Надежда Первухина
Конец света сегодня
– Выше бога?
Мара едва слышно вздохнул и кивнул:
– Выше бога.
– Хорошо. Тогда я сяду на трон, – обаятельно улыбнулся малыш.
Снова эти клыки!
Собхита оставил в покое глобус (неизвестно, сколько стран было этим спасено) и взобрался на престол. Поболтал короткими, не достающими до пола ножонками в шелковых штанишках. Взял одной рукой небольшой золотой скипетр.
– Ну вот, – сказал мальчик. – Теперь я готов принять гостей.
– Смиренный бог Вишну кланяется тебе, о Собхита, – произнес любовник и поклонился. – А это моя жена Юдифь. Она молчит, ибо в присутствии высшего женщинам положено молчать. Поклонись, женщина.
Сидор молча поклонился, прижав руки к груди. Мара наблюдал за ними внимательным взглядом из-под полуопущенных густых ресниц.
– Побудьте со мною, – предложил им Собхита. – Посмотрите, как я принимаю народ. Это очень интересно. Я люблю людей. Их кровь такая вкусная!
Сидор едва справился с подступившей к горлу тошнотой.
«Он пьет человеческую кровь! О боже!»
Гости сели на лавку, Мара пристроился за троном мальчика, как и положено воспитателю.
– Повелеваю войти просителю! – громко и совсем не по-детски приказал Собхита.
Где-то хлопнули двери, и через некоторое время на пороге беседки появился смуглый человек в длинной рубахе и тюрбане. Человек держал безжизненное тельце малого дитяти.
– О великий, превышний всех богов! – воскликнул проситель и пал на колени. – Прости мои очи за то, что смеют лицезреть тебя!
– Прощаю, – милостиво сказал Собхита. – Чего ты хочешь, человече?
– О превышний, моя единственная дочь умерла, и больше у меня не может быть детей. Горе мне, горе! Молю тебя, о господин, верни моей дочери жизнь, ибо и жизнь и смерть в твоей власти.
– Это твоя дочь? – спросил Собхита, указывая пальчиком на тельце ребенка.
– Да, о господин.
– Поднеси ее поближе, я хочу посмотреть на нее.
Несчастный на коленях подполз к трону. Сердце Сидора содрогнулось от жалости. Если Собхита сумеет воскресить девочку, он воистину велик и Сидор не посмеет с ним сразиться. Кто он такой, Сидор Акашкин, чтобы противостоять небесной силе и небесной правде?!
Проситель положил мертвого ребенка у ног Собхиты. Тот внимательно посмотрел на девочку.
– Она красива, – сказал он. – Она достойна жизни. Я дарю ей жизнь.
Собхита звонко хлопнул в ладоши. Меж его ладоней проскочила золотая молния и низринулась в тело девочки. Ребенка окутало золотое сияние, а когда оно исчезло, девочка шевельнулась и чихнула.
– К моей дочери вернулась жизнь! – вскричал осчастливленный отец. – Слава тебе, податель жизни! Слава тебе, победитель смерти!
Отец хотел взять свою дочь на руки, но тут Мара остановил его движением ладони:
– Погоди, земнорожденный.
Проситель в замешательстве уставился на Мару:
– Да, о повелитель?
– Разве ты не знаешь, смертный, – заговорил Мара, – что за все милости, дарованные тебе, надо благодарить?
– Да, понимаю, о повелитель.
– Тогда отблагодари великого господина. Дай ему своей крови.
– Хорошо, о господин.
– Приблизься и протяни правую руку, – приказал человеку Мара.
– Лучше левую, – поправил его Собхита.
– Да, лучше левую.
Как очарованный, человек приблизился к трону и протянул двухлетнему мальчику свою левую руку. На запястье пульсировала тоненькая жилка. Неожиданно заплакала девочка.
– Не мешкай, – сказал Собхита. – Твой ребенок ждет тебя.
С этими словами он впился в запястье несчастного. От мерзких сосущих и чавкающих звуков Сидору чуть не стало дурно. Лишь благодаря поддержке Вишну он держался на ногах.
Собхита насытился быстро. Он отпустил бледную и пошатывающуюся жертву со словами:
– Теперь на тебе пребывает моя милость, и в последний день ты выживешь.
– А моя дочь? – пискнул несчастный.
– И она тоже, – великодушно махнул рукой Мара.
Посетителя с дочерью увели крылатые охранники.
Потом пошел целый поток калек и увечных, они все выпрашивали у Собхиты исцеления. И Собхита исцелял их, взамен беря с каждого виру в виде крови. С каждой выпитой каплей он становился сильнее и лучезарнее, и Сидор с болью в груди понял, что ему никогда не одолеть этого мальчишку. Для того чтобы победить зло, надо быть богом. А богом Сидор не был. Он вообще теперь не знал, кто он.
Прошло некоторое время. День, по-видимому, клонился к закату, но поток просителей не оскудевал. Наконец Мара сказал крылатым охранникам:
– На сегодня всё. Скажите жаждущим, что великий господин удалился на молитву.
– Какую молитву? – тихо удивился Сидор. Разве богу нужно молиться кому-то, кроме себя самого?
– Я читаю молитву о спасении и воссоединении моих дражайших родителей – моей матери Лалит и моего отца Леканта Светозарного.
Эти имена Сидору ни о чем не говорили.
Меж тем в беседке на столе разложили молитвенные принадлежности, и Собхита вознес долгую, проникновенную молитву своим родителям. Сидор глядел на ребенка и не понимал, как это все: чудеса, добро, зло и смерть – может уживаться в нем.
Когда молитва была окончена, Мара вышел из-за спинки трона и, преклонив одно колено, сказал Собхите:
– Мой славный господин, позволь преподнести тебе скромный подарок.
Собхита захлопал в ладоши (меж ними засверкали молнии):
– Я люблю подарки, учитель!
Мара снял с плеча свой мешок и опустил его на мраморный пол. Развязал. По беседке распространился густой, какой-то медный запах. Сидор вдруг понял, что это за запах. Так пахнет кровь.
– Я принес тебе члены твоего врага, о Собхита, – сказал Мара и с этими словами вытащил из мешка голову… Сидора Акашкина.
«О боже, – в отчаянии подумал Сидор. – Ведь это же моя голова!»
Но это было еще не все. Мара вытащил кисти рук, приговаривая, что теперь этим рукам никогда не взять меча и не выступить против великого Собхиты. Точно так же он вытащил ступни ног («Этим ногам никогда не приблизиться к тебе, о Собхита!»). Последними шли гениталии. Их Мара демонстрировал с особым сарказмом, подчеркивая то, что Сидор был оскоплен.
– С телом твоего врага я разобрался, – сказал Мара Собхите. – Осталось только покорить его душу.
– Не понимаю, – приподнял бровку мальчик.
– В теле твоего врага пребывала душа какой-то женщины. Я отпустил ее в Бардо, ибо она бессильна что-либо сделать против нас. Но душу твоей жены, Вишну, я не отпущу. Потому что знаю, чья она.
С этими словами Мара вытащил из заплечных ножен острейший клинок.
– Нет, Мара, ты этого не сделаешь! – крикнул Вишну, загораживая собой несчастного Сидора и формируя в ладонях плазмоид.
– Еще как сделаю, – ухмыльнулся бог.
Меч и плазмоид сшиблись в воздухе. Во все стороны сыпанули золотые искры. Вишну и Мара бились, Сидор в теле Юдифи беззвучно рыдал – он больше никогда не вернется в свое тело, тела нет!!! – а беспечный Собхита лишь наблюдал за развернувшимся действом.
– Учитель! – воскликнул он, когда зрелище битвы уже начало ему приедаться. – В теле этой женщины скрыта душа моего врага, ведь так?
– Да, Собхита, – бросил Мара, отражая очередной удар Вишну.
– Так пусть его душа сразится со мной! Это так интересно!
– Сидор, не смей! – вскричал Вишну. – Ты сейчас не сможешь! Мы должны отступить!
– Куда вы отступите, – веселился Мара. – Я вас везде найду!
– Не найдешь, – пробормотал Вишну и ладонью словно размыл пространство перед собой и Сидором.
В этом размыве густо собиралась тьма.
– Сидор, туда! – крикнул Вишну, одной рукой толкая Сидора во тьму, а другой отражая выпад Мары.
Сидор влетел во тьму с разбега, словно в озеро. Не удержался на ногах, упал, разрывая платье. Обернулся – размыв закрылся, кругом темень, хоть глаз коли. Значит, Вишну за ним не пошел, до сих пор сражается…
– Где я? – прошептал Сидор.
Он приподнялся и сел, опираясь руками о землю? Камень? Или что-то еще?
Огляделся – темно и глухо, как в танке, хотя в танке Сидор в силу своей профессии никогда не был.
– Где я? – погромче сказал Сидор на русском.
И тут его прошиб пот, потому что тьма на чистейшем русском ответила вопросом на вопрос:
– Русский? Это откуда ты у нас?
Неожиданно вспыхнул свет. Неяркий, приглушенный, он исходил от одинокой электролампочки, висящей под потолком небольшой, как показалось Сидору, комнаты.
Сидор завертел головой. Он сидел на полу небольшой, повторяемся, комнаты с голыми, неприветливыми стенами. Окон не было, дверей тоже. Зато был стол с парой стульев. За столом сидела во всех отношениях странная личность. Сидор, когда разглядел ее, перепугался до смерти: змеиное тело, паучьи конечности, на человеческом лице вместо челюстей жвалы, огромные фасеточные глаза, с интересом глядящие на гостя.
– Ты кто, женщина? – по-русски спросило существо.
– Я, э-э, не совсем женщина. Я мужчина в теле женщины, – робко ответил Сидор, устрашенный видом существа.
– А имя у тебя есть? Или ты безымянным умер?
– Я не умер! Я переместился. А зовут меня Сидор Акашкин.
– Как? Сидор Акашкин?! Точно? Из Щедрого?
– Да.
– Сто ракшасов тебе в пуп! Это ж надо как встретились! Земеля!
– А вы что, тоже из Щедрого?
– Само собой! Ты небось думаешь – и где же это в Щедром такая страсть проживала? Объясняю: этот мой вид – боевая трансформация, потому что тут приходится постоянно с кем-нибудь сражаться. С ракшасами, асурами, дэвами. Много всякой нечисти. А зовут меня Анна Николаевна Гюллинг, если тебе о чем-нибудь говорит это имя.
– Конечно, говорит! Господи! Я ведь про вас столько статей написал!
– Не очень-то хороших, надо признать. Вообще как журналист ты, Сидор, так себе.
– Я признаю, – махнул рукой пораженный Сидор. С чудовищем, да еще Анной Николаевной Гюллинг, следовало соглашаться.
– Но объясни мне, дражайший Сидор, каким образом тебя в женское тело занесло?
Сидор рассказал все без утайки. И как книгу волшебных предсказаний на чердаке у бабки нашел, и как стал автором супербестселлера, и как его объявили мессией, способным победить Делийского Мальчика…
При упоминании о Собхите жвалы чудища безвольно повисли. Потом Анна Николаевна стукнула когтем о столешницу:
– Ах, как ошибалась я с этим мальчиком, Сидор! Я думала, если дать ему надлежащее воспитание и образование, зло, имевшееся в нем, уйдет само собой. Нет! Не получилось! Мара забрал у меня Собхиту и вот что из него сделал! Негодяя! Убийцу! Обманщика!
– А разве этот мальчик был у вас? – пришел черед изумляться Сидору.
– Да, – блеснула фасеточными глазами Анна Николаевна. – Я нашла его в параллельном пространстве, попыталась воспитать, развить, образовать, но все тщетно. За мальчиком пришел Мара, и я не смогла ему противостоять. Но моя судьба еще не кончена. Я здесь коплю силы, чтобы выйти в последний день и стать на стороне противников Собхиты.
– А где это «здесь»? – поймал мысль за кончик Сидор.
– Разве ты еще не понял, где находишься? В Бардо. Мире умерших, мире блуждающих мыслеформ и душ. Мире грез и фантазий.
– Так вот оно какое – Бардо, – изумился Сидор. – Могли бы хоть лампочки вкрутить получше.
– Сидор, ты не понял. Лампочки нет. Нет стола и этой комнаты. Это только пересечение моих и твоих мыслеформ.
– А что же есть?
– Пустота. Печаль.
Сидор поразмыслил над этим и представил канарейку в клетке. Как эта клетка стоит на столе и в ней порхает пташка. Через минуту на столе действительно стояла позолоченная клетка, и в ней пела канарейка.
– Твоя фантазия? – раздвинула жвалы Анна Николаевна.
– Ага.
– Мило. Способный ты парень, Сидор, даром что журналист. У меня так не получается. Лампочка в шестьдесят ватт – мой потолок.
– Да ладно вам, не скромничайте, Анна Николаевна! А для чего вы здесь, в Бардо? Или вы умерли?
– Помилуй бог, я жива, Сидор. Я здесь выполняю особую работу.
– Это какую же?
– А вот послушай…
И Анна Николаевна Гюллинг рассказала Сидору потрясающую историю.
– Жила-была на свете девочка по имени Лиза Камышева. Жила она в городе Щедром, и главным ее недостатком было нежное пристрастие к наркотикам. Дожив без горя и трудов до двадцати пяти годов, Лиза умерла от СПИДа. Но ее родители, любящие и безобидные, заказали посмертное восставление Лизы. И не какому-нибудь посредственному реаниматору, а самой великой ведьме – Юлии Ветровой.
– Губернатору? – пискнул Сидор.
– В то время Юля не была еще губернатором, подвизалась в роли простой ведьмы провинциального масштаба. Ну вот. Юля восставила Лизу, даровав ей аналог человеческой жизни. И Лиза, пропащая душа, стала «жить». Надо сказать, существовала она очень активно, была музейным работником, писала диссертацию, а однажды взяла и выкопала в Водопьяновском парке гробницу весьма древнего вида. Лиза тайком притащила гробницу в музей и выяснила, что в ней лежит скелет. Лизе в видениях этот скелет представал прекрасным мужчиной, и немудрено, что она в него влюбилась. Ее видения сказали ей, как оживить скелет, как вернуть ему плоть, и при помощи крови Лиза сотворила чудо. Скелет стал по виду человеком. Но человеком он не был, он был дхианом – существом более духовным, нежели плотским, владеющим древней волшбой. Имя ему – Лекант Азимандийский, хранитель Пути к Древу Дара.
– А что это значит?
– Это значит, что когда-то Лекант охранял подступы к Древу, дарующему способности, таланты и самую жизнь. Но его возлюбленная, дхиан Лалит, вызвала его на поединок за право охранять Древо и победила его. Именно Лалит заточила Леканта в гробницу на многие тысячелетия. Теперь же, когда Лекант ожил, Лалит снова принялась охотиться за ним и за Лизой. На сей раз в планах Лалит было зачатие ребенка от Леканта.
– Зачем ей понадобился ребенок?
– Этот ребенок и есть Собхита, Сидор. Эквивалент мирового зла, причина будущего падения цивилизации и так далее. Про катастрофу двадцать один двенадцать ты уже слышал?
– Конечно.
– Вот. Собхита – эпицентр этой катастрофы. От него исходит зло. Как электромагнитные волны от приемника. В чем именно будет заключаться катастрофа, мы не знаем, знаем только, что за ней грядет полномасштабный конец света. И нам его уже не предотвратить.
– Погодите, а как же Христос? Как же Откровение Иоанна Богослова?
– Сидор, Собхита есть предтеча Антихриста. Больше я ничего не знаю. Но мы отвлеклись. Я хотела тебе дорассказать историю Леканта и Лизы.
– Да, да, конечно.
– Лекант пал с Лалит, и она зачала от него. После чего удалилась от дел, дабы вынашивать ребенка. Лекант очень страдал. И в один ужасный день он ушел от Лизы, чтобы найти Лалит и разделаться с собственным ребенком. Лиза осталась одна… Я не могу тебе передать всей боли, которую она испытывала, когда Лекант покинул ее. Ведь она по-настоящему любила его. Так она прожила два года. И однажды отец попросил ее сходить на заседание общества «Свободная Россия».
– Знаю я это щедровское общество. У него леворадикальные взгляды.
– Вот-вот. Всё хотят очистить Щедрый от ведьм, вампиров и прочей так называемой нечисти. Но вернемся к Лизе. Она выполнила просьбу папы и пошла поскучать на заседание. И тут она встретила некоего Владимира Логинова, весьма импозантного молодого лемурийца.
– Кого?
– Обитателя протоконтинента Лемурия, который множество тысячелетий назад погрузился в вулканическую лаву.
– А чем лемуриец отличается от человека?
– Внешне только хвостом. Хвосты у них роскошные – полосатые. Таким хвостом лемурийцы наводят иллюзии на людей. Владимир, например, наводил иллюзии на членов «Свободной России», притворяясь обычным человеком. А на деле он раскапывал за «Свободной Россией» неблаговидные делишки.
В Сидоре проснулся журналистский зуд.
– Это какие делишки?
– Ну, например, свободнороссы на словах чураются магии, а на деле наняли колдуна, чтобы он устроил над Щедрым засуху. Жаркое лето помнишь? Это все колдун. К тому же средства на свои делишки свободнороссы получали чуть ли не от «Свидетелей Иеговы» и мормонов. Вот так-то!
– Черт! И у меня нет диктофона, чтобы все это записать!
– А к чему, Сидор. Скоро конец света. И никакие свободнороссы не выживут.
– Значит, и мы не выживем?
– А вот это вопрос, – сказала Анна Николаевна. – Мы не на Земле. Мы в другом духовном измерении. И есть шанс, что мы уцелеем.
Сидор воодушевился:
– Ну и что там дальше было с Лизой и Владимиром?
– Довольно просто. Владимир влюбился в нашу девочку с первого взгляда. И не стал напускать на нее иллюзию, предстал лемурийцем. А лемурийцы, надо сказать, сильное племя. Обладают телепатией, психокинезом, левитацией. Но есть у них одна слабость. Если лемуриец полюбит кого-нибудь – серьезно, по-настоящему полюбит, – то он попадает в полную зависимость от любимого человека.
– То есть?
– Например, лемуриец и его возлюбленная не могут в буквальном смысле отойти друг от друга: им делается плохо, они могут даже впасть в кому.
– И умереть?
– Лемурийцы бессмертны. Кома для них – предел неприятностей. А вот человек умереть может.
– Не очень-то приятно это осознавать.
– Ладно, об этом позже. Влюбился Володька в нашу Лизу и влюбился. А надо сказать, что она к тому времени уже не была умертвием. Чудо Божье свершилось – она получила назад свою бессмертную душу и стала простым, обычным человеком. И тоже полюбила Влада.
– Но она же любила Леканта! Сердце красавицы склонно к измене, да?
– Нет, дело тут не в измене. Она действительно любила Леканта. Но он сам, своей силой стер тот участок Лизиной памяти, в котором она помнила о нем и о своей любви к нему. Лиза забыла Леканта. Мало того. Лекант вложил в сознание лемурийца то, что он должен полюбить именно Лизу. Дхианы и на такое способны. Оставив Лизу в хороших, так сказать, руках, Лекант отправился на поиски Лалит и своего сына. Лалит он нашел – она оказалась в Шамбале. А вот сына она спрятала надежно. На перекрестке миров. Этот узел пространства находился в доме моего родственника, Валерия Алейникова. Я отправила Валерия и его дочь в Тибет, а сама стала заниматься поисками узла. И нашла его. Нашла мальчика. Я взяла его на воспитание, надеясь, что из Черного Будды он станет Буддой грядущего, Буддой Майтрейей. Ох, опять я отвлеклась от Лизы. Так вот. Лиза и Влад поженились, Лиза забеременела. Но тут до Лизы добралась Лалит. Она похитила девушку и спрятала ее здесь, в Бардо, на одном из мыслеуровней. Потеряв Лизу, Влад впал в кому, но, слава богам, у него было много друзей. При помощи мощного экстрасенса мы отделили легкое тело Влада от плотного и отправили его в Бардо, искать Лизу, сражаться за нее с Лалит.
– И где теперь Владимир?
– Увы, этого я не знаю. Надо смотреть по Дворцам.
– Каким Дворцам?
– Каждый мыслеуровень Бардо имеет Дворец определенного цвета и резонанса. Там испытываются души умерших на предмет их праведности. Там души сторожат демоны и асуры, стараясь запугать душу и лишить ее молитвы к Милостивому. Мы находимся в области зеленого Дворца – области испытания за дурные мысли.
– Хорошо, Анна Николаевна, а вы как сюда попали?
– Ох, Сидор… Всё по моей глупости и неосмотрительности. Видишь ли, я взяла Собхиту на воспитание. Я старалась привить ему общечеловеческие ценности, сделать его добрым и милосердным. Но однажды Лекант нашел сына и явился за ним. Но не только Лекант сражался за Собхиту. Лалит, мать мальчика, послала бога-демона Мару, чтобы тот похитил ребенка и водворил его царем в Индии. Я сразилась с Марой, но, увы, он победил. Он почти убил меня, но явился милостивый Будда и исцелил мои раны. И я отправилась в Бардо.
– Почему не в Индию, за Собхитой?
– Там и без того много душ. А о Лизе и Владимире все забыли. Я здесь для того, чтобы помочь им обрести друг друга и защитить их от Лалит.
– Это все, конечно, замечательно, но кто мне вернет мое тело?
– О, дружок, о теле забудь. Теперь ты обеспечен этим носителем. Будь женщиной, Сидор. Так ты сможешь добиться от жизни большего.
– Почему вы так думаете?
– Потому что я женщина, – комично развела в стороны суставчатые конечности Анна Николаевна. – Ну что, теперь пойдем во Дворец? Увидишь еще одну мыслеформу.
– А что там, во Дворце?
– Отдых, размышления, медитации. Ты отдохнешь, наберешься сил, а я предамся медитации, чтобы вновь попробовать обнаружить Лизу и Влада.
– Хорошо. Идемте.
Анна Николаевна сползла со стула и засеменила на сорока блестящих ножках к серой стене.
– Где же дверь? – удивился Сидор.
– Увидишь, – отмахнулась лапкой Анна Николаевна. Ее фасеточные глаза возбужденно поблескивали.
И действительно, по стене поползла черная бороздка, очертившая узкий прямоугольник. Анна Николаевна толкнула прямоугольник лапой. Он упал со звуком, который издает упавший лист плотного картона.
Наши герои вышли. Перед ними простиралось поле, залитое тусклым зеленоватым светом. Посреди поля возвышалось сооружение, напоминавшее мечеть.
– А почему дворец похож на мечеть? – немедленно вопросил Сидор.
– Да потому, что я так себе его вообразила, – откликнулась мадам Гюллинг. – Сама не знаю, с какого бодуна.
Сидор усмехнулся. Даже в паучье-тараканьем облике мадам Гюллинг не утратила чувства юмора.
Они стали спускаться в долину, ко Дворцу. На пути им попадались всяческие фантомы, страшные и не очень, про них Анна Николаевна сказала, что это все их собственные воплотившиеся страхи.
Наконец они вошли в псевдомечеть. Тут отовсюду струился зеленый свет, он успокаивал, рассеивал страхи. Мадам Гюллинг предложила Сидору для отдыха роскошное ложе, сама же, очертив вокруг себя окружность, села в медитативную позу. Выглядела она в этой позе жутковато, поэтому Сидор отвернулся, накрылся зеленым одеялом и постарался задремать. Усталость и шок сковывали все его члены. Глаза его закрылись, дыхание выровнялось.
Снилось бедному Сидору Акашкину, что он – девица. Очень благочестивая девица, много думающая о религии и всячески творящая добрые дела. И вот посватался к Сидору-девице весьма богатый человек. А Сидор-девица мечтал стать монахиней. И вот в самый день свадьбы невеста сбежала, оставив жениху кольцо и переодевшись в рубище. Ушла она в пустыню, где трудно выжить, ела акриды и славила Бога. Так прошло немало лет. Девица достигла святости и могла творить чудеса. И был ей глас от Бога, повелевший вернуться домой, но жить там тайно, под чужим именем. Девица вернулась домой и жила в хлеву, как нищенка, питаясь со свиньями из одной кормушки.
Так прошли годы, девица преставилась, душа ее отлетела к Богу. Когда же стали обмывать тело, старая кормилица девицы признала ее по родинке. И поняли все, кто была эта нищенка, да уж было поздно.
Сидор досмотрел печальный сон, повернулся на другой бок, надеясь увидеть что-нибудь повеселее, но тут услышал голос, зовущий его:
– Сидор, эй Сидор, проснись!
Сидор распахнул глаза. Над ним нависал зеленый балдахин кровати. Он приподнял голову – рядом стояла кошмарная Анна Николаевна и улыбалась во все жвалы.
– Что случилось? – хрипло спросил ее Сидор.
– Я нашла его, – торжественно сказала Анна Николаевна.
– Кого?
– Сидор, очнись ты наконец! Я Владимира нашла.
– И где он?
– У Золотого озера забвения. Нехорошее место. Но нам придется идти.
Сидор выпутался из объятий постели и встал. Голова слегка кружилась.
– А почему это нехорошее место? – поинтересовался он.
– Потому что правит им дэва Луны.
– Дева?
– Нет, дэва. Не очень симпатичное чудовище. Она окунает души людей в озеро, и те всё забывают. Готовы к рождению в новом облике.
– А если она уже того, окунула Владимира в это озеро?
– Будем надеяться, что нет. Ведь Владимир не человек. С ним ей придется побороться. Времени нет. Идем.
Они вышли из зеленого Дворца и направились по узенькой, едва приметной тропке меж довольно неприветливых скал. Над скалами стояло багровое сияние.
– Это скалы последнего заката, – пояснила Сидору мадам Гюллинг. – Они напоминают людским душам, как все недолговечно в колесе перерождений.
Наконец они пришли к озеру. Вода в нем действительно была золотой и сверкала так, что глазам было больно. На краю озера стоял небольшой чайный павильон. В павильоне сидели двое. Мужчина и женщина.
– Смотри, Сидор, – отчего-то зашептала Анна Николаевна. – Мужчина – это Владимир, точнее, его ментальное тело. А женщина – дэва.
– Она красивая.
– А ты думаешь, что зло всегда уродливо? Дурачок. Подойдем поближе, узнаем, что они делают.
Они подошли и увидели, что дэва и лемуриец заняты весьма поэтическим делом – они играли в шахматы.
– Ты умеешь играть в шахматы, Сидор? – спросила Анна Николаевна.
– Вы что, смеетесь? Откуда?
– Понятно. И это цвет современной журналистики! Хорошо, хоть я занималась в кружке юных шахматистов имени Гарри Каспарова.
– И что вы видите?
– Владимир разыгрывает сицилианскую защиту. Но дэва, похоже, ответила ему коварством. Вот они сидят и думают…
Пара действительно замерла, склонившись над шахматной доской. Сидор оглядел их. Владимир был бледен и очень красив. В алой ветровке и черных джинсах он смотрелся бесподобно, и женское начало Сидора поспешило это признать. Мужское же начало всеми феромонами устремилось к злобной и коварной дэве. Для злобной и коварной она здорово выглядела. Стройная фигура, точеные черты лица, густые черные ресницы, пухлые алые губы, нежный румянец – в общем, полный набор дамских прелестей. Одно только напрягало в этой красотке: из-под длинного платья торчал скорпионий хвост с весьма недвусмысленным жалом.
– Долго думаешь, смертный, – на тибетском языке сказала дэва. – Пора сделать ход.
– Я не смертен, – спокойно отозвался Владимир и двинул вперед фигуру (Сидор не разглядел какую).
– Ах, извини, я и забыла, что ты у нас представитель вымершего континента.
– Не вымершего, а ушедшего под лаву. Две большие разницы.
– Слушай, лемуриец, что ты все время к словам цепляешься? То ему не так, это не этак. Делай ход.
– Ты невнимательна, дэва. Я только что сделал ход. Тебе шах.
– Тысяча ракшасов! Ты обжулил меня!
– Смотри сама – не мог я тебя обжулить. Мы не люди, чтоб жульничать.
Дэва разъярилась и смешала на доске фигуры.
– Игра окончена, – объявила она.
– Но ты проиграла, дэва.
– Пошел в Шамбалу! Не было проигрыша!
– Ты яришься, а между тем вынуждена сдержать свое слово. Ведь ты поклялась, что, если я выиграю, ты выпустишь меня из своего плена.
– Я передумала!
– Тогда я вызываю тебя на поединок.
Дэва вскочила и повела скорпионьим хвостом:
– Хочешь лишиться головы? Лишишься.
– Я хочу знать, зачем я здесь.
– А вот это я могу объяснить! – вклинилась в беседу Анна Николаевна, посверкивая хитиновым брюшком.
– Кто ты? – встала в боевую стойку дэва. – Что делаешь в моих владениях?
– Мое имя тебе ничего не скажет, повелительница ночи.
– Подождите, – поднял руку Владимир. – Я узнал вас, Анна Николаевна, даже в таком облике.
– Рада тебя видеть, Володька.
– Анна Николаевна, объясните, где я и что я. Со мной происходит что-то странное. Я вдруг попал в длинный тоннель, полный света, а потом бродил по каким-то полям с заброшенными мельницами, а потом – встретил вот ее. Она убеждает меня на ней жениться.
– Никак не получится, – авторитетно заявила Анна Николаевна. – Потому что ты, Вольдемар, давно и счастливо женатый человек. Ой, то есть лемуриец.
– Как зовут мою жену?
– Лиза.
– Я что-то припоминаю. Кулон… Восход на крыше… Я ведь по профессии зубной врач. Я вспомнил! Я Лизе зубы лечил, я вспомнил ее!
– Замечательно, – сказала Анна Николаевна. – А как впал в кому, когда Лизу у тебя похитили, не помнишь?
– Погодите, что-то такое вспоминается. Я встретился со своим другом-психиатром, Лиза в это время спала, свой кулон Жизни я оставил рядом с нею… А когда вернулся, Лиза и кулон исчезли.
– И ты впал в кому. Знаешь, где ты сейчас?
– Нет.
– В Бардо. Твое физическое тело лежит в больнице города Щедрого, а его ментальный слепок, то есть ты, путешествует по Бардо.
– Но зачем?
– Чтобы отыскать жену, разумеется. Ведь ты же вспомнил, что ее похитили. Ее забрала Лалит – дхиан Хаоса. И значит, наша задача – найти в Бардо резиденцию Лалит и освободить Лизу. Но я вижу, Вольдемар, освобождать придется сначала тебя. Попал ты в шаловливые лапки этой дэвы, придется поторговаться, предложить ей за тебя что-нибудь этакое.
– У меня все есть, – немедленно отозвалась дэва, – так что даже и не напрягайтесь.
– А «Кохинор»?
– Какой такой «Кохинор»? Что ты мне, швабра беспритычная, мозги пудришь?
– «Кохинор» – это бриллиант, приносящий несчастье, – терпеливо объяснила Анна Николаевна, с трудом проглотив «швабру беспритычную». – Если владеешь этим бриллиантом, можешь насылать любые несчастья на кого угодно когда угодно где угодно. Мало того. «Кохинор» может менять грядущее по твоему усмотрению. Ну как?
– Неплохо. Но не будешь же ты, прелесть моя, утверждать, что носишь при себе такой замечательный камешек.
– Конечно, не ношу. Но если ты согласишься обменять на камешек Владимира, я проткну пространство (а я умею это делать хорошо) и возьму «Кохинор» из его сокровищницы.
– Из чьей сокровищницы?
– Какая тебе разница? Зато ты сможешь перед всем населением Бардо хвастаться такой бирюлькой.
– Больно надо мне хвастаться… Дай подумать.
– А что тут думать? Давай-ка партию в шахматы. Если выигрываешь ты, то тебе и Володька, и «Кохинор».
– Отлично! Ну а если выиграешь ты?
– «Кохинор» остается у меня, а я в придачу получаю твоего пленника.
– Хорошо.
Дэва хлопнула в ладоши. Появился устрашающий тип с бычьим рогом посреди лба и шестью руками-клешнями. Тип споро расставил фигуры на шахматной доске и исчез.
– Не против, если я проверю эту доску на магию? – раздвигая жвалы, спросила Анна Николаевна.
– Ну-ну.
– Ин номине патри эт фили эт спиритус санктис! – возгласила Анна Николаевна.
Над доской поднялось оранжевое облако и развеялось в вышине.
– Вот теперь никакой магии, – удовлетворенно высказалась Анна Николаевна, потирая обожженные кончики жвал.
– Ты спятила, да насилует тебя тысяча ракшасов! – воскликнула дэва, отнимая руки от лица. – Как ты осмелилась произнести Запретные Слова, да еще где? В Бардо!
– Зато теперь ты будешь играть честно.
– Ты сумасшедшая. Когда я выиграю, я вырежу твои глаза и съем их сырыми.
– Такого уговора не было.
– Теперь будет.
– Э нет, дэва! Первое слово дороже второго. Так что глаза останутся при мне. Позволь мне как гостье сыграть белыми.
– Дозволяю.
Анна Николаевна и дэва сели друг напротив друга. Мадам Гюллинг сделала первый ход. Этот ход заметно поверг дэву в уныние.
– Я жду, – обаятельно щелкнула жвалами Анна Николаевна.
– Не торопи меня, – грозно рыкнула дэва. – Ее скорпионий хвост воинственно задрался, разрывая тонкую материю платья. – О! А мы пойдем вот так.
И передвинула фигуру.
– Ну если ты так, тогда я этак. Шах.
– Что? Как шах? Где шах?
– Вот. И пусть тысяча ракшасов лучше займутся тобой, дэва.
Дэва взвыла. Глаза ее налились фиолетовым огнем.
Анна Николаевна выскочила из беседки, подхватив на конечности ошеломленного Владимира:
– Бежим! Сидор, сюда!
И они рванули во тьму, упавшую на них, как одеяло, отсекающее виды и звуки.
