я ему как дам в глаз. – Ой, бьёт!
– Ещё бы, 220, а он не заземлён.
– Так заземлите.
Серёга, идиот, мне на голову горшок с геранью – бац. Я:
«Ёклмн!» Директор:
– Это чё?!
– Алфавит.
– А я думал, матерится.
– Ну что вы, мы ему культурный запас слов ввели.
– А кто вводил?
Серёга:
– Я.
– Ну тогда точно матерится. Нет, я такого не приму и премию не дам. Он у тебя какой-то недоделанный. Брак. Вези на свалку.
Тут я раз чё-то от обиды крикнул: «Сволочь!» и двинул директору в лоб.
Он сильно удивился и стал икать. Потом через минуту начал приходить в себя, решив видимо, что ему показалось. На всякий случай, чтобы удостовериться, он стал рассматривать меня снизу вверх. Когда он дошёл до рук, икота возобновилась, так
как мои руки держали его за плечи. Тут Серёга сообразил, что пришла его очередь, и ласково прошептал, указывая на меня:
– Обиделся! Он у нас электронный. Чуть что не так – сигнал пошёл, и всё.
– Что всё?!
– Ну всё. А тут вы его ещё и браком обозвали, на свалку захотели, у него вообще всё могло перегореть. Замкнёт, и точка.
Я думаю, надо Серёгу поддержать – взял и руки с плеч переложил на горло. Директор даже икать перестал.
А Серёга ему: «Вас спасти может только приёмка, так что придётся подписать. Протягивайте скорее руки, пока не протянули ноги».
Директор дёрнулся, подписал скорее и на меня уставился. Ждёт. И я жду. Серёга ему: «Простите, заело» – и как даст мне по голове. Тут я нехотя руки разжал. Директор помчался, пятки засверкали.
А Серёга меня похвалил. Премию его мы на двоих распили и прогуляли неделю. Серёге теперь не страшно. Ему теперь никто слова грубого не скажет – меня боятся: а вдруг опять замкнёт? А тут Серёга говорил, к ним японцы приезжают – на меня посмотреть, так что я снова буду Серёгу выручать.
Друг всё-таки.
С женщинами одни проблемы
– Да, с женщинами одни проблемы! – пробормотал Синицын, вернувшись с работы.
«Угу», – молча заметил Синицын-младший, потирая синяк под глазом и вспоминая, что поставила его Ленка, потому что он дёрнул за косички Светку.
«Мне бы ваши проблемы!» – проворчал дог Джек, заглядывая под диван, где упитанная Люська кормила четырёх маленьких щенят.
– Всё, завтра я ей выложу всё, что о ней думаю! – резко махнул рукой Синицын.
«Да, придётся завтра весь день дёргать Ленку, а то точно разлюбит!» – подумал Синицын-младший, пытаясь вытащить шатающийся зуб.
«Что-то они быстро растут», – с удивлением подумал Джек и пошёл облизывать свою пустую миску.
«Интересно, а на какие деньги она купила новое колечко?» – внезапно нахмурился Синицын, разглядывая себя в зеркале.
«Странно, вот почему все щенки чёрные, а у одного ухо рыжее?» – не давала покоя подозрительная мысль Джеку, и он сравнивал цвет уха с бульдогом Клином.
«Куда это Ленка пошла,? Если к Серёжке, – убью обоих!» – выглянул с балкона Синицын-младший, и, чтоб показать, что он ее её любит, прокричал:
– Ленка – дура!
Ленка оглянулась, подобрала камень и, ловко размахнувшись, попала Синицыну-младшему в лоб.
«Любит!» – зарделся Синицын-младший, и все встрепенулись.
«Надо поехать к ней и сделать предложение!» – решился Синицын-старший, и вскоре за ним хлопнула входная дверь.
«Пойду стукну Серёжку на всякий случай», – направился на улицу Синицын-младший.
«А всё-таки мой!» – подумал Джек, облизывая рыжее ухо.
В шкафу
– Ой, здравствуй, Коль, что-то ты сегодня так рано.
– Да это майор, Кирилл Петрович, пингвин безмозглый, заколебал.
– Ой, Коль, ну не надо так о начальстве!
– Да плевать я хотел на это начальство! Идиот! Тьфу ты, блин, пуговицу заело! Крыса штабная!
– Коль, это некрасиво.
– А орать на меня красиво? Копайте здесь яму, поглубже копайте. Да я б ему её с колодец вырыл, только б он туда свалился!
– Коль, ну я понимаю: ты расстроен, но ты же не по правде это желаешь.
– Да если б мои мечты сбылись, я б ему такого нажелал! На, подворотничок смени. Ух, если б он мне где попался, я б ему!
Козёл лысый!
– Коль, ну не такой уж он и лысый, что ты к нему привязался! – Это не я к нему, а он ко мне, чтоб ему рога кто поотшибал!
– Коль…
– Что «Коль»? Умник хренов: то не так, это не этак!
– Коль, дай я форму повешу, а ты иди кушать.
– Что я, сам до шкафа не дойду? Ой, добрый день, Кирилл
Петрович…
– Ну вот, я тебе намекала-намекала… – Клава, неси скорей топор!
– Коль! Посадят!
– Николай, я, пожалуй, домой пойду.
– Нет уж, постойте-постойте! Клава, ты где там?
– Коль, я тебя в звании повышу, правда, Коль.
– Ну ладно, Клава, неси бумагу! Пишите: «Я, Кирилл Петрович Баженов, пользуясь служебным положением, взял у Николая Сергеевича Андреева 10 000 долларов, что обязуюсь вернуть по первому требованию», подпись. Всё? Дай проверю.
– Коль, у меня нет таких денег.
– Ну так а я ж пока и не требую. Будем друг с другом помягче – глядишь, обоим легче жить станет, вы со мной согласны?
– Конечно-конечно.
– Ну всё тогда, идите. Да, про звание уж, пожалуйста, не забудьте.
– Ну что ты, как можно!
– Ну и ладненько. Клавка, закрой за дорогим гостем дверь.
– Закрыла.
– Ну ты, Клавка, и дура. Я тебя просил генерала привести, а ты?!
– Он не захотел.
– Ну ничего, сейчас Кирилл Петрович слух пустит – как мухи на мёд полетят. – А что ж он так?
– Так не дурак же – зачем одному страдать? Глядишь, скоро генералом стану.
– Умница ты моя!
– Ну так если б твой папа меня так не поймал, я бы до сих пор дураком жил. А я его так ни разу и не поблагодарил.
– Ну, Коль, кто старое помянет.
– Да ладно-ладно, шучу я, пошли ужинать.
Баня
– Ну, Наташенька, чтобы я с тобой ещё хоть раз попёрлась в баню! Даже не надейся!
– А кто ж знал?
– Кто ж знал, кто ж знал… Пора бы уже и подстраховываться – не в первый раз собрались!
– Да я же в баню ничего не брала, настойку медовую только.
– И я об этом. С настойки твоей это всё и началось! Ты её на чём настаивала, на мухоморах?
– Нет, на коньяке.
– Где ты рецепт-то такой взяла? У деда-самогонщика?
– Косметолог посоветовала. Хорошо воздействует на кожу.
Я же не знала, что она так воздействует.
– А я тебе говорила, что у меня кожа чувствительная! Я, когда жирного поем, сразу кожа лоснится. Видимо, жир наружу выходит. Но я же не знала, что бывает обратный эффект – так сказать, процесс осмоса!
– А ну дыхни! Не выветрилось ещё, что ли?
– А смысл – ртом дышать? Я же не ртом пила! Я же вообще не собиралась пить! А всё ты со своей настоечкой! А у меня кожа тоненькая, чувствительная – мне много не надо!
– Да тебе и через рот немного надо! А что ж ты в свою чувствительную кожу два литра настойки вмазала-то, а?
– Вот я бы тебе сейчас вмазала! Это ж ты бубнила: «Надо всю использовать!»
– Мне косметолог сказала, что после открытия баночки второй раз уже использовать нельзя. Я ей ещё припомню это!
– А она при чём? Она же тебе конкретно сказала: баночки! А ты чего три литра закатала?! Она тебе какой рецепт дала? Может, ты там чего-то не в тех миллилитрах отмерила?
– Да какой там рецепт? Там просто пропорция: на две части мёда одна часть коньяка.
– То есть если я правильно поняла, то на сто граммов коньяка надо двести мёда?
– Наверное.
– В смысле – наверное?
– Ну, у меня в школе с дробями не очень было. Я к соседу зашла, спросила: как это? Он мне и показал.
– На чём он тебе показал – на пальцах?
– На трёхлитровой банке.
– Так ты хоть принцип поняла?
– Принцип – да, но только на этой банке.
– Видимо, выветривается. Холодно становится. У меня уже мурашки по голове побежали.
– Ага, тебе хорошо. На тебе хоть шапка шерстяная, а на мне – одна косыночка.
– В том-то и дело, что на мне тоже только одна шапка! Где мы хоть находимся?
– Судя по обстановке, в приёмной психбольницы.
– А, ну это нормально, меня тут все знают, скоро нас отпустят. Что ты отодвигаешься? Ты забыла, что я в фармфирме работаю, лекарства мы им возим? А ты точно уверена, что мы именно в приёмной? Как-то уж больно на палату интенсивной терапии смахивает.
– А что это за палата?
– Для буйных, Наташенька, для буйных!
– Ладно, ладно, не заводись ты, ничего же пока не случилось.
– Так, давай определимся: «не случилось» или «не помним»?
Расстояние от одного до другого огромное!
– От чего?
– От твоей бани на даче в Павловске и центральной психиатрической больницы в Санкт-Петербурге, Наташа!
– Добрый день, Светлана Юрьевна! Как отдохнули? – вошла в палату зав отделения.
– Вы знаете, Елена Павловна, хотелось бы, чтобы вы нам это рассказали.
– Ну, мы-то много рассказать не можем: нас к электричке на Казанском вокзале вызвали.
– Это в Москве?
– Да, представьте себе.
– Что-то я боюсь себе это представлять.
– Ну, там ещё частично в протоколах написано… – Нас хоть не посадят-то?
– Не посадят. Мы вас, если можно так выразиться, взяли на поруки.
– Вы знаете, это так неожиданно получилось.
– Поверьте моему опыту: к нам обычно все неожиданно попадают.
– А может быть… ну, по старому знакомству вы нас уже отпустите?
– Может, и отпустим. Но вы нас тут так зазывали к себе на дачу. Шашлык и баньку обещали. Настоечкой на меду заманивали.
– Я бы побоялась ещё раз мазаться этой настоечкой .
– Ну, вы-то можете и не мазаться. А мы что, не люди совсем? Мы тоже отдохнуть хотим! Вон какие вы – румяненькие, свеженькие, голенькие. За версту чувствуется, что хорошо отдохнули!
– Но у нас там уже почти ничего не осталось.
– Это как это – не осталось?! – встрепенулась Наташка – Я четыре банки закатала!
С новым годом!
Дорогие друзья, скоро пробьёт двенадцать и наступит Новый год. Давайте же встретим его за столом. Я сказал «за столом», а не «под»!
Марья Филипповна, отползите от ёлки. Что вы под ней ищете? Подарки? Какие подарки, откуда им там взяться? Вы в детстве находили? Надо же, вы, с вашей памятью, ещё помните детство? Или вы в него уже впали? Подарков у нас не будет. Мы выдали вам премию. Да, вы на неё ничего не купите, но согласитесь, что, по сравнению с вашей зарплатой, это подарок. Дед Мороз? Он будет – будет вам показывать стриптиз. Да, а Снегурочка выскочит из торта. Сядьте.
Я хочу сказать тост… Я уже двенадцатый говорю? Неправда, я ещё и одного не успел договорить, только начну «Давайте выпьем…» – ну вот, все уже выпили.
Анна Степановна, поднимите голову от салата! Я знаю, что огурцы полезны для лица, но там ещё и уксус.
Татьяна Андреевна, перестаньте раскачивать ёлку, зачем вам эта звёздочка? Хотите на грудь повесить? На какую? Пётр Петрович, снимите Татьяну Андреевну с ёлки! Ну и коллектив, с вами отметишь!
Вам хорошо, а меня ещё дома ждут. Вас уже не ждут? Так правильно, пятый год встречаем с тридцать первого по пятое.
Марья Филипповна, отцепитесь от Деда Мороза! Какой стриптиз, я пошутил! Вы посмотрите на него, ему ж под шестьдесят – что он вам может показать? Я понимаю, что для вас он ещё мальчик, но здесь же есть ещё и мы.
Ой, ну здрасьте, Стёпа, ты чего весь торт расковырял? Снегурочку ищешь? А лупу ты взял? Зачем? Ну, если ты в этом тортике её найдёшь, без лупы не рассмотришь.
Что вы ещё хотите увидеть, Марья Филипповна? Бабу Ягу?
Пойдите посмотрите в зеркало.
Так, стоп! Деду Морозу больше не наливать – ему уже хватит. С чего я взял? По носу вижу. Нет, нос у него не красный, а фиолетовый. Прямо как лицо Натальи Львовны.
Ну что, что вы хотите, Настенька? Танцевать? Танцуйте, но не кружитесь так – может затошнить. Вам хорошо? Зато мне не очень.
Фёдор, прошу вас, возьмите эту ведьму, Марью Филипповну, и привяжите к креслу. Если хотите, можете поджечь.
Паша, можно тебя на минуточку? Чем от тебя так пахнет? Новый одеколон? Паша, ты когда-нибудь был на свиноферме? Нет? Побывай – тебе понравится.
Дед Мороз, что вы носитесь как угорелый? Борода горит? Ну так скорей снимайте, давайте я вам сдёрну. Ты что дерёшься?! Борода своя?
Так, что за вспышка, кто снимает? Ты что, собираешь компромат?
Ну что ж, друзья, сейчас забьют часы – давайте чокнемся!
Петров, ты уже чокнулся? Я давно догадывался, что ты идиот. Все подняли бокалы? Смирнов – нет? Поднимите Смирнова!
Ну вот, я хочу выпить за… а, я просто хочу выпить. За нас, ребята! С Новым годом! Будьте счастливы!
Плаванье
– Так, голубчик, я думаю, плаванье – не ваш конёк. Вы, когда к бортику с такой скоростью подлетаете, хоть руки вперёд выставляйте, а то вы мне своей головой его скоро проломите!
– Я не могу руки выставлять – я ими гребу!
– Вот и я вам говорю: гребите отсюда.
– Вы меня оскорбляете?
– Что вы, просто предлагаю записаться на греблю.
– А я не хочу туда.
– Но, милый мой, что вы нашли в плавании?
– Мне нравится прыгать с вышки.
– Да кто вам не даёт, только не хватайтесь за других спортсменов.
– А я один боюсь.
– Тогда хватайте хотя бы за плечи, а не за резинку. Мне, конечно, хорошо, наш бассейн стал самым посещаемым, но спортсмены жалуются: вы им уже все плавки перервали.
– Я больше не буду.
– И я вам об этом говорю: плывите к выходу.
– Ну хорошо, я не буду больше прыгать с вышки с вашими спортсменами.
– А это и не надо – они сами уже передумали прыгать с вышки.
– Тогда в чём проблема?
– В вас.
– Но мне нравится плавать.
– А мне не нравится вас вытаскивать. Предупреждаю: ещё раз пойдёте ко дну – вытащу только за сто долларов.
– А если я сам всплыву?
– Как вы плаваете, то всплывёте через сутки.
– А я круг возьму.
– Хватит с меня вашего водолазного костюма! И кто вас просил в прошлый раз Сидорчука за ноги хватать?
– Так я чтоб он получше в воду вошёл.
– А он чуть назад на вышку не запрыгнул. Прошу вас по-хорошему: плывите отсюда!
– Но я же деньги заплатил!
– Скажите спасибо, что Сидорчук полметра до вышки не долетел, а то бы вы ему всю жизнь за инвалидность выплачивали. В общем, всё, голубчик, плывите домой, огорчите жену. А то она мне через каждые пять минут звонит, спрашивает: не утонул ли её драгоценный? Так что передавайте ей привет и скажите, что её надежды не оправдались.
– Но послушайте…
– Мне надоело вас слушать – и так, пока я с вами тут трепался, двое чуть не утонули. Хорошо, один догадался на плечи другому встать. Кстати, не ваши знакомые?
– Нет, но если вы меня сейчас выгоните, я всем своим друзьям порекомендую вас как лучшего тренера.
– Хорошо, берите круг, плывите на седьмую дорожку.
– Спасибо, тренер, вы настоящий друг!
– Плывите уже, семь футов вам под килем! Так, освободить седьмую дорожку – там Комаров будет плавать!
– Да зачем? Пусть остаются.
– А затем, что если вы тонуть начнёте, чтоб не соблазнились помочь.
– Выплыть?
– Утонуть!
– Так я же круг надую.
– Так они же могут сдуть. Так что плывите, пока я слежу.
– За мною?
– Нет, за ними. Плывите уже, у вас полчаса осталось.
– А что потом? Воду спустят?
– Ага, на вашей дорожке! Время ваше по абонементу наконец закончится.
– Ой, так я поплыл.
– Чтоб ты не выплыл… тьфу, полного тебе штиля, Ихтиандр ты наш!
