bannerbannerbanner
Выйти замуж за дурака

Надежда Первухина
Выйти замуж за дурака

Полная версия

– Что же в нем особенного? – лишь ради приличия спросила я, потому что демонстрация сундучных богатств меня порядком утомила. Оно вызывает джиннов? Или еще каких-нибудь слуг волшебных?

Руфина с сомнением на кошачьей физиономии посмотрела на меня.

– Даже и не знаю, говорить ли тебе… Хоть ты и, диссертацию пишешь по этой теме…

Это прозвучало интригующе. Я перебрала в памяти все сказки с применением особенного колечка и ахнула:

– То самое?! «Если надеть на ноготок, то будет по локоток», да?

– Да. Догадалась, ты смотри. О, и глазки разгорелись! Уверяю, твоему будущему супругу это колечко без надобности. Но! – Руфина аккуратно припрятала русский народный сказочный афродизиак на самое дно; сундука с волшебными вещами. Не вздумай кому сказать, что оно у тебя в приданом! Это стратегическое колечко! За него наши дипломатические гости друг другу глотки перегрызут. Они уж и так шпионят, думают, прячу я колечко. А я всему царству солгала, что колечко Финист ясный сокол стащил. Все равно Финист – теперь политэмигрант и в мое царство не вернется.

– За что ж ты так Финиста-то? – поинтересовалась живо я.

– Потом расскажу, – отмахнулась кошка.

– Ладно. А кстати, какое стратегическое значение имеет это колечко? По-моему, тот, кто его применит на себе, не только, допустим, воевать, но и ходить-то сможет с большим трудом.

– Колечко многофункциональное, – кратко объяснила кошка. И надевать его можно не только на то самое место. Можно и на ствол орудия надеть. Ты представляешь, на что способно государство, если у него будут такие здоровенные пушки?!

– А-а…

– То-то и оно. Закончив пояснения, Руфина заперла сундук на маленький висячий замочек, а ключ отдала мне: – Сохрани. А то со мной всякое может случиться…

Меня кольнуло ощущение опасности.

– Руфина, а эта ведьма Аленка не может сюда к нам ворваться? Вдруг она и меня заколдует, и тогда свадьбе – абзац, сказочке – конец…

– В этот терем ходу Аленке нет, можешь спать спокойно, – ответила Руфина. Да и не заколдует она тебя, не такой силой она обладает, чтоб кандидатов филологических наук заколдовывать.

– Постой-постой! – Меня осенила догадка. Так вот ты почему меня в свою сказку перетащила!

– И почему же? – Взгляд Руфины был многозначительным.

– Потому что на меня ваше колдовство не действует! Да?!

– Ну, допустим…

Я вскипела, как чайник со свистком:

– Ты меня просто использовала, Руфина! Для достижения каких-то своих целей! И сыночка своего для этого подсовываешь! Ты гнусная интриганка!

– Неправда. Кошкины очи наполнились слезами. Не интриганка я. Я за державу радею, как ты понять того не можешь…

– Чем я-то твоей державе помогу? – уже остывая, спросила я. Видеть плачущую кошку было выше моих сил.

– Так ведь ты же сама догадалась. Колдовство, злое колдовство, лихое да черное, на тебя не подействует. И на Ивана, если ты выйдешь за него, не подействует такожде. Одни вы сумеете Аленке противустать.

– Ох, Руфина…

– Не серчай на меня, Василисушка. Все не так плохо, как ты думаешь.

– Да?

– Да. Все еще хуже.

– Спасибо, успокоила.

– Именно. Так что спокойно будем готовиться к свадьбе, невестушка моя будущая. На грядущей седмице и сыграем, благословясь…

– Стоп! – озадаченно нахмурилась я. А что, до свадьбы я своего жениха не увижу, что ли?!

– А зачем это? Нет такого порядка, чтоб жених с невестой до свадьбы в переглядки играли.

– Руфина, ты извини, но вдруг он мне не понравится? Или я ему?

– Насчет себя можешь быть спокойна. Ты Ивану глянулась.

– Что?

– Я приводила его ночью сюда, поглядеть на тебя спящую. Это, между прочим, тоже старинный свадебный обычай.

– !!!

– И не надо так нервничать. Мой второй Ванюша, конечно, не писаный красавец, так ведь с лица воды не пить. Зато сила в нем прямо-таки богатырская наблюдается. Иногда. Особенно как моченых яблок поест. Страсть любит моченые яблоки. И леденцы на палочке. Имей в виду.

– Я готовить не умею.

– А зачем готовить тебе? У тебя три девицы в услуженье будут – и приготовить, и постирать, и прибраться. Твоя главная забота – спасать Тридевятое царство; Вместе, с будущим мужем.

* * *

С чего-о начинается сва-а-адьба…

В роковой день мои девицы-подружки подняли меня ни свет ни заря. При этом надо учесть, что накануне в обществе этих девиц и кошки Руфины я опилась медовухой на девичнике. Нет, сначала-то я держалась, просто сидела за столом и слушала песню, которую жалостливым дуэтом выводили Оля и Тоня:

 
Среди долины ровныя
Высокий дуб стоит.
Под дубом тем печальная
Да девица сидит.
Да слезы льет горючие
В сухую пасть земли:
«Зачем меня умучили —
Да замуж отдали!
Сатрап мой свекор-батюшка,
Свекровь – что есть упырь.
А нижу мужа милого —
Сбегла бы в монастырь!
Бежала б тайной тропкою
В широкие поля…
Спаси меня, родимая,
Сухая мать-земля!»
На что земля ответила:
«Ты, баба, не дури!
Коль замужем невесело,
Тогда соху бери!
Войди в избу горящую,
Коня останови!
И сыщешь настоящую
Ты истину в любви!
Ключи от счастья женского —
Тяжелые ключи.
Захочешь быть счастливою —
Так лучше помолчи;
А если сердцу стонется —
Стерпи и не стенай.
Мужицкого достоинства
Ты тем не ущемляй».
 

– Откуда вы такие песни-то берете, девушки? – поинтересовалась я, сраженная изложенной горестной историей сидящей под дубом девицы.

– А все народные это песни, нарочно к девичнику сочиненные, – вместо растерявшихся девиц ответила мне кошка. Кстати, ты напрасно сидишь как неродная. Девичник – твоя единственная возможность, как говорит ваша молодежь. Оттянуться по полной программе перед замужеством.

– Вау! Ты хочешь сказать, что. пригласила к нам мальчиков-стриптизеров, которые будут выскакивать из торта безе?

– Ничего подобного. У нас не те традиции, – строго ответила кошка. В частности, традиция девичника предполагает, что невеста горько плачет над своей будущей семейной жизнью и убивается по поводу закончившейся свободы-волюшки.

– Не-э, я рыдать не буду. Я лучше выпью. Девчонки, давайте, наливайте и себе и нам с царицей!

Вот тут и начался девичник, обильно политый медовухой и буквально засыпанный леденцами, печатными пряниками и калеными орешками. Через полчаса мы уже все вовсю отплясывали нечто суррогатно-этническое. А Оленька создавала музыкальный фон при помощи частушек:

 
Мой миленок, как теленок, —
Только веники жевать!
Проводил меня до дому
И не смог поцеловать!
Меня милый не целует,
Говорит; «Потом, потом».
Я иду, а он на печке
Тренируется с котом!
У миленка моего
В доме нету ничего.
Все богатство у миленка —
Сильный интеллект его!
Нынче девки – вот те крест —
Все на ярмарке невест!
Заявляют девки свахам
Эх, решительный протест!
Я гуляла вдоль реки,
Повстречались мужики.
Там теперь со мной гуляют
Эх да целые полки!..
 

– Руфина, откуда эти девицы знают такие частушки? Твоя работа?

– Конечно, – гордо ответила кошка. Надо же идти в ногу со временем!

Наплясавшись, мы снова угощались медовухой, потом пили чай, потом… потом, кажется был уже вечер, и мы всей нашей дамской компанией вышли из терема на просторы града Кутежа.

Теплый апрельский воздух обнимал нас, как ласковый любовник, во дворах завистливо лаяли собаки и страстно стонали кошки, – ущербная, но все равно прекрасная луна висела прямо над царскими палатами, рассыпая серебристые отблески по широкой четырехскатной крыше… Где-то далеко, как заявила Руфина – в вишневых садах, запели соловьи. Сказка. Просто сказка.

– Хорошо-то у вас как, – протянула я. Никогда бы не поверила, что в сказке окажусь. Настоящей. Ты знаешь, Руфина, там, в том мире, у нас многие писатели сочиняют фантастические романы по мотивам русских народных сказок…

– Знаю. Я читала, – спокойно сказала Руфина.

– Серьезно?!

– А что мне еще оставалось делать, когда я жила у того писателя? Он, бывало, спать ляжет, а я его рукописями зачитываюсь, потому как бессонница и скучно… «Бессонница, Гомер, тугие паруса…»

– Погоди мне Мандельштама читать! У какого писателя ты жила? Неужели у… – Я, отказываясь верить, произнесла имя, гремящее по всей России.

– Да, у него, – подтвердила кошка ничтоже сумняшеся.

Я чуть не села в куст ежевики.

– Как же ты к нему попала? Он вроде не в Москве живет… В Астрахани, кажется…

– Долго ли мне переместиться из Москвы в Астрахань! А вообще дело было так. Я как-то заскочила в одно издательство (у меня тогда проблемы с кормежкой были), а там мышей – связками носи. Вот я и сидела однажды, мышь караулила за книжным шкафом, и тут вижу, заходит этот самый писатель, веселый такой.

– Повезло тебе, Руфина! Я за всю свою жизнь ни с одним писателем так и не познакомилась. Только с академиками и докторами наук, а они скучны до безобразия…

– Мне дальше рассказывать?

– Конечно!

– В принципе особенно и рассказывать дальше не о чем. Я потом за этим писателем потихоньку увязалась, все про него разузнала, а жалобно мяукать под дверью его квартиры, изображая из себя умирающую и требующую незамедлительного милосердия кошку, было делом несложным, – отмахнулась многомудрая Руфина.

– Ну ты рисковала! А если б он тебя за хвост – и на помойку?!

– Василиса… Он ведь интеллигентный человек. Можно даже сказать, последний ландграф нашего времени. Такие люди всегда дарят розы на память женщинам, с которыми расстаются, и не выкидывают кошек на помойку…

 

Тут я вспомнила, как нелицеприятно отзывалась Руфина о своих временных хозяевах, и спросила:

– Скажи, а писатель-то… Не требовал он с тебя бассейн и вертолетную площадку? Или персональное казино?

– Нет. Руфина помахала хвостом. Он вообще ничего не требовал, только романы сочинял.

– А почему ж ты от него ушла?

Руфина странно хмыкнула. Помялась, потом сказала:

– Пойми меня правильно, Василиса. Я ведь все-таки женщина, хоть и в кошачьем обличье. А он – такой импозантный мужчина. Плечи, усы, трепетные пальцы… От него так и веет, веет… Тебе не понять, человеческое обоняние феромоны воспринимает слабо. Бродишь, бывало, по квартире и мурлычешь от страсти. А как он умел погладить спинку, почесать за ушком! А те часы, когда он брался меня купать, я никогда не забуду! Вот так-то. Руфина воспламенившаяся было от своих воспоминаний, вдруг сникла и даже как-то потускнела. В общем, мне просто пришлось сбежать, чтобы не страдать от неразделенной любви.

– Вот как… – грустно протянула я. Потом сказала, осенившись новой идеей: – А ты бы ему рассказала о себе все. Может, он тобой пленился бы. Он же фантаст, должен на такие вещи западать! И еще это… поцеловал бы тебя, как в сказке, а ты бы в человека снова превратилась!

Кошка только вздохнула. По ее поникшему виду я поняла, что продолжать этот разговор у нее нет никакого желания. Поэтому я запрокинула голову и стала рассматривать крупные звезды на сине-лиловом небе. Вдруг по этому небу протянулась характерная белая полоса не тоньше ниточки…

– Ой, что это?! Самолет летит, что ли?!

Кошка (сидевшая, кстати, у меня на руках) лениво поглядела в сказочные небеса Тридевятого царства:

– Конечно, самолет. Ковер-самолет, рейсовый. Волоколымск-Кутеж. А еще у нас змеи крылатые имеются, но те – для международных авиалиний…

– Потрясающе!

– Это хорошо, что тебе у нас нравится, Василиса, – промурлыкала кошка. Ее настроение явно улучшилось. Вот как замуж выйдешь, так все будет еще лучше… Потом деток с Ванюшей заведете – красота!

На этом оптимистичном заявлении кошки и завершился мой девичник. А на следующее утро…

– Вставай, Василиса свет Никитична, а то свою свадьбу проспишь-прохрапишь!

Ох, горюшко…

Умывшись ледяной водой я прояснившимся и вполне осмысленным взором смотрела на то, как в моей горнице суетятся сестры-«дырки», а кошка командует ими:

– Растерехи неуклюжие! Куда кружевное исподнее для невесты подевали?! Почему за сундуком оказалось! Ох, погибель вы моя, а не служанки! – Тут ее внимание переключилось на меня: – Так, Василиса, ты давай взбадривайся. Через час жених с дружками за тобой придет, а ты еще непричесанная. Девушки помогут тебе одеться…

– А ты куда?

Кошка дернула хвостом:

– Странные ты вопросы задаешь, Василиса! Я к сыну побегу, конечно, к жениху твоему, Ивану! Должна же я проследить, как он там, готов ли к свадьбе…

У меня от слова «свадьба» свело живот.

– Руфина, – жалобно заныла я. А нельзя как-нибудь это… гражданским браком, что ли…

Но кошка уже выскользнула за дверь, и вопрос остался без ответа. Я вздохнула и покорно принялась терпеть пытки одеванием от сестер. Когда я глянула на себя, одетую в подвенечный наряд, в зеркало, то приглушенно завопила от ужаса. Я была в этой одежде похожа на рекламную горку конфет «Ферреро Роше», тех, что в золотистых фантиках. А сверху на мой кокошник еще набросили ту самую фату, в которой можно было исполнять роль Кентервильского привидения…

– Какой ужас! – обреченно прошептала я.

– Какая красавица! – восхищенно зашептались сестрицы. Ну, такую-то мы жениху бесплатно не отдадим, поторгуемся!

Я стиснула зубы. И тут раздался где-то вдалеке веселый тонкий перезвон колокольчиков.

– Ох, батюшки, едут! – завопила Тонька, высунувшись в окно. Жених с дружками! Да какой-поезд-то богатый! Все в коврах заморских, а лошади – в лентах!

– Хоть в царских коронах, – пробормотала я и почему-то задрожала.

Мои наперсницы выметнулись из горницы – петь песни встречальные-величальные жениху с его командой. И действительно, скоро зазвучали внизу, у входа в терем, три голоса, от мощи коих звенели оконные стекла. Я побоялась в своем наряде высовываться в окно, чтоб посмотреть, поэтому могла только слушать, как на улице, где возле ворот остановился свадебный поезд, происходил следующий диалог:

– Эй, красные девицы, выбирайтесь из светлицы! – потребовал приятный мужской голос.

– А чего вам надо? – это Двудыр… то есть Дуняшка произнесла. Не выйдет наша девица! Не пустим мы ее! Не пустим, пока выкуп не заплатите!

– Что ж за выкуп вы хотите? – Опять приятный мужской голос.

– Зелена вина, решето с пирогами, курицу с ногами, барана с рогами и сто рублев денег!

– Не много ль берете?!

– В самый раз! А то наша невеста будет не про вас!

– Ну, вот вам сто рублев да корзина пирогов, дозвольте поглядеть на невесту, не крива ли?

– Ах, гости дорогие, заходите! Поглядите, а коль приглянется – то и с собой берите!

Я услышала, как вся компания с шумом и прибаутками поднимается по лесенке в мою горницу, и схватилась за голову. Что я делаю?! Ведь я этого жениха сроду в глаза не видела! Словечком с ним не перемолвилась! Какая-то говорящая кошка втянула меня в сомнительную авантюру!..

– Здравствуй, здравствуй, Василиса свет Никитична! Встречай гостей дорогих! – Обладатель приятного мужского голоса оказался непривлекательным лысым толстяком в красном кафтане.

Его окружали мои девицы; А следом за ними в комнату важно вошли Руфина и…

Господи!

Это мой жених?!

Они что, с ума тут посходили в этой сказке?!

Посреди горницы с неизъяснимым выражением лица застыл разряженный в пух и прах детинушка ростом этак под два метра и возрастом лет этак осьмнадцати. Вылитый Митрофанушка из бессмертной комедии Фонвизина. Не хватало мне только неравного брака с недорослем!

Видимо, кошка уловила мой яростный взгляд из-под фаты, поэтому апельсиновым клубком подкатилась мне под ноги и зашептала:

– Василиса, познакомься, это и есть мой второй сын, Иван. Он замечательный! Он тебе понравится!

– Сколько ему лет? – процедила я сквозь зубы.

– Это не важно. Возраст не имеет значения в любви. И вообще, вам уже в церковь пора.

– Руфина, я не хочу.

– Василиса, надо.

– Не могу.

– Ты же мне обещала! Это ненаучный подход к проблеме! Воспринимай все это как эксперимент! Как лабораторный практикум!

– Не могу.

– Заклинило тебя, что ли?! А ну-ка колдану-ка я! Видимо, Руфина и впрямь «колданула». Потому что на мою душу вдруг снизошло спокойствие и какая-то обреченность. Замуж – так замуж. За дурака – так за дурака.

Кстати, в том, что он дурак, я убедилась, даже еще и не выходя из горницы. Детинушка-жених сосал петушка на палочке и мне тоже предложил такое же угощение в качестве подарка. С петушком на палочке в руках, с фатой на больной голове, с печалью в сердце я и поехала венчаться.

* * *

Сказать, что свадьба была шумной – значит, ничего не сказать. Ковши с брагой, зеленым вином и сладкой медовухой летали над роскошно накрытыми столами: подобно лебедям и уткам. Провозглашались здравицы в честь молодых, вручались подарки (их тут же, под контролем Руфины уносила куда-то Оля). Я сидела под фатой и не могла ничего ни съесть, ни выпить. Впрочем, и не хотелось. От одной мысли, что мне предстоит брачная ночь с этим великовозрастным оболтусом (он даже под венцом не расстался с леденцом!), мне хотелось выть. Мельком я посматривала на жениха, надеясь, что он упьется и никакой брачной ночи не будет. Но Иванушка к хмельному не прикасался, только грыз очередного леденцового петуха и прислушивался к тому, что ему нашептывала матушка-кошка.

– Руфина, – позвала я ее. Можно тебя на минуточку?

Кошка отмахнулась лапкой и продолжала что-то шептать на ухо своему бастарду. Я уловила только отдельные фразы типа «осторожнее работай руками, это тебе не медведь-шатун, а жена» и «не обращай внимания на ее стоны, так положено» и запунцовела, словно настоящая невеста. Неужели кошка ему еще и правила поведения в постели втолковывает?!

– Руфина! – Я уже кричала, потому что гости, перепившиеся зелена вина, шумели совершенно ненормально. Руфина, или ты немедля ко мне подойдешь, или я ухожу со свадьбы!

Эту угрозу кошка услышала-таки и мигом подскочила ко мне. Маленькая позолоченная корона, украшавшая голову, съехала ей на нос. Я поправила кошке корону (не след царице, даже заколдованной, выглядеть перед своим народом по-шутовски) и сказала:

– Имей в виду, я считаю этот брак исключительно формальным… актом. Никакого секса с этим недорослем я не допущу.

– Уверена? – Кошка насмешливо блеснула янтариками-глазами. Знала бы, от чего отказываешься…

– Ой-ой-ой! Переживу. Пусть лучше твой сынок книжки читает.

– Он у меня и так все науки превзошел…

– Заметно.

– Василиса, на тебя не угодишь. Напрасно ты так… О, а вот и мой старший сын, Иван-царевич со своею женой пожаловал! Ну-ка, молодые, встаньте да поклонитесь!

Пришлось встать и поклониться. Иван-царевич, к слову сказать, не произвел на меня никакого впечатления. Худосочный, лицо какое-то лошадиное, вытянутое, глаза лениво-сонные. Хотя наряд на нем был роскошный, воистину царский. Один кушак, наверное, стоил целое состояние.

Впрочем, с женой Ивану-царевичу явно повезло. Моя тезка действительно была очень красива, просто загляденье. Она немного походила лицом на знаменитую Царевну Лебедь с картины Врубеля. Под расшитым сарафаном угадывался характерный животик, делавший Василису Прекрасную еще краше.

– Первенького носит, – гордо пояснила кошка. Сынок должен родиться…

– Ты что, сделала невестке ультразвуковую диагностику? – съехидничала я, но кошка лишь хвостом дернула в. ответ на мое ехидство:

– Я и без вашей диагностики могу все что надо определить!

Меж тем царевич с супругой подошли к нам вплотную, и я увидела, что в руках царский сын держит объемистый сверток:

– Подарочек примите. Он протянул сверток мне. Ковер. Моя Василисушка ткала да вышивала. На стену повесить – загляденье!

– Благодарствую. Я поклонилась и вспомнила, что в таких случаях принято подавать дарителю чарку с хмельным.

Руфина и тут подсуетилась, приняла у меня ковер и подтолкнула под руку золоченую братину с медовухой.

– Испейте, гости дорогие! – Я поднесла царевичу братину.

Тот надолго к ней приложился, а когда поставил на стол, по его рыжеватым усам тек пенистый мед. Царевич отер усы и зычно сказал:

– Чтой-то у вас мед – прошлогодний чай! Пить-то как горько!

– Горько! Горько! – завопили обрадованные хмельные гости.

Меня передернуло.

– Не буду, – прошипела я Руфине, которая в этот момент заставляла дурачка встать и поцеловать меня.

Он шел на этот подвиг, как и я, с явной неохотой. Под вопли «Горько!» мы торопливо поцеловались через миткаль моей фаты. От моего мужа пахло фруктовыми леденцами. Гадость!

– Что ж это жених невесту через фату целует! Неужто так она ликом страшна?! – прозвучал во внезапно рухнувшей на веселый пир тишине холодный женский голос.

Такой голос заставляет призадуматься о том, не является ли его обладательница, к примеру, женской ипостасью Терминатора. Или Годзиллы. Хотя Дракула тоже подойдет.

Я чуть приподняла фату, чтобы получше разглядеть стоящую в дверях фигуру, и почувствовала, как мне под левый бок притиснулась Руфина и зашептала отчаянно:

– Это и есть Аленка-ведьма! В моем образе!

Если Руфина именно так выглядела до учиненного над нею колдовства, я могу ей только посочувствовать. Хотя женщина, безусловно, была красива. Даже чересчур красива. Холеное, надменное лицо имело такие правильные черты, что казалось кукольным. Только вряд ли в мире существуют такие куклы: со злобной улыбкой на безукоризненных карминно-красных губах, с презрительным прищуром нечеловечески блестящих голубых глаз, с кудрями, напоминающими скорее клубок змей, а не волосы… Лжецарица обвела полыхающим взглядом вытянувшиеся лица гостей, и я увидела, что гости застыли, словно окаменели; кто поднял чарку да так и замер с рукой, поднесенной ко рту, кто хотел было подняться с лавки, да остался в таком «приподнятом» состоянии, не в силах одолеть навалившееся заклятие. Одним словом, колдовство, да и только!

Впрочем, я быстро заметила, что ни Ивана-царевича с женой, ни Руфины, ни меня с моим дурачком окаменение не постигло. Скорее наоборот. Василиса-царевна тоже сверкнула глазами, как сварочный аппарат, и с напряжением в голосе произнесла:

– Пошто явилась сюда? Незвана-непрошена! Не много ли воли на себя берешь?

Лжецарица с насмешливой улыбкой приближалась к нашей компании.

 

– Примолкни, Василиса, – отмахнулась она от царевны. Смелая стала, думаешь, на бойку; не найдут опойку?! Погоди, придет мой час, и тебя, и кошку эту драную, и все Тридевятое царство я на дыбу подыму!..

– Хвалился кулик, что в болоте велик, – сквозь зубы процедила Василиса Прекрасная, но видно было, что слова лжецарицы произвели на нее мрачное впечатление. Однако ведьму сводная сестра уже перестала интересовать. Она подошла ко мне и со словами: «Кого вы тут под фатой прячете?» – откинула мое покрывало.

И отшатнулась, зашипев, как змея, которую заставляют сдать годовой запас яда:

– Притащила тебя, значит, Руфинка окаянная! Не думала я, что и вправду она решится…

Ее безумные белые глаза смотрели на меня с какой-то изучающей ненавистью.

– Значит, ты у нас будешь Премудрая… – прошептала-прошипела Аленка и махнула рукой, словно намеревалась залепить мне пощечину.

Я машинально отстранилась и почему-то подхватила тяжелое серебряное блюдо.

– Предупреждаю, – строго проговорила я, поигрывая блюдом. Хамства и тем более рукоприкладства я не потерплю. Не надо доводить меня до стрессового состояния.

От таких слов личико лжецарицы побелело, будто его известкой залили.

– Встретимся еще! – выдавила она и бросилась (именно бросилась, а не величаво пошла!) из трапезной.

Дверь за ней захлопнулась почти автоматически. Тут же оцепенение с гостей начало спадать, но праздник был непоправимо испорчен. Они резко, один задругам подымались с лавок, пряча глаза, желали всем нам «долгоденственного и мирного жития» и потихоньку осведомлялись, где тут черный ход, потому как с парадного крыльца им теперь идти боязно…

В конце концов в. трапезной осталась лишь наша великолепная пятерка. Иван-царевич ничтоже сумняшеся уселся за стол и принялся активно поглощать остывшую гречневую кашу и печеную индюшатину, запивая все это сбитнем. Прекрасная Василиса со вздохом поглядела на мужа:

– И все-то ты, Ванечка, ешь… Когда же ты о делах государственных озаботишься?

– Доем и озабочусь, – рыгнул царевич. Не Кори мужа столом, корми мужа пирогом! Мамань, скажи ей, что она все время меня воспитывает!

– Правильно воспитывает. Руфина устало стащила с головы корону. Тебя не воспитывай, ты от обжорства в одночасье помрешь, утроба ненасытная.

– Зато во мне сила прибавляется! – гнул свою линию Иван-Царевич и жевал пирог с капустой и яйцами.

– Сила есть – ума не надо! – вдруг подал голос мой муженек. Подумать только, а ведь до этого молчал и сидел пень пнем.

– Молчи лучше, дурак! – окрысился на брата царевич. Тебя не спрашивали!

В ответ на этот выпад жених взял то самое блюдо, которым я угрожала Алене, и без видимых усилий скрутил его, как бабы выкручивают белье. И положил изуродованное блюдо перед носом царевича.

– Ох, тошно мне! – воскликнула кошка. До коих пор вы, чада мои непокорливые, будете промежду собою собачиться?! Али без того у нас бед в царстве мало?!

– Больше не будем, матушка, – хором выдали оба Ивана.

– Смотрите у меня! – погрозилась кошка. А то так прокляну – костей не соберете! И вообще, на свадьбе радоваться надобно, а не скандалы учинять! Ох, Василиса! – переполошилась она, глянув: на меня. Ты что же это с открытым ликом-то сидишь! Рано еще!

– Да ладно, – отмахнулась я. Тем более, что здесь все свои.

– Непорядок, – вздохнула Руфина, а потом вдруг рассмеялась, хотя кошки принципиально не должны уметь смеяться. Как ведьму-то перекосило, едва она тебя увидела! Будет ей теперь страху!

– Я что, так ужасно выгляжу?

– Нет, – продолжала хихикать кошка. Не бери в голову. У тебя нынче свадьба. Праздник. Вот и радуйся-ликуй…

«Ликовали» мы до позднего вечера: кошка позвала тех самых девиц, и они развлекали нас песнями и частушками. Царевич объелся и прикорнул в углу, под киотом с милой лампадкой розового стекла. Василиса Прекрасная смотрела на него с непередаваемым выражением тихой печали.

– Хватит, – хлопнула вдруг лапкой по столу кошка и зевнула. Время позднее, гостей боле не предвидится. Подходите под мое материнское благословение, молодожены, благословлю я вас идти спать-почивать.

Я вздрогнула. Делать нечего. Ввязалась, теперь расхлебывай.

Иван-дурак встал и вместе со мной как-то отстранение получил напутствие «спать крепко да любиться сладко». Кошка очень выразительно посмотрела на меня и сказала:

– Василиса, это твой супружеский долг.

– Отстань, – одними губами прошептала я. Иван взял меня за руку и повел по лесенке на верхний этаж терема туда, где был теперь мой кабинет с компьютером и книгами и вообще… наш семейный очаг.

– Пойдем, жена, – просто позвал он.

В руке у него вяло поблескивал очередной недоеденный петушок на палочке.

* * *

– Скажи, пожалуйста, что такое «левел»?

– Уровень.

– ???

– Проще говоря, следующая ступенька, на которую надо шагнуть. И не свалиться.

– Ага. Понятно. И на каком я сейчас левеле нахожусь?

Я посмотрела на мерцающее яркими всполохами меню игры и присвистнула:

– На пятом! Слушай, как тебе это удалось?! Я сама дальше второго уровня подняться не могла, лимит жизни исчерпала, и все – гейм овер!

Ванечка смущенно мне улыбнулся:

– С малолетства я стрельбе-то обучен. Из пращи, из лука, из пищали… А посол братанский мне самострел ихней работы показал, арбалетом рекомый. Но стрелять из него больно несподручно: перезаряжать долго. Из пращи куда веселее – запузырил ворогу в лоб каменюкой, и ладушки! Да ко всему и в драке доброй – и мечной, и рукопашной – я себя показать смогу не хуже богатыря любого. И самодовольный хвастун снова прилип к компьютеру, где стадо бешеных монстров напрасно пыталось одолеть стреляющего по их тушам потрясающего геймера, коим явился (неожиданно для меня) Иван-дурак.

* * *

Вообще-то поначалу все шло как положено. Мы пришли в комнату, отведенную под опочивальню, и я с некоторым страхом воззрилась на высящуюся горой перин и матрацев кровать. Руфина рехнулась. Я ей не принцесса на горошине, чтоб так спать!

Ивану, по-моему, тоже не улыбалось предстоящее мероприятие. Он посмотрел на меня тоскливым взглядом студента, идущего на пересдачу зачета, и мне вдруг стало смешно. Я подошла к зеркалу и принялась стаскивать с себя фату и то нелепое сооружение на голове, за которое фата крепилась. Сооружение не поддавалось.

– Вань, помоги, – неожиданно для себя потребовала я у оцепенело стоящего супруга.

Он помог.

– Молодец. Из сундука я извлекла длинную розовую сорочку с кружевами и рюшами, которая при желании могла сойти за нормальное платье. А теперь отворотись-ка, сынку!

– Это как? – удивился мой официальный господин и повелитель.

– Это так. Нечего на меня глазеть. Я переодеваться буду.

– А… Тогда ладно.

И отвернулся, подлец. Даже не предпринял никакой попытки к подглядыванию, что меня задело. Чуть-чуть.

Я переоделась, сбросив тяжелое подвенечное платье на сундук (по-моему, сундук при этом опасно затрещал, грозя развалиться), подобрала волосы в «академический пучок», как любили острить мои коллеги в университете, и вздохнула:

– Спокойной ночи, Ваня. Ложись, как говорится, почивать, утро вечера мудренее, а у меня еще есть дела. Иван повернулся ко мне, радостно вытаращив глаза:

– Колдовать будешь, да?

Бедняга. Начитался сказок, где муж заваливается храпеть, а жена принимается за выполнение мужниных поручений…

– Колдовать, колдовать. Над диссертацией ворожить. С этими словами я открыла потайную дверь в кабинет, оставив новоявленного, супруга в одиночестве.

Точнее, в обществе заваленной пуховыми перинами кровати.

Однако едва я запустила компьютер, попутно еще раз подивившись тому, что в неэлектрифицированном Тридевятом государстве он действует, как в кабинет проник мощный аромат леденцов, Иван робко стоял у дверного косяка и очень выразительно смотрел на меня.

– Василиса, – сказал он голосом, хриплым от леденцов и, как мне показалось, неутоленной страсти. А можно мне поглядеть, как энта машина колдовская работает?

* * *

Вот так и получилось, что первую брачную ночь мы провели, не резвясь в постели и даже не изучая диссертационные файлы, а играя в новую версию «Крутого Сэма». Точнее, играл Ваня. Чтобы нагляднее объяснить ему принципы действия моего компьютера, я запустила эту игрушку, в которую сама играла крайне редко и неумело. Ваня же как будто родился с компьютерной мышкой в руках. Он попросил меня подержать петушка на палочке и понесся стрелять по виртуальным супостатам, азартно вопя: «Не нравится?! Получай, фашист, гранату!», хотя я ума не приложу, откуда в Тридевятом царстве могла появиться эта присказка…

– Василиса, а что это за штучки такие сверкающие? Сокровища, что ли?

– Да. Ты их собирай, у тебя будет больше очков и процентов жизни. И броню возьми. И нажми наконец на F6, чтобы записаться на пройденном уровне! А то потом сам будешь ныть, что заново приходится уже убитых чудищ убивать.

– Ага, нажми! Он мне тут сразу много непонятных речей пишет, компутер твой…

Я терпеливо вздохнула.

– Решил стать геймером – полезай в меню, – зевнула я. Несмотря на активную игру, мне уже до смерти хотелось спать, – Вань, я пойду подремлю, а? Чтоб вернуться к этапу, нажмешь F9. Ладушки? А петушка я рядом с ковриком положу.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20 
Рейтинг@Mail.ru