Сергей Сергеевич Антюшин
История и философия науки. Учебное пособие для аспирантов юридических специальностей

Если мир человека несовершенен, ненадежен, то степень этого несовершенства и ненадежности, по всей видимости, связана (возможно, пропорциональной зависимостью) с уровнем рефлексии и совершенства самого человека – и отдельного индивида, и страны, и всего человечества.

Имманентное стремление человека к самосохранению ставит человечество перед фактом возможности самоуничтожения, нанесения существенного ущерба природе (во всяком случае – в границах своего практического распространения в ней). Противоречиво, таким образом, и само стремление человека к безопасности, а значит, не лишено противоречий и формирование соответствующего системного научного знания.

В связи с этим краткую историю человека можно представить себе как эволюцию соотношения его самосознания и внешнего мира.

Когда-то в доисторические времена человек, едва осознавший себя в большом и опасном, внешнем и, как могло показаться, во многом враждебном к нему мире, тут же воззвал о спасении. Он обращался к природе, предкам, духам, божествам, к тому, кого он считал способным и покарать, и защитить. «Спаси», – молил человек о себе и о своем потомстве. Трудно сказать, кем и в какой степени он был услышан, но природа предоставила ему немало возможностей выжить, осмотреться, приспособиться к окружающей действительности и даже укрепить свой статус в среде своего обитания.

Ценность человека возросла, в том числе и (а может быть, только) в его собственных глазах. Он формировал и развивал свой способ бытия в природе – культуру, обзавелся важными знаниями, опытом, инфраструктурой – вначале примитивной, едва заметной для природы, но со временем все более сложной и «ресурсоемкой». У него появились цели на отдаленную перспективу, планы. Ему уже мало было просто собственного спасения, он непременно хотел сохранить и тот небольшой фрагмент бытия, доставшийся ему (наверное, как замечательная удача) в пользование.

Но он помнил о своей зависимости от внешних обстоятельств, от своего неведомого и не вполне ясно представляемого покровителя. «Спаси и сохрани», – не забывал молить его человек: по утрам – если отдых покорного сына неба и природы не прерывался ревом диких зверей, наводнением или нападением других людей, врагов; перед тем как утолить жажду и голод – если было время; перед сном – если еще оставались силы после трудного дня.

Со временем человек окреп во многих отношениях. Добытые им знания стали настолько обширными, что он сам в них порой слабо разбирался (особенно в тех, что не были связаны с его повседневной жизнью и работой). Его горизонты раздвинулись, мир стал огромным, (по территории он сравнялся едва ли не со всей поверхностью планеты), социальная инфраструктура усложнилась и требовала много внимания, забот, затрат.

Человек еще старался не забывать молиться, но более важным ему казалась возможность добиться гарантированного благополучия, сохранения относительно высокого комфорта, которого ему удалось достичь. Для этого человек все охотнее пользовался достижениями науки и технического прогресса, но решение своих проблем он нередко искал в другом – в том, чтобы навязать свою волю оппоненту, контролировать как можно больше земли, воды, людей вокруг, подчинить себе природу. Он делал все больше сбережений и вложений, занимал все больше пространства.

О спасении он почти забыл, а сохранение всего нажитого порой стал считать минимумом, если не само собой разумеющимся долгом бытия перед собой. Он обязательно пытался добиться во всем твердых гарантий. Впрочем, он понимал, что проблем и даже опасностей избежать непросто, но терять тем не менее ничего не хотел, поэтому придумал страхование. С онтологической точки зрения страхование может показаться если не жульничеством, то самообманом и лотереей, но оно позволяет многим участникам социальных отношений восполнить тот или иной понесенный ущерб, «вернуть» многие из относительно несложных непринципиальных потерь.

Страхование приобрело огромный масштаб. Создалось впечатление возможности все восстановить, застраховаться от всех бед, в том числе от собственных просчетов и грубых ошибок. При этом комфорт значительной части представителей человечества достиг высокого (с точки зрения здравого смысла и гуманизма; в ряде случаев – абсурдно высокого, противоречивого) уровня.

Человек пожелал тотальной защиты, которую он видел в своем умении подстроить под свои интересы все в окружающей действительности. Под рукой была теперь уже не просто система надежных сверхсовременных инструментов, а целая вторая природа (дающая, правда, иногда досадные сбои, которые, впрочем, не так сильно вредили главным акторам социальных отношений, а «били» все больше по толпе). К тому же на службе у человека был мощный арсенал развитых научных знаний. Человек заговорил об обеспечении своей безопасности – национальной, корпоративной, личной. Он стал создавать такие системы, которые могли бы эту претензию реализовать.

В этом историческом преображении – от звериного стремления выжить и слабой надежды на спасение к убежденности в праве на тотальную безопасность и управление всем в мире – человек постепенно трансформировал свою мораль; в конце концов, он стал иначе относиться к ответственности перед всем тем, что дало ему жизнь, свободу, комфорт, надежду на будущее. Он решил, что сам может быть не просто мерой всех вещей, но одновременно законодателем всего сущего и судьей.

Но есть история и другого человека (иной его стороны, другой части человечества). Он и сегодня живет в картонной коробке недалеко от Шанхая или в легкой лодке на берегу Южно-Китайского моря, едва ли не круглые сутки поддерживает «на плаву» свое хозяйство в маленьком селении под Улаганом, промышляет пиратством в Аденском заливе, выращивает мак под Кандагаром или коку в Андах, а то и вообще непонятно как существует в предместьях Хараре или Мехико. Он тоже может быть оптимистом и тоже думает о своем спасении; но первый и второй находятся скорее в отношениях конфликта, который периодически прорывается на поверхность исторического процесса, обретая жесткие трагичные формы.

Есть еще истории человека долга, человека совести, человека, чьим жизненным смыслом был труд, любовь к ближнему, своей родине и своей земле. И все подобные истории не просто связаны с динамикой науки, но во многом обязаны ей.

Казалось бы, осознание хрупкости мира, вероятности близкой и неожиданной катастрофы должно заставить человека вести себя более осмотрительно, ответственно, самокритично; разумно, в конце концов. Однако человек продолжает испытывать на прочность природу и себя, зачастую не задумываясь о последствиях, не желая принимать во внимание предупреждения, мольбы, доводы.

Философия, наука взывают к совести и разуму человека, пытаются направить его энергию на любовь друг к другу и созидание, устремляют к вечному неустанному поиску гармонии и справедливости. Иначе человек будет чем угодно, но не самим собой.

Какой будет дальнейшая история – сколько-нибудь точно сказать невозможно. Но наука продолжает бороться за будущее человека. Ученые понимают, что «безопасность» – понятие условное, а обеспечить безопасность от всего – немыслимо. Хотя бы потому, что, несмотря на возросшие прогностические способности науки, новые виды и источники даже уже известных опасностей, зачастую, возникают раньше, чем создается средство (способ, инструмент или система) противодействия ей.

Некоторые угрозы, зреющие в результате неразумного отношения к природе, пренебрежения нормами гуманизма, научных просчетов, выявляются не скоро. На некоторые общество не успевает отреагировать вовремя вследствие обычной инертности, неповоротливости государственных служб и чиновников, некомпетентности отдельных специалистов или, как иногда говорят, – «человеческого фактора». Нельзя исключать таких угроз, которые могут возникнуть совершенно неожиданно.

Наконец, и наука нередко причастна к созданию новых опасностей, оружия. И если всеобщую безопасность она обеспечить не может, то стремится создать методы, технологии и другие, зависящие от нее, условия устойчивого прогрессивного развития.

Человеку необходимо быть честным, порядочным, ответственным по отношению к себе, к другим людям, к природе. Это значит, что он не может добиваться собственного блага ценой интересов других людей, за счет нарушения устоявшихся природных процессов. С другой стороны, он вынужден постоянно пробовать что-то новое, заглядывать в неизведанное, рисковать. Само это противоречие может обернуться опасностью, не говоря об актах риска. Но риск, шаг в неизвестное, эксперимент над фрагментом реальной природы могут быть оправданы, если цели и методы экспериментатора честны и гуманны.

Вряд ли можно достичь решения всех проблем, но к этому нельзя не стремиться. Человек будет вынужден постоянно стремиться к справедливости, безопасности, свободе; при этом он постоянно должен учитывать интересы других людей, ревностно беречь природу, неустанно заботиться о своем доме, сохранить, а если удастся – усовершенствовать его для будущих поколений. Быть человеком – матерью и отцом, сыном и дочерью, начальником и подчиненным, лидером страны и гражданином – большой труд и огромная ответственность; в этом и счастье человека. Сложность еще в том, что о высокой ответственности и счастье, о труде и радости жизни в труде стоит помнить всегда. Человеком нужно быть постоянно, в любых ситуациях. В этом постоянстве, в неизменном следовании простым, давно сформулированным правилам этики, в бережной заботе о природе и есть главная надежда на будущее. В этом одна из главных проблем России – в неуравновешенности ее социальных отношений, исторического ритма, устремлений и способов их реализации.

Возможно, понятие «стабильность социальной системы» – отражающее динамичное, прогрессивное развитие общества, учитывающее интересы большинства людей, субъектов международного сотрудничества, на основе передовых достижений науки и философии реализующее строгое соблюдение принципов гуманизма и бережного отношения к природе – наиболее адекватно отражает желаемое состояние общества. И, не забывая о безопасности, все же интегративное знание о настоящем и будущем человечества стоит формировать вокруг понятия «социальная стабильность»?

Нередки скептические высказывания о возможности подлинной гармонии в общественных отношениях. Представляется обоснованно сложным достижение гармонии между обществом и природой. Тем не менее все же существует вероятность более гармоничного сосуществования народов мира, более эффективного и бережного использования природных ресурсов.

Например, возможно решение продовольственной проблемы. Человек может себя прокормить в Исландии и в Нигерии, в Финляндии и Египте. Значит, голод победить можно, по крайней мере, в тех основных исходных условиях (население планеты, количество разведанных и используемых ресурсов, уровень культуры), которые характеризуют человечество в начале третьего тысячелетия.

Так же нет принципиальной невозможности в решении других важнейших проблем человека. Стоит учитывать разнообразие природных ресурсов, уровень развития философии, системы нравственных ценностей, накопленный опыта организации социальных систем.

Обеспечить наиболее органичное взаимодействие всех этих условий в интересах гармонизации социальных отношений и социального развития может наука, которая продолжает динамично развиваться, следуя давним традициям, испытывая революционные подъемы, продолжая поиск наиболее адекватной историческим вызовам научной рациональности.

1.6. Научные традиции и научные революции. Типы научной рациональности

Сегодня наука и философия науки переживают значительные изменения, связанные с поиском новых подходов в трактовке реальности. Фундаментальное свойство всяких фрагментов бытия изменяться лежит в основе понимания развития, которое присуще всем явлениям и процессам реальности. Сущность развития заключается, прежде всего, в качественных изменениях объектов, в возникновении в этих объектах нового при сохранении идентичности самого объекта: с течением времени в результате изменений объект получает некие новые качества или утрачивает прежние, но остается тем же самым объектом.

Во-первых, любой объект, любая система пребывают в процессе непрерывного изменения; другими словами, с момента своего возникновения до момента исчезновения они – эти объекты, системы – развиваются.

Во-вторых, развитие предполагает, с одной стороны, сохранение данными объектами, системами некой совокупности их базовых качеств (внутренняя устойчивость), обеспечивающей идентичность объекта (системы), неизменность ее основного смысла и значения для других объектов и систем. С другой стороны, развитие предполагает появление у данного объекта (системы) новых качеств, которые позволяют при общей неизменности прежней совокупности смыслов и значений обнаруживать у него новые смыслы и значения, либо обеспечивать смысл и значение объекта (системы) в новых изменившихся условиях.

В-третьих, развитие системы соотносится как с ней самой, так и с окружающей средой; обнаружение развития возможно только с учетом неких временных, пространственных, ценностных и других отношений. Рассматриваемая система (объект), как правило, оказывается элементом (либо компонентом) системы более высокого порядка, с которой и соотносится развитие.

Важной характеристикой прогрессивного развития нередко признается усложнение данного объекта (системы), его совершенствование. Во всяком случае, для такой важной и сложной системы, какой является наука (и как форма деятельности человека, и как компонент знания, и как тип мировоззрения, и как социальный институт), это справедливо.

Наука – одно из самых сложных объективно необходимых социальных образований – находится в непрерывном развитии и тем самым во многом определяет качество жизни человечества, его зрелость, культуру цивилизации в целом. Развитие науки обусловлено многими внутренними (источники которых коренятся в самой науке) и внешними факторами, подчинено объективным закономерностям.

Одним из важных элементов связующей основы научной деятельности выступает философское знание, в том числе, философия науки – специализированная философская дисциплина.

Все научные теории соотносятся с философским мировоззрением, опираются на положения философии, одновременно формируя философию, оказывая влияния на модернизацию и углубление философских воззрений.

Философия в процессе развития науки, помимо прочего, играет роль стабилизирующего контура научного знания. Наука более динамична; философия, с одной стороны, более консервативна в определенных своих компонентах (например, в области этики, логики). С другой стороны, предельно творческий характер философского знания, граничащий с художественно-образными построениями, в меньшей степени обусловленного эмпирическим опытом, позволяет делать смелые предположения, не ожидая подробного научно-естественного обоснования.

Так, в определенном смысле, атомарное строение вещества предвосхитили еще античные философы Левкипп и Демокрит, а еще раньше Анаксимандр сделал гениальное предположение о том, что в основе сущего лежит апейрон, который можно истолковать как субстанциональное понимание материи. Лейбниц в свое время высказал мнение о том, что пространство и время нельзя считать абсолютными, предполагал их зависимость от изменения соотношения объектов (монад).

Такое «забегание вперед» готовит почву для будущих открытий, адаптирует научное мышление к неожиданным результатам рациональных построений и эмпирических опытов в будущем.

Важным фактором обеспечения единства науки, преемственности в ее развитии выступают моральные основы научной деятельности – идеалы и нормы научного исследования, этика научной деятельности, приверженность поиску истины, интересам человека и общества, неписаные кодексы чести отдельных отраслей науки, видов научной деятельности, лабораторий и т. д.

Как правило, сменяемые друг друга научные теории пользуются одной и той же терминологией, опираются на один и тот же понятийно-категориальный аппарат, вместе с тем внося в них новые элементы или придавая новые смыслы существующим ранее категориям и понятиям. Причем степень изменений характеризует интенсивность данного этапа развития науки (или конкретной научной дисциплины).

В основе большинства теорий лежат одни и те же принципы научно-познавательной деятельности, такие, как органичное сочетание рационального и эмпирического методов получения знания, непременный поиск объективных закономерностей (даже, когда утверждается субъективный фактор научной деятельности, отстаивается релятивизм научного знания или принцип фаллибализма^[33] в процессе познания), истины, критерием которой является практика, и другие.

Однако при всей безусловности и важности внешних воздействий на науку, при всей неотъемлемости различных внешних связей науки представляется необходимым сосредоточить внимание на собственных закономерностях развития науки, определяющих ее функционирование и развитие.

Немалую роль в обеспечении преемственности в сфере науки, в ее развитии, в определении качественных характеристик научного знания играют традиции научного сообщества.

Традиции научного сообщества – совокупность накопленных ранее научным сообществом знаний, образцов поведения, познавательных позиций, методов исследования, которые уже получили ранее высокую оценку.

Словом, это все то, что является результатом научной деятельности различных поколений ученых, составляет основу научного знания, культуры, науки. Однако это не означает, что все традиции всегда неукоснительно соблюдались, а также и того, что все традиции имеют одинаковую ценность.

Традиции могут преследовать разные цели:

консервативные → ревниво оберегать прежние научные принципы и положения, отвергая все, что им противоречит, с недоверием относиться ко всему в процессе познавательной деятельности: например, отвергать вновь сформулированные задачи и цели познания, бороться против новых методов получения знания и т. д. Казалось бы, это неестественно для современного мира. Но еще в эпоху Возрождения ученые, не подчинившиеся подобным требованием, поплатились за это своим здоровьем, статусом и даже жизнью. Всем известна судьба Г. Галилея, Д. Бруно;

«наука ради науки» → предполагает совершенное отсутствие у исследователя интереса к окружающим его социальным проблемам, нередко это приводит к безответственности ученого по отношению к результатам своих изысканий;

стремление «за горизонт» знания → новаторские традиции, конструктивная критика, поиск истины и служение людям, преданность идеалам научного познания, самоотверженность в научной работе и даже самопожертвование в интересах истины и блага людей.

Древнегреческие мудрецы – софисты и известный философ Сократ – в своей деятельности пользовались внешне похожими методами, использовали весь доступный им арсенал логики и красноречия, решая стоящие перед ними проблемы в диалогах, в обсуждениях со своими оппонентами. Однако нередко различны были их изначальные цели: Сократ ставил своей задачей выявление истины, для софистов нередко было важным отстоять свою точку зрения, победить противника (не важно, был прав он или не прав).

Подлинно научные традиции предполагают не застывшие формы знания и неизменные методы исследования, а новации, поиск более эффективных и передовых подходов к изучению действительности, поиск научных методов, обеспечивающих повышение точности результатов эмпирических опытов и рациональных обобщений.

Новации – сформулированное впервые, то, что в большей или меньшей степени отличается от аккумулированного научной культурой ранее. Новации предполагают сочетание следования правилам при одновременном отступлении от них.

Следование – в той мере, в которой прежние принципы позволяют двигаться дальше по пути роста, углубления и уточнения знания, в какой прежние правила и все накопленное ранее позволяют сделать очередной шаг к неизвестному. Отступления от правил оказываются необходимой мерой, вследствие неспособности старых положений решить новые задачи.

Как и любая другая система, наука (и в целом, и каждая научная дисциплина) в своем развитии сохраняет идентичность и одновременно претерпевает важные существенные изменения. Важны не только традиции, определяющие поведение ученых, но и обязательная преемственность различных форм (онтологических, гносеологических, логических и др.) проявления науки и ее содержания (фактологического, теоретического, методологического, аксиологического, этического и др.).

Преемственность (в общих чертах) выражается в том, что каждая новая ступень развития науки, каждый ее новый уровень возникает не неожиданно, не в результате волевого или правового акта, а на основе существующих ранее понятий, теорий, методов и эмпирической базы. Прежняя теория какое-то время выполняет роль одного из центральных регуляторов научной (и нередко практической) деятельности и навсегда остается достоянием истории науки, культуры.

Исследователи в области философии науки используют образ из книги А. Эйнштейна и Л. Инфельда «Эволюция физики», в которой создание новой теории сравнивается с восхождением на гору, в результате которого субъекту открываются новые и широкие виды, показывающие неожиданные связи между отправной точкой движения и всем тем, что ее окружает. Причем отправная точка, как пишут авторы, «… существует и может быть видна, хотя она кажется меньше и составляет крохотную часть открывшегося нашему взгляду обширного ландшафта»^[34].

Разумеется, попытка объяснить все процессы и явления в сфере изучения данной области знания (например, физики, биологии или теории права) только с точки зрения привычной, проверенной прежним опытом теории приводит к противоречиям, к дискредитации научного знания в целом. Это поэт может воскликнуть: «остановись, мгновенье, – ты прекрасно!», но художественный образ несет иную функцию, подчинен своим законам; в данном случае раскрывается высокая ценность мгновения, совершенства именно ввиду их скоротечности, неуловимости.

Только прошлым (тем более – в прошлом) жить нельзя, но и абсолютное отрицание предшествующего опыта также невозможно. Новые воззрения, концепции, теории не отрицают прежних полностью. Напротив, новые научные построения в большей или в меньшей степени используют все позитивное (на данный момент не устаревшее, соответствующее требованиям времени, не противоречащее современному эмпиризму и т. д.), что составляет важный компонент ранее выработанных теорий.

Связь более новых и предшествующих им научных концепций многогранна. С одной стороны, более новые теории нередко включают прежние в качестве одного из элементов, например, в качестве своего частного случая (который, надо полагать, может быть не единственным); похожим образом соотносятся друг с другом квантовая механика и механика классическая (первая включает вторую). С другой стороны, более новые теории могут в определенных условиях сводиться к прежним, ранее признанным научным сообществом. Положения и принципы новых теорий, справедливые для всего многообразия описываемых ими ситуаций (которые нельзя верно осмыслить с помощью прежних теорий), могут оказаться справедливыми и для тех ситуаций, для которых остаются релевантными положения ранее сформулированных теорий.

Н. Бор сформулировал используемый сегодня в науке принцип соответствия, согласно которому новая теория, претендующая на более широкую область применимости, чем старая, должна включать последнюю как предельный случай.

Проблема традиций и преемственности по-своему решается в моделях развития науки, среди которых, наверное, чаще всего упоминают модели Т. Куна, И. Лакатоса. В первом случае преемственность в рамках одного этапа развития науки обеспечивается парадигмой, в эволюции научного знания – сменой парадигм. Т. Кун утверждал, что традиции – необходимое условие возможности научного развития. В концепции И. Лакатоса роль парадигмы выполняет научно-исследовательская программа (и их смена).

П. Фейерабенд выдвинул идею «анархизма в науке», исходил из отсутствия объективной истины, отрицал кумулятивность знания и в целом преемственность в его развитии. Рост научного знания, по его мнению, представляет процесс «беспорядочного» возникновения новых теорий, неожиданных, рационально не объяснимых переворотов в науке.

Но даже в крайне плюралистической интерпретации бытия научного знания уже само его выделение в самостоятельную сферу свидетельствует об определенной его цельности. Какими бы хаотичными и непредсказуемыми не представлялись изменения науки, они оказываются внутренне взаимосвязанными, образующими объективно единый процесс, подчиненный необходимой закономерности, последовательности. Возникновение нового уровня развития науки (новых парадигм, научно-исследовательских программ, стилей научного мышления, познавательно-психологических барьеров) всегда представляет углубление научных знаний и в то же время создает предпосылки осознания новых параметров «поля незнания», которое неизбежно оказывается более обширным и сложным, чем прежнее.

При всей возможной революционности нового научного знания его истоки находятся в прежнем знании, ранее накопленном научном опыте.

Наконец, победа новых теорий, парадигм, программ каждый раз подтверждает тот факт, что любое «новое» обязательно рано или поздно станет «старым» и уступит место основы (ядра) науки новому «новому».

Научные традиции могут быть (довольно условно) классифицированы по содержанию, форме, выполняемым функциям, целям, периодам действия, принадлежности к тому или иному разделу науки, научной дисциплины и т. д.

Содержание традиций может отражать этические максимы, задачи ученого перед обществом, наукой, требования к оценкам фактов и т. д.

Традиции по форме могут быть зафиксированными в текстах – монографиях, статьях, учебниках; а могут быть «неписаными», но не менее почитаемыми. Например, есть традиция в научных работах не опираться на сведения учебников, диссертаций; традиционно ценятся «остроумные» решения; ученые приветствуют красоту и изящность доказательств и т. д. Бывают традиции в виде образцов (поведения, способов получения знания); например, поступок ученого, выбирающего истину, а не бытовой комфорт.

Традиции по сфере применения могут быть общенаучные, «частно-научные», «специально-научные».

Традиции могут быть нерациональными, внешними. На космодроме Плесецк на всех ракетах среднего класса «Молния-М» и «СоюзУ» с 1966 года обязательно пишут имя «Таня», а на космодроме Байконур экипажи (и международные) накануне полета смотрят фильм «Белое солнце пустыни».

От эпохи к эпохе традиции менялись: традиции ученых позднего Средневековья и XXI века отличаются друг от друга. Однако все научные традиции направлены на развитие достоверного знания, которое должно стать надежной опорой человечества в его настоящем и будущем.

Эволюция научного знания (в широком смысле слова, то есть включающая и относительно «спокойные» и сравнительно «бурные» этапы развития) иллюстрирует взаимозависимость преемственности в науке и раскрывает важную сторону ее развития.

«Текучестью», «калейдоскопичностью» бытия социума обусловлено непрерывное изменение, развитие всех своих составных элементов, одним из которых является наука.

Без изменений в науке была бы невозможна корреляция между ней, как сложной самоорганизующейся системой и социумом, как еще более сложной самоорганизующейся системой: динамическую систему способна в той или иной мере отразить только другая динамическая система. Общество не всегда развивается равномерно, то же свойственно и науке.

Неравномерность развития научного знания представляет самостоятельную особенность, отдельный предмет в сфере философии науки. Особенно интересует ученых феномен научных революций. Исследователи анализируют феномен революции и «изнутри», выделяя в нем характерные особенности, закономерности, этапы, и «извне», выявляя ее причины, последствия; а также определяют периоды развития науки, которые стоит признать революциями.

Научная революция – радикальные качественные изменения в научном знании за сравнительно небольшой период времени, «скачок» в изменении представлений о мире или о его исследуемом фрагменте, в методах исследований, в принципах, нормах организации научной деятельности, в структуре науки и т. д.

Причиной научных революций становится кризис – «критическая масса» фактов, противоречащих существующим («устаревающим») научным представлениям, теориям в ходе эволюционного развития «нормальной науки» (Т. Кун). В результате революции меняется «научная парадигма», побеждает наиболее передовая научно-исследовательская программа (И. Лакатос), стиль научного мышления (М. Борн), преодолевается очередной научно-познавательный барьер (Б. М. Кедров).

Выделяют научные революции, приводящие:

к изменениям представлений о картине мира (например, переход от механистической, «ньютоновской» картины мира к электродинамической, в которой доминируют физические поля);

к изменениям параметров самой науки (от детерминизма к научному релятивизму).

Радикальные (революционные) изменения в научных представлениях могут носить и «частнонаучный» характер. Такие качественные трансформации знания могут происходить, например, в медицине, биологии, оптике, органической химии и в других отраслях науки.

Некоторые научные революции носят «глобальный», общенаучный характер:

• становление классического естествознания (XVII в.) – завершение процесса формирования науки как самостоятельной области знания, социального института;

• организация дисциплинарной структуры науки (начало XIX в.) – приводит к появлению разветвленной развивающейся структуры научного знания; наука становится важной производительной силой общества;

• возникновение неклассического естествознания (конец XIX – начало XX вв.) – грандиозные открытия в естествознании (деление ядра, четвертое состояние вещества, нелинейность пространства), появление новых отраслей научного знания – квантовой физика, генетики, кибернетики и других;

• переход к постнеклассической науке (конец XX – начало XXI вв.) – взрывной рост знаний в физике, химии, математике, биологии; переход к «нелинейности» в представлениях о мире, методах его изучения, компьютеризация научной деятельности, новый статус информации.

Задолго до появления науки в ее классическом понимании произошло выделение научного знания из всей совокупности знания вообще. Иногда именно это явление называют первой научной революцией и связывают ее с Аристотелем – автором одной из первых типологий научных дисциплин.