Надежда Тэффи
Жильцы белого света
– Перчатки не забыла?
– Почисти отвороты… Вот щетка.
– Боже мой! С мизинца лак слез. Подожди минутку.
– Мамаша, напудрите немножко нос. Нельзя же так. Вид такой, точно вы прямо из кухни.
– Так ведь оно и правда.
– Но совершенно лишнее, чтобы все об этом знали. (Ружья начищены. Пушки наведены. Затворы смазаны. Прицел взят. Недолет. Перелет. Ба-бах!)
– Идем.
Бой назначен на девять часов.
Все готово.
Штурм ведется с нескольких концов.
Сердюковы, Лютобеевы, Бабаносовы, Гринбаум (партизан-одиночка).
Идут. Пришли. Ворота крепости широко растворены. Но доверять не следует.
Мадам Бабаносова первая открывает огонь:
– Батюшки, какой шик! В передней, и вазочка с цветами! А мы и в гостиной-то никогда не ставим. Петя не любит. От цветов, говорит, только лишний сор и посторонний запах.
– Нет, отчего же, – вступает муж (резервные войска). – Я люблю цветы, но такие, которые действительно украшают – огромный букет хризантем, куст белых лилий.
– Ах, не люблю, – защищает прорыв хозяйка. – Лилии слишком сильно пахнут.
Тут супруг Бабаносов выкатывает дальнобойное орудие:
– А эти ваши нарциссики не пахнут? Разница только та, что лилии пахнут лилиями, а эти нарциссики – конюшней. Уж вы, хе-хе-хе, не сердитесь.
– Ну, что вы, что вы! – вдруг вступается партизан-одиночка, который при виде бутылки коньяку подло сменил вехи и перешел на сторону осаждаемых. – Нарциссы – любимые цветы японских самураев.
Это партизану даром не проходит. «Поймать! Расстрелять!»
У партизана в семье скандал. Мамаша сбежала с парикмахером.
– А как здоровье вашей матушки? – елейно-почтительным тоном спрашивает Сердюков.
– Благодарю вас. Она уехала на юг.
– Что так?
– Просто немножко отдохнуть.
– Устала, значит? Впрочем, это очень благоразумно. В ее возрасте следует себя очень беречь.
У партизана забегали по скулам желваки. Он оборачивается к ехидно улыбающейся жене Сердюкова и говорит почтительно:
– Вы, значит, тоже едете на юг отдохнуть? – Этим «значит» запалил ей прямо в лоб.
