Надежда Духовная
Бугенвиллея цвета фуксии
Славик
День перед Машиной свадьбой прошёл как во сне. Они завтракали вместе, затем не торопясь собирались к предстоящему торжеству, и Славику представлялось, что они живут вместе, как женатая пара, и это ощущение казалось ему очень естественным и по-домашнему уютным.
На следующий день не нужно было рано вставать, и Славик нежился на диване в своём новом кабинете под полосатой махровой простынью, привезённой ещё из Ташкента. Солнышко не торопясь заливало деревянный пол и пускало на потолке светлые блики от лампы, стоящей на столе под окном.
Он слышал, как Таня встала и пошла в ванную, потом вышла, и её шаги удалились куда-то в сторону кухни. Тогда он тоже решил встать. Он умылся и потопал туда, откуда уже слышались звуки закипающего чайника и чего-то ещё, относящегося к завтраку. Таня в шортах и футболке хозяйничала, накрывая на стол.
– Привет, соня, – сказала она ему.
– Я проснулся раньше, просто не вставал! – запротестовал Славик.
Они готовили горячие бутерброды в микроволновке и открыли банку малины, перетёртой с сахаром, которую оставили ему родители. Во всём этом было что-то утреннее, сонное, когда не нужно торопиться на работу и рассчитывать, сколько времени уйдёт на пробки по дороге. Славик пребывал в самом благодушном настроении, похожем на то ощущение детства, с которым они с родителями ездили утром летом на дачу.
Проснулся он окончательно только тогда, когда уже нужно было собираться и выезжать, и Таня вышла в каком-то тонком, воздушном платье, чем-то напоминающем ему новые занавески, повешенные в его спальне. Она крутилась перед зеркалом, поднимая волосы в высокую причёску, а он всё смотрел, как завороженный, как это платье какого-то невообразимого оттенка каких-то спелых летних плодов, крутится вместе с ней.
Она попросила его застегнуть на ней цепочку, и он увидел, что это та самая цепочка с янтарем, которую он подарил ей на пляже в Тель-Авиве.
– Таня, если бы нам никуда не нужно было уезжать, – зашептал он ей в самое ухо, – я бы не пустил тебя никуда сегодня вечером.
Она повернулась и чмокнула его в щёку:
– И что вы всё торопитесь, господин Марин? У нас на всё ещё будет время.
Он вздохнул и пошёл одеваться. Таня погладила ему накануне брюки и рубашку.
Они ехали дольше, чем рассчитывали, и под конец заплутали бы совсем, если бы не увидели, как поток машин подъезжал к распахнутым настежь воротам большого загородного дома.
Они поднялись на веранду, где предлагали холодные напитки, фрукты и мороженое. Славик усадил Таню на плетёный стул, а сам отправился мыть руки. Он только вышел из закутка с умывальниками, как столкнулся с Машей. Она стояла в дальнем углу веранды к нему спиной в белом платье с вырезом до поясницы и крутила в руках зажигалку. Сигарета никак не зажигалалась, и Славик удивился тому, что она начала курить.
Вот Маша обернулась и увидела его. Ему ничего не оставалось, как пойти к ней навстречу. Он вежливо кивнул и пробормотал поздравления. Маша явно нервничала. Она щурилась и, наконец, зажгла сигарету, которая чуть не выпала у неё из рук за мгновение до того, когда она увидела, кто подходит к ней.
– Спасибо, Слава, – деланно улыбнулась она. – Вот, замуж решила выйти, если зовут.
Славик растерянно кивнул. Он опешил от такой формулировки.
– Николай очень успешный и влиятельный человек, – неловко откашлявшись, как будто извиняясь, продолжала она, – и я уверена, что мы составим очень выгодную пару.
Славик вдруг почувствовал к ней жалость. Опять в каждом слове был слышен тот холодный расчёт, который был ему знаком со времени их отношений.
– Маша, – сказал он серьёзно и убеждённо, – самое главное, чтобы ты была с ним счастлива.
– Я не знаю, могу ли я быть счастлива с кем-нибудь, – как-то тоскливо и просто ответила она.
Но вот её лицо вдруг изменилось в считанные секунды, когда она взглянула ему через плечо. Краткий миг откровенности был нарушен. Славик удивился, потом обернулся и понял, в чём дело – к ним по веранде шел Николай Микрюков.
Он пожал Славику руку, выразил радость и благодарность за то, что гость принял приглашение.
– Вы один? – потом спросил он, чуть помолчав.
– Нет, я пришел с Таней, – ответил Славик, внимательно всматриваясь в лицо собеседника, чтобы проверить его реакцию на эти слова.
– А, хорошо, – поспешно отреагировал Микрюков, – хорошо, – уже медленнее повторил он, как будто о чём-то задумавшись.
Потом взял Машу под руку и повёл её к гостям. Маша предусмотрительно избавилась от своей сигареты, которую всё мяла пальцами во время их разговора. Сигарета, перекувыркнувшись в воздухе и описав неровную дугу, полетела в близстоящие кусты.
Славик больше не разговаривал с Машей в день её свадьбы. И это немудрено – молодые были очень заняты, стараясь уделить внимание многочисленным гостям. Уже после церемонии он встретил в толпе Машиных родителей, разговаривающих с группой пожилых посетителей. Славик подошёл поздравить их и остался доволен тем, что они оба сияли. “Хоть кто-то был искренне счастлив в этой семье сегодня”, – подумалось ему.
Потом Славик решил вернуться к тому столику, за которым оставил Таню, и подходя ближе, увидел, что она по-прежнему сидит на том же месте, а перед ней стоит Микрюков и, низко наклонясь, целует ей руку.
– Прошу прощения, – быстро проговорил Николай, как будто Славик поймал его на каком-то преступлении.
Он сразу же отошёл и затерялся в шумной толпе танцующих – уже включили музыку, а Таня проводила его грустным взглядом.
– Что это было? – поинтересовался Славик.
– Прощание, – коротко ответила Таня, и по её тону он понял, что обсуждение этой темы не последует.
Они недолго пробыли на свадьбе Маши и Микрюкова. Вернулись домой, когда было ещё светло.
Таня крутилась на кухне, когда Славик проскользнул в небольшую комнату, отведённую под кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Он волновался и не хотел, чтобы Таня увидела, как он приоткрыл ящик письменного стола и вытащил на начинающий вечереть свет маленькую коробочку.
В коробочке было кольцо. Они с Петрушей ходили в ювелирный магазин, расположенный недалеко от офиса, и выбирали там вместе, что могло бы подойти Тане.
Петруша Таню ещё не видел. Он появился в их организации уже после её предыдущего отъезда из Питера. А в Тель-Авиве Петруша был слишком занят знакомством с местными девушками, на что поощрял и Славика. Но тот отказывался, а по возвращению домой объяснил причину.
Решено, он женится. Столько лет прошло с тех пор, как он влюбился. Он пробовал даже забыть эту любовь и начал встречаться с Машей, но стоило Тане снова появиться на горизонте, и всё возродилось вновь. Вернувшись из поездки в Израиль после всего, что между ними там произошло, он и не мыслил себе жизни по-другому.
В таких или примерно таких выражениях, расхаживая в своём новом кабинете перед Петрушей, сидящим на его столе, он рассказывал о своих чувствах и соображениях по поводу предложения, которое твёрдо намеревался сделать Тане в этот её приезд.
– Да-а, – впечатленный его порывом, задумчиво протянул Пётр. – Теперь я понимаю, почему ты согласился пойти на свадьбу своей бывшей.
Славик остановился и вопросительно посмотрел на него. Эта фраза вырвала его из последних мыслей о предстоящем объяснении с Таней.
– Какая связь? – удивился он.
– Ну, я в том смысле, что это было бы странно. Но теперь все понятно, – поспешно добавил Петя и для убедительности покивал. – А где вы будете жить? – был его следующий вопрос. – В какой стране?
Славик вздохнул и с руками в карманах брюк покрутился на каблуках новеньких чёрных туфель.
– Не знаю. Я об этом пока не думал.
– А ты подумай, – посоветовал Петруша.
Но Славик пока он думал о другом – о ближайшем будущем. В маленькой сиренево-золотой коробочке лежало кольцо с зелёным камнем, под цвет Таниных глаз, и Славик не мог решить, когда же ему преподнести этот дар – за ужином? После ужина? Пока же он просто сунул коробочку в карман домашних штанов и вернулся на кухню.
Таня готовила что-то восхитительное, пахнущее специями, как оказалось, куриные крылышки. И Славик вызвался резать салат. “Как папа, – подумалось ему, – папа всегда режет салат, а мама готовит.”
Они задёрнули тюль на двери, ведущей на балкончик, чтобы не налетела мошкара на свет лампы, которую скоро пришлось включить. Уже пили чай, а Славик всё раздумывал над тем, когда же ему заговорить. Он украдкой поглядывал на Таню, но она была такая задумчивая, погружённая в собственные мысли, что момент казался ему не совсем подходящим. И он кусал потихоньку губу и строил планы на следующий день.
Таня ушла спать рано, а Славик остался сидеть на табуретке на кухне. Ему передалась Танина задумчивость, и всё смутно казалось, что она имеет какое-то отношение к сегодняшней свадьбе и Микрюкову, которого он застал возле Тани. Недаром же тот так поспешно ретировался при появлении Славика.
Таня
Они уже вернулись, а она все прокручивала в голове события этого дня. Место свадьбы Маши и Николая было восхитительным. Ей всегда нравились праздники на природе. У Микрюкова был очень уютный и большой деревянный дом, зелёные лужайки вокруг, с клумбами и деревьями.
Что до самого хозяина этого роскошного имения, то Таня очень хотела бы порадоваться за него, но их последний разговор убедил её в том, что повода для радости не представилось даже на собственной свадьбе Николая.
Они выстояли недолгую церемонию во дворе, а потом вернулись в зал. Славик отошёл на время, и Таня просто глазела по сторонам, когда её нашёл Микрюков. Они вежливо покивали, приветствуя друг друга, и Таня успела произнести поздравления с таким важным событием в его жизни, как виновник торжества поспешно присел рядом к её столику, и, низко наклоняясь к ней, сказал:
– Таня, большое спасибо за поздравления.
Он помолчал, видимо, подбирая слова.
– Я знаю, что был момент между нами, к которому мы обещали не возвращаться, но я чувствую, что всё равно должен спросить тебя.
– Да? – Танин голос неожиданно для неё самой дрогнул.
Ей стало невыносимо жаль Микрюкова.
– Ты счастлива?
Это был немного неожиданный вопрос, но Тане было лёгко на него ответить.
– Да! – ответила она и улыбнулась.
И добавила:
– Я очень счастлива.
Она хотела в свою очередь задать и ему такой же откровенный вопрос, но не успела. Славик появился из-за угла веранды и шёл к ним через толпу гостей. Микрюков тоже увидел его и встал. Он нахмурился и сказал:
– Я очень рад за тебя, Таня.
Потом потянулся к ней и взял её за руку, которую, к полной неожиданности Тани, поцеловал. Так их и застал подходящий ближе Славик. Таня хотела пожелать Микрюкову, чтобы он тоже был счастлив с Машей, но тот уже извинился и ушёл.
Она вернулась с той свадьбы задумчивая. Голова была полна мыслей. До отъезда оставалась пара дней. Тане хотелось поговорить со Славиком и узнать, хочет ли он, чтобы она продлила билет. А пока они ужинали и обсуждали планы на следующий день. А потом Таня пошла спать. Славик сказал, что останется ещё поработать. Он и правда принёс на кухню свой ноутбук, объяснив это тем, что привык сидеть так – его кабинет выходил окнами на более шумную улицу.
Было уже далеко за полночь, когда Таня проснулась от того, что захотелось пить. В длинной белой ночной сорочке, самой себе показавшейся приведением, мелькнувшим в большом зеркале Славикиной спальни, Таня тихо прошла коридором на кухню. К её удивлению, Славик ещё не спал. Он сидел, задумавшись, за своим ноутбуком и поднял на неё усталые от долгого бдения глаза, когда она появилась на пороге.
– Ты ещё не спишь? – удивилась Таня.
И добавила:
– Я не хотела тебе мешать.
Она видела, что он был сосредоточен на чём-то.
– Пришла попить воды, – посчитала нужным она пояснить свое внезапное появление на кухне в такой поздний час.
– Ты мне совсем не мешаешь, – ответил Славик и потер глаза.
Таня налила себе воды в прозрачный стеклянный стакан.
– Хочешь пить? – спросила она Славика.
– Да, спасибо, не откажусь.
Она подала ему воду в его большой кружке, из которой, как она уже знала, он любил пить кофе по утрам.
Славик протянул руку за кружкой, а потом притянул Таню к себе и уткнулся головой в её живот. Таня замерла от неожиданности, а потом погладила эту тёмную голову, показавшуюся ей горячей.
– По-моему, тебе пора отдыхать, – тихо сказал она.
Славик что-то промычал в ответ, пытаясь одновременно кивать головой под её руками. Потом он встал и обнял Таню, сильно прижимая к себе, и она почувствовала его тепло сквозь тонкую ткань ночной рубашки.
Они целовались в абсолютной тишине, не доносилось ни единого звука с балкона, кроме далёкого стрекотания цикад из парка напротив. Потом Славик решительно взял Таню на руки и так же решительно отнёс в спальню. Он вообще был другой в этот вечер, и Таня хотела уже предложить ему остаться до утра и спать вместе на большой кровати, которую он отдал ей на время приезда. Всё было по-другому в этот раз, не похоже на их обе поспешные встречи в отеле.
Потом, когда Таня наблюдала, как из окна сквозь тонкие занавески в комнату струится бледный лунный свет, Славик приподнялся на локте и заглянул ей прямо в лицо, так близко, что она разглядела, какой это был сосредоточенный и серьёзный взгляд.
– Таня, – хрипло начал Славик и откашлялся, – выходи за меня замуж.
Это было так неожиданно, что она села в кровати и так же сосредоточенно уставилась на него. Повисло томительное молчание. Таня не верила своим ушам, она подумала, что ей это послышалось, что всё было сном. Она вернулась, легла спать, и ей приснилось, как Славик принес её на руках в спальню, и всё, что было потом. Но вот Славик погладил её по голому плечу и спросил:
– Ну, как, ты выйдешь за меня замуж?
– Да, конечно! – повинуясь какому-то порыву, ответила Таня.
И ей показалось, что он давно уже думал об этом – о том, как он сделает ей предложение. И сегодня, когда на свадьбе Маши и Микрюкова они танцевали под старую песню группы The Platters – Twilight Time, а потом Only You с медленной, тягучей мелодией, песни о том, что некуда торопится, вечер длинный и нужно наслаждаться каждым мгновением и каждым аккордом, Славик обнимал Таню за плечи и, выходит, уже тогда знал, что скоро сделает ей предложение.
Или ещё раньше, когда встречал её в аэропорту, элегантный и официальный? А может, ещё раньше, в Израиле, когда они стояли на мосту на набережной? Как бы то ни было, но Таня почувствовала сейчас, что он уже давно всё знал.
И какая-то новая пьянящая радость охватила её. Как будто перед глазами в миг пронеслась вся история их знакомства. Не с детского садика, конечно, а с более осмысленного возраста, когда она стала задумываться о будущем и ловить на себе Славикины осторожные взгляды.
Теперь его предложение руки и сердца, казалось, служило логичным продолжением тех отношений, что зародились тогда.
Она проводила его спать и уснула счастливая.
Близилось время отъезда, но в этот раз оно казалось не концом, а началом будущей жизни. Накануне вечером они навестили родителей Славика, чтобы поделиться с ними радостной новостью.
И снова, в который раз, Славик отвёз её в аэропорт. Всё было как в замедленной съемке в этот день – и их неспешные сборы, и тихое, спокойное прощание. Они сделали свой выбор и больше не будут страдать от разделённости. Новый путь открывался перед ними, и в нём не было теперь и мысли о расставании навсегда.
Таня легко вернулась в тель-авивскую реальность. Папа встретил её в аэропорту и привёз домой, где их уже ждала мама. Таня заметила, что они оба были взволнованы. Ещё накануне, будучи в гостях у Мариных, они звонили Таниным родителям, и те уже знали о том, что Славик сделал Тане предложение.
Антон вернулся домой в эти выходные, и не один, а с другом – Иланом. Они вместе играли в оркестре при своей части. Позже выяснилось, что они даже собирают свою группу.
Пару раз Илан приводил с собой свою младшую сестру Яэль, такую же смуглую и тонкую, как и он сам, с большими миндалевидными глазами и совершенно чёрными волосами. Яэль носила очки и была очень стеснительной, от чего говорила тихо и иногда невнятно. Их родителей привезли из Йемена ещё детьми.
В семействе Кувченко приветствовали желание сына общаться с местными ребятами. Армия явно шла на пользу большую часть времени погружённому в себя Антону.
Всё чаще теперь он пропадал в студии с новыми друзьями. Они писали песни. Ожидалось, что даже выпустят свой диск.
– А Яэль нескучно с вами? – как-то спросила мама Антона, когда он собирался в очередной раз к друзьям.
– Так она же у нас поёт! – недоумённо глядя на неё, ответил тот.
– Поёт? – удивилась мама. – У неё же дикция нарушена. И голос такой тихий.
– А! Это она стесняется! – с какой-то светлой, незнакомой улыбкой ответил ей Антон.
И, прихватив гитару, вышел.
Дни пролетали за днями. Таня не могла сказать, что часто общается со Славиком. Большую часть времени он был очень занят, возвращался домой поздно и выглядел усталым в камере скайпа. Таня с удивлением поняла, что они даже не обсуждали, когда же встретятся в следующий раз. Их беседы вообще были недолгими, каждый раз, когда они перезванивались.
Уже пролетели осенние праздники – Рош а-Шана (Еврейский новый год), Суккот (праздник Кущей). Приближалась Ханука. Как-то вернувшись домой с репетиции, Антон объявил, что приглашает всю их семью на концерт, в котором он будет участвовать вместе с Яэль.
– И что вы будете исполнять? – поинтересовался папа. – Что-нибудь из последних сочинений?
– Нет, – покачал головой Антоша, – я буду играть на скрипке, а Яэль будет петь песню на арамейском. Про райский сад, – добавил он.
– И где проходит концерт?
– В Цфате. Не забудьте взять шапки и шарфы.
Они думали, что он шутит, но Антон не шутил. Середина декабря выдалась холодной. Температура опускалась до нуля ночью и едва поднималась до + 10 днём.
В Цфате было и того холоднее. Таня вспомнила, как в прошлую зиму по радио передавали, что только в двух городах – Цфате и Иерусалиме – выпал снег. Когда они, петляя по узким улочкам, выехали к небольшому зданию музыкальной школы, в которой проходил концерт, и вышли из машины, на улице стоял мороз, а натёртые временем до блеска светлые плитки старого города, которыми было выложено всё вокруг – и дома, и мостовые – показались вдруг ледяными.
Было уже темно, небо было беззвёздным, покрытым тучами, которых было не различить в кромешной тьме над высокими деревьями.
Они вошли в зал втроём. Антон приехал раньше, чтобы успеть ещё раз отрепетировать выступление.
Сначала шли детские номера учащихся школы. Антон и Яэль занимали одно из финальных мест в списке программы.
Но вот яркий свет погас. Остался гореть только жёлтый луч одинокого осветителя. Антон в папином чёрном костюме и белой рубашке, торжественный и серьёзный, вошёл в круг прожектора, взял скрипку и заиграл. Тихая мелодичная музыка с восточными мотивами заполнила камерный зал. Звуки, казалось, лились сами по себе. Антон всегда хорошо играл. Скосив взгляд на папу, Таня увидела, что он был очень доволен.
А потом рядом с ним в круге света появилась Яэль. Тоненькая, стройная, в серебристом платье, с волосами, поднятыми в высокий хвост, она была неузнаваема без очков. Яэль запела. Чистый, сильный, высокий голос заполнил всё пространство зала. Казалось, она пела, как дышала, без малейшего усилия, просто открывала рот большой буквой “О”, и невозможно было представить, что это та самая Яэль, которая шепелявила и стеснялась, когда мама за столом предлагала ей добавку.
Голос взбирался все выше по невидимым ступенькам нот. Антоша играл самозабвенно, закрыв глаза и качаясь в такт музыке.
Таня не разбирала слов, она только помнила, что песня, которую они исполняли, была про райский сад. Яэль и сама была похожа на какую-то райскую певчую птицу, по ошибке залетевшую в тесный зал музыкальной школы древнего города Цфата. Она брала ноты немыслимой высоты, и когда уже казалось, что спела самую высокую ноту, следующая оказывалась ещё выше.
Они закончили, и все зааплодировали. Илан встал с места в переднем ряду и протянул сестре букет белых цветов. Она наклонилась к нему. Мелькнул точёный профиль с тонким носом, который придал ему ещё большее сходство с клювом неведомой птицы. Высокий хвост чёрных блестящих волос усиливал впечатление.
Антон и Яэль взялись за руки и вместе поклонились. Они смотрелись довольно экзотично рядом друг с другом – как кофе с молоком. Блондин с голубыми глазами Антон, во внешности которого никогда не проявлялось ничего семитского, и смуглая брюнетка с карими глазами Яэль, похожая на эбеновую статуэтку. И была какая-то гармония в одухотворённости их лиц, сделавшая возможным встречу двух детей таких разных миров, когда они переглянулись и, взявшись за руки, медленно ушли со сцены.
Они ушли, а им ещё долго хлопали. И Таня разглядела лица родителей – потрясённые и обрадованные явившимся им действом.