Надежда Тэффи
Пасхальный рассказ
Он понимал, что ей хочется принарядиться и пойти в кино.
А больше в обоих понимать было абсолютно нечего.
И вот, когда дверь за ним захлопнулась, она вспомнила, что забыла попрекнуть его, что когда он был осенью болен, так она три ночи не спала.
Живо вскочив с места и распахнув дверь, чтобы крикнуть ему вниз по лестнице, что он неблагодарная свинья, она столкнулась лицом к лицу с очаровательным господином в пестрой пижаме, который, открыв дверь своего номера, выставлял за порог сапоги.
Как потом выяснилось, возбужденное и пламенеющее лицо Нины Николаевны поразило его.
– Экспрессия и темперамент неописуемые, – говорил он.
На другое же утро он робко постучал к ней и спросил, не беспокоит ли ее, что он по ночам курит.
Она выразила изумление.
– Через стену разве это может иметь значение?
– Ах, не говорите! – сказал он. – Парижские постройки такие зыбкие. Здешний бетон такой пористый, все впитывает. И я бы никогда не простил себе, если бы вы из-за меня пострадали.
И пошло, и пошло. На другой день он уже знал, что она больше не верит в любовь и навсегда останется одинокой, а она знала, что он никогда не любил и любить не будет.
Выяснив это, он с ее согласия переехал в номер, находящийся по другую сторону от ее комнаты, потому что в этом номере была дверь в ее комнату.
Муж Нины Николаевны так и не вернулся.
Раза два писал ей длинные письма, в которых сообщал, что он никогда не сможет ее простить, но за что именно, так и не объяснил. Зато излагал очень подробно свои взгляды на психологию современного человека и требовал от этого человека непременного совершенствования, и как можно скорее.
– Мир задыхается! – восклицал он.
Нине Николаевне письма его очень не нравились.
«Эдакий болван, – думала она. – Написал бы лучше, нашел ли службу».
Но время шло. Андреев, с которым некогда было ссориться, стал казаться пресноватым.
«Синема да синема. Никаких запросов», – думала она о нем уже с некоторым раздражением.
