Надежда Мамаева
Соловей – разбойник?
Вот так я и ехала – борясь с собой. И столь сильно задумалась, что не заметила кочки. Лошадь моя оступилась, всхрапнула, и я полетела бы на землю, если бы не подхватили меня руки сильные. Они оказались теплыми и такими надежными, что… мне захотелось в них остаться.
Так что, когда Соловей поставил меня на ноги, я даже сожалела. А может, виной был мой страх, от которого хотелось сбежать к тому, кто защитил от напастей?
– Надо проверить, не подвернула ли ногу, – кивнув на лошадь, сказала я для того, чтобы хоть что-то сказать.
Радогор спешился, взял мою кобылу и своего коня под уздцы, а затем накинул поводья на сук дерева.
Я же наклонилась, глянула на ногу – оказалось, вывих. Пришлось лечить наговором. Наложила я слова заклятья, да только времени немного надо было, чтоб они подействовали. О чем и сказала Соловью.
– Ну, значит, подождем, – молвил он.
– А я умыться схожу, – отряхивая грязные ладони после того, как закончила с лошадью, отозвалась я и пояснила: – Тут ручей недалеко.
Радогор хотел, видимо, спросить, откуда знаю, но потом понял и лишь выдохнул:
– А… Ты же ведунья… Я пока тогда костер разожгу.
А я пошла к воде и… Там-то меня и накрыло. Закусила губу, чтобы не закричать. Ледяной ком страха разбился на осколки мелкие, и вонзились они в каждую жилу тела моего, и затряслось оно, задрожало… Я пыталась с ним справиться, но не могла. И тут почувствовала, как на плечи легли руки. Знакомые.
– Вар-варя-варюшка, – услышала я шепот у самого уха. – Все хорошо. Я рядом…
А мужские пальцы меж тем перебирали мои волосы. И это… успокаивало. Да так, что я не поняла, как от страха перешла к бесстрашию и сама потянулась к Соловью. Чтоб только поцеловать. Правда-правда…
Очнулась только тогда, когда сама оказалась без сарафана, а он – без рубахи, под которой и вправду тело было сильное, со жгутами мышц, которые перевиты сухожилиями. На груди Радогора змеилась вязь татуировки, в нескольких местах перечерченная белесыми нитками от старых шрамов. А один и вовсе свежий. Недавно коркой запекшийся. Видимо, только-только повязку снял. И была она лишь с травами, а лечение – без колдовства… Эх… Была бы я рядом тогда, так бы наговорила, что и следа б не осталось…
И захотелось прикоснуться к шрамам. А еще – к животу, на котором кубики были и… Так я этого желала, что запретить было столь тяжко, что почти невозможно.
И едва мои пальцы коснулись груди Соловья, как он резко выдохнул и прикрыл глаза, словно это была для него пытка. Хотя и для меня тоже. Сладкая. Невыносимая. Такая, что и продолжить нельзя, но и остановиться – невозможно.
А тут и сила взбунтовалась! Заискрила на кончиках пальцев и… Я сама не поняла, как без слов наговорных заживила рану на теле Радогора. А как только это произошло, Соловей глянул на грудь свою, где даже шрама не осталось, и сначала удивленно посмотрел на меня, а потом вроде в шутку спросил:
– Нравится воинов исцелять? – голос прозвучал хрипло.
– Еще не поняла. Ты у меня первый такой… – сказала и сама смутилась так, что щеки заалели, потому что поняла, как это двояко прозвучало.
А Соловей от этих слов хитро, провоцируя так, усмехнулся. Блеснула серьга в его ухе.
– Так я помогу определиться. У меня еще шрамы есть. Только старые… Показать?
Я на эту подначку не повелась… Почти. Только руки сами собой потянулись к мужскому телу и… Как-то само собой все получилось. Вспыхнуло пламенем, что разлилось по венам.
Последней здравой мыслью было: «Варя, что ты творишь, не надо…» А сердце было с разумом не согласно и уверяло, что надо, еще как надо… Да… Вот так… Чтобы тяжелые руки – на моей талии, его губы – на моих губах, и он сам…
На краткий миг наши взгляды встретились и уже не смогли оторваться друг от друга. Радогор был словно магнит. Хотелось прижаться к нему, поластиться сытой кошкой, прикусить так, чтобы остался след…
Это было просто безумие. И имя ему Радогор. Я потянулась за еще одним поцелуем, но Соловей взял меня за плечи и отстранил от себя.
– Варя… Это в тебе страх говорит, – словно через силу произнес он. – И уже завтра ты можешь пожалеть…
– А сейчас сильно пожалеешь ты, если остановишься, – выдохнула я, и эти слова стали роковыми.
Потому что я поняла: до этого Радогор сдерживался.
Мы целовались как безумные. Такого не было у меня ни с кем и никогда. Я, знавшая этого мужчину всего ничего, чувствовала, что в этот миг нет никого на этом свете ближе. Как будто моя жизнь, мой разум зависели от того, прикоснется ли он ко мне. Хотя… с разумом я погорячилась. Потому что он, похоже, меня покинул, оставив взамен сумасшествие, которого я так хотела.
– Ты мое безумие… – услышала я жаркий шепот. – Моя ведьма…
Как мы оказалась на траве, я не помнила. А вот сильные руки, скользившие по моему телу, отпечатались в сознании отчетливо. И не только руки…
А пробудилась я от шепота:
– Доброго утра! – и руки, что легла на мое обнаженное бедро, обрисовав его контур.
Проснулась тут же, подскочив словно мышь, кота учуявшая, – с места и свечкой вверх. Даже пискн… взвизгнула так же. И тут же стратегически прикрыла все свое самое ценное рубахой, что попала под руку. А вот к чужому пригляделась. И еще как. В лучах рассветного солнца Радогор был хорош. Жаль только, что почти сразу вспомнила, что я вроде как приличная девица (хотя с первым можно поспорить, а второе, кажется, уже и вовсе не уместно после этой ночи-то), и отвела взгляд. Было немножко стыдно. И вообще…
Так что я нырнула в ворот рубахи, что держала в руках. Как выяснилось позже, была она не моей, поэтому пришлось под взглядом Радогора еще и стягивать одежду с себя, и надевать уже свою… Пока возилась с ней, занималась самобичеванием. А потом плюнула. Ну в конце-то концов. Это была просто ночь. Мне ничего не обещали. Я – тоже. Значит, и переживать не стоит. Может, и не увидимся мы никогда больше…
