Надежда Голубицкая
Тайна Альпийской жемчужины

Глава 3

Я не могу объяснить, почему вся эта ситуация с Мадлен вызывает у меня подобную смесь сомнений и недоверия, которая еще больше усиливается при встрече. Когда Натка представляет нас друг другу, я получаю от Мадлен взгляд, которым можно удостоить рыжего таракана на кухне. Новая Наткина знакомая обладает таким холодным взглядом черных глаз, который совершенно не вяжется с ее широкой улыбкой на «все тридцать два».

– К сожалению, я не знаю, получится ли вас двоих переселить в «Альпийскую жемчужину», – качает она головой с идеальной прической «волосок к волоску».

Всегда завидовала обладательницам столь послушных волос, особенно жгучим брюнеткам, как Мадлен. Моя пепельно-русая копна постоянно торчит в разные стороны, и хоть я ее и собираю в узел, выравниваю утюжками, утяжеляю гелями, все равно никогда она не будет столь аккуратной. Поэтому, смирившись, я выбираю идеальную длину для своих локонов – до плеч. А непокорную челку, норовящую упасть на лицо, удерживает от этого пара заколок и десяток невидимок

– Спасибо большое. Вы можете не беспокоиться. Никакого переселения не будет. Вдвоем мы справимся с проблемами тут, – спешу я заверить Мадлен и получаю по ноге пинок каблуком от своей подруги.

И почему это Натка оказывается в туфлях-лодочках на тонкой шпильке в том месте, где предпочтительнее горные ботинки? Не иначе прихватила для романтических вечеров с Русланчиком, даже не подумав, что они совершенно не подходят к гардеробу альпинистки. Но в этом вся Натка: сначала делает, а потом думает. Она, заискивающе улыбаясь, уговаривает Мадлен найти и для меня номер в этой «Жемчужине», а я никак не могу перестать внутренне съеживаться, встречаясь с чернотой ее глаз. Ничего конкретного не сказав и пообещав уладить этот вопрос, Мадлен, наконец, оставляет нас вдвоем.

– Славик, что на тебя нашло? – Наткины по-кошачьи зеленые глаза мечут молнии. – Я уверена, она смогла бы и тебе устроить номер в «Альпийской жемчужине». А так я буду вынуждена еще десять дней везде натыкаться на своего бывшего козла с его новой пассией.

– Ну, не знаю, – пытаюсь я объяснить свое непонятное внутреннее состояние и хоть как-то реабилитироваться перед обиженной подругой. – Я не вчера начала работать в турбизнесе, и для меня это все как-то подозрительно. Лучшие условия без доплаты… Как-то навевает мысль о бесплатном сыре…

– Слава Богу, паранойя сейчас успешно лечится, – философски бросает Натка и уходит, недовольно надув губы.

Вот тебе и радостная встреча с лучшей подругой! Но я знаю Натку – долго обижаться на меня она не в силах, не выдержит и пары часов. Уверенная, что скоро она прибежит, фонтанируя идеями вперемешку с упреками и извинениями, я преспокойно отправляюсь на небольшую пешую прогулку окрестностями отеля, вооружившись фотоаппаратом. Виды вокруг притягивают взгляд, а для меня, совсем неизбалованной путешествиями, вообще кажутся по-сказочному восхитительными. Фотоаппарат щелкает безостановочно, я стараюсь запечатлеть окружающую меня красоту. А это практически все: не только горные вершины вдалеке, но и блик солнца на ближайшей травинке, мелькнувший в кроне беличий хвост, наш отель, раскинувшийся у подножия горы в виде большого альпийского шале. Вершина Монблана переливается снежной белизной в лучах яркого солнца, а здесь, внизу, все утопает в сочной зелени, и только то тут, то там вздыбившиеся скалы, словно чешуйки огромного дракона, намекают на близость горных пиков и перевалов.

И я счастлива. Разве что не прыгаю от радости как восторженный щенок. Невольно прорывается довольная улыбка, я предвкушаю, как мы с Наткой будем разрабатывать план переселения Русланчика в мой номер. Уверена, что двойного натиска ему не выдержать. Он и раньше за импульсивность и эмоциональность называл Натку «гейзером», а я была удостоена прозвища «торнадо». Так что против нашей удвоенной разрушительной силы он не решится выступить, если конечно не самоубийца.

А потом вместе с подругой мы покорим вершину мечты, несмотря на все неприятные обстоятельства, встающие у нас на пути. На ярком небосводе моей уверенности в реализации задуманного в тот момент не возникает даже мельчайшего облачка сомнения. Но то, что происходит дальше, в корне меняет все мои планы. Опьяненная красотами, я хочу ближе сфотографировать скалу, виднеющуюся невдалеке, но когда оказываюсь возле нее, то даже дух захватывает от вида на живописную деревеньку с острым шпилем церквушки. Пейзаж словно сошел с одной из ярких картин Томаса Кинкейда. Утратив интерес к каменной глыбе, я поворачиваюсь к ней спиной и пытаюсь уловить фотоаппаратом удачный ракурс.

Вдруг за спиной слышится странный звук. Сначала раздается треск, словно кто-то в пустой комнате резко переломил толстую сухую палку, он сопровождается странным шуршанием, перерастающим в грохот. По-прежнему расслабленная с глупой счастливой улыбкой на лице я все же оборачиваюсь и вижу несколько сорвавшихся камней, которые с нарастающим ускорением дружно мчатся в мою сторону. Мозг в испуге отключается, но инстинкт самосохранения заставляет тело отпрыгнуть, как отпущенная пружина. Словно в замедленной съемке мимо проносятся грохочущие булыжники. Но я не из тех, кому так сказочно везет. Один из танцующих осколков скалы, стукнувшись о возвышающийся неподалеку гранит, отлетает словно теннисный мячик, отбитый умелой ракеткой, и попадает четко в мой фотоаппарат, унося его останки вниз по склону. И что же выдает мой мозг до того как другой булыжник, совсем небольшой, повторяет пройденную первым траекторию? «Чёрт! Там были такие замечательные кадры!» – проносится в голове, пока в мою шевелюру не прилетает камень, и яркий дневной свет не меркнет, уступая место непроглядной темноте без звуков и каких-либо ощущений.

Первым возвращается к жизни слух, улавливая приятное женское контральто с едва слышимой хрипотцой. Мой бывший сходил с ума от подобного тембра и каждый вечер бежал к экрану смотреть прогноз погоды, вот только интересовали его не природные явления, а ведущая, а точнее ее голос. Мне, обладательнице «писклявого» по мнению Романа, оставалось только смириться с тем, как он с блаженным лицом упивался звуками, формировавшимся в глубине шикарной грудной клетки этой ведущей. И вот сейчас подобный голос настойчиво интересуется:

– Вы меня слышите? Как вы себя чувствуете?

Ну и что ей ответишь? Сказать, что ее голос доставляет больше дискомфорта, чем тупая головная боль? Я с трудом приоткрываю глаза и пытаюсь сесть, но мягкие заботливые руки удерживают меня.

– Вам лучше пока не вставать. И хоть рана небольшая, возможно сотрясение. Вы попали под камнепад…

Ах, вот оно что! Вот почему у меня такое ощущение, словно по мне пробежалось взбесившееся стадо бизонов! Память начинает возвращать последние картинки живописной деревеньки и катящихся с грохотом камней. Рука непроизвольно тянется к забинтованной голове, к тому месту, куда отлетел второй булыжник. Из груди вырывается стон, нет, не от боли, а от досады из-за того, что у меня постоянно все складывается не так, как у нормальных людей.

– Больно? Потерпите, сейчас сделаю укол, – склоняется надо мною обладательница контральто и я, наконец, могу ее рассмотреть.

Что-то мне подсказывает, что это именно та докторица, на которую Русланчик променял мою подругу. Пока она делает мне укол, я имею возможность получше рассмотреть разлучницу. И хоть я очень люблю Натку и на многое ради нее готова, но все же должна признать, что она внешне проигрывает этой сирене в белом медицинском халате. Передо мной натуральная блондинка с шикарной шевелюрой, крупными волнами спускающейся ниже поясницы. При этом темные глаза с пушистыми ресницами обладают бархатистостью взгляда, как у горной лани. Необычное сочетание, ничего не скажешь! А если сравнить поджарую спортивную фигуру подруги с пышными изгибами доктора, то сразу начинаешь понимать Русланчика. Недаром мне моя бабушка часто повторяла, когда пыталась откормить во время каникул свою тощую внучку: «Мужчины – не собаки, на кости не бросаются». Эх, были времена, когда я могла есть, что угодно и не толстеть, не считать каждую калорию как сейчас! А Русланчик, просто изголодавшись на костном бульоне, повелся на пряную отбивную, а вернее сдобную выпечку.

Мои неуместные размышления о еде прерывает появление моей взволнованной подруги.

– Сюда пока нельзя. Лучше не беспокоить пострадавшую, – решительно поднимает голову доктор.

Но повстречавшись с тяжелым Наткиным взглядом, она уходит, не проронив больше ни слова, оставив нас одних в палате медпункта. И скорость ее ухода подтверждает мою догадку о том, что она уже не понаслышке знакома с крутым нравом моей подруги.

– Как же ты меня напугала, – она подсаживается ко мне и горячо сжимает мою руку. – Ты как хочешь, но нам придется вернуться домой. Я по горло сыта этим отдыхом. Сначала мы чуть не сорвались со скалы, потом Русланчик преподнес сюрприз, теперь ты. Это место, наверное, какое-то проклятое. Не хочу здесь оставаться.

– Э-э, ты чего? Со мной ничего страшного не произошло, шишка и небольшая царапина, все в порядке, – пытаюсь я ее успокоить. – Мы же так мечтали покорить Монблан…

– Если у тебя сотрясение, то тебе лучше воздержаться от покорения высот, – в подруге просыпается зануда, которая если ее вовремя не усмирить, сломит любого своим упрямством.

Просто когда Натка втемяшит себе что-нибудь в голову, то проще с ней согласиться. Можно конечно поссориться, остаться здесь, а она пусть делает, как захочет. Но с любимой подругой я так поступить не смогу. Не в моей это натуре. Я понимаю, что есть все шансы того, что вершина мечты только блеснет красотой снежного пика еще раз на прощанье, но так и останется непокоренной. Нет уж, дудки! Я заслуживаю хоть на крошечную компенсацию за свое увольнение и затянувшуюся черную полосу жизни! Пусть хоть белоснежность горного пика внесет цветовую коррективу!

– Но лететь самолетом мне сейчас тоже нежелательно, – робко начинаю я.

– Мы можем спуститься в долину до ближайшего города, там найдем отель, походим по экскурсиям. Или вернемся поездом или автобусом. Все расходы я беру на себя.

Подруга всегда рационально относится к финансовым вопросам и нынешняя безудержная щедрость как никогда указывает на серьезность ее настроя.

– Просто я не могу больше здесь оставаться. Столько неприятностей, свалившихся ни с того ни с сего, меня пугают. Я буду бояться даже нос из номера показать.

В голосе Натки слышатся слезы. И эта стадия самая опасная – если она разревется, то обратного пути не будет, и тогда прощай мой отпуск мечты. Ради Монблана я готова на все. Наверное, даже будучи вся в гипсе, я все равно поползла бы к этой вершине. Особенно после того как полюбовалась нею воочию. А тут какая-то шишка!

– Я не останусь в этом проклятом месте, – упрямо повторяет Натка.

– Но если дело только в этом отеле, то можно поискать другой, а не возвращаться домой.

Однако на мое предложение подруга отрицательно трясет своими рыжими кудряшками, и мне ничего не остается, как уцепиться за последнюю соломинку.

– Мы можем переехать в эту… как ее… «Жемчужину Альп», – я уже согласна и на это, лишь бы не уезжать или не ссорится с Наткой, оставшись одной здесь. – Возможно, твоя Мадлен сможет организовать мне номер за кое-какую денежную компенсацию?

Натка все еще сомневается, беспокойство о моем здоровье не позволяет ей вот так просто согласиться. Но я вижу, что в плотной стене ее упрямства показывается брешь, которая рано или поздно принесет мне победу. И кто бы мог подумать, что я могу быть такой непостоянной? Разве не я, одолеваемая плохими предчувствиями, отговаривала подругу и не хотела пользоваться услугами Мадлен? Ну что же, буду надеяться, что восхождение на Монблан стоит этих жертв.

Глава 4

И почему я так нервничала на счет переезда в эту «Альпийскую жемчужину»? Если бы я знала, что здесь будет такая красота, спокойствие и благодать, то побежала бы быстрее того такси, водитель которого согласился нас любезно отвезти, куда бы мы только не пожелали. Меня напрягает только то, что мы нормально не выселились из предыдущей гостиницы.

Проблему с моим номером в «Альпийской жемчужине» Мадлен решила тем же вечером. Но так как я все еще отлеживалась и приходила в себя от полученного удара по голове, то всеми вопросами нашего выселения и смены тура занималась Натка. Выезжать пришлось очень рано утром, когда все нормальные люди обычно еще спят, даже в рабочие дни, а не говоря уже об отпуске. Наверное, поэтому мой мозг не посылает необходимые импульсы, чтобы я окончательно проснулась и все перепроверила. А Натка только в такси, когда мы уже прилично отъезжаем от бывшего отеля, мне признается, что переложила решение всех вопросов на услужливые плечи Мадлен, которая по словам подруги лучше разбирается во всех тонкостях туристического бизнеса. Получается, мы уехали, доверившись какой-то Мадлен и не поставив в известность своего туроператора. И именно это меня злит и беспокоит. Но я сама собираюсь решить все эти вопросы, сделать необходимые звонки. Однако как только оказываюсь перед «Альпийской жемчужиной», то ее сказочная красота напрочь стирает все намерения.

С широко открытыми глазами я впитываю здешнюю красоту, не в силах поверить, что подобное великолепие существует на самом деле. Среди леса на прилично возвышающейся скале располагается это чудо в викторианском стиле из камня красного и медового цвета. Высокие стрельчатые окна выделены арками из белого кирпича, отчего кажутся еще больше. Третий этаж украшен башнями, а крыша отделана двойным ступенчатым карнизом. И при этом эта действительно жемчужина находится далеко в горах, вблизи нет никаких населенных пунктов. То есть это идеальное место для тех, кто устал от суеты и суматохи городов.

– Видишь, а ты не доверяла Мадлен, – врывается Натка в мое молчаливое любование. – Ну, разве не красота? И Монблан совсем недалеко.

Она права, но если я сейчас признаю ее правоту, то прощай мой спокойный отпуск, отпуск мечты. Натка будет превозносить Мадлен и издеваться над моей чрезмерной осторожностью. Поэтому я лишь отмалчиваюсь. А мозг пытается обратить внимание на то, что все это великолепие уж очень странно нам досталось. Но эти мысли быстро утопают в восторженных охах и ахах при созерцании роскошного интерьера.

И вот сейчас, когда щенячий восторг поутих, с наступлением очень позднего вечера, я могу, наконец, подняться в свой номер и отдохнуть. Не совсем ловким движением я нащупываю ключ в кармане ветровки. Номер триста семь, третий этаж. Я, не раздумывая поднимаюсь по старинной деревянной лестнице с резными перилами к месту назначения. Три лестничных пролета возможны, даже несмотря на мою усталость и не совсем уверенную походку, ведь меня, не любящую закрытые пространства, ни за что добровольно не заманить в ту движущуюся коробку, которую все называют лифт.

В памяти всплывают картинки сегодняшнего насыщенного дня, вызывая счастливую улыбку. Счастья и эйфории добавляет и тот большой котелок глинтвейна, который мы с Наткой помогли опустошить нашим новым знакомым. Мы бродили окрестностями, любовались красотами и зашли слишком далеко. Когда пытались определиться с нужным направлением, то в лесу наткнулись на ребят-туристов, отдыхающих у костра. В общем, нас обогрели, напоили и расстались мы лучшими друзьями.

Обратная дорога к отелю выдалась несколько опасной. Не то, чтобы было круто и обрывисто, или особенно каменисто, но выпитый глинтвейн оказался не лучшим спутником альпиниста. Наши шаги были не очень уверены, а хмельные головы могли сыграть с нами злую шутку. Мы выражали бурный восторг при виде красивого цветка, дерева или выступающей скалы. Мы глупо смеялись, как подростки, при виде убегавшей горной козы или ловкой коричневой белки, прыгавшей с ветки на ветку. К счастью, все закончилось хорошо, но наша обратная дорога длилась в два раза дольше, чем мы планировали.

В холле «Жемчужины» нас встречает администратор, которая с натянуто любезной улыбкой сообщает, что в их гостинице распитие алкогольных напитков не приветствуется. На что Натка, позабывшая свои любовные неудачи, с апломбом замечает:

– А мы пили не в отеле.

После чего заказывает себе в номер две порции картофеля фри с какими-то салатами вместо ужина и приглашает меня разделить с ней трапезу. Я отказываюсь, ссылаясь на усталость. А если честно боюсь испортить свою итак неидеальную фигуру подобными излишествами. Это Натка может есть что угодно и когда угодно и при этом не добавляет лишних сантиметров на осиной талии. Моя же фигура – это результат упорных тренировок в спортзале и закрытый рот после шести вечера.

И вот я, тихо бормоча себе под нос веселую песенку, поднимаюсь по лестнице. Меня даже не огорчает тот факт, что мы с Наткой будем жить на разных этажах, она на втором, где хоть немного людно, а я на третьем, полупустом. После приезда сюда Натка мне не позволила даже как следует рассмотреть мой номер. Я всего за пару минут переоделась и надела удобные горные ботинки, краем глаза отмечая, что номер довольно симпатичный и уютный. Он весь деревянный, окно открывает беспрепятственный вид на горные вершины, укрытые белыми шапками ледников. В номере нежно-кремовые покрывала и соответствующие шторы элегантно делают светлее и зрительно увеличивают помещение. Удобная кровать, старый шкаф, перекрашенный в натуральные тона, маленький письменный стол, диван с разноцветными подушками, комод и настенный телевизор – единственный кажущийся современным элемент, выбивающийся из общей гармонии. Это все, что я успела рассмотреть.

А сейчас я на деревянной лестнице отеля, поднимаюсь усталой, немного трясущейся походкой и просто жажду встречи со своей кроватью. Буду спать, пока не высплюсь. И пусть только Натка попробует разбудить меня ни свет ни зоря.

Прибыв к своему номеру, я достаю ключ и пытаюсь открыть дверь. Ключ не двигается. Я проявляю упорство: дергаю ручку, налегаю на дверь плечом, посылая в адрес неподдающегося замка нелестные эпитеты. Внезапно глухой голос с другой стороны удивляет меня. Ошарашенная, я смотрю на цифры на двери. Три, ноль, семь… Это мой номер. Именно в нем я оставила свои вещи и переодевалась перед прогулкой. Кто там может быть, если номер одноместный и я, его единственная обитательница, здесь? Вдруг дверь открывается и появляется мужская лохматая голова и тело, замотанное в светлое покрывало, которое я лицезрела на своей кровати.

– Что вам нужно в такой час? Разве вы не видите, что я сплю? – сонно произносит голова на идеальном французском.

«Нет, мой дорогой месье, я не вижу сквозь стены, кроме того, это мой номер», – говорю я про себя.

А вслух спрашиваю как можно спокойнее:

– Что вы здесь делаете, разве это не номер триста семь?

– Ну, да, – согласно кивает лохматая голова. – Меня поселили в нем несколько часов назад, так что уходите и дайте мне отдохнуть.

Я не успеваю возразить или что-нибудь сделать, как он захлопывает дверь.

Окончательно сбитая с толку, я осматриваю ключ, который держу в руке: номер пятьсот семь! Но это невозможно! Я отчетливо помню, как поднялась на три лестничных пролета, чтобы оставить чемодан, а не на пять. Как это возможно? Кто этот персонаж, которого поселили в моем номере? И почему ключ от номера пятьсот семь у меня в руке? Кто-то подменил его без моего ведома? Но кто и почему? Я ни с кем не общалась, кроме Натки и ребят в лесу. Еще возле нас крутилась администраторша, пока Натка делала заказ своего безумного ужина. Но я не думаю, что администрация, поменяла мне номер, не сообщив мне об этом. Я теряюсь в догадках.

Начинается обратный путь, который забирает остатки сил. Когда я оказываюсь возле стойки администрации, то там к моему величайшему удивлению никого нет. Потоптавшись немного, окончательно разморенная теплом помещения и плескавшимся внутри меня глинтвейном, я решаю, что у меня нет другого выбора, кроме как подняться в этот злосчастный номер пятьсот семь, а разбираться со всеми странностями уже утром.

Я сразу нахожу нужный номер, и ключ идеально подходит к замку. Эта комната кажется мне немного меньше. Мебель та же самая, единственное отличие – мансардное окно на крыше, которое заменяет обычное, большое, как в номере триста семь. Мне нравятся открытые пространства и – даже несмотря на темноту – я чувствую себя немного неуютно в этом новом месте. Но я слишком устала, чтобы думать об этом и падаю на кровать, быстро стянув с себя одежду. Я даже не стала осматривать номер и провеверять, здесь ли мои вещи. Уже через пару секунд я проваливаюсь в сон, а мысль «Я все выясню завтра» мне посылает прощальный привет.

Просыпаюсь я также резко, как и засыпаю. Нечто странное и необычное будит меня. Трусливая по природе, я не осмеливаюсь пошевелиться или открыть глаза. Я вся превращаюсь в слух. Легкий шорох и какой-то приглушенный стон или всхлип раздается с другой стороны комнаты. Сквозь полуопущенные ресницы сначала я вижу, что-то стеклянное над своим лицом, и вдруг понимаю, что моя голова находится под прозрачным колпаком. Паника начинает захлестывать, хочется сорваться с места и бежать. Но куда? Надо сначала понять, что здесь происходит. Тогда также сквозь ресницы я пытаюсь рассмотреть комнату. Слабый лунный свет проходит через мансардное окно, а тот угол, из которого слышатся звуки, погружен в непроглядную темноту. Потом я чувствую легкий, очень странный запах. Я не могу четко определить, что это такое. Ванильный аромат, смешанный с абрикосом и немного мяты? Этот аромат все больше и больше проникает в мои легкие и даже вызывает небольшую головную боль и одновременно головокружение.

Все также, не двигаясь и изображая глубокий сон, я пытаюсь увидеть, что происходит в задней части комнаты. И вдруг из темноты выходит странная фигура и смотрит на меня. Молодая девушка или ее призрак? Невозможно сказать. Длинное белое полупрозрачное платье или такая ночная сорочка, длинные рыжие волосы почти полностью закрывают от моего взгляда бледное до синевы лицо. Будь я посмелее, я бы соскочила с кровати и включила свет, но я продолжаю лежать и наблюдать, затаив дыхание.

Тут в голову приходит мысль, что я, должно быть, сплю, или мое опьяненное воображение разыгрывает меня. Я слегка прикусываю щеку, чтобы проверить, и делаю это слишком сильно. Нет, боль реальная. Тем временем фигура приближается, кажется, она хочет подойти к моей кровати. Ее взгляд устремлен на меня и словно пронзает тьму. Как будто она хочет мне что-то сказать. Но она останавливается, и я понимаю, что она несвободна. Нет, ее удерживают вовсе не цепи или кандалы, как привидений, к ее руке ведет тонкая трубка капельницы, а в темноте просматривается силуэт штатива. Мне кажется, что я просто схожу с ума. Я прислушиваюсь и сквозь тихие сдавленные всхлипывания слышу: «Зачем вы сюда приехали?.. Я не хочу спасения такой ценой».

Внезапно девушка вздрагивает, и до того, как у меня появляется шанс принять решение о том, что делать, я слышу легкий скрипучий звук. Одурманенная странным ароматом, я сквозь расплывающиеся очертания комнаты вижу еще одну тень, которая что-то говорит девушке и уводит ее. Моя головная боль и головокружение внезапно усиливаются. Мой череп, кажется, взрывается, и я проваливаюсь в черную дыру.