Надежда Игоревна Соколова
Девушка из трущоб
Глава 1
Ася облегченно выдохнула, закрыв сразу на три замка старую железную дверь: наконец-то дома. Теперь можно и расслабиться. Последние дни в их трущобах постоянно кто-то исчезал. Некоторых потом находили, в основном в разобранном виде, в разных частях городка, другие так никогда и нигде и не появлялись. Стать одной из многих пропавших без вести девушке совершенно не улыбалось: тогда и мать, и сестра умрут от голода. А если и выживут… Думать о последствиях этого «выживут» не хотелось. Не такой судьбы желала Ася Сонечке, маленькой задумчивой девочке с голубыми глазами, обрамленными черными густыми ресницами. Чересчур задумчивой для своего возраста. Соне недавно исполнилось шесть лет. Всего лишь. Только глаза, казалось, говорили: «Мы старше. Мы намного старше и мудрей, чем ты думаешь. Мы достаточно видели в жизни. И мы все понимаем».
– Ася! – мать, Ангелина Васильевна, встревоженно выглянула из единственной небольшой комнатки, в которой помещались и спальня, и гардероб, и столовая… Только кухня и уборная были отдельными закутками. – Ася, ты снова поздно. Что случилось?
– Ничего, мам, – устало пожала плечами старшая дочь. – Просто много работы. Соня спит? – Девушка вытащила из сумки пакетик с просроченными шоколадными конфетами. Всего лишь двое суток, подумаешь. Их вполне можно есть.
– Балуешь ты её, – укоризненно вздохнула Ангелина Васильевна, а из-за двери комнатки показалось любопытное, слегка заострённое личико Сонечки.
– Конфеты! – худенький невысокий ребенок радостно повис на старшей сестре. – Спасибо, Ась!
Асе повезло: ей, в отличие многих жителей трущоб, удалось устроиться уборщицей в центральный гипермаркет. Там, а не в маленьком задрипанном магазинчике для местных, выставляющем на прилавок в основном лишь алкоголь и дешёвую закуску, закупались все, у кого водилась хоть какая-нибудь звонкая монета. Там же часто, при особом везении, можно было увидеть Их – богатеев, владеющих всем на этой земле и на целой планете, включая бесполезные жизни своих многочисленных рабочих.
Девушке равнодушные богачи были не интересны. Ведь не интересуется же амёба жизнью млекопитающих. А вот возможность изредка, помимо выплачиваемой раз в месяц заработной платы, приносить домой продукты с прошедшим сроком годности, выложенные в полутёмном закутке как раз для рабочих с небольшим доходом, помогала их семье не просто выживать, но и кое-как держаться на плаву. Возможно, Асе наконец улыбнется удача, ей удастся накопить хоть немного наличных, чтобы оплатить в следующем году обучение Сони в школе, располагавшейся в том же районе, что и гипермаркет. Не место ребенку в этих вонючих бараках. Девочке нужны чистый воздух, качественная еда, стабильное положение в обществе. О себе при этом старшая сестра даже не думала: все равно ни красотой, ни умом она не блещет. Будут на пару с матерью доживать в трущобах.
Сон «подарил» вымотанной девушке очередные вполне реалистичные кошмары с запертыми на амбарный замок подвалами, огромными голодными крысами и изощрёнными маньяками, гнавшимися за очередной жертвой со зловещим смехом. Утро, хоть и спасло от ужасов, пришло чересчур рано. Ася, с трудом разлепив глаза, выползла на кухню, заварила в старом фаянсовом чайнике со сколами травяной настой, – остатки зеленого чая, ромашку, душицу – налила его в чашку с потёртым рисунком, с трудом заставила себя проглотить эту невероятную гадость, вяло пожевала позавчерашний черный хлеб: корзину с просрочкой выставят только сегодня днем, так что до вечера матери с сестрой придётся в очередной раз немного поголодать. Или же будут доедать конфеты…
Голодала семья нечасто, обычно один-два раза в месяц, так что даже голодом такое положение дел назвать нельзя было, так, редкие, многим из живших здесь просто необходимые разгрузочные дни. Асе, с таким нерегулярным питанием, излишним весом и нарушением обмена веществ, подобные нечастные дни похудеть не помогали. А вот гастрит уже был заработан. За ним и язва вскоре должна была последовать.
В уборной, не включая свет, девушка кое-как ополоснула лицо холодной затхлой водой из местного водопровода и на ощупь провела щёткой по редким волосам. Всё. Можно идти на работу.
Внешность свою Ася не любила. Да и как можно любить нечто невысокое, бесформенное, с лишним весом и отсутствием малейшего намека на фигуру? Глаза – серые, небольшие, маловыразительные, ресницы – короткие и белесые и потому совершенно не заметные, волосы – редкие, светло-русые, губы – ни то ни се, ни полные, ни тонкие. Конечности толстые, словно обрубки, грудь большая и обвислая, как вымя у коровы. В общем, на такую и в темноте без бутылки не посмотришь.
Потому и одевалась Ася постоянно в обноски, стараясь найти в местных магазинах вторсырья широкую и длинную одежду тёмных, немарких цветов. Вот и сейчас, надев чёрные брюки на пару размеров больше и коричневую кофту-балахон, обув видавшие виды кеды, девушка взяла с табуретки хозяйственную сумку, помнившую молодой еще Ангелину Васильевну, и как можно тише вышла из квартиры.
Длинные деревянные лестницы с кое-где основательно подгнившими ступеньками «радовали» обоняние привычными кислыми запахами нечистот и дешевого пойла, день и ночь употребляемого большинством здешних жителей. Освещение… Даже старожилы забыли, что это такое. Тусклый желтый свет иногда пробивался через грязные, десятилетиями не мытые небольшие оконца под потолком. Его не хватало даже для лестничных пролетов, что уж там говорить о ступеньках. Но те, кто ютился в этих трех– и пятиэтажках, в каморках, почему-то по незнанию названных квартирами, давно выучили дорогу и привыкли шнырять, словно крысы, вверх и вниз в темноте, разве что изредка зажигая ручные фонарики. Последнее считалось роскошью. Да и зачем он нужен, тот свет, если есть слух, обоняние, интуиция, в конце концов?
Ася, выросшая в этих местах, в свои восемнадцать знала каждый закуток этого относительно безопасного, по сравнению с другими строениями, дома, да и в близлежащих кварталах ориентировалась сравнительно неплохо. Это туда, ближе к реке, давным-давно отравленной многочисленными фабриками и заводами, лучше не соваться, если, конечно, жизнь дорога. А здесь… Здесь вполне можно жить. Или делать вид, что живёшь.
У входа, прямо возле двери, распластался пятиконечной звездой, словно греясь на осеннем холодном солнце, дед Митрич. Снова пьяный. Снова в одних подштанниках. Снова грязный, как боров после лужи. Привычно переступив через храпевшее тело, Ася, нагнувшись, надела на ноги целлофановые пакеты и, чуть переваливаясь, неспешно потопала по остаткам гравийки, давно смешавшейся с постоянной в этих местах жидкой грязью, тщетно стараясь выбирать места почище.
Виктор полулежал на небольшом диванчике и лениво потягивал элитное бренди из низенького пузатого хрустального бокала. Как же надоела эта дикая планета с её похожими на зверей обитателями. Давно пора перебираться на Астор, шикарную столицу Союза Миров, и забыть о годах жизни здесь, как о дурацком ночном кошмаре. В принципе, если бы не Димка, он уже сорвался бы с места, благо личный шатл всегда под рукой. И плевать на визг матери и раздражение отца. Пусть сами гниют на Мирне, раз уж им так нравится здешняя грязь.
Димка… Любимый младший брат и постоянная, застарелая боль… Единственный родной человечек со светлым взглядом и легкой улыбкой. Некстати вспомнилась Ирка, старая приятельница. Она, с ее любовью к вечным поучениям, уже прочитала бы целую лекцию. Мол, улыбка легкой быть не может, нужно найти более точное определение… И прочая мура. Но в том-то и дело, что у Димки улыбка была именно легкой, беспечной, умиротворенной… Виктор не мог подобрать нужного слова, но возле брата он как будто отогревался душой. И каждый раз, видя младшенького, готов был убивать, что мать, что отца. Одна, дура полная, бегала на гульки, нюхала «порошки» и пила, словно лошадь, ни секунды не думая о ребенке под сердцем, другой, скотина безмозглая, решил покрасоваться перед своими многочисленными бабами, провел ночь в месте с зашкаливающей радиацией, до конца не вылечился и полез в постель к жене. В результате – дебильность у плода. И никому, кроме него, Виктора, до Димки сейчас дела нет. Ну ходит, пузыри пускает, весело агукает, в свои двенадцать ведет себя, как годовалое дитя. Пусть его. Лишь бы под ногами не путался да родителям жизнью наслаждаться не мешал.
Двадцатипятилетний высокий красавец с «греческим профилем» и накачанной мускулатурой, любимец женщин всех возрастов, с рождения имел всё, о чем могли только мечтать его сверстники: деньги, связи, положение в обществе, прекрасные возможности для карьеры… Баловень судьбы, как говорили в древности о подобных ему счастливчиках, Виктор до семнадцати лет жил словно в вечном раю. А потом приехал однажды домой после учебы в престижном ВУЗе на закрытой планете и обнаружил дома четырехлетнего умственно отсталого брата. Нет, мир не рухнул. Но… Из наивного «золотого мальчика» парень довольно быстро превратился в циника и грубияна. Удостоверившись, что Димку вылечить нельзя, старший сын возненавидел родителей.
Грязь привычно хлюпала под ногами. Сам путь по хорошей дороге занял бы не больше десяти-пятнадцати минут, но кто же будет стараться для низов? Их квартал считался самым опасным, а значит, и самым неблагоустроенным. Из всех жителей здесь честно зарабатывали себе на жизнь, тщетно день за днем стараясь вырваться из ненавистных трущоб, лишь несколько человек. Остальные плыли по течению или предпочитали не совсем законные способы существования. Ася вновь и вновь аккуратно обходила наполненные тухлой водой ямы, уже и не надеясь попасть на работу в чистой одежде. Местных алкоголиков подобные мысли не заботили: из кустов по-над дорогой то и дело выглядывали чьи-то конечности, обычно задние. Их владельцы, охотно приняв на грудь пару-тройку бутылок дешёвого пойла, вольготно расположились там, где их застал последний, явно лишний глоток.
Хлипкий деревянный мостик через канаву, когда-то гордо называвшуюся речкой Иртой, сейчас уже пересохшую и «запруженную» различным бытовым мусором, девушка перешла за пару минут. На той стороне уже начиналась другая, лучшая, в ее понимании, жизнь. «За рекой», как говорили босяки из района Аси, жили те, кому повезло родиться пусть в небогатых, но довольно обеспеченных семьях. У этих людей существовал доступ и к образованию, и к медицине, существовала и возможность подняться повыше, увезти своих детей в более благоприятные места. Там же, на другой стороне «реки», располагался и магазин, дававший работу, пусть и низкооплачиваемую, всем желающим.
Не желая иметь ничего общего со сбродом из опасных кварталов, жители «заречья» оградили свои дома высоким железным забором с пущенной по верху колючей проволокой под напряжением. Попасть внутрь можно было, только приложив палец к калитке. Информация о микрочипе, вживленном под кожу всем стремившимся находиться на «богатой» территории, мгновенно передавалась на пункт пропуска, и компьютер давал доступ. Или не давал. Каждый раз, подходя к заветной калитке, Ася страшилась, что на табло загорится оранжевая надпись: «В доступе отказано». Это означало бы долгую и мучительную смерть для нее и ее семьи: идти по стопам многочисленных соседей и заниматься душегубством или воровством, девушка просто не смогла бы.
«Доступ разрешен», – привычно мигнуло зеленым светом табло. Калитка открылась, пропустила бесформенную фигуру и сразу же закрылась. Чисто подметенная дорожка из мелкого гравия вела мимо невысоких, периодически подстригаемых деревьев и кустов, в основном лиственных, к различным хозяйственным постройкам, в том числе и к раздевалке, из которой можно было попасть прямиком в складские помещения заветного магазина.
В небольшой саманный сарайчик Ася как обычно зашла одной из первых. Несколько бумажных ширм для переодевания персонала, крючки на стенах и пакеты с формой работников – вот и вся обстановка. Уличная одежда осталась сиротливо висеть на крючке, синяя форма уборщицы заняла её место.
Коридоры, коридоры… Многочисленные повороты. Вот и каморка, в которой, кроме девушки, отдыхают еще пятеро работников. Сейчас тут, за исключением стульев и небольшого стола у окна, пусто. И это чудесно – людей, особенно толпы, Ася не любила и боялась. Если бы не необходимость содержать семью…
– Ты здесь? Отлично. На выход.
Артур Иванович, старший менеджер, маленький, толстый, как бочонок. Привычно скользнул безразличным взглядом по работнице, словно мебель на наличие пыли проверил, отдал приказ и тут же выкатился. Что еще могло стрястись всего за час до открытия?
Оказалось, очередная работа по профилю – уборка. Иногда, чтобы получить дополнительный доход и купить жене очередную шубу, директор магазина сдавал помещения для отдыха местной «золотой молодежи». Дети клерков средней руки и торговцев всех мастей не могли себе позволить веселиться в районах аристократов, – их туда просто не пускали, не видя смысла в сближении разных слоев населения, – поэтому все важные события своей жизни они отмечали здесь, в супермаркете, единственном, не считая лавки с тканями, готовой одеждой и сувенирами, крупном торговом помещении района.
Что именно праздновали ночью, Ася не знала и знать не хотела. Молча, как обычно, она убирала мусор и мыла полы. Работа была настолько привычной, что выполнялась на автомате. Закончив, девушка направилась в уже открывшийся торговый зал. Первые два-три часа посетители буквально штурмовали полки с продуктами, так что работа уборщицам находилась всегда.
Настроение… Какое может быть настроение рано утром, когда необходимо выдавливать из себя вежливые фразы и тщательно сдерживаться, чтобы не разгромить этот сарай к чертям собачьим…
Ответив на подобострастное приветствие охранника улыбкой, больше напоминавшей оскал разъяренного добермана, Виктор широким хозяйским шагом зашел в кабинет директора магазина. Практически весь бизнес в данной части города принадлежал его семье, дела шли ни шатко ни валко, очередного старшего менеджера недавно уволили за воровство, отцу на данный момент было не до бизнеса, и сегодня именно Виктору необходимо было забрать накопленную выручку, а заодно и проверить, не слишком ли зарывается ставленник отца. Последний заискивающе залебезил и подскочил со своего места, едва завидел непосредственное начальство. Удобно усевшись в директорское кресло, откинувшись на спинку и закинув ноги на стол, молодой человек скучающе зевнул.
– Проверка нашла у вас недостачу, Андрей Микитич. Вы понимаете, что это значит?
Что еще это могло значить? Только потерю хлебного места и возможное переселение в ту часть города, которую населяли отбросы планеты. Кому ж захочется так быстро в худшую сторону изменить уровень жизни?
– Виктор Степанович… Голубчик… Ну что вы… Это же копейки…Я… Я возмещу, сейчас же прикажу, деньги принесут!
Ну да. А потом сдерет эту сумму в качестве штрафов со своих работников, чтобы ни в коей мере не остаться внакладе. Впрочем, Виктору было все равно.
– У вас двадцать минут.
Деньги принесут через пять-семь минут. Это молодой человек знал по опыту.
Зазвонил видеофон, квадратная коробочка небольших размеров, сделанная из самых современных защитных материалов, настроенная на нескольких пользователей и не позволяющая видеосообщению коснуться ушей тех, кому оно не предназначено. Мельком бросив взгляд на экран, парень скривился: Эльза. Нахальная пробивная фотомодель, решившая непременно стать его женой и готовая ради этой цели в буквальном смысле слова идти по трупам. Мнением потенциального жениха девушка, естественно, поинтересоваться не соизволила. Если бы не необходимость обязательно появиться сегодня на вечере в честь дня рождения близкого друга отца, причем непременно со спутницей, наследник многомиллионного состояния с легким сердцем ненужный звонок проигнорировал бы. Но надо…
– Виктор Степанович, я могу вам помочь?
Это что-то новенькое: мебель рот открыла. Молодой человек цинично хмыкнул про себя: видать, дело не только в недостаче, если директор вдруг первый решился заговорить с боссом.
– Вы умеете ходить на каблуках и влезаете в женское платье? – раздраженно поинтересовался Виктор, глядя на экран аппарата практически с ненавистью.
Собеседник угодливо захихикал:
– Может, вам сменить спутницу?
Ещё и советы даёт. Совсем страх потерял. Хотя… Почему нет… Вот только…
– У вас тут есть кто поуродливей? Такая, чтобы от одного взгляда на неё народ шарахался в разные стороны?
Молчание длиной в несколько секунд, и уверенное:
– Я думаю, что смогу вам помочь, Виктор Степанович.
Уборка завершилась мытьём туалетов на выделенном участке. Улучив несколько свободных секунд, девушка заглянула в угол под лестницей, куда обычно складывали просроченные продукты, и вытащила из большой картонной коробки шоколадку, палку мерены, дешёвой колбасы из мяса диких собак, обитавших на этой планете в огромном количестве, позавчерашний хлеб и чуть надорванную пачку крекеров. Пока хватит. До зарплаты, что должны выдать послезавтра, семья постарается кое-как продержаться.
Когда Ася добралась до каморки, ее напарница, высокая худая женщина лет пятидесяти, зарабатывавшая здесь тяжелобольному внуку на очередной курс лечения, равнодушно сообщила:
– Тебя Иваныч искал. Срочно.
День обещал быть насыщенным. Вздохнув, девушка оставила продуктовый набор в сумке и поплелась к начальству.
В отличие от своих немногочисленных подчиненных, старший менеджер занимал отдельный кабинет. По размерам, правда, то была такая же каморка, но зато предоставленная в распоряжение одному конкретному человеку.
– Шатрова? К директору. Немедленно, – даже не отрываясь от журнала, приказал начальник.
Сердце упало в пятки. На самый верх, к управляющему магазина, Искринскому Андрею Микитичу, работников вызывали только при увольнении. Но она же вела себя идеально! За что??
– Что стоишь? Бегом! – рявкнул Иваныч.
Аккуратно закрыв дверь с другой стороны, Ася, едва сдерживая горькие слезы, направилась к лестнице: все начальство, кроме старшего менеджера, располагалось на втором этаже здания. Там же обычно отдыхала и «золотая молодёжь».
Каждая ступенька гирей ложилась на душу. Хотелось завыть, как дворовые собаки. В чем она ошиблась? Кто-то «настучал», решил заполучить себе еще и ее ставку, заранее договорившись с Иванычем? Искринский разбираться не будет. Его, кроме денег, ничего здесь не держит. Увидел бумажку на столе, подписал, не вчитываясь, и вот уже Ася на улице, без зарплаты, без работы, а значит, и без продуктов…
– Ну наконец-то! – Дверь в нужный кабинет распахнулась, едва девушка подошла поближе. – Шатрова! Зашла немедленно!
Она и так уже здесь, зачем же кричать…
Еще сильней втянув голову в плечи, Ася переступила порог.
Кабинет начальства действительно заслужил так называться: не комнатка, не каморка. Кабинет. Он поражал воображение сотрудников, когда те, ещё будучи соискателями, приходили на неизбежное собеседование перед приемом на работу. Да, несмотря на существование в компании отдела кадров, его работники проводили только предварительное собеседование. Окончательное решение принимал директор. И чем выше была желанная должность, тем большую сумму называло будущее начальство. Асе повезло: она отделалась символическими двенадцатью серебрушками, – минимальной ценой – накопленными за полгода жесткой экономии, как раз для устройства на работу. На тот момент кабинет мог похвастаться позолоченными стенами, мебелью из орхи – дерева, растущего на самой дальней и самой труднодоступной планете Союза Миров, – и окном, выходящим на квартал аристократов. Сейчас… Сейчас, может, что и изменилось, директор перестановки любит. Вот только уборщица боялась поднять глаза от пола, тоже позолоченного, причем, судя по следам, сравнительно недавно. Вон, в углах, еще и краска не высохла…
– Голову подняла.
Голос резанул по напряжённым нервам. Голос незнакомый, чужой. Ася вздрогнула и, повинуясь, посмотрела на говорившего. Молодой. Красивый. Ухоженный. Одет… Нет, она и названия одежды этой не знает, что-то явно иностранное, не пригодное к ношению в их условиях, слишком уж светлые и маркие вещи. Ясно только, что вольготно расположившийся за столом директора мужчина намного состоятельнее всех тех сынков местных богатеев, за которыми Ася привыкла убирать.
– Подходит. Вышел вон.
Вышел? Это кому? Дверь захлопнулась за спиной. Девушка испуганно вздрогнула.
Виктор, слегка прищурившись, с презрением осматривал подсунутую ему девку. Да уж… Если её и правда шарахаться с самого начала не начнут, уже прогресс будет. Но ему ли жаловаться? Сам хотел подобное чучело. Чучело… Вот чудесное слово, описывающее это «нечто»: синий, начинающий выцветать халат уборщицы висит балахоном на теле. 180/180/180, не меньше. Глаза как у коровы. Видел он как-то детский фильм, что Димке одна из постоянно сменявшихся гувернанток крутила. Ни сюжета, ни актеров нормальных. А вот корова ему запомнилась: ее на бойню ведут, резать собираются, а она послушно копыта передвигает и смотрит смиренно и покорно. То же самое выражение и здесь. Да и фигурой эта похожа на ту. На голове – чепчик, на ногах – боты.
В душе не вовремя проснулась гордость. Вот не хватало еще с такой тушей на людях появляться. Послать её, что ли? Назад, прямо к унитазам? Нет, он же хотел всех шокировать на этом дебильном вечере. Да и терпеть её не так уж долго, не больше трех-пяти часов.
– Собралась быстро и вышла к главному входу. Жди у красной лётки. Со мной поедешь. Всё, пошла отсюда.
Дверь аккуратно закрылась. Молодой человек тяжело вздохнул: ну что за жизнь. Одна тупая, хоть и симпатичная, другая страшная, как смертный грех, но тоже… Тупая… И выбрать не из кого.
Ася медленно вышла за дверь, вопросительно взглянула на стоявшего у стены начальника.
– Что смотришь? – нервно огрызнулся Микитич. – Иди, выполняй, что сказано. Да поживей.
С трудом понимая, что происходит, девушка послушно направилась к сарайчику с уличной одеждой. Пока шла коридорами, перебирала в голове немногочисленные варианты. Зачем ее вызвали? Для чего она нужна? Убирать в господском доме? Так этим обычно занимается Синти. Она и красивая, и пробивная, и другие услуги оказать не постесняется. Если не для уборки, тогда зачем? И для чего она, Ася, «подходит»? На взгляд, которым ее осматривал молодой господин, девушка внимания не обратила: в ее жизни таких взглядов было много. И еще больше ожидается. Какая разница. Пусть смотрит. Лишь бы на работе остаться.
Наскоро переодевшись в том самом сарайчике, уборщица вернулась в магазин, забрала вещи и, игнорируя любопытные взгляды своих «товарок», вышла в торговый зал. Пока дошла до главного входа, несколько раз ощутила на себе презрительно-уничижительные взоры покупателей. Действительно, куда она, в таком затрапезном наряде, выйти осмелилась? Её дело – мойка раковин и полов. А здесь, здесь отовариваются люди с деньгами и положением. И её старое потертое тряпьё, как они все думали о её относительно нормальной одежде, унижает их человеческое достоинство. Пару раз забитой уборщице даже плюнули в спину. Не попали, судя по недовольным комментариям сзади.
Главный вход и красная лётка. Да, эффектная модель. Такая всюду заметна будет.
Почти полторы тысячи лет назад, когда люди только начали осваивать космос и заселять различные пригодные для жизни планеты, создавая многочисленные колонии и постепенно вывозя с Земли, планеты-донора, жителей и оборудование, перед первыми «космическими нуворишами» встал сложный вопрос удобных полетов. Нет, шатлы, конечно, для таких целей годились, но только при перелёте от планеты к планете. Внутри же заселенного мира этот транспорт для передвижения по воздуху пригоден не был: слишком громоздкие машины забивали собой всё пространство, что частенько приводило к неизбежным конфликтам, особенно между гонористыми владельцами таких летательных аппаратов. Думали-размышляли над проблемой долго, пару десятков лет, если быть точными. И потом один гений, чье имя история, к сожалению, не сохранила, придумал лётки – этакие эллиптической формы капсулы, довольно компактные, снабженные мощными моторами и, по желанию владельца, искусственным интеллектом.
Транспорт, неудачно припаркованный перед входом и мешавший местным жителям совершать покупки, был покрашен в ядовитый красный цвет. По бокам, чуть выше иллюминаторов, вмонтированных в корпус из нового вида стали, красовались маленькие крылья, предназначенные для управления.
– Внутрь, – отрывисто, резко, словно хлыстом ударил, приказал показавшийся наконец-то из вращавшихся дверей «золотой мальчик». Повинуясь его голосовому приказу, отъехала в сторону дверь, позволяя проникнуть в кабину.
Ася наклонилась, аккуратно переступила через порог, села в одно из кресел. Напротив немедленно умостился её непосредственный начальник на следующие несколько часов.
Несколько движений рычажками на светившейся панели, и транспорт взмыл вверх. Куда они летят? Впрочем, какая разница. Не убьёт, и то слава богу. Наверное…
На подлокотник «её» кресла легли три золотые монеты – полугодовой заработок девушки.
– Поработаешь говорящей куклой пару часов – и можешь быть свободна. Только сначала в порядок тебя приведем.
Уборщица недоуменно посмотрела на монеты, перевела взгляд на мужчину напротив. Его голос изменился, стал спокойней, безразличней, не настолько холодным, каким был раньше.
– Простите, риал1…Я не понимаю…
Лет пять назад, когда ещё был жив отец, рядом с семейством Шатровых, в небольшой, чересчур захламленной комнатке обитал, пока не спился окончательно, Аркадий Михайлович Шарцев, бывший домашний учитель. За какие-то грехи, о которых мужчина никогда не распространялся, его выгнали из района аристократов, он быстро пристрастился к алкоголю, скатился по наклонной и кончил тем, что объявился в районе для отбросов и поселился в самой дешёвой каморке. Как он зарабатывал себе на жизнь, девушка не знала, но свободное время, которого у мужчины было более чем достаточно, Аркадий Михайлович проводил, щедро делясь знаниями с окружающими, в том числе и детьми. Сначала Ася, на тот момент пухленький застенчивый тринадцатилетний подросток, ходила к Шарцеву от скуки, – с ней никто из сверстников не желал иметь дела, – затем – из интереса. Воспринимала она далеко не все из рассказанного, но кое-что в памяти девочки всё же отложилось.
«Запомни, дитя, к тем, кто выше тебя, надо обращаться вежливо, но без подобострастия. Ты не равна им, но и грязью считать себя не позволяй. В разговоре к мужчинам обращайся «риал», к женщинам – «риала». Не прерывай их, не спорь с ними».
Аристократов, до сегодняшнего дня, Ася не встречала, в качестве тренировки звала риалом Шарцева, чем невероятно тому льстила.
И кто бы мог подумать, что уроки этикета, если так можно назвать лекции полупьяного учителя, пригодятся девушке в её тяжёлой, беспросветной жизни. Надо же, еще помнит: риал – к мужчинам, риала – к женщинам… И все же, что понадобилось этому богатому красавцу от уродины Аси?
Уголок рта Виктора недовольно дернулся.
– Что тут понимать. Стоишь молча или отвечаешь «да», «нет». Надеюсь, тебе хватит ума ничего не разбить и не испортить. Два-три часа, и тебя отвезут домой. Ещё вопросы?
Вопросов было много, даже очень. Но холёному собеседнику явно не нравилось отвечать на них. Да и какой смысл спрашивать. Ничего она изменить не сможет. Хочется – не хочется, надо ехать и делать так, как будет велено. Ася в его власти: стоит ему только пальцами щёлкнуть, и поломойку тут же выкинут на улицу. А так… Денег заработает, отложит часть на обучение Сони.
– Нет, риал, извините.
Забор, подобный тому, что отделял квартал дельцов от квартала нищих, лётка преодолела без проблем, и уже через несколько минут транспорт остановился возле одного из многочисленных салонов красоты в районе аристократов.
