Надежда Храмушина
Сундук с секретом
Глава 1. Наследство
Историю делают великие правители, оставляя после себя долгую память, и имена их со временем обрастают многочисленными легендами и мифами.
Халиф аль Мустанджид Биллах, из династии Аббасидов, правивший в двенадцатом веке, был великодушным и добродетельным правителем. К этому можно добавить и то, что он был весьма просвещённым человеком для своего времени – он писал прекрасные стихи, интересовался науками, особенно астрономией. Народ его любил за благородство, милосердие, и скромность, а под конец своей жизни он вообще стал приверженцем простоты, как говорили про него, что он «пересел с коня на мула». Он были сильным и справедливым человеком, мудрым военным стратегом, хоть единожды и потерпел в бою поражение от сельджукского султана Масуда. Но мы знаем из бесстрастных уроков истории, что на каждую силу, даже самую великую, находится слабость, с которой человек сражается всю жизнь, и не всегда выходит из этой битвы победителем. Вот такою слабостью достопочтенного аль Мустанджида была его любимая наложница Тария. Тария была прекрасна, как первый весенний цветок, как утренняя роса в солнечных лучах, как драгоценная жемчужина, поднятая со дна океана. Но, при всей своей ангельской красоте, нрава она была упрямого и строптивого, и ещё к тому же необузданна, как табун диких лошадей. Настроение её менялось так же часто, как часто набегают морские волны на раскалённый песок. Она, то была ласковой и молчаливой, то весёлой и шумной, то язвительно-злой, то металась по дворцу, словно огненная фурия, испепеляя одним только своим взглядом всех, кто попадался у неё на пути. Но сердцу не прикажешь, и грозный аль Мустанджид сидел у её ног, как преданный щенок, радуясь коротким минутам её доброго расположения.
Однажды во дворец аль Мустанджида из далёких земель прибыли с товаром богатые заморские купцы. Они привезли столь ценимые в халифате бронзовые зеркала с разнообразным орнаментом и превосходное оружие, великолепные шёлковые ткани, расцветившие комнаты дворца буйством радужных красок, и дивные кубки, украшенные филигранным золотом и серебром, инкрустированные самоцветами, и драгоценные украшения, затмевающие своим блеском жаркое южное солнце. Но самым главным сокровищем, которое торжественно достал из своего мешка купец Рубид, и положил к ногам халифа – это был крупный алмаз цвета утреннего неба. Все вокруг замерли в благоговейном восхищении, когда на его гранях заиграли, преломляясь, солнечные лучи, так красив и благороден был камень. Но и цену Рубид за него просил немалую – на эти деньги можно было содержать всю армию халифа целый год. Когда Тария увидела сияющий лазурный алмаз, она опустилась возле него на колени, и больше не отводила от него своих прекрасных глаз. Она требовательно посмотрела на халифа, но, прежде всегда покладистый повелитель, задаривавший её дорогими подарками, сказал своё твёрдое «нет». Каким бы влюблённым ни был аль Мустанджид, но он был рачительным хозяином, и не собирался опустошать свою казну ради каприза Тарии. Убежала вся в слезах рассерженная Тария в свои покои, но от мысли владеть этим алмазом не отказалась. В её комнаты принесли роскошные ткани, золотые кубки, драгоценные браслеты, которые купил для неё халиф, но она даже не повернулась, и не посмотрела на них. Упрямая Тария дождалась ночи, собрала все многочисленные подарки, которыми её одарил халиф, а их немало набралось, хватило бы за них купить половину Багдада, и тайно пошла в трактир « Толстый баран», где собирались бандиты и разбойники всех мастей. Там она отыскала лихих людей, которые согласились за все её сокровища добыть для неё вожделенный алмаз.
Заморские купцы же, наторговавшись, покинули Багдад, и, не подозревая об опасности, которые накликал на них голубой алмаз, пошли дальше. Но недалеко они ушли, на первой же стоянке, под покровом ночи, на мирно спавший караван налетели разбойники под предводительством отчаянного бандита Мирзы, и безжалостно вырезали весь караван, а богатство их взяли себе. Следующей же ночью прокрался Мирза тайно во дворец к Тарии, протянул ей голубой алмаз и сказал, что продешевил он с оплатой его работы, и что до следующей луны Тария должна заплатить им столько же, сколько уже заплатила. Схватила Тария из рук Мирзы драгоценный алмаз и клятвенно пообещала Мирзе выплатить остаток долга, как он и сказал. Она всю ночь просидела, глядя на великолепный камень, словно завороженная, и не было больше ничего на свете, что она хотела бы ещё пожелать.
В это время во дворец халифа пришла скорбная весть о том, что на стоянке недалеко от Багдада были убиты купцы. Разгневался халиф, это был позор для него и всего халифата. Никто никогда не трогал купцов, и даже когда шла война, купцы безбоязненно торговали, не опасаясь за свои жизни. Халиф назначил хорошее вознаграждение тому, кто принесёт сведения о безжалостном убийстве. И, конечно же, нашёлся человек, который видел, как Мирза со своими товарищами ночью крался за караваном. Пришлось Мирзе срочно покинуть свои родные места и скрыться в пустыне, спасаясь от суровой стражи халифа. Товарищей Мирзы по ночному разбою, пьянствующих по кабакам, выловили, но, сколько бы их ни пытали, они ничего не знали ни о том, где искать Мирзу, ни о том, кто навёл разбойников на караван.
У купца Рубида, так вероломно убитого Мирзой, остался на родине единственный родственник – дядя его Вариф, который воспитывал его с малых лет, потому что родители Рубида погибли, и он рано остался сиротой. Когда Варифу сообщили о смерти его горячо любимого племянника, горю Варифа не было предела. Собрался он в дальний путь, чтобы забрать тело своего племянника, и найти и наказать убийц его. С собой в дорогу он взял только своего верного слугу Абида. Но Абид один стоил целого войска. Абид происходил родом из семьи Асафа-неверного, самого жестокого колдуна, жившего в те времена на востоке, за что и был прилюдно сожжён на площади, а пепел его был развеян высоко в горах, чтобы никогда уже не восстать ему из мёртвых и больше не смущать покой честных жителей. Вариф спас тогда испуганного мальчишку от разъяренной толпы и спрятал его в своём доме, и никогда впоследствии об этом не жалел. Абид был одарён тайными знаниями с самого своего рождения. Он мог остановить взглядом самого опасного и дикого зверя, утихомирить неистовую песчаную бурю, отыскать в дальних краях человека, и заставить его исполнять свою волю, и много ещё, что умел Абид, и о чём даже не догадывался его хозяин. Вот и отправились Вариф с Абидом в свой скорбный путь. Они прибыли в Багдад на пятнадцатый день вечером, загнав три смены лошадей, поселились в караван-сарае на краю города, и уже на следующее утро Абид пришёл с докладом своему господину о Мирзе, который убил его племянника Рубида. А ночью в караван-сарай явился и сам Мирза, не в силах устоять перед колдовским зовом Абида, с повинной головой и с сокровищами, которые заплатила ему Тария за его работу. Он всё как есть рассказал Варифу, и тот слушал его, закрыв глаза, и горькие слёзы катились по его старческим щекам. На следующий день собрал Вариф все украшения, которые принадлежали Тарии, и направился с ними во дворец аль Мустанджида. Абид кинулся к нему в ноги, предупреждая, что не найдёт Вариф там справедливости, но тот не слушал его. Тогда Абид протянул Варифу дорогую шкатулку, украшенную крупными рубинами, и попросил, чтобы все драгоценности Тарии он положил туда. Вариф нехотя положил их в шкатулку и пошёл во дворец, запретив Абиду следовать за ним. Во дворце в это время был праздник – играла музыка, слышались хвалебные речи, был полон зал гостей, танцевали прекрасные наложницы, звеня монистами. Чествовали старшего сына халифа – храброго аль Рашида, который одержал свою первую победу над врагом на поле брани. Варифа усадили на почётное место, среди высоких гостей, налили кубок вина, и поднесли ему блюда с жареным мясом, шербетом и фруктами. Когда праздник уже подходил к концу, Вариф с поклоном поднёс принесённую с собой шкатулку халифу, и когда тот открыл её, и увидел, что в ней лежат его дары Тарии, омрачилось чело его, и он сурово взглянул на Варифа. Вариф смиренно ответил халифу, чтобы он сам спросил у своей наложницы, по какой причине эти драгоценности оказались в его шкатулке. Темнее грозовой тучи стал аль Мустанджид, и тут же велел привести Тарию. Смолкла музыка, и гости притихли. Как только прекрасная Тария зашла в зал и увидела открытую шкатулку с её драгоценностями, она всё поняла. Но Тария была умна и хитра. Тут же из её глаз покатились слёзы, она закричала и показала пальцем на Варифа, сказав, что это именно он украл её драгоценности. Как бы ни был справедлив халиф и благоразумен, но тут он послушал своё горячее сердце, а не ясный ум. В гневе своём он велел схватить незваного гостя, не дав ему возможности ответить на обвинения Тарии в воровстве, и тот час же слетела с плеч голова бедного Варифа. А Тария смиренно взяла шкатулку и удалилась в свои покои. Сердце её пело от радости оттого, как ловко она смогла провести повелителя, да ещё и вернуть свои сокровища. А утром на городской площади люди увидели обезглавленное тело Мирзы, и вздохнули с облегчением – справедливость восторжествовала, слава халифу! Город ликовал, во дворце снова был праздник, и только один Абид знал, что справедливость ещё не восторжествовала, она ещё не свершилась, она только ступила своей твёрдой и неумолимой ногой на первую ступеньку великолепного дворца халифа.
Тария была на седьмом небе от счастья, когда узнала, что и Мирза убит. Так всё удачно продолжало складываться для неё! Она нежно гладила свою новую игрушку – драгоценную шкатулку, лаковые бока которой были инкрустированы перламутром и крупными кроваво-красными рубинами. Когда Тария открывала крышку шкатулки, раздавался мелодичный звон, будто пели райские птички. И сама Тария пела вместе с птичками, и её счастливый голос долетал до покоев аль Мустанджида, и его сердце тоже наполнялось безграничной радостью от нежного голоса своей любимой. Когда Тария оставалась в покоях одна, она доставала из тайника свою самую главную ценность – свой любимый голубой алмаз, любуясь его завораживающе чистым сиянием, и в ту минуту на всём белом свете существовал только он, и ничего больше. И вот, однажды утром, проснувшись, Тария первым делом подошла к шкатулке, открыла крышку, слушая райское пение, и тут же громкий вопль вылетел из её уст и пронёсся под сводами дворца. Шкатулка была пуста. Кинулась она к тайнику – и вздохнула с облегчением – её алмаз был на месте. Когда встревоженный халиф прибежал в покои своей возлюбленной, она сидела на полу над открытой пустой шкатулкой и горько рыдала. Тут же перекрыли все ходы-выходы во дворце, оцепили границы дворцового сада, весь дворец наполнился многочисленной стражей, которая обшарила каждый закуток, каждую коробку, каждый карман каждого подданного халифа. Искали везде, и недовольные полураздетые придворные стояли вдоль стен, боясь даже дышать – так разгневан был их повелитель. Поиски не принесли успеха. Полетели с плеч головы начальников стражи, караульных, которые в тот день несли службу во дворце, рабов, которые служили Тарии, даже садовников, которые работали в тот день в саду. Вызвал к себе во дворец аль Мустанджид лучших ювелиров Багдада, и заказал им самые дорогие украшения для своей любимой Тарии, которая безутешно рыдала над пустой шкатулкой. Через одну луну принесли ювелиры заказ халифа, и Тария приняла их со скромной улыбкой, и в тот же вечер, счастливая, танцевала в них перед своим господином.
Но на следующее утро, как только она открыла шкатулку, снова дикий крик сорвался с её уст, снова шкатулка оказалась пуста. И опять от зари до зари искала пропажу неутомимая дворцовая стража. И опять тщательные поиски не увенчались успехом. На этот раз поиски алмаза не ограничились только дворцом, стражей был наводнён и весь город. Сотни лучших воинов халифа усердно проверяли все притоны и злачные места в городе, досматривали подозрительные дома и подозрительных личностей. Среди народа поползли слухи, что в городе тайно объявился Багдадский вор, который может украсть ценности на глазах хозяина, и хозяин этого даже не заметит. И снова аль Мустанджид призвал к себе во дворец ювелиров, и заказал ещё более прекрасные украшения для Тарии. И когда ювелиры принесли их во дворец, халиф приставил к каждому окну и к каждой двери дворца свою верную стражу, чтобы поймать и наказать дерзкого вора.
Утром, только открыв глаза, халиф заспешил к шкатулке. Когда он открыл её, она снова оказалась пуста. В полном молчании стоял озадаченный халиф, окружённый своей неусыпной стражей, не в силах сдвинуться даже с места. И снова неудержимый гнев закипал в его сердце. И тут в покои забежал слуга, сказав, что у ворот дворца стоит незнакомец, который утверждает, что знает, где пропавшие сокровища, и кто истинный вор их. Притащила стража этого человека, кинула под ноги халифу. «Отвечай! Или твоя голова полетит с плеч!» – Вскричал халиф, и незнакомец поднял на него своё лицо. «Мир тебе, о, наимудрейший и справедливейший повелитель! Милость Аллаха навечно с тобой и Его благословение! Вот здесь твои сокровища» – сказал он и показал рукой на тайник Тарии. Тария побелела, не в силах сказать ни слова, потому что слова незнакомца прозвучали для неё, как гром среди ясного неба. Она сделала несколько непроизвольных шагов к своему тайнику, но тут же рухнула на пол, закрыв лицо руками. Кивнул головой халиф, и стражник, который стоял рядом с повелителем, ударил клинком по золотой лепнине, угол вывалился, и из тайника посыпались все сокровища, которые дарил халиф своей любимой наложнице. А самым последним выпал голубой алмаз и покатился к ногам аль Мустанджида.
Незнакомец привстал на одно колено и сказал: « Выслушай меня мой повелитель! Полгода назад к тебе во дворец пришёл мой господин, в надежде на твой справедливый суд. Но эта змея – он указал рукой на Тарию – лукавством и ложью заползла в твоё сердце, отравив твой ясный ум, и ты велел отрубить голову моему бедному господину, посчитав его вором. Пусть будут долгими и щедрыми твои дни, но пусть каждый день твой начинается с того, что ты вспомнишь моего бедного господина, которого ты так несправедливо лишил жизни. И пусть этот драгоценный алмаз до конца дней твоих выжигает своим сиянием ту черноту, которую ты пустил в своё сердце. Да будет отныне этот голубой алмаз предвестником возмездия, и будет он попадать в руки тех нечестивцев, которые избежали людского суда». Сказал и исчез, будто его не бывало.
Пнул в сердцах халиф драгоценный алмаз, повернулся и ушёл в свои покои, не взглянув на застывшую Тарию, и не велев никого пускать к себе. На три дня и три ночи халифский дворец погрузился в молчаливый траур. Неслышно было ни шагов, ни разговоров, словно все люди внезапно покинули дворец. Три дня не выходил аль Мустанджид из своих покоев, а на четвёртый день вышел, и было уже не узнать его. Прежде пышущий здоровьем и недюжей силой, к придворным вышел согбенный старик, всё лицо которого было изборождено глубокими морщинами, а в глазах его застыла вселенская боль. Вызвал он к себе своих визирей, выслушал их доклады, прочитал прошения, жалобы и отчёты. Как и прежде, целый день он занимался государственными делами, будто ничего не произошло. А вечером ушёл к себе в покои, снова велев не тревожить его. На коленях приползла рыдающая Тария к дверям халифа, но сколько бы ни умоляла она пустить её к повелителю, безучастная стража так и не пропустила её.
Вернулась Тария в свои покои, открыла шкатулку, да только там снова исчезли все её украшения с трижды проклятым голубым алмазом. Начала она ощупывать бархатное дно шкатулки, надеясь найти сокрытый тайный механизм, но только наткнулась пальцем на что-то острое, и уколола палец до крови. Откинула Тария в сердцах шкатулку от себя, и легла спать. Впервые в жизни, из её потухших глаз катились непрерывным потоком искренние слёзы раскаяния, и сердце её болело, когда она думала о халифе. Не нужны ей были все сокровища мира, не нужен был ей этот проклятый голубой алмаз, отныне всё, что она хотела – это сесть возле ног своего повелителя и смотреть в его глаза, и видеть в их ласковом свете своё отражение. Тария принесла небесам клятву, что никогда больше она не омрачит чело своего господина, и отплатит ему она своей верной любовью за всю его безграничную любовь к ней.
Утром, как только она открыла глаза, её взору предстали две безобразные скрюченные лапы, лежащие у неё на груди. Она вскрикнула, хотела их откинуть, но в ужасе упала в обморок – это были её собственные руки! Только они за ночь превратились в окровавленные лапы хищной птицы, будто только что растерзавшей свою жертву. Лучших лекарей и чародеев вызвали во дворец, да только они бессильно качали головами, даже под угрозой смерти отказываясь лечить Тарию. Слишком страшным было колдовство, которое изменило облик некогда прекрасной Тарии. Каждый день она всё меньше и меньше напоминала человека, и всё больше и больше походила обликом на птицу. Она совсем не выходила из своих покоев, и разрешала входить к себе только двум своим самым преданным служанкам. И вот однажды утром, девушки вошли в её комнату, но её постель оказалась пуста. Только несколько лёгких перьев гонял ветер по белоснежному блестящему мрамору. Балкон был открыт, и они поняли, что Тария покинула дворец, улетев к высоким горам, чтобы дожить свой безрадостный век в теле птицы.
Отныне каждый вечер прилетала она во дворец к своему халифу, садилась на перила его балкона и терпеливо ждала, когда он посмотрит на неё, заговорит с ней. Но ни разу он не посмотрел на неё, только горестно опускались его плечи, когда он слышал хлопанье крыльев, и низко опускал он свою седую голову, отгоняя от себя тяжёлые воспоминания. И капали жгучие горькие слёзы из грустных чёрных глаз птицы. И поднималась она в небо, летя вслед уходящему солнцу, чтобы снова на следующий вечер прилететь на балкон к своему любимому.
Аль Мустанджид прожил долгую жизнь. Он, как и прежде, справедливо судил народ свой, заботился о своих подданных, но перед самой своей смертью, когда сыновья окружили его смертное ложе, он тихо прошептал только одно слово: «лефет», что значит, всё и так уже давно прошло.
Верный Абид похоронил господина своего Варифа с племянником рядом с их родным домом, и до конца своей жизни бережно ухаживал за их могилами, высаживая каждую весну яркие алые цветы, и путники, проходящие мимо них, замедляли шаг, любуясь на прекрасные маки.
Вот такая печальная история произошла в далёком двенадцатом веке. Упоминание об этой таинственной шкатулке всплыло ещё только один раз, гораздо позже, в шестнадцатом веке. В семье одного венецианского доджа смертельно заболела младшая дочь. Лекари поставили неутешительный диагноз – жить девушке оставалось всего один год. Но однажды она открыла свою лакированную шкатулку, украшенную перламутром и кроваво-красными рубинами, и нашла на дне её ветку тамариска. Из него девушке приготовили отвар. Она почувствовала себя лучше, и тогда её лекарь срочно послал за этим редким растением в предгорья, а впоследствии стал поить её чудодейственным отваром и поднял её на ноги. Вот так.
Сакатов отложил свои записи и вопросительно посмотрел на меня:
– Снова будешь говорить, что это сказки?
– А что это? Сводка новостей? – Я пожала плечами – Очень интересная история. Похожая на сказку из моей любимой книги «Тысяча и одна ночь».
Мы с Сакатовым сидели в его уютном кабинете, за массивным письменным столом, как всегда заваленном стопками старых журналов и книг, разложенных в одному ему понятном порядке. Книг у него невероятно много – два огромных книжных шкафа буквально раздулись от книг, книжечек и книжищ, ещё на одной стене открытые полки ломятся от журналов и газет, рядом со стулом, где я сижу, стоит этажерка, под завязку набитая книгами, даже на полу в углу лежит стопка книг. И ещё две аккуратные башенки из книг с двух сторон окна. Буквально по всем вопросам, от здоровья до демонологии, от путешествий до истории, от стихов и до кулинарных рецептов – на всё можно найти ответ, не выходя из его кабинета, только надо знать, где искать. Конечно, Сакатов, как и все, тоже пользуется услугами интернета, но особенно он любит рыться в старых изданиях.
Было уже темно, и через окно, в котором отражался зеленоватый абажур настольной лампы, за нами наблюдал любопытный августовский вечер. Эту историю про удивительную шкатулочку, которую он мне только что прочитал, Сакатов совсем неспроста разыскал среди завалов своих умных книг.
Сегодня утром ему позвонила чрезвычайно взволнованная женщина, представилась Светланой Ивановной, и рассказала невероятную историю, которая произошла с ней несколькими днями ранее. Мы с ним оба любим распутывать такие непростые истории, чем и занимались не раз. Поэтому сегодня вечером, сразу после работы, я встретилась с ним на трамвайной остановке, и мы пошли на встречу со Светланой Ивановной. Сам Сакатов давно уже трудится на вольных хлебах, так как занимается переводами с английского и французского языков, поэтому, когда возникают такие вот неожиданные дела, мы подстраиваемся под мой рабочий график.
– Она нас ждёт с тобой на бульваре Культуры. – Сказал Сакатов, когда я вышла из трамвая.
Пройтись по красивейшему бульвару, когда уже спала полуденная жара, было одно удовольствие. Мы подошли к скамейке, напротив небольшого фонтана, где нас ожидала пожилая женщина в ярко-красном спортивном костюме. Сакатов уверенно направился к ней и спросил:
– Вы Светлана Ивановна Нестышева?
– Да, это я. – Женщина улыбнулась и кивнула головой.
Он галантно поклонился и представился:
– Сакатов Алексей Александрович, консультант по таинственным и необычным делам, это со мной Вы сегодня утром разговаривали по телефону. А это Ольга Ивановна, моя компаньонка, обладающая некоторыми замечательными способностями.
– Скромными. – Добавила я.
Мы сели на скамейку рядом со Светланой Ивановной. Сакатов достал телефон, полистал его и показал ей один из снимков:
– Как я понял из нашего разговора, именно этот сундук и обладает теми необычными свойствами, которые вы мне описали?
– Да. – Ответила она – Я вам ещё одну фотографию выслала, там он открытый сфотографирован.
– Да-да, я видел. – Кивнул Сакатов – Эта история нас чрезвычайно заинтересовала, поэтому, Светлана Ивановна, расскажите, пожалуйста, её снова, чтобы Ольга Ивановна тоже имела представления об этом. И, по возможности, не упуская никаких деталей, даже самых мелких.
Рассказ Светланы Ивановны.
Мне достался от мамы, Веры Тимофеевны, старенький дом в деревне Поленово, это возле Ирбита, на реке Нице. Мама умерла два года назад, а мы всё ещё так и не решили, как им распорядиться. Ездить туда из Екатеринбурга далеко, поэтому сначала я намеревалась его продать, но дочь моя, Саша, против этого, она не хочет с ним расставаться. Она ведь выросла там, места там для неё родные, каждое лето мы её отправляли на все каникулы к бабушке. А в этом году она сдала на права и они с мужем купили машину, вот она меня и уговорила съездить в Поленово, говорит, поехали, на недельку съездим, дом попроведуем, по лесу походим.
Приехали мы с ней в нашу деревню, и у меня даже сердце сжалось от боли, такой дом одинокий и сиротливый стоит! Во дворе бурелом сплошной из малины, крапивы, кругом трава по пояс. Сосед наш, Дамир, лужайку перед воротами скосил, а во двор не заходил, понятно, у него своих дел полно, не до чужих участков. Мы с дочкой протопали тропку до крыльца, дом открыли, и до конца дня только и занимались тем, что тропинки выкашивали – от ворот до дома, от дома до туалета, до дровенника, до грядки с клубникой. Все соседи у нас поперебывали, кто сливочек принёс, кто молока, кто яиц, кто картошечки уже свежей накопал. Они ведь там между собой как родные, одной семьёй живут. Мы с Сашей дома всё перемыли, печку даже затопили, чтобы дом просушить. Так вот день первый и прошёл весь в хлопотах по хозяйству, а вечером стемнело, мы щёлк-щелк выключателем, а света в доме нет. Мы думали, что лампочка перегорела, к Дамиру сходили, а оказалось, что дело не в лампочке, видимо дело в проводке. Он сказал, что мыши могли перегрызть, да только темно уже, он утром при свете посмотрит. Мы нашли у мамы свечки, зажгли, посидели немного, да и пораньше спать легли. Ночью слышу, собака лает, прислушалась, лает прямо под самой дверью дома. Саша тоже проснулась, мы с ней вышли на веранду, стоим перед закрытой дверью, а собака так жалобно лает, Саша и говорит мне: « Мам, давай её запустим, покормим, она, наверное, голодная». Только я дверь открыла, лай сразу прекратился, и никого во дворе нет. Мы даже за ворота вышли, посмотрели, вдруг, она испугалась и на улицу убежала. Но никакой собаки нигде не было видно.
На следующее утро мы взялись перебирать мамины вещи, какие на выброс, а какие соседям раздать, на память. У мамы вещей много, она любила с запасом жить. В доме у неё камод и два огромных сундука с вещами. Мы целый день провозились, сортируя и её вещи, набралось мешка два на выброс и мешков пять вынесли, перед домом на лавочку положили, я сходила к двум ближайшим соседкам Антониде Петровне и Катерине Николаевне, это самые близкие были мамины подружки, сказала им, чтобы посмотрели, может, что им пригодится. Они других бабушек позвали, и у нас эти пять мешков сразу разошлись, ещё нам и спасибо сказали. У мамы моей только новых платков штук двадцать лежало. Дамир пришёл к нам проверить проводку, нашёл обрыв и отремонтировал. Как только электричество появилось, я сразу пошла прибираться в чуланку, и увидела в углу ещё один сундук, небольшой, не больше чемодана. Вот этот странный сундук я вам и сфотографировала. Сундук весь почернел от старости, когда-то он был разрисован красками, только они от времени стали походить на кляксы, грязно-непонятного цвета. На крышке витиеватая ручка, все углы оббиты железом, как и крышка. Я открыла его, он оказался пустой. Туда я сбросила всю старую мамину посуду, ложки алюминиевые, разные чугунки. Вечером нас с Сашей пригласила к себе в гости Антонида Петровна, мы посидели у неё, пришла Катерина Николаевна, и мы посмотрели старые фотографии, вспомнили маму. Договорились с Антонидой Петровной на следующий день за грибами идти. Утром она пришла за нами в шесть утра, как и договаривались, Саша не пошла, осталась досыпать, а я взяла большую корзину, и мы пошли в лес. До одиннадцати ходили, я набрала грибов полную корзину. Домой пришла, решила грибы отварить и заморозить, чтобы удобнее домой было везти. Вспомнила, что видела большую кастрюлю, я её в чёрный сундук убрала. Открываю сундук, а он пуст, только на дне лежат какие-то сухие листочки. Я ещё подумала, наверное, дочка кастрюли переложила в другое место, давай искать везде. Перерыла всё в доме, поискала в сарайках, возле бочки, где мы с ней посуду моем. Не нашла, взяла другую кастрюлю, поменьше, в ней варить начала. Пришла с речки Саша, я её и спрашиваю, куда она так хорошо кастрюли старые из сундука перепрятала, что я найти не смогла. Она глаза округлила, говорит, что даже не знала, что сундук ещё один есть. Мы давай снова с ней уже вместе искать, я потом даже начала сомневаться, что кастрюли убирала в сундук, думаю, может только собиралась это сделать, отвлеклась, в другом месте всё оставила. Мы с ней ищем и смеемся, ну как так можно хорошо запрятать, что полдня ищем и найти не можем! Пришла Антонида Петровна, мы ей рассказали о своей пропаже, она говорит, так может вы вместе с тряпками и посуду старую раздали соседкам. Мы с дочкой сразу же успокоились, подумали, что так оно и есть. А Антонида Петровна сходила по соседям, вернулась, и говорит нам, нет, никакой посуды мы никому не раздавали. Плюнули мы на эти кастрюли, решили, что ночью домовой их перепрятал. На следующее утро я встала раньше Саши, пошла в огород, там у мамы по краю поля были высажены кусты смородины и вишни, я траву под ними выдергала, землю переворошила, думаю, приеду недельки через две, когда ягоды созреют, соберу. Смотрю, Саша ко мне идёт, и такая расстроенная, говорит мне: « Мама, я всё об этом сундуке думаю, знаешь, с ним что-то не то. Я вчера решила поэкспериментировать, и перед сном положила в него салфетку с тумбочки, которая на веранде. А сегодня заглядываю в него, а там её нет, зато вот это там нашла». И протягивает мне кусочек закрученной бересты. Смотрим мы непонимающе, то на бересту, то друг на друга. Она мне снова говорит: « Давай вместе туда что-нибудь положим и проверим, ещё раз. Странно всё это». Мы с ней положили в сундук сломанную деревянную свистульку. А на следующий утро открываем сундук, а том вот что лежит. – Светлана Ивановна достала и сумочки обломок ветки с намотанной на неё сухой травой. – Мы решили больше его не открывать, и, правда, странно всё это. Вот.
Сакатов повертел в руках ветку и передал её мне. Я тоже взяла её в руки, подержала, но никаких признаков, что эта вещь создана колдовством, или на неё наложено колдовство, я не почувствовала. Я отрицательно покачала головой и спросила Светлану Ивановну:
– Светлана Ивановна, а раньше Вы видели этот сундук у Веры Тимофеевны?
– Нет, мы потом с Сашей несколько раз о нём говорили, но, ни она, ни я, его точно раньше не видели в доме.
– И Вера Тимофеевна никогда ни разу не говорила о нём?
– Никогда, я даже не знаю, когда он появился у неё.
– Может он появился в тот период, когда дом стоял пустой? – Спросил Сакатов – Мог кто-нибудь в это время попасть в дом? Соседи или родственники?
– Не знаю. – Светлана Ивановна задумалась – Зачем кому-то приносить в дом сундук? Да и стоит он там давно, кругом пыль такая, будто сто лет дом уже заброшен. Да, ещё забыла вам сказать! Я, когда мы с Сашей туда свистульку положили, решила с него пыль смахнуть, только провела чуть мокрой тряпкой, смотрю, а на тряпке след от красной краски остался, как кровь, я и не стала больше его трогать.
– Расскажите, пожалуйста, о Ваших родственниках. – Попросил Сакатов. – Особенно о тех, кто приезжал к Вашей маме последнее время в деревню.
– Никто давно уже к маме не ездил, только мы с братом. У неё есть ещё младшая сестра тётя Люба, она раньше часто гостила у мамы в деревне, но это было очень давно, лет пятнадцать назад. Она живёт далеко, в Ханты-Мансийском округе, и живёт там уже больше пятидесяти лет. Её туда распределили после окончания техникума, там она и замуж вышла. У неё два сына, Борис и Ефим. Они тоже оба живут в Югорске. Они оба приезжали сюда на похороны мамы, тётя Люба еле ходит, поэтому на похороны её не взяли. Тётя Люба с мамой были очень близки, часто созванивались. С отцовской стороны к нам никто ни разу не приезжал, он из Тамбовской области, там у него много родни, но как-то не назовёшь их особо дружными, каждый сам по себе. Мой старший брат Коля к маме каждый год ездил летом недельки на две в отпуск, помочь ей по хозяйству и дров заготовить на зиму. Он с Леной, женой, тоже в Екатеринбурге живёт, недалеко от меня. Сыновья его уже давно в Поленово не ездили, только когда маленькими были, они больше к другой бабушке ездили, к Лениной маме. А Лена так ни разу и не приезжала в деревню к маме. Вот и вся родня.
