Надежда Веселовская
Две Елены
4
Охранник ни о чем Ленку не спросил, может быть, потому, что Фаина Львовна отвлекла его шумным приветствием. Вместе с так называемыми коллегами, ручейком текущими на второй этаж, Ленка благополучно достигла конференц-зала. Впереди на возвышении находилась сцена со стойкой для оратора и неровной линией массивных кожаных кресел. Из таких же кресел в несколько рядов состоял небольшой зал, обрамленный сзади крупными растениями в кадках.
Ленка села в последний ряд, под разросшимся фикусом, корявые ветки которого оказались прямо над ее головой. Это создавало иллюзию защищенности. По своей сути Ленка до сих пор была, как выражалась ее прежняя классная руководительница, представителем коренного народа. То есть дикарем, случайно угодившим на собрание высшей касты. Дикарь, вынужденный косить под миссионера, которого в любую минуту могут разоблачить… В таких условиях зеленые листья над головой воспринимались частью родных джунглей: за ними можно укрыться, из-за них можно выглядывать, а в случае чего можно нырнуть в их спасительные заросли…
Между тем вокруг рассаживались учительницы, преимущественно молодые и средний возраст. Пожилых, кроме Фаины Львовны, не было, или они как-то терялись. Изысканные, состязающиеся в моде юбки и сарафаны цвели среди респектабельных брючных костюмов с пышными блузками и дорогими украшениями на отворотах. Нарядная публика переговаривалась с улыбками, когда искренними, а когда натянутыми, – из-под листьев фикуса это было заметно. Конечно, здесь, как в каждом коллективе, существовали свои симпатии и антипатии, свои течения и группы. Вникать во всё это Ленка не собиралась: она пришла сюда на один, в крайнем случае на два раза. А там уже оклемается Елена, и всё пойдет своим чередом…
– Уважаемые коллеги, прошу внимания!
На сцене появилась хрупкая старческая фигурка в невыразительном сером костюмчике и с шалью на плечах (приятная деталь, заключающая в себе некоторое сходство с Еленой). Возраст ораторши можно было определить в районе от шестидесяти до восьмидесяти. Голос ее звучал надтреснуто – а как еще в такие-то годы? – однако задорно, словно слегка поломанный, но всё-таки звонкий колокольчик. Когда ораторша чуть склоняла голову, становилась видна ровная ниточка пробора в ее серо-седых кудерьках. Таких учительниц обычно показывают в довоенном кино – но чтобы сегодня…
Ленка набралась храбрости и, подавшись вперед, шепотом спросила:
– Скажите пожалуйста, это директор? К ней обернулись две нарядные, ярко накрашенные учительницы. Ленка даже почувствовала смущение за свое не тронутое косметикой лицо и потертые лацканы жакета. А эти словно на конкурс красоты… Одна сразу прыснула в ответ:
– Директор!.. Скажете тоже!.. Да это Кира Кузьминична!
Ленка смущенно задвинулась обратно под фикус. Она поняла, что чего-то не улавливает: ну, Кира Кузьминична, а почему она не может быть директором? Но в следующий момент смешливая соседка сама обернулась к ней:
– Новенькая?.. – Ленка кивнула. – Кира Кузьминична тут завучем рулит. С тех пор, когда нас еще на свете не было…
– А сейчас она тоже завуч?
– Не смеши меня, – отмахнулась собеседница, панибратски переходя на «ты». – То есть сейчас да, но только до слияния.
Тогда всю администрацию обновят. Божий одуванчик, сама видишь…
– Но пока, между прочим, расписание на ней, – вступила в разговор вторая учительница. – Как-то она умеет составлять. С ума сойти, даже без компа!
– Без чего? – не поняла Ленка.
– Без компьютера.
– Ты что, не знаешь, что такое комп? – удивилась первая. – Учти, у нас МЭШ – Московская электронная школа.
– И что надо делать? – не поняла Ленка.
– С луны свалилась… Всё через интернет: сценарии уроков, задания на дом, отметки в электронный дневник…
– А Кира Кузьминична?
– Ну, она, когда надо, тоже клавиши тыркает, но предпочитает по старинке – всё в своей голове. Сейчас ее оставили завучем, пока надо расписание составлять, а придет новый директор – на пенсию.
Ленка кивнула и опять откинулась под крупные продольные листья фикуса. Пока всё складывалось удачно: в этой школе ждут перемен, но, опять же, пока суд да дело… А для Ленки это «пока» – единственное, что ей нужно. На ее микроскопический век в этой школе хватит такой вот Киры Кузьминичны, похожей на кузнечика. Да оно и звучит похоже: куз-нечик, Куз-минична… Этой старушке, воспитанной на доверии к коллегам, конечно же, не придет в голову сверять чьи-то документы. А когда здесь появится продвинутый и жесткий, как везде сейчас, директор, Ленки уже след простынет.
– Всему на этом свете приходит конец, – словно подтвердила со сцены Кира Кузьминична. – Вот и наш летний отдых закончился. Я вижу вас всех отдохнувшими, посвежевшими и помолодевшими. Очень красивыми, да… Наверняка уже соскучились по нашей работе?
– Соскучились, как конь по хомуту! – выкрикнула со своего места Фаина Львовна, еще один экземпляр отживающего школьного мира.
Кто-то засмеялся. Кира Кузьминична покачала старомодными кудерьками по обе стороны пробора:
– Шутка – хороший почин. Но на одних шутках далеко не уедешь. Ни для кого не секрет, что нам предстоит слияние…
Зал затих в ожидании: не прозвучит ли сейчас какая-то важная информация. Но Кира Кузьминична неожиданно повернула разговор по-другому:
– А чего в жизни не бывает – может, не только начнем, но и закончим учебный год в родных стенах!
И она бросила панибратский взгляд по сторонам, словно переглянулась с этими самыми стенами.
– А может, еще и обучим здесь пару выпусков! – залихватски подхватила Фаина Львовна. – А что? С первого по одиннадцатый класс – всего-то двадцать два годика…
И все прыснули, потому что и вправду вышло смешно. Даже Ленка чуть усмехнулась.
Кира Кузьминична с доброй, немного расслабленной улыбкой оглядывала свою аудиторию, словно снисходительная учительница расшалившихся во время урока детей. Действительно, все в зале, кроме разве что неугомонной Фаины, были младше ее минимум на поколение.
– Вашими бы устами… Но если серьезно, отсрочить слияние могут только особые успехи нашей школы. То есть отличная успеваемость и блестящие инновации. Это наши первоочередные задачи…
В зале задвигались, заерзали в креслах. Ленка поняла, что «первоочередные задачи» звучит для аудитории примерно так же, как для нее постоянный теткин припев: «И когда ты только на работу устроишься!»
– Вначале об успеваемости. Тут мерило наших успехов – государственные экзамены. Лариса Артуровна, ознакомьте, пожалуйста, педагогический коллектив с результатами ОГЭ и ЕГЭ.
На сцену поднялась плотная стройная брюнетка среднего возраста, с короткой стрижкой, в облегающем брючном костюме. Модные очки на цепочке свисали ей на грудь. Комментируя побежавшие по экрану цветные диаграммы, она чуть покачивалась на носках, словно змея на хвосте. Это впечатление закреплялось ядовитыми замечаниями о провалившихся на ЕГЭ выпускниках: «Лентяи получили по заслугам», «Потеряли год, пусть работают это время дворниками, если их возьмут, или с гастарбайтерами на стройке…»
Ленке самой когда-то много крови попортили ОГЭ и ЕГЭ. Правда, учителя были к ней как раз доброжелательны, не то что эта змея очковая. «Тебе надо повторить иррациональные числа», – советовала математичка, а Ленка внутренне замирала: в разверзшихся перед ней математических дебрях всё как есть казалось иррациональным. «Приходи на дополнительные», – приглашала русачка, и в Ленкином сознании возникала еще одна жуткая картина: сидят они после уроков в душном классе, учительница объясняет, а ее слова летят мимо, не попадая в мозг. «Поняла, Лена?» Она была вежливой девочкой и свою тупость предпочитала скрывать: «Да, Наталья Петровна». – «Точно поняла?» – «Да, спасибо, Наталья Петровна». А в голове одна бьющаяся, как птица, мысль: только бы не дали какой-нибудь проверочный тест, который покажет – ничего-то она не поняла. Такое положение дел обозначилось в старших классах. Раньше она долгое время училась без троек…
Теперь-то стало ясно, что виной всему был обрушившийся на пятнадцатилетнюю девчонку стресс. Заболела мама, главная радость и опора Ленкиной жизни. До сих пор все жизненные невзгоды они выносили вместе… А какие тогда у нее были невзгоды? В первую очередь тетка, мамина сестра, с которой и в квартире которой они жили. С теткой всегда было нелегко. Мама дала установку реагировать на нее внешним послушанием, внутренним смешком. Выполняя все нелепые теткины требования, принимая незаслуженные попреки, мать и дочь украдкой обменивались летучими улыбками: «Вот завелась-то!.. А мы ничего, нас не сбить…» И сразу становилось легко.
Тетка претендовала на то, чтобы не только в квартире, но и в семье, в их маленькой женской семье из трех человек, быть главным лицом. Но уж тут-то они прекрасно знали, кто главный: для Ленки это была мама, а для мамы Ленка. Тетка, конечно, чувствовала, что ее дурят, но как разворчишься, если вокруг солнечные зайчики улыбок да скорое согласие на все твои чудачества? Конфликты гасли, не успев как следует разгореться. А для Ленки трудная семейная ситуация оборачивалась своеобразной игрой, в которой на равных с ней участвовала мама. И это примиряло со всеми трудностями.
Когда в их жизни разразилась болезнь, игра резко оборвалась. Ленка стремилась теперь только к маминой постели, потом в больницу. На тетку, которую ухудшение жизни сделало еще более противной, она уже не обращала внимания. А впереди маячили ОГЭ и ЕГЭ…
Они-то как раз не стоили переживаний, душевных сил. Но это стало ясно задним числом. Ленка кое-как сдала экзамены: может быть, подсознательно выплыло в уме то, что от общего стресса казалось неусвоенным. В общем, обошлось, зря она замирала от ужаса. К любой проблеме следует относиться без эмоций, не дрожать над ней день и ночь. Лучше оставаться невозмутимой: накатила волна – сделай что можешь для своего спасения, а уж дальше как выйдет.
Вот и сейчас сидит она на педсовете: практически аферистка, без жилья, без работы – и ничего, дышит себе ровно.
Но всё это не относилось к тому, что случилось вскоре после благополучно сбытых экзаменов. Через месяц ее накрыло такой волной, из которой уже не вынырнуть. И она утонула в ней – нежная, чувствительная Леночка, мамина дочка. Вместо нее на свет появился другой человек – одинокий, стойкий, безрадостный, словно закаменевший внутри. Казалось, это состояние навсегда. Но вот встретилась в жизни Елена номер один и стала размораживать Ленку, поворачивать ее опять к чувствам и надеждам…
5
Между тем в окружающем пространстве произошли изменения. Лариса Артуровна со змеиной грацией спускалась со сцены, а на ее место направлялся следующий оратор… но какой это был оратор, просто с ума сойти! У Ленки, никогда не влипавшей в истории с противоположным полом, (биологический отец ее ребенка не в счет), просто дух захватило. И как она не заметила этого человека раньше: наверное, он появился, когда она сидела под прикрытием фикуса и старалась затеряться в его мясистой прохладной зелени.
Крупная фигура с выпирающей грудью, ястребиный нос, чуть прищуренные серые глаза под разлетающимися бровями – таков был облик следующего оратора. Волосы отливали рыжим, а сросшаяся с бакенбардами бородка песочно желтела, как шкура царя зверей. Вообще, ко всему его облику подходило слово «золотой», вмещающее в себя и отблеск волос под проникающим в зал солнышком, и неоднозначную искорку во взгляде, а также общее ощущение высокой цены этой человеческой личности и, что уж хитрить, мужского экземпляра. Когда-то Ленка смотрела фильм про древних германцев, так вот он был очень на них похож, только без рыжих кос по обе стороны загорелого мужественного лица. Ну и отсутствовало свойственное викингам выражение свирепой тупости. Вместо нее – уверенность в себе, явный интеллект и что-то еще, пока не разгаданное. А мощная грудь, не хуже древнегерманской, распирала летнюю рубашку с короткими рукавами, так что казалось – легкие пуговички брызнут сейчас во все стороны.
– Что, хорош наш Вещий Олег?
Это опять вылезла неугомонная Фаина Львовна. Ленка обернулась посмотреть, кому адресован вопрос, и с ужасом поняла, что язвительная старуха глядит прямо на нее. Если бы из острых глаз Фаины протянулись зрительные лучи, они бы уперлись аккурат в Ленкину быстро краснеющую физиономию. Да, она загляделась на Вещего Олега и не подумала, что ее восхищение может быть заметно. И она была слишком честной для того, чтобы делать вид, будто ни при чем. Вместо того чтобы невозмутимо смотреть сейчас прямо перед собой, Ленка вспыхнула жарким румянцем, как человек, застигнутый на месте преступления.
Весь зал обернулся назад, с любопытством глядя на новенькую, которая так опростоволосилась. Все радовались происшествию, разнообразившему рутину педсовета. Одна Кира Кузьминична бросилась на выручку той, которую застали врасплох. Божий одуванчик, как ее называют, отставшая от жизни, а вот оказалось, самый лучший здесь человек, ценный именно по-человечески. Но и она действовала неверно: вместо того чтобы отвлечь аудиторию, стала, наоборот, задерживать общее внимание на Ленке:
– Минутку, Олег Ильич! Я хочу представить коллективу нашу новую коллегу. Прошу любить да жаловать – учительница ОРКСЭ в четвертом классе Кузнецова Елена…
– Ивановна, – поскорее подсказала Ленка, угадав в Кириной заминке желание вспомнить какое-то небывалое отчество. И она хорошо знала, какое именно…
– Да-да, Ивановну. То есть… Нет, конечно, Ивановну, простите, что я сразу не вспомнила…
Эта заминка позволила Ленке встряхнуться. Не время раскисать, ведь кроме неловкости и смущения есть еще их с Еленой тщательно разработанный план. Сейчас, от этого глупого случая, он становится еще более рискованным. Нельзя пропадать со стыда, когда их с Еленой вот-вот разоблачат! Надо каким-то образом спасаться…
– Пожалуйста, Елена Ивановна, расскажите немного о себе.
Весь зал, выворотив шеи, смотрел на последний ряд, где в тени фикуса сидела новенькая. Вот она поднялась с кресла. Если бы еще знать, что говорят в таких случаях…
Кира опять устремилась к ней на помощь:
– Елена Ивановна – специалист сравнительного нового направления – модуля Православной культуры в рамках Религиозной культуры и Светской этики. Итак, несколько слов о себе…
Несколько слов, когда каждое из них, если не продумать его заранее, может погубить Ленку и, главное, Елену! А продумывать некогда. Но и молчание смерти подобно, сейчас Фаина скажет что-нибудь язвительное или кто-то другой задаст вопрос, на который у Ленки нет ответа.
Отмалчиваться больше нельзя. Дикарь, предпочитавший до сих пор прятаться, распрямился, глядя в лицо опасности:
– Я буду вести в четвертом классе предмет ОРКСЭ – Основы религиозной культуры и светской этики. Родители выбрали Православную культуру, потому что в ней душа нашего народа…
– Ну да, в России живем, – кстати поддакнула одна из учительниц.
– Я понимаю, как это важно, – окрепшим голосом продолжала Ленка. – Я постараюсь делать свое дело хорошо… (То есть прикрывать собой Елену, пока она не сможет вести уроки.) У детей особое восприятие, их нельзя гнуть, как пластилин! И если на уроке нет общего действия, то начинается саморазвлечение: возня, телефоны, бумажные голуби…
Больше она не могла ничего вспомнить из их последней беседы на больничных койках. Но для доброй Киры этого оказалось достаточно.
– Понятно, Елена Ивановна! Конечно, предмет у вас непростой, тут надо постараться. И если что, все мы рады вам помочь. Я правильно говорю, товарищи?
Большинство «товарищей» выразили согласие, хотя это была, как поняла Ленка, чистая формальность. Зайди речь о настоящей помощи, эти люди не захотят тратить на посторонних своего времени и своих усилий. Конечно, кроме Киры, оговорившейся в обращении к коллегам: ведь слово «товарищи» сейчас не употребляют. Но завуч воспитана на принципах, требующих подставить, когда надо, плечо товарищу. Жаль, что Кира, а вместе с ней и прежняя идеология доживают в школе последние дни…
Не помня себя, Ленка плюхнулась на место. Кажется, она не сказала ничего такого, что могло бы их с Еленой выдать. Прохладные листья фикуса чиркнули по ее горячим от прилива крови щекам.
– Спасибо, Елена Ивановна. После педсовета подойдите ко мне, надо кое-что обсудить…
Так значит, еще не всё! Расслабляться, выходит, рано. Но, с другой стороны, если бы Кира что-то заподозрила, ее лицо не лучилось бы сейчас такой откровенно доброй улыбкой. Ведь не садистка же она, чтобы радоваться чужой беде, как, скажем, Лариса Артуровна, смакующая чей-то провал на ЕГЭ…
– А сейчас я предоставлю слово еще одному новому педагогу – Александре Витальевне Шаховской. Она будет вести в средней школе ИЗО. Прошу вас…
Впереди поднялась стройная, как тростинка, русоволосая девушка с перекинутой через плечо косой. Учитель ИЗО Александра Витальевна сама просилась на полотно, изображающее природный пейзаж: где-нибудь у ручья или на опушке светлой рощи. И подпись под картиной: «Тургеневская девушка двадцать первого века». Вот уж точно тургеневская, тут даже Елена отдыхает…
– А какой институт вы заканчивали? – откровенно любуясь новенькой, спросила Кира.
«Как хорошо, что она не спросила об этом меня!» – мелькнуло в Ленкиной голове.
– Строгановку. – Голос у девушки был струящийся, под стать ее чуть поблескивающей, словно переливающейся косе. – У меня диплом с отличием. А в школе я буду работать первый год. – Александра Витальевна подняла глубокие, как чаши озер, немного встревоженные глаза. – Я, конечно, боюсь, но ведь когда-то надо приступать…
– Дорогу осилит идущий, – прокомментировала Фаина Львовна и тут же фыркнула непонятно над чем.
– Мы поможем, – заторопилась словно очнувшаяся Кира, с отсветом грустного восхищения в глазах. Грусть, вероятно, шла от осознания, что Александра Витальевна вряд ли задержится в школе, а если задержится, то неизвестно, будет ли это для нее хорошо. Ведь школьный мир вполне может обломать эту иву над водой.
Между тем Вещий Олег, как назвала его языкастая Фаина, неподвижно простоял несколько минут на ораторском месте, с ласковой, чуть насмешливой улыбкой ожидая внимания к себе. Крупная фигура, распирающая рубашку грудь, волосы с рыжеватым отливом, прищуренные серые глаза – всё это отнюдь не вязалось с обстановкой школьного педсовета.
– Вещего Олега забыли! – всплеснула руками Фаина Львовна. – Он, бедный, стоит себе на холме, пока девицы лезут вперед. А что ему делать – рыцарь!
– Почему на холме? – поинтересовался кто-то из зала.
– Потому что на возвышении! Возвышен! У него вид, как на холме средь чистого поля, и море недалеко…
– Да уж, викинг, – согласились в зале.
– Начинайте, Олег Ильич, – предложила Кира. – Только я обозначу тему вашего выступления. – Она подошла к компьютеру, и на экране вместе «ОГЭ» – «ЕГЭ» возникла другая надпись: «Творческие разработки, инновации». – Это второе, что может спасти нашу школу как самостоятельную единицу, – подчеркнула Кира. – Пожалуйста, Олег Ильич…
Голос Вещего Олега оказался не гулкий, как можно было предположить, а скорее приглушенный. И еще он слегка шепелявил, что тоже воспринималось как неотъемлемая часть древнего викинга, осваивающего языки побежденных стран. Ленка подумала, что почти все женщины в зале – побежденные им страны, так или иначе, тайно или явно. Сама она тоже чуть не попала в их число. Ее спас шок, вызванный подначкой Фаины, а потом – страх разоблачения.
Викинг говорил о том, что детям для правильного развития не хватает культурологических кружков. В школе восемь спортивных секций, четыре коллектива ручного труда: всякие там макраме, икебаны и прочее. («Мы не прочее!» – выкрикнул из зала женский голос.) Вещий Олег с обаятельной улыбкой заметил, что не хотел никого обидеть. Однако, продолжал он, юная личность должна развивать не только моторику пальцев да еще, может, голову в кружках информатики, но также чувства, эмоции. Необходима связь с предками, с родной природой… Проникновение в глубину… Корневая система ценностей… Утомленная Ленка не стала вслушиваться досконально, она лишь отметила для себя – такое выступление наверняка понравилось бы Елене. Ведь это как раз ее внутреннее пространство: связь с предками, нравственные ценности…
Инновацией, способной, по мнению Киры, спасти самостоятельность школы, оратор предлагал считать свою культурологическую программу под названием «Дерево. Река. Человек». Он обещал оформить ее как авторскую, для чего нужно немало хлопотать, регистрируя данный труд в различных инстанциях. Однако, как здесь сегодня уже звучало, дорогу осилит идущий. Никто в зале не сомневался, что такому идущему, как Олег, дорога покорится безропотно. Пока же он хотел получить одобрение педсовета, что было первым шагом по этой дороге.
– Мы одобряем и поддерживаем, да, коллеги? – заторопилась Кира.
На этот раз она не оговорилась, правильно обратилась к залу. Коллеги шумно и равнодушно выразили свое согласие.
Красавец викинг, блестящий, как оказалось, не только внешностью, но и умом, сходил со сцены, ловко лавируя своим богатырским телом между попадавшимися на пути креслами. Верхняя пуговка его рубашки в самом деле отскочила…
Потом долго (Ленке показалось – целую вечность) обсуждали линейку, которая будет первого сентября: какой класс где встанет и как потом уводить детей в школьное здание. Всё это время Ленка гадала про себя, зачем ей надо подходить после педсовета к Кире. Особого страха она не чувствовала: старушка настолько доброжелательна, что не станет придираться, к тому же ее легко обвести вокруг пальца. Нехорошо, конечно, пользоваться возрастным преимуществом, тем более доверием хорошего человека, – но теперь ничего уже не изменишь. Назвался груздем, полезай в кузов. Наконец педсовет закончился. Учительницы вылезали из глубоких поскрипывающих кресел, одергивали подолы и, переговариваясь на ходу, вытекали в коридор. В отличие от Ленки, им сейчас предстояло разойтись по кабинетам и сидеть в школе до вечера. Возле Киры столпилось несколько человек, задающих вопросы:
– А когда будет расписание?
– Кира Кузьминична, мне нужен свободный день посреди недели…
– Скажите, а кабинеты занимаем по-прежнему, как в прошлом году?
Кира отвечала кратко и толково, вследствие чего окружавший ее народ вскоре рассосался. И тут медленно, словно боясь приблизиться, подошла Ленка.
– Елена Ивановна, – оживленно заговорила Кира. – Давайте обсудим. У вас один час в неделю: получать будете такие копейки, что сказать стыдно. И общения с детьми мало: забудут то, о чем шла речь в прошлый раз.
Не понимая, к чему она ведет, Ленка ждала продолжения. Помнится, Елена тоже сетовала, что Православная культура занимает всего лишь час в неделю. Понятно, это мало для любого предмета, тем более такого необычного. Но ведь учебная программа формируется в министерстве – разве можно ее менять?
– Поэтому у меня к вам предложение: не хотите взять еще девять часов продленного дня? Тогда вы и детишек будете чаще видеть, и заработаете побольше… Еще и нас выручите! У нас сейчас нет человека на продленку.
Первым движением Ленкиной души было крикнуть: «Нет!» Вторым – сказать то же самое тихо и вежливо, однако твердо. А в третий момент она вспомнила о Елене, безнадежно мечтавшей иметь эти самые продленные часы. Подруга на них почти не надеялась, считая, что, когда встанет с больничной койки, они уже будут заняты. И если Ленка сейчас откажется, их действительно отдадут кому-то еще, найдут в конце концов человека…
– Что тут думать, Елена Ивановна! Соглашайтесь. Детки у нас хорошие, а мы, если что, поддержим…
Она всегда хотела всех поддержать!
– Хорошо, – с усилием выдавила из себя Ленка.
– Вот и славно! Ваш предмет будет по средам пятым уроком, а продленка – в понедельник, среду и пятницу с часу до семи.
Так что через день сможете общаться с классом, а следующий день – свободны. Вы молодая, вам иногда и отвлечься надо от нашей школьной мороки.
Ленка благодарно кивнула. Вот нежданный подарок Иоанновне – лишние девять часов для ее бесценной Православной культуры! А сама Ленка безумно рада тому, что сейчас спустится по лестнице, откроет входную дверь и вырвется на свежий воздух. Будет захлебываться им, наслаждаться; кинется в привычный уличный мир, где можно, наконец, стать самой собой. А еще там деревья, едва начинающие желтеть, трава под ногами – природа… И золотые потоки света, так похожие на что-то приятно волнующее, что Ленка узнала совсем недавно… на солнечный облик Вещего Олега.
– Зайдите сейчас в административную часть к секретарю, – продолжала между тем Кира. – Она у нас кадровик по совместительству. Скажите ей, что мы с вами договорились на девять часов продленки.
Дополнительно. Елена Ивановна, что с вами?!
Оказывается, снова еще не конец! Природа, воля – всё это отодвинулось за опасный визит к человеку, заведующему кадрами. А кадры – дело серьезное: там паспортные данные, дата рождения, фотография… А Ленка так и не надела темные очки…
Стол, возле которого они с Кирой стояли, поехал куда-то вбок, в то время как потолок начал снижаться. Кира схватила стакан воды, приготовленный для ораторов, и плеснула из него Ленке в лицо.
– Садитесь, садитесь!
Кто-то из еще остававшихся в зале учительниц, проходя мимо, подвинул кресло, и Ленка рухнула в его прохладно-упругую кожаную глубину. Опять она, дура, делает всё не так. Не может держаться, не привлекать к себе внимания. Но отдел кадров после того, как всего минута отделяла ее от радости и свободы! И потом, она ведь беременная. Ее и на сохранение клали потому, что был обморок, а теперь вот, значит, опять…
– Дышите глубже, – хлопотала над нею Кира. – Дышите, дышите… Вижу по лицу, что вам уже лучше! Скорее всего, вы просто переутомились.
– С чего это она переутомилась? – вполголоса спросила выходившая из зала учительница свою подругу – ту, которая подвинула кресло. – Учебный год еще и не начинался!
– Мне тоже от педсоветов скоро плохо будет, – в дверях ответила подруга.
Они говорили непринужденно, совсем не заботясь о том, что их может слышать представитель школьной администрации. Киру здесь не принимали всерьез, и до назначения нового директора никто себя ни в чем не стеснял.
– Простите меня, – сказала Ленка, вытирая ладонью мокрое лицо. – Я что-то так, с непривычки…
К этому времени они уже остались в зале совсем одни.
– С непривычки, – повторила Ленка. Ей не хотелось обманывать душевного человека, но в этих словах обмана как раз и не было. Ленка действительно не привыкла к школьной обстановке, тем более не привыкла притворяться, выдавать себя за другую. К тому же беременность…
– Да ладно тебе дергаться! – вдруг сказала Кира, неожиданно переходя на «ты». – Извивается, словно уж на сковороде, а я и так уже всё поняла.
– Да? – хрипло переспросила Ленка. – Вы поняли?
– А то! Я стреляный воробей, меня на мякине не проведешь!
Единственное, что держало Ленку на поверхности, не давая рухнуть в новую дурноту, – это опять же Кирино веселое настроение. Не могла, ну не могла она радоваться перед тем, как вызвать полицию. Не тот человек. Значит, сейчас предложит убираться подобру-поздорову. Идеальный вариант для Ленки, вот только Елену он глубоко огорчит. Но что поделаешь, если их так сразу раскусили…
– Я пойду, – просительным голосом протянула Ленка, вылезая из кресла.
– Погоди. Ишь какая нетерпеливая!
– Но ведь вы же не станете… – вырвалось у Ленки совсем уж жалко. А если Кира всё-таки станет – позовет охранника, чтобы задержал авантюристку, а сама позвонит в полицию? Тогда дело закончится в отделении, и, может быть, даже в обезьяннике. Вот уж этого допускать никак нельзя: ведь все ее переживания отражаются на малюсеньком пацанчике внутри. И кто их потом вытащит на волю? Тетка не станет хлопотать, Елена прикована к койке… Значит, надо просить сейчас Киру, умолять…
– Да что ты так напугалась? Мы пока никому не скажем.
– Пока? – обреченно переспросила Ленка.
– Конечно, пока. Потом-то ведь и не скроешь, животик вылезет. Но ты уже будешь оформлена и в свое время получишь декретные – поняла? Другой-то ведь никакой работы на примете?
– Никакой, – чуть слышно подтвердила Ленка.
– Ну вот. Откуда тебе в декрет уходить, как не от нас? Ты не волнуйся, мы тебя возьмем. Какой у тебя сейчас месяц?
– Четвертый. – Ленка начала понимать, что «стреляный воробей» стал клевать другую мякину, а о подмене личности по-прежнему не подозревает.
– Значит, отработаешь первое полугодие, а там мы еще кого-нибудь подыщем. Охо-хо, беда с вами, с молодушками: не успеете прийти – в декрет…
– Простите… – пробормотала Ленка.
– Да не извиняйся, я к слову. На самом деле это хорошо: если б не вы, и учить было бы некого. Школы пришлось бы позакрывать. А так приведешь сюда через шесть-семь лет нового гражданина школьной республики. Меня-то уж, конечно, не будет…
«Будьте вечно, Кира Кузьминична»! – хотелось крикнуть Ленке.
И еще ее тянуло рассказать всё начистоту. Но она подавила в себе это опасное желание: ведь с Еленой они такой вариант не обсуждали.
– Ну так дуй сейчас к секретарше и ничего лишнего там не говори, – распорядилась Кира. – Документы твои у нее. Оформишься – иди домой отдыхать. Он тоже устает. – Кирин взгляд многозначительно скользнул по Ленкиному животу.
Скрытый свободным жакетом, живот пока выглядел нормально: нельзя было заподозрить, что через полгода из него выйдет «новый гражданин школьной республики». Кира, скорее всего, разгадала это по обмороку, который сама невольно спровоцировала и сама же остановила.
– А можно никуда пока не ходить? – с детской интонацией попросила Ленка.
– Да чего ты боишься, дурочка? Иди, пока кто-нибудь не надумал прибрать твои часы. А то у нас как бывает: сперва откажутся, а потом посчитают в уме свою будущую зарплату и начнут подбирать нагрузки, от которых прежде нос воротили.
Ленка беспомощно вздохнула: не отвертеться…
– Иди уж, – напутствовала Кира. – Иди, раз мы договорились. А потом сразу домой, и до сентября можешь не являться.
