Надежда Чубарова
Шуршастики. Приключения в Чуландии

© Н. Чубарова, текст, 2021, 2024

© К. Петрушина, ил., 2021, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Книга 1. Шуршастики против топтунов

Предисловие

– История шуршастиков уходит корнями в глубокую древность. Давным-давно наши предки были дикими существами и жили в норах. Но потом решили обустроить себе более удобную жизнь и основали Чуландию…

Вот скукотища! Неужели всем обязательно нужно учиться, чтоб повзрослеть? А если не знаешь, куда уходит корнями история, так что же, и не вырастешь никогда? И голос у учителя Куша такой сладкий и певучий, что хочется закрыть глаза и вздремнуть. Я изо всех сил старался не уснуть и даже подпёр голову рукой. Лишь бы учитель не заметил, что я его не слушаю, а то опять вызовет родителей. Это он быстро! Вон на стене разноцветные шарики – достаточно потянуть за синий, и у нас дома сработает сигнал.

– Чем отличались древние шуршастики от современных? – спросил учитель.

– Образованностью! Ростом! Волосами! – послышалось со всех сторон.

– Правильно, цветом волос, – кивнул учитель Куш. – Раньше у шуршастиков можно было увидеть волосы любого, даже самого необычного жёлтого цвета, но в процессе эволюции и в результате жесточайшей селекции остался только фиолетовый цвет, остальные исчезли за ненадобностью. А почему остался только фиолетовый, кто знает?

– Потому что он самый неприметный ночью. А шуршастикам можно выходить в наружный мир только по ночам, – бойко ответила Тишь.

Подумаешь! Я и сам это знал, просто ответить не успел. И все оттенки давно знаю. Ведь волосы не у всех одинаковые: у кого-то они цвета лунного пятна – это очень светлый оттенок фиолетового; у кого-то – цвета мрачной тени – этот фиолетовый очень тёмный, и самой тёмной безлунной ночью его совсем не видно. Сейчас учитель Куш начнёт перечислять все эти оттенки и подробно объяснять, чем один отличается от другого, но, когда всё это и так знаешь, слушать совсем неинтересно.

Говорят, за пределами Чуландии лежит огромный мир. В нём много света, шума и опасностей. Я пока там не был. Шум и свет меня не очень интересуют, а вот опасности… Но детям строго запрещено выходить наружу. Да и не всякий взрослый решится на это: ведь там территория топтунов. Некоторые самые отважные периодически выходят, чтоб раздобыть еду и кое-какие вещи. Их называют добытчиками. Мы с ребятами хотим стать добытчиками. Это круто! Они такие ловкие, смелые и не боятся даже топтунов.

Мой папа добытчик. Бывает, он уходит на несколько дней и всегда возвращается с добычей. Вон ту огромную железную чашку, которая стоит на столе учителя Куша, тоже добыл мой папа. Однажды он в страшном бою вырвал её из рук топтунов, чтоб принести своему народу. Когда я вырасту, обязательно стану таким же, как он!

– Кыш! Ты опять отвлекаешься?! Смотри мне!!

Я даже вздрогнул от окрика нашего преподавателя. Неожиданно из сладкого и певучего его голос стал резким и громким. Наверное, такие голоса у ужасных топтунов. Разве можно так грубо прерывать поток размышлений?

Да, это он ко мне обратился. Меня зовут Кыш. И я шуршастик.

Чуландия

Как нас только не называли! И домовыми, и привидениями, и даже мышами! Разве можно спутать нас с мышами? Мы же на них совсем не похожи, ну, может быть, только размером. Вот, к примеру, мыши совсем не любят сыр, а шуршастики его прямо обожают!

Вражда шуршастиков и топтунов длится много-много лет. Никто уже и не помнит, с чего всё началось. Даже учитель Куш этого не знает, хотя, вообще-то, ему известен ответ на любой вопрос. Говорят, когда-то наши народы жили дружно, но в это слабо верится. Нет, мы не ведём открытых боёв: слишком уж неравные силы. Мы просто стараемся не попадаться на глаза топтунам. Вроде бы и живём совсем рядом с ними, но, в основном, они даже не подозревают о нашем существовании. Не знаю, вражда ли это?.. Профессор Куш говорит, что мы должны опасаться топтунов, потому что они хотят нас уничтожить. Но, если честно, я ни разу не встречался с ними и не видел тех, кого они покалечили. Должно быть, мы очень хорошо прячемся.

Нам очень повезло, что однажды кто-то из наших предков нашёл Чуландию и остался здесь жить. Говорят, в норах было холодно, и временами их затопляла талая вода, а в Чуландии тепло и сухо. А ещё здесь так много места, что хватает всем жителям. Ещё бы – шесть уровней! Наша школа находится на самом верхнем – шестом. Он считается самым безопасным, потому что даже огромному топтуну пришлось бы встать на подставку, чтоб добраться до него. Вот поэтому тут держат всех детей и хранят общие запасы еды. Моя семья живёт уровнем пониже, там же, где и семьи всех добытчиков. Говорят, что уровни со второго по четвёртый – самые опасные, но я никак не могу понять, чем они хуже других. За мою жизнь там никогда ничего не случалось. Самый нижний уровень необитаем. Во-первых, там выход в мир топтунов, а во-вторых, из выхода сквозит. А на сквозняке можно простыть – так говорит мама.

Все вещи в наших жилищах сделаны из того, что принесли добытчики. Кровати, шкафы, столы – всё это сделано из коробок, в которых топтуны хранят горючие палки, называемые спичками. Сами палки мы не поджигаем: боязнь огня у шуршастиков ещё с тех времён, когда мы были дикими. Зато из палок можно много чего соорудить. Из лоскутов шьётся одежда, фантики от конфет идут на изготовление обуви, а ещё мама плетёт из них красивые коврики. Пригождается и многое другое, что можно потихоньку добыть у топтунов.

– Ну и что ты сегодня получил за урок? – спросила мама, когда я вернулся домой.

– «Плохо», – обречённо ответил я – врать было бесполезно, потому что учитель жил неподалёку, и мама запросто могла спросить у него.

– Ну как же так! – Мама всплеснула руками, и её брови печально приподнялись.

– Он ко мне придирается, – буркнул я.

– Ох, горе ты моё, – вздохнула мама. – Есть будешь?

Мама у меня добрая и за плохую учёбу не ругает. Только вздыхает. А что поделать, если из отметок у нас только две: «плохо» и «хорошо». Вот было бы их больше, я тогда, может, и учился бы получше. Придумали бы какую-нибудь отметку «нормально», к примеру, или «и так сойдёт», или «очень хорошо». На «очень хорошо» я, допустим, не тяну, а «хорошо» мне бы поставили, если бы была отметка ещё лучше. А вот «очень плохо» – такую не надо придумывать. Ну её! Зачем придумывать то, от чего одни расстройства?

Я с аппетитом поедал кашу из крошеного печенья, как вдруг пришёл Чиж. Это мой друг, и мы учимся вместе. Он уселся за стол напротив меня и громко спросил – так, как будто я глухой:

– Кыш, ты пойдёшь делать задание, которое нам задал учитель Куш?

Я вытаращил на него глаза: какое задание? Неужели я так отвлёкся, что совсем ничего не услышал?

– Ну, помнишь, то самое, которое нужно делать в парах, – опять громко, как отрепетированную роль на праздничном спектакле, сказал Чиж и выразительно подмигнул всем лицом.

– Вот и молодцы, конечно, идите, – сказала мама. – Уроки – это очень важно.

А Чиж то выпучивал глаза, то подмигивал, то шевелил бровями, как будто у него разум помутился. И вот тут я понял, что друг что-то задумал. Даже пух на его ушах взволнованно дрожал.

– Да-да, нам нужно непременно сделать вместе это важное задание. Срочно! – сказал я, не сводя взгляда с Чижа, пытаясь понять, правильно ли его понял, а тот едва заметно кивнул.

Я даже не стал доедать, вскочил из-за стола, и мы помчались прочь из дому.

Чиж торопливо спустился на уровень пониже, и я за ним, он ещё ниже, и я следом. Что же такое он задумал?

– Эй, Чиж, мы куда?

– Тсс!.. – только и сказал он, не останавливаясь.

Вот мы спустились уже до второго уровня, и тут ко мне подкралось нехорошее предчувствие. Неужели Чиж хочет выбраться наружу? Ведь там же… Догадка так ошарашила меня, что я тут же остановился:

– Эй! Постой! Если ты сейчас же не скажешь, куда мы бежим, я не сдвинусь больше с места, – и для пущей уверенности, чтоб он не думал, что я шучу, я по-взрослому сложил руки на груди.

Чиж, успевший уже отбежать от меня на приличное расстояние, вернулся.

– Ладно, – сказал он, немного подумав. – Только обещай, что никому не скажешь!

– Обещаю, – недовольно ответил я.

Вот раздражает меня такое: сначала звал меня, моргал там, видите ли, я даже как следует не поел, за ним побежал, а он теперь какие-то тайны выдумывает.

Чиж оглянулся по сторонам, подошёл ещё ближе и страшным голосом зашептал прямо мне в ухо:

– За стеной нет топтунов!

Я посмотрел на него, потому что он замолчал и опять выразительно вытаращил глаза и зашевелил бровями.

– Как это нет? А кого тогда мы боимся?

– Не знаю. Я случайно подслушал, как мой папа разговаривал с другими добытчиками. Твой папа, кстати, тоже был там. Так вот, они говорили, что топтунов нет.

– Так это же хорошо! – воскликнул я.

– Тсс! – зашипел на меня Чиж и принялся озираться по сторонам, хотя поблизости никого не было. – Хорошо-то хорошо, но они сказали, что и запасов практически не осталось. Получается, наши запасы напрямую зависят от топтунов. Есть топтуны – есть запасы, нет топтунов – нет запасов. Понимаешь?

Я кивнул, хотя всё это как-то плохо укладывалось у меня в голове. С одной стороны, топтуны – наши враги, но с другой – это что же получается, мы от них зависим? Я никогда раньше об этом не задумывался. Ну да, добытчики приносили еду и вещи, но, откуда всё это бралось, я не думал. А теперь стал всё сопоставлять: папа в последнее время слишком часто стал уходить за добычей, а приносил уже не так много. Да и кашу из толчёного печенья мама теперь готовила только мне, а раньше её вся семья ела. И как же я сам этого не заметил?!

– И что же теперь? – растерялся я.

– А то! Пойдём и посмотрим!

– Нам же туда нельзя! Пока мы не научимся становиться невидимыми, нельзя выходить из Чуландии!

– А кого нам теперь опасаться, если топтунов нет?

А и правда! Если нет опасности, то и прятаться не нужно. Тем более мне так давно хотелось посмотреть, какой он – мир топтунов.

Мы спустились на первый уровень. Там было тихо. Похоже, никто из шуршастиков не решался обживать самый низ Чуландии. И немудрено: ведь где-то здесь выход в опасный мир.

Все стены тут оказались измалёваны какими-то странными рисунками. На них были разные существа, которых я не мог узнать. Стоящие на четырёх лапах, покрытые шерстью. У одного хвост торчал трубой, а на носу топорщились в разные стороны чёрточки – спички, наверное. У другого хвост был загнут крючком, а из огромной пасти торчали страшные зубы. А вот это мышь – подумать только! Мышь-то я узнал, хотя тоже никогда не видел. Нам учитель показывал на картинке. Там, где живут шуршастики, обычно мышей не бывает, потому что мы с ними боремся. Ведь мыши съедают все запасы, а особенно озверевшие могут и на самих шуршастиков накинуться. Поэтому либо шуршастики, либо мыши.

Вот огромное страшное существо пытается затоптать крошку-шуршастика. Существо – это, должно быть, топтун. Вон у него какие ноги толстопятые! А шуршастика я узнал по большим пушистым ушам, красивым выпуклым глазам и маленькому росту. А ещё по четырём пальцам на руках, если эти кривые чёрточки можно назвать пальцами. Вон у топтуна их пять нарисовано. Любой малыш знает, что у топтунов есть лишние пальцы. А ещё у них есть когти! Да-да, на каждом из пяти пальцев. Ужас какой… У шуршастиков пальчики мягкие, без всяких там наростов. И вообще, я считаю, что шуршастики – самые прекрасные существа, которые только могла создать природа. Всё что нужно – при них: и размер идеальный, и красота. Как же мне повезло, что я родился шуршастиком, а не топтуном или кем-нибудь из тех непонятных существ на картинках!

– Смотри что нашёл! – воскликнул Чиж.

Я оглянулся. В руках у моего друга была небольшая чёрная палочка с криво заострённым концом. Он провёл ею по стене, и палочка оставила после себя корявый чёрный след.

– Это же рисовалка! – осенило меня. – Эти картинки ею нарисованы.

– Моя! – коротко сообщил Чиж. – Я нашёл!

Повсюду валялись огромные вещи топтунов, однажды забытые здесь и ставшие ненужными. Мы осторожно пробирались между старыми ботинками такого размера, что в одном вполне можно было сделать жилище. Да, вот в этом, который валялся на боку. Чиж постучал по нему рисовалкой, а я заглянул внутрь и страшным голосом прогудел:

– Э-э-э-э-эй!

Это я специально так сделал, чтоб напугать Чижа. Но вдруг из тёмной середины ботинка резко вынырнул взъерошенный, уже совсем седой старый шуршастик. Так резко, что я невольно отпрянул и шмякнулся на пол.

– Чего вам надо? – зашипел он. – Ходят и ходят, шумят и шумят. Никакого житья от вас нет!

– П-простите… – замямлил я. – Мы не знали, что здесь кто-то живёт.

– Не знали они! – передразнил шуршастик. – Пошли вон!

Нас с Чижом не пришлось долго уговаривать – мы тут же подскочили и собрались драпануть подальше от сердитого старика, но тот окликнул:

– Эй, ты! Да-да, ты, – он строго смотрел на Чижа. – Положи на место! – И старик указал пальцем на пол, на то место, где Чиж нашёл рисовалку.

Чиж тут же отбросил её, словно она была заразная, и помчался прочь. А я за ним.

– Вот ведь злыдень! – выругался Чиж, когда мы отбежали подальше от ботинка с его грозным хозяином. – А я и не знал, что на первом уровне кто-то живёт.

– И я не знал.

Чиж испуганно таращил и без того большие глаза, а пух на его ушах заметно дрожал, выдавая волнение. Думаю, что и я в этот момент выглядел не лучше. И что-то мне вдруг так смешно стало! От страха, наверное, который в итоге оказался вовсе не страшным.

– Представляешь, он спит себе преспокойно, а тут я такой: «Э-э-э-э-эй!» А ещё ты барабанишь! – хохотал я. – Ходим такие, ничего не подозреваем. А он, наверное, подумал, что это топтуны!

Чиж сначала молча смотрел на меня, а потом тоже захохотал.

Правило № 1: Запрещено выходить в наружный мир днём

Как-то раз я подходил к краю Чуландии, к тому месту, где под самой нижней полкой мыши когда-то прогрызли дыру. Я прокрался следом за папой, который пошёл за добычей. Мне очень хотелось посмотреть на ужасных топтунов. Я ждал, ждал, но они так и не появились. С той стороны вообще было очень тихо, и даже не верилось, что там живут самые огромные и страшные существа в мире. Может быть, они уже тогда все исчезли? Так я их и не нашёл… Зато меня нашла мама и оттрепала за уши, приговаривая, что детям нельзя выходить наружу. Но я же не выходил. Я весь оставался в Чуландии и только голову высунул. А голова не считается.

Это было в прошлом году. С тех пор я даже близко не подходил к первому уровню.

Теперь я уже смутно помнил, где здесь выход. Можно сказать, даже вообще не помнил. Потому что я же за папой шёл, мне важнее всего было не потерять его из виду, чтоб не заблудиться, а так дорога плохо запоминается. Вот когда сам идёшь, как мы с Чижом сейчас, то тогда обращаешь внимание на какие-то приметные штуки. Вот этот рисунок на стене, к примеру, или тот огромный ботинок, в котором живёт старый шуршастик.

Здесь было достаточно темно, поэтому всё хорошо видно. Это топтуны в темноте совсем не видят, а шуршастикам, чем темнее, тем лучше.

– Смотри! – крикнул Чиж. – Там что-то виднеется! – и помчался туда, где белела неровная полоса, похожая на крючок или на вопросительный знак.

Мы подбежали ближе и остановились. Помнится, раньше, когда я приходил сюда в прошлый раз, здесь была просто круглая дыра, а теперь она зачем-то прикрыта приставленным куском картона. Там, с той стороны, было тихо. То есть вообще ни звука не доносилось. Может быть, и правда топтунов там нет? Не могут же такие гигантские существа передвигаться совсем бесшумно. Мы переглянулись с Чижом и одновременно кивнули, будто каждый знал, о чём в этот момент думает другой. И мы пошли. Первым Чиж, а я за ним. Вот друг осторожно взялся за край вопросительного знака, оглянулся на меня – моё сердце так сильно забилось, что я подумал, оно вообще сейчас выскочит, – и вышел.

– Ай-ай-ай! – тут же завопил Чиж, и я, не задумываясь, бросился к нему.

Свет, такой белый и яркий, больно резанул по глазам. Так больно, что… я даже не знаю, с чем сравнить. Никогда раньше я такого не испытывал. Мои глаза как будто чуть не лопнули! Я знал, что снаружи много света, но не знал, что он такой опасный.

Не открывая глаз, я на ощупь нашёл своего друга, который сидел, сжавшись в комок, тут же, у самого выхода, и тихонько постанывал. Кое-как мы забрались обратно в нашу безопасную Чуландию – вслепую, ощупью, боясь открыть глаза и снова стать жертвами дневного света.

Какое-то время мы сидели прямо на полу первого уровня и приходили в себя. Поначалу мы ничего не видели, и было очень страшно, что мы ослепли навсегда. Но постепенно зрение вернулось.

Вот глупые! Захотели выйти в большой мир без подготовки. Если бы всё было так просто, то туда и младенцев пускали бы! Не зря же сначала нужно много узнать и многому научиться. И даже потом не всякий шуршастик готов выходить, некоторые выбираются только в случае крайней необходимости.

Легенда о старом шуршастике

Весь остаток дня я так и эдак ходил вокруг папы, не зная, как к нему подступиться. Мне так хотелось узнать, кто же такой живёт на первом уровне, но спросить об этом напрямую значило выдать себя. Да и как задать вопрос? «Что за старичок живёт в самом низу Чуландии?» Папа сразу скажет: «Ага! Откуда ты о нём знаешь? Ходил туда?» И мне обязательно попадёт. А если спросить: «На первом уровне кто-нибудь живёт?» – папа точно отмахнётся, скажет: «Мал ещё об этом знать».

– Папа… – неуверенно начал я, осознавая, что обратного пути уже не будет. – А на всех уровнях Чуландии живут шуршастики?

– Зачем тебе?

– Ну-у-у… так, интересно просто.

– На всех, кроме первого, – ответил папа.

Да так ответил, что и не прицепиться. Как теперь спросить про старика, которого я видел?

– Что, первый совсем пустой? Ни одного шуршастика? Это сколько же места зря пропадает! – Я старательно возмутился.

– Ты ведь не был там? – Папа прищурил глаза и внимательно посмотрел на меня.

– Нет, конечно! Нам же нельзя, – я изо всех сил сделал честное лицо и выдержал его взгляд, чтоб он ничего не заподозрил.

– Ладно, я расскажу тебе. Рано или поздно ты всё равно узнаешь, – папа внимательно посмотрел на меня, словно пытаясь определить, можно ли доверить мне такое знание. – Когда-то давным-давно, когда и меня ещё на свете не было, произошёл несчастный случай. Единственный за всю историю нашего народа. Ты ведь знаешь, что все шуршастики, достигнув определённого возраста и получив нужные знания, могут становиться невидимыми?

Я кивнул.

– Так вот, оказалось, что не все… – Папа замолчал, а мне почему-то так страшно стало. Как это не все? Как же жить-то можно без невидимости?? – Однажды маленький шуршастик не смог стать невидимым.

– И что же с ним произошло? – заволновался я. – Он погиб?

– Нет. Но его жизнь стала такой ужасной! Ведь если шуршастик не научился становиться невидимым, то и защитить себя он не сможет. Стоит выйти из Чуландии, и его тут же схватят топтуны! Тот маленький шуршастик так огорчился, так опечалился, что замкнулся в себе. Он думал, что все смеются над ним, ведь никто раньше даже не слыхал о шуршастике, который не мог становиться невидимым. Поэтому он начал избегать встреч с другими шуршастиками. Постепенно друзья отдалились от него, потому что все они теперь могли выбираться в большой мир, а он боялся. Он потерял смысл жизни, ушёл подальше от всех, устроил себе жилище на первом уровне, где топтуны свалили в кучу свои огромные вещи, и стал жить тихо-тихо. Словно он невидимый.

Слушая папину историю, я быстро понял, кого мы с Чижом встретили на первом уровне.

– А как его зовут?

– Дедушка Пыж, – ответил папа.

– А чей он дедушка?

– Ничей. Просто его так называют. Из-за своих страхов и огорчения он так и не создал семьи. Да и к остальным шуршастикам не поднимается со своего обжитого первого уровня. Так и живёт один. Прячется ото всех. Когда ты сможешь выходить наружу, ты его встретишь. Тогда сделай вид, будто не видишь его. Он очень нервничает, когда кто-то его замечает.

М-да… странная история. Чудной какой-то старик. Ну что ж, мне нетрудно сделать вид, будто я его не вижу. Тем более если в таком случае он не станет на нас бросаться.

Правило № 2: Детям запрещено выходить из Чуландии

Время шло, а запасов не становилось больше. Теперь некоторые шуршастики даже в открытую об этом говорили, строя разные версии. Больше всего, конечно, они обвиняли в нехватке припасов добытчиков, которые «совсем обленились и стали работать хуже». Об истинной причине, похоже, знали лишь сами добытчики да мы с Чижом. Я никак не мог понять, почему папа не скажет всем, что запасов и снаружи нет, а продолжает настырно ходить и ходить в большой мир, пытаясь что-то раздобыть там. Ведь было бы так просто всем объяснить, что происходит на самом деле, и сказать, что это не его вина. Вот что бы тогда все говорили? Обвинять-то уже было бы некого. Запаниковали бы, наверное. А как они хотели? Это очень легко – сваливать всю ответственность на кого-то одного. А мне было так обидно за папу! Я же видел, как он старается.

Мы с Чижом больше не пытались выходить наружу и даже не разговаривали о том, что тогда произошло. Потому что нам было стыдно признавать, что мы не справились и опрофанились при первом же выходе. А если бы нас тогда кто-то увидел, мы вдобавок и опозорились бы. А ещё мечтали стать добытчиками! Мы просто старались забыть о своей нелепой попытке, но у меня никак это не получалось. Я всё думал и думал – что мы сделали не так? Как добытчики выходят наружу? Неужели они каждый раз вот так мучаются? Тогда у них действительно очень опасная работа. Но ведь, когда я выходил в первый раз, такого не было. Ну да, да, я не полностью выходил, но глаза-то мои вместе со всей головой были не в Чуландии, и они не полопались. И никакой вспышки света тогда не было.

Уроки закончились, и мы с Чижом пошли домой. Разговор не клеился, потому что Чиж что-то спрашивал про учёбу, а я всё думал и думал о своём и на его вопросы отвечал невпопад. Да и какая может быть учёба, когда снаружи творится неведомо что!

– Надо ночью выйти, – вдруг сказал я.

– Куда? – не понял Чиж.

– Наружу.

– Ты что, с ума сошёл? – оторопел Чиж. – Не-е-ет, я туда больше ни ногой! У меня это, вообще-то, единственные глаза, и мне их нужно как-нибудь доносить до старости в целости и сохранности.

– Но ведь ночью нет дневного света, потому что дневной свет назван дневным из-за того, что он только днём бывает, – продолжил я свою мысль. – Значит, ночью мы сможем видеть. Добытчики ведь так и делают – как мы сразу до этого не додумались?

– Знаешь, я уже как-то не уверен, что хочу быть добытчиком.

Я даже остановился и посмотрел на него так, будто не узнавал. Потому что в голове не укладывалось, как это можно было расхотеть быть добытчиком. При первой же трудности? Да у них вся жизнь – сплошные трудности!

– Чего смотришь? – засопел Чиж.

Я продолжал молча смотреть на друга. Даже чуть прищурил левый глаз для убедительности.

– Да не смотри ты так! – Чиж отвернулся, но продолжал искоса поглядывать на меня.

В такие моменты главное – выдержать правильную паузу и правильно смотреть, мысленно передавая: «Ты что! Ты же совсем не так рассуждаешь! Ну-ка, пусть в твою голову лезут хорошие мысли». Ну и, конечно, один глаз чуть-чуть прищурить. Без разницы – правый или левый. У меня просто левый лучше щурится.

– Ладно уж, пойдём, – наконец сдался Чиж.

Я улыбнулся. Теперь я снова узнавал своего друга.

Еле дождавшись ночи, мы с Чижом тайком побежали вниз. И как нам раньше это в голову не пришло? Ну, то, что выходить из Чуландии нужно ночью. Ведь и добытчики всегда уходили по ночам, да и другие шуршастики, если и выбирались наружу, то непременно ночью. И я за папой тогда тоже ночью пошёл. Ведь неспроста же это? Нужно было сразу над этим задуматься. А то – ишь! – решили и тут же помчались радостные, толком ни в чём не разобравшись.

Но если днём мы бежали открыто, и никому дела не было, куда и зачем мы бежим, то теперь нам приходилось осторожничать. Ясно ведь, неспроста два мелких шуршастика направляются среди ночи в сторону первого уровня, куда, вообще-то, ходят только с определённой целью. А у нас прямо на лицах было написано, что мы ещё не проходили тему маскировки.

Мы скрывались по углам, за коробками, которые были чьими-то спальнями, старались никому не попасться на глаза. Если бы нас увидели, просто вернули бы обратно, и наш план не осуществился бы.

Вот мы кое-как добрались до первого уровня. Здесь уже мало кто мог нас заметить. Разве что добытчики, но они все уже ушли – мы проследили. Значит, теперь можно было беспрепятственно выбраться наружу, в большой мир. Оставалось пробраться сквозь кучу огромных топтуновых вещей. Вот и ботинок, в котором живёт старый шуршастик. Мимо него мы прошли особенно тихо, чтобы на этот раз не потревожить его обитателя. Ботинок уже остался позади, и вдруг совсем рядом кто-то ка-а-ак рявкнет:

– Опять вы здесь!

Я даже уши прижал – так страшно стало. Мы с Чижом прижались друг к другу. Сразу даже не поняли, кто на нас ругается. А это оказался дедушка Пыж. Мы-то думали, что он у себя в ботинке сидит и вылезает оттуда, только чтоб поворчать на прохожих. Но нет, на этот раз дедушка Пыж рылся в большой коробке, задвинутой к самой стенке. Уж не знаю, что он в ней искал, но сейчас оттуда торчала только его растрёпанная седая голова.

– Что таращитесь? – недовольно проворчал дедушка Пыж.

– Представь, что ты его не видишь, – торопливо шепнул я Чижу, опустив глаза.

– Зачем? – удивился Чиж.

– Да так. Это сумасшедший старик, он думает, что он невидимый. А с сумасшедшими лучше не спорить.

Мы прошли совсем рядом с дедушкой Пыжом, старательно делая вид, что не замечаем его. И он нам больше ничего не сказал, только проводил сердитым взглядом.

А вот и дырка в стене. На этот раз она не была прикрыта куском картона. Мы с Чижом осторожно выглянули наружу – мало ли там подстерегает какая-нибудь опасность, кроме дневного света. Но снаружи было темно и тихо.

– Вот видишь? – спросил я.

Это со стороны могло показаться, что мой вопрос такой короткий. На самом деле он вмещал в себя многое: видишь, раз нет сейчас яркого света и опасностей, значит, не зря мы ещё раз попробовали выбраться наружу; это просто в первый раз нам не повезло; ну и, конечно же, рано Чиж передумал становиться добытчиком. Вот это всё было в моём вопросе. Чиж прекрасно меня понял – не зря же мы столько лет дружим – и молча кивнул.

Мы выбрались из Чуландии. Впервые в жизни. Прошлый раз не считается: мы ведь тогда только вышли и тут же обратно спрятались. А сейчас мы сделали шаг и ещё один и вот уже на пять шагов отошли от входа в Чуландию. Ну и что, что постоянно озирались по сторонам.

Этот наружный мир и в самом деле оказался невероятно огромным. Понятно, что у таких гигантских существ, как топтуны, и жильё должно быть гигантским, но эта большущая коробка была намного больше, чем вся наша Чуландия со всеми её шестью уровнями. Здесь было тихо и пусто. Вот то есть совсем ничего не было – только огромные голые стены, уходящие далеко и вширь и ввысь. А уж от стены до стены такое невероятное расстояние! Это вам не коробка из-под печенья. Столько пустого пространства, что дух захватывает!

– Ох, что-то мне нехорошо… – промямлил Чиж. – Голова кружится.

И немудрено. У меня самого с непривычки были странные ощущения. Эта пустота как будто давила сверху, с боков. Вроде бы и не тяжёлая, а давила. И я чувствовал себя таким маленьким и беззащитным в этом огромном наружном мире. Выходить на середину этой пустоты было страшно, и мы торопливо отбежали обратно к стене, в которой был вход в Чуландию.

– Ну, чего? – кивком спросил Чиж.

– Чего? – повторил я за ним.

– Пойдём? – И друг тихонько подтолкнул меня.

– Пошли, – даже не сказал, а выдохнул я, потому что понял, что я пойду первым.

И мы пошли, стараясь идти вдоль стенки, даже придерживаясь за неё – так надёжнее. Я шёл первым, а Чиж за мной, и я слышал, как он дышит мне в затылок.

Потом стенка неожиданно закончилась. Дальше, через какой-то промежуток, она снова начиналась, но, чтоб до неё добраться, нам пришлось бы отцепить руки от стены, за которую мы держались, как будто это соединяло нас с нашим домом. Мы в растерянности остановились. Если бы Чиж снова подтолкнул меня, то я, наверное, пошёл бы, но он не спешил, и я не торопился. Так мы и стояли, прижавшись к стене. А потому что страшно!

– Может, хватит для первого раза? – осторожно спросил Чиж. – Вышли, посмотрели. Даже прошли вон сколько. На топтунов не наткнулись.

– Да, можно уже и обратно идти, – согласился я. – В следующий раз дальше пройдём. Посмотрим, что там ещё есть.

Мы повернули назад. На этот раз Чиж оказался впереди, а я шёл следом за ним. И только начали потихоньку продвигаться, только я подумал, что обратно-то можно и побыстрее бежать, как вдруг сзади кто-то – хвать меня за ухо! Я аж взвизгнул. Нечаянно… Любой бы на моём месте взвизгнул. Быстро обернулся, а там оказался мой папа.

– Вы что здесь делаете? – сердито воскликнул он.

– Мы хотели посмотреть… – тихо промямлил я. А сердце всё ещё колотилось, как сумасшедшее.

– Вы что, не знаете наших правил? – продолжал ругаться папа.

– Детям запрещено выходить из Чуландии, – заученно выпалил я.

– Тсс… – Чиж испуганно озирался по сторонам. – Услышат же.

– Здесь никого нет, – громко и как-то грустно сказал папа. – Топтунов больше нет… – И он вдруг сел прямо на пол, обхватив голову руками.

Мне стало по-настоящему страшно. Даже страшней, чем если бы сейчас на нас выскочил огромный топтун. Я никогда не видел папу вот таким. Растерянным, что ли. Его глаза смотрели так грустно и обречённо, что сразу становилось ясно – дальше не будет ничего хорошего.

– Их уже давно нет, – продолжил папа. – Однажды они ушли и больше не вернулись. Вы думаете, почему мы так спокойно живём в их чулане? Разве раньше мы могли вот так расселиться по всем полкам? Мы ютились среди вещей, постоянно прятались и скрывались. Зато у нас всегда были запасы еды. А теперь… Какое-то время мы ещё находили то, что забыли топтуны, но теперь не осталось ничего, даже малой крошечки.

Я не знал, что сказать. Папа впервые рассказывал о таких вещах, о которых я даже не задумывался. Оказывается, наша прекрасная Чуландия – это всего-навсего просто чей-то чулан? В котором кто-то хранил всякие ненужности?

– И что же делать? – растерялся Чиж.

– Не знаю, – сказал папа.

– Нужно сказать всем, – предложил я. – Нужно, чтоб все знали о проблемах и решали их вместе.

– И как они будут их решать?