Н. В. Коршунова
Крах политической доктрины императора Павла I, или Как нельзя управлять страной

Глава 2
Политическое «кредо» великого князя и императора Павла Петровича

Длительное ожидание трона. Очевидно, что у цесаревича было достаточно времени, чтобы наблюдать за правлением императрицы Екатерины, задуматься о том, каким должно быть его правление, выработать программы реформ.

В конце царствования Екатерины II ярко проявился кризис политики просвещенного абсолютизма: были сведены на нет многие достижения первой половины ее правления. Опыт проведения преобразований «по рецептам просветителей» оказался во многом неудачным. Причиной тому стали крестьянская война под предводительством Е. Пугачева и Французская революция. Эти события заставили Екатерину II постепенно отойти от политики правительственного либерального реформаторства. Императрица фактически не смогла справиться с «идейным кризисом» – конец ее царствования, с точки зрения внутренней политики, достаточно бесцветен. Была ужесточена цензура. Так, если в 70-х гг. Екатерина II охотно поддерживала литературную полемику с известным просветителем Н.И. Новиковым, то в 80-х гг. уже игнорировала его деятельность. Более того, в начале 90-х гг. он подвергается гонениям, в том числе и как книгоиздатель. В 1791 г. были закрыты его типографии. Сам же Н.И. Новиков без суда, по личному распоряжению императрицы, был посажен в Шлиссельбургскую крепость^[41]. Многие исследователи сходятся во мнении, что причиной опалы была не столько литературная, сколько масонская деятельность Н.И. Новикова, его возможная связь с великим князем Павлом. Однако ранее она не придавала этому большого значения.

Не случайно именно тогда появляются два выдающихся публицистических произведения: А.Н. Радищева и М.М. Щербатова. Они с противоположных позиций пытаются объяснить причины политического кризиса и указывают пути выхода из него. Радикальный – освобождение крестьян и консервативный – установление контроля за верховной властью со стороны российской аристократии. Что же мог выбрать император Павел?

Екатерина II не любила, не принимала великого князя Павла Петровича, и поэтому он оказался изгоем, а потом вызвал к себе всеобщую ненависть. Этот стереотип мы встречаем практически во всех исследованиях, посвященных жизни и царствованию императора Павла, причем вне зависимости от отношения автора к Екатерине II или Павлу I. Поклонники Екатерины II оправдывают ее политику тем, что императрица не могла воспитывать сына сама, указывают на дурной характер великого князя Павла Петровича. Те исследователи, кто более критично смотрит на правление Екатерины Алексеевны, сетуют, что она предпочитала общество фаворитов, а не своего сына.

Императрица и ее сын были соперниками, и чем старше становился великий князь Павел Петрович, тем опаснее он был для матери, законность нахождения на престоле которой была сомнительна. А если бы Павел, допущенный к управлению, показал себя с юных лет грамотным политиком? Что тогда было делать Екатерине Алексеевне, всего лишь вдове некоронованного императора Петра III, не оставившего завещания о передаче власти? Идейный разрыв императрицы Екатерины II и великого князя Павла Петровича был предопределен. Получив власть в ходе заговора, императрица прекрасно понимала, что всегда найдутся недовольные, которые захотят произвести рокировку власти. А с учетом того, что у сына, великого князя Павла Петровича, прав на престол было гораздо больше, ей было чего опасаться. Цесаревич Павел не захотел или не смог стать соратником матери-императрицы, лишив ее этих опасений.

Отчуждение между императрицей и ее сыном появилось не сразу. С 1773 г. после первой свадьбы великого князя Павла Петровича императрица стала приглашать наследника к себе по вторникам и пятницам для знакомства с государственными делами. Сохранились письменные свидетельства об этом. Так, в одном из писем сыну Екатерина II писала: «С женитьбой закончилось Ваше воспитание… Чтобы основательнее занять Вас, я, к удовольствию общества, назначу час или два в неделю, по утрам, в которые Вы будете приходить ко мне один для выслушивания бумаг, чтобы познакомиться с положением дел, с законами страны и моими правительственными началами»^[42]. Казалось бы, вполне логичное продолжение обучения, медленное вхождение во власть, формирование точек соприкосновения, преемственности между настоящим и будущим правителями. Нет никаких оснований думать, что Екатерина II хотела «поиграть в добрую императрицу». Известно, что она не вполне одобряла и разделяла взгляды Н.И. Панина, наставника и учителя великого князя, на внутреннюю, да и на внешнюю политику. Она хотела сама наставить сына на путь истинный. Желание понятное и естественное.

Какова же была реакция на подобное учение великого князя? Судя по сохранившейся переписке, он был недоволен, что ему сразу не дали реальную государственную должность (при вступлении на престол Екатерина II назначила сына генерал-адмиралом, президентом Адмиралтейств-коллегии и шефом кирасирского полка). По всей видимости, он выказывал желание получить в собственное ведение какую-либо сферу государственной деятельности. Екатерина II возражала, так как считала, что великий князь еще слишком молод и их взгляды на образ правления не совпадают. Она писала: «Слушайте, мой дорогой друг, Вы мне вчера сказали, что продвижение по службе и т. д. не зависят от постороннего доклада или запамятования (то есть чего-либо еще, что она забыла. – Н. К.) но от моей власти. В некотором смысле, возможно, да, но не в другом. Я определила цель моего правления – благо Империи, общественное благо, особое благо, но все вместе, в унисон… Я считаю, необходимо четко отдавать себе в этом отчет. Если у вас есть какие-либо возражения или вопросы ко мне, я прошу, чтобы Вы высказывали мне их, потому что я люблю отдавать отчет в том, что делаю или сделала»^[43]. Жесткий, безапелляционный ответ на какие-либо претензии. Их пути медленно, но верно расходились…

Не вызывает сомнений, что император Павел I имел четкий план управления страной при вступлении на престол. Этот план был выработан еще при жизни его наставника И.И. Панина и подвергнут внутренней корректировке в течение длительного ожидания трона.

Почти все политические трактаты, проекты преобразований, вышедшие из-под пера великого князя Павла Петровича, относятся к периоду его совершеннолетия. Писал ли их цесаревич Павел по «зову души», рекомендации своего учителя Н.И. Панина, составлял планы для себя в случае занятия престола или хотел представить на суд императрице, считая, что она их одобрит и начнет вместе с ним воплощать, – однозначно сказать нельзя. Однако, судя по последующей реакции, цесаревич Павел Петрович рассчитывал хотя бы на последнее.

1772 г. датируется одна из первых записок великого князя Павла Петровича: «Размышления, пришедшие мне в голову по поводу выражения, которым мне часто звенели в уши: О „принципах правительства“»^[44]. Здесь Павел Петрович прежде всего писал о понятиях «принцип» и «правительство», как по отдельности, так и в их совокупности. Так, «принципом» он считал нужным понимать основу или начало, стержень, на котором все должно вертеться. Правительство цесаревич Павел определял просто как власть, установленную для управления государством или людьми. Отсюда «принципы правительства разумеют начало и в то же время основание власти», размышлял Павел Петрович^[45]. Далее шел анализ природы власти с позиции договорного происхождения государства. Первоначально, писал он, власть происходит от физической силы, поэтому, находясь в «естественном состоянии, сильнейший, победив слабейших, давал им закон – и это источник власти». Однако сперва это был закон сильного и «начальники, сделавшись всемогущими и не видя ничего, что могло бы положить предел их страстям, начали увлекаться ими и совершать бесчинства». По мере повышения уровня образованности общества потребовались другие законы, учитывающие интересы всех, и поэтому появляются другие правила, которые могут стать «основой всему» и без воли правителя показывать, чего необходимо избегать и как действовать. Именно такие законы, по мысли наследника престола, должны стать главным принципом верховной власти. В то же время злоупотреблений во власти столько же, сколько «капель в море». Они опасны, считал цесаревич, так как могут привести к революциям. Таким образом, перед нами стройное, почти школьное размышление о природе государства в стиле английских и французских просветителей. В то же время уже здесь мы видим то особое значение, которое Павел Петрович придавал закону в его собственной интерпретации.

В 1774 г. великий князь Павел Петрович написал уже куда более серьезную записку, которую представил на суд императрице: «Рассуждение о государстве вообще, и о количестве войск, потребных для защиты оного, и касательно обороны всех пределов»^[46]. Основной идеей поданной записки было признание необходимости в корне поменять внешнюю политику Российской империи, а также содержалась критика организации русской армии. Он считал, что необходимо полностью отказаться от наступательных войн и сосредоточиться на охране границ империи. В частности, он предлагал «отказаться от завоевания новых земель; прекратить войны и не начинать новых; обустроить войско для обороны, а не наступления». Саму армию и систему управления ею следует кардинально реформировать. Прежде всего, необходимо ограничить рекрутские наборы крестьянами только тех губерний, где расквартированы войска, а в дальнейшем и вовсе «прекратить рекрутские наборы, пополняя армии солдатскими детьми». По всей видимости, мы здесь видим некий прообраз военных поселений, проект создания которых в дальнейшем будет реализован одним из наиболее преданных сподвижников Павла I, А.А. Аракчеевым, уже при Александре Павловиче.

Далее великий князь размышлял о тех преобразованиях, которые должны были подтянуть в армии дисциплину. В частности, он предлагал строго регламентировать всю военную службу, написать такой устав, который не оставлял бы возможности двояко трактовать любой приказ, и «чтоб никто от фельдмаршала до солдата не мог извиниться недоразумением, начиная о мундирных вещах, кончая о строе». В качестве причин, побудивших его написать данный трактат, великий князь назвал «усердие и любовь к отечеству». Однако за этими размышлениями видно, и Екатерина II также не могла этого не заметить, стремление цесаревича все и всех регламентировать, не оставляя и шанса какой-либо инициативе. Кроме того, предполагалось, что уставы и регламенты, данные монархом, настолько безупречны, что они просто не предполагали бы какого-либо обсуждения. Екатерина II мыслила иначе. Возможно, она сочла данный трактат следствием неопытности молодого великого князя и порекомендовала цесаревичу список произведений европейских просветителей и государственных деятелей, знакомство с работами коих существенно обогатило бы кругозор Павла Петровича. В этот список вошли такие работы, как труды Ш. Монтескье, Вольтера, Д. Юма, Сенеки, Цицерона и другие. В том числе работы государственных деятелей эпох: «записки» кардинала де Ретца (Жана Поля Франсуа де Гонди), герцога М. де Сюлли, полководца графа Р. Монтекукули.

Хотела ли Екатерина II получить единомышленника или просто считала необходимым занять наследника – мы никогда не узнаем. Очевидно лишь то, что периодическое личное общение матери и сына, императрицы и наследника, показало, насколько они далеки друг от друга касательно взглядов на управление империей. Екатерина Алексеевна это поняла сразу, Павел Петрович, вероятно, нет. Начали расти обиды на императрицу, которая не допускала его до власти, а приближала очередного фаворита Григория Потемкина. Реальную власть великий князь не получил, большой и малый дворы все больше отдалялись друг от друга. В то же время цесаревич не перестал думать о собственных будущих реформах, составляя их проекты, особенно после того как осел в Гатчине.

Как верно заметил М.М. Семевский, великий князь Павел Петрович «пытливым оком следил за всем, что делалось, как в сфере внутреннего управления, так и в области внешних отношений России к другим государствам; он самостоятельно изучал разные отрасли управления, видел их недостатки, замечал больные места государственного организма, и, задолго до своего восшествия на престол, выработал себе программу управления Россией и ясно определил цель этого управления»^[47].

В 1788 г. цесаревич с разрешения Екатерины II решил отправиться в действующую армию. Перед отъездом он составил ряд документов, в которых высказал свое представление об образе правления и необходимых преобразованиях, которые он «завещал» своим наследникам в случае, если бы не вернулся.

Великий князь Павел Петрович подготовил три документа: супруге, детям и «Представление» о порядке управления страной. Также он составил официальное завещание касательно собственного имущества, которое было представлено Екатерине II. Все документы помечены «4 января 1788 года». Понятно, что Павел Петрович не писал их один день – это плод длительных раздумий, возможно, записок, не дошедших до историков.

С точки зрения взглядов великого князя на образ правления наибольший интерес представляет его «Наказ» или «Предписание о порядке управления государством», впервые опубликованный М.М. Семевским^[48].

Павел Петрович четко и лаконично заявляет о своих базовых ценностях как будущий правитель: «Предмет каждого общества – блаженство каждого и всех. Общество не может существовать, если воля каждого не будет направлена к общей цели». При этом общая цель очевидна – подчиняться законам, установленным государем: «Положив правила кем земле быть управляемой, должно сказать, что нет лучшего образа как самодержавный, ибо соединяет в себе силу Законов и скорость власти одного». Высказывание, в чем-то близкое к идеям Ш. Монтескье о формах правления, в то же время кардинально от него отличающееся последующими размышлениями Павла I. Следование законам он считает основой правления монарха. Но для того, чтобы на них в полной мере опираться, необходимо их упорядочить. При этом великий князь считал, что их вполне достаточно, поэтому «новых не делать, но сообразить старые с государственным внутренним положением, а указы почитать просто учреждениями, а не законами». Для управления государством монарху необходимо иметь стройную систему государственных учреждений, так как правитель за всем сам уследить не сможет. Павел Петрович, хоть и весьма схематично, представил вариант реформирования государственных органов на принципах единоначалия.

Представил цесаревич и собственное мнение о различных сословиях. Особое внимание он уделяет дворянству, подчеркивая, что его достоинство основывается не на родовых заслугах, а на служении государству и государю. «Оно подпора государства и государя, и для того придать ему уважения, не допуская в него лишних членов или не достойных и имея с государем равный интерес должно его на службу обращать». Это высказывание было сделано явно в пику Екатерине II, так как, по мнению великого князя, при императрице чины получали не по заслугам, а исключительно по субъективному мнению начальников.

В остальном идеи великого князя Павла Петровича вполне созвучны философии эпохи Просвещения. Он ратовал за совершенствование образования и воспитания. Писал о необходимости развития ремесел и фабрик, за исключением производства вина, «заменяя его прилежанием в других отраслях». Размышлял Павел Петрович и о необходимости соизмерять расходы с «приходами», чтобы «никак не отягчать земли». Естественное и понятное требование.

В письмах к жене перед отправкой в действующую армию великий князь Павел Петрович дал распоряжения как на случай смерти Екатерины II, так и на предмет своей собственной кончины. При первой ситуации ей належало, известив должным образом великого князя, опечатать все бумаги императрицы и ожидать его приезда. Во втором – проконтролировать, чтобы престол достался Александру Павловичу.

Казалось бы, вполне здравые мысли, бумаги, замыслы. И в то же время буквально с первых же месяцев правления императора Павла I его преобразования вызвали ожесточенное сопротивление столичной аристократии, военных.

Итак, император Павел вступил на престол. Реформирование началось. Надо отметить, что политические мероприятия Павла I представляли весьма стройную систему, которая «императором при участии многих видных сановников проводилась в жизнь более или менее планировано, несмотря на некоторые вспышки гнева и изменчивость настроения Павла, отражающегося на судьбе отдельных лиц, но не меняющего общего течения дел и порядка»^[49].

Эта система была продумана и подготовлена в течение ряда лет, апробирована управлением Гатчиной и Павловском. Поэтому сложно согласиться с популярным в историографии мнением А.А. Корнилова, что правление Павла I было «внезапным вторжением между веком Екатерины и веком Александра»^[50]. Сторонники этой точки зрения именно нелогичностью политики императора Павла объясняют недовольство им и возникновение широкой оппозиции в его царствование. Однако основные преобразования государственного аппарата в это время не вызвали сколько-нибудь серьезного недовольства.

Как уже говорилось, император Павел был проникнут идеей законности, то есть необходимостью во всем следовать «коренным» законам, первым из которых была воля самого императора. При этом он считал, что при Екатерине II законом была частная воля различных лиц (фаворитов) и поэтому не было ничего непоколебимого. Правда, Павел I полагал, что писаных законов в России вполне достаточно и не хватает только одного, важнейшего, – закона о престолонаследии. Павел I восполнил этот пробел в первый же год своего царствования – 5 апреля 1797 г. Впервые четко обозначался круг возможных наследников трона, что, по мнению Павла I, должно было способствовать установлению строгого порядка престолонаследия и прекращению династических кризисов. Более того, этого указа ждали и различные представители политической элиты. Несмотря на то что Павел Петрович и Мария Федоровна существенно укрепили династию сыновьями, правовое урегулирование этого вопроса явно назрело.

Большинство исследователей считают, что вышеназванный указ способствовал возвращению к допетровской традиции наследования престола, однако это не вполне верно. Да и сам Павел I, видя в Петре I образ идеального государя, не мог апеллировать только к прошлому.

К концу XVIII в. в Европе сложились три основные системы престолонаследия: салическая, кастильская и австрийская^[51]. Согласно салической системе, бывшей в Бельгии, Пруссии, Румынии и других странах, предполагалось наследование престола по прямой мужской линии. В случае ее пресечения – по боковым мужским линиям; при этом женщины из числа наследников исключались полностью. По австрийской системе (Австрия, Голландия, Бавария и др.) также предполагалось наследование по прямым и боковым мужским линиям, но в случае их пресечения предполагалось наследование женщинами и по женским линиям. Наконец, кастильская система (Англия, Испания, Португалия и др.) предполагала наследование по прямым мужским, затем женским линиям и только в случае их пресечения – переход к боковым мужским линиям и т. д. Император Павел I за основу своего Указа о престолонаследии избрал австрийскую систему, которая наиболее была близка его собственным убеждениям.

По структуре и форме указ от 5 апреля 1797 г. представлял собой своего рода завещание – заявление о намерениях, его нельзя приравнивать к «Тестаменту» Екатерины I^[52], где просто перечислялись возможные наследники, но не обозначалась сама система престолонаследования. Да и политический вес Екатерины I, второй жены Петра Великого, не шел ни в какое сравнение с законным монархом Павлом I. Император в указе рассматривает наследование в императорской семье в целом, не только нынешним, но и будущими поколениями: «Наследником, по праву естественному, после смерти Моей, Павла, Сына Нашего большего, Александра, а по нем все Его мужеское поколение. По пресечении сего мужеского поколения наследство переходит в род второго Моего Сына, где и следовать тому, что сказано о поколении старшего Моего Сына, и так далее, если бы более у Меня Сыновей было; что и есть первородство. По пресечении последнего мужеского поколения Сыновей Моих, наследство остается в сем роде, но в женском поколении последне-Царствовавшего, как в ближайшем Престолу, дабы избегнуть затруднений при переходе от рода в род, в котором следовать тому же порядку, предпочитая мужеское лицо женскому; однако здесь приметить надлежит единожды навсегда, что не теряет никогда права то женское лицо, от которого право беспосредственно пришло»^[53].

Несмотря на большое юридическое значение принятия Указа о престолонаследии, его практическое применение для самого Павла I оказалось минимальным. Причиной чего была непоследовательная политика самого императора, его собственное отношение к самодержавной власти. Иначе говоря, современники не верили, что император Павел сам будет следовать собственным законам. Теоретические идеи, вполне здравые, которые высказывал великий князь в записках и беседах с Н.И. Паниным, шли вразрез с теми мероприятиями, которые начал проводить император, как только получил власть. Так, за октябрь 1796 г., последний месяц правления Екатерины II, было издано 15 узаконений, вошедших в первое полное собрание законов. А за свой неполный первый месяц правления (с 6 ноября 1796 г.) император Павел издал 69 указов, в декабре – 106. Причем многие распоряжения Павла I в корне меняли установившиеся во время екатерининского царствования порядки.

Для самого Павла I столь обильное законотворчество казалось совершенно естественным: у него было разработано огромное количество таких проектов, которые следовало немедленно воплощать в жизнь. Павел Петрович считал, что при Екатерине II не было ничего непоколебимого, законом была частная воля различных лиц, а отсюда всеобщие злоупотребления. Более того, даже необходимыми, «правильными» законами невозможно пользоваться. Все это происходило потому, что правовая база была не структурирована и не упорядочена. Поэтому подданные не следовали монаршим распоряжениям, а сами вольно трактовали законы.

Для упорядочивания нормативной базы 16 декабря 1796 г. Павел I издает указ Уложенной комиссии о составлении трех книг законов Российской империи: уголовных, гражданских и казенных дел. Этим документом император фактически продолжил дело, начатое Екатериной II, хотя и считал, что при императрице не было ничего незыблемого. Причина проста: император Павел преследовал совершенно иные цели, нежели императрица Екатерина: не реформировать законодательство, а лишь упорядочить его для удобства работы и контроля его исполнения. При этом нельзя забывать, что Павел I считал законом любое повеление монарха. В этом он, конечно, не был оригинален – так же мыслили и большинство его предшественников, но император Павел довел это до абсурда. Во-первых, многие указы и распоряжения Павла I касались всех сторон жизни, в том числе и повседневной. Было указано, в какое время обедать и сколько подавать блюд, когда и на ком жениться, что носить и т. п. Хотя некоторые указы императора Павла носили явно антиреволюционный характер, это едва ли могли понять даже весьма образованные люди того времени. Так, Н.П. Панин, племянник воспитателя Павла Петровича, писал С.Р. Воронцову: «Мы здесь живем как на каторге, я пытаюсь идти против течения, но силы мне отказывают, и скоро, вероятно, это течение отнесет меня в какие-нибудь места отдаленные… Счастлив тот, кто живет за 2000 верст отсюда. Каждый день появляется какой-нибудь запрет. То дело идет о шляпах, то о брюках. Не знаешь, что и одеть», – заключает с горьким юмором Н.П. Панин.

Во-вторых, буквально с первого часа вступления Павла I на престол на его подданных обрушилась лавина распоряжений и указаний, причем некоторые из них явно противоречили друг другу. Неудивительно, что такое активное законотворчество нового императора вызывало в дворянской столичной среде раздражение и непонимание. Как заметил мемуарист и известный острослов Ф.Г. Головкин, назначенный императором Павлом Петровичем церемониймейстером, «Павел, окруженный стариками и неизвестными молодыми людьми, вообразил себе, что можно сразу требовать того, что нужно сначала заслужить»^[54]. Совершенно очевидно, что подобная мысль действительно могла прийти в голову императору Павлу: он получил власть и считал, что все обязаны ему безусловно повиноваться. Совершенно очевидно, что все монархи, правившие до императора Павла I, за исключением его несчастного отца, получили власть в результате дворцовых переворотов и вынуждены были считаться с представителями окружающих их политических элит. Павел Петрович занял трон, имея «свою» элиту в виде находящихся рядом с ним в Гатчине офицеров, как правило не имеющих аристократического происхождения и связей в столице. Свое гатчинское войско он распределил по «старым гвардейским» полкам, чтобы сразу в корне пресечь возможные заговоры. На первое время это удалось.

Понятны и в чем-то простительны импульсивные преобразования первых месяцев правления Павла Петровича. Более того, его поддерживал и сын, великий князь Александр Павлович, которого Павел официально сразу же провозгласил наследником престола. Павел I не хотел повторять ошибок Екатерины II: великий князь как наследник престола стал шефом Семеновского полка, присутствующим в Сенате и Военном департаменте. Некоторое время он занимал еще и должность петербургского военного губернатора, вследствие чего столкнулся с реальным управлением империей.

Великий князь Александр понял, что проведение реформ не такое уж простое дело и одного желания и воли монарха здесь мало. Потому уже 27 сентября 1798 г. цесаревич Александр писал своему учителю Лагарпу: «Вам хорошо известны различные злоупотребления, царившие при последней императрице; они лишь увеличились по мере того как ее здоровье и силы, нравственные и физические, начали слабеть… Мой отец при вступлении на престол решил переделать все решительно. Его первые шаги были блестящие, но последующие события не соответствовали им… Благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами: существует только неограниченная власть, которая творит все шиворот-навыворот»^[55]. Иначе говоря, после первых импульсивных шагов нового монарха высшие сановники, в том числе его сын и наследник, считали, что император начнет хоть как-то учитывать мнение своего ближайшего окружения. Однако они глубоко ошибались. За долгие годы затворничества Павел Петрович все просчитал наперед и был абсолютно уверен в правильности своих действий. Преобразования были готовы, их следовало только воплотить в жизнь.