bannerbannerbanner
полная версияФреска

Н. Натан
Фреска

Зная, что предстоит тяжелое испытание, она подготовилась, как к бою. Идет, печатая шаг.

В последний момент все же теряет самоконтроль – не может войти в корзину. Видимо, мысль о том, что эта конструкция взлетит, вызывает приступ паники. Пассажиры изнутри и жрец снаружи смотрят на нее, как благовоспитанная дама на беспардонного нарушителя этикета. Член экипажа подталкивает ее совсем несильно, но она падает внутрь. Забивается в самый угол, полностью закутывает голову шалью и застывает там, вцепившись в стенки, делает медленные вдохи и выдохи. Окружающие стараются ее не замечать, ее спутники переглядываются с сомнением.

Аппарат плавно взлетает, паруса его расправляются. Выйдя из тени, аппарат вспыхивает на солнце. Поднимаясь все выше, становится похож на сказочную золотую птицу, к лапкам которой привязана маленькая прямоугольная корзина. Поймав парусами воздушный поток, удаляется, уменьшается. Даже странно, что в таком маленьком объекте так много настоящих, живых людей, один из которых сейчас в ужасе молится, чтобы этот полет быстрее закончился.

Позже.

Семейная гробница. Новая, пустая – всего один саркофаг. Саркофаг такой маленький, что это вызывает щемящее, тоскливое чувство. Хорошо, что крышка закрыла застывшее личико мертвой девочки. В крышку вставляют выпуклый щиток портрета – с него улыбается эта же девочка, но живая, с розовыми щеками и глазами, как у ее матери – большими, янтарно-карими. Очень живой взгляд, хорошая работа.

      Мать и отец стоят, смотрят. Касаются руками лба, саркофага, пола гробницы. Синхронно, как в танце. Лица строгие, серьезные. Не плачут.

Еще позже. Обратный рейс.

Она опять не может заставить себя войти. Член экипажа подает ей руку, тянет, она стоит, упирается. Внезапно спрыгивает внутрь. Как и в прошлый раз, забивается в угол, закутывает голову шалью. Обвивает руки веревками, вцепляется в стенки, вдыхает – выдыхает.

Пассажиры прерывают беседу, смотрят в ее сторону. Пассажиров всего двое. Один, постарше, коренастый – в белой монашеской одежде. Второй, высокий – тот самый Аристократ.

Дальше

Полет, падение на остров. Рисовальщица выползает из опрокинутой корзины. У нее белое лицо. Кровь на щеке. Поднялась, стоит с видом человека, не понимающего на каком он свете.

Позже.

Поднимается по щебенке, шатается, подскальзывается, падает, встает.       Подходит к распростертой фигуре монаха, хочет потрогать пульс у него на шее, но замечает, что у него размозжена голова; камни забрызганы содержимым его черепа.

Отходит в сторону, падает на колени, ее рвет, она плачет. Возвращается к монаху, все же проверяет пульс на его руке. Отпускает руку, рука падает, как деревянная. Пару минут стоит, качается. Осторожно разматывает его шарф. Обматывает этим шарфом его голову. По лицу ее текут слезы. Возвращается вниз, к месту крушения.

Позже. Ускоренно.

Лихорадочно работает: перетаскивает к святилищу из стенных сумок корзины аварийный запас. Распутала канаты, что не распутала – отрезала. Стянула с дерева лопнувшую оболочку аппарата, словно шкуру большого мертвого животного. При этом обломала несколько веток, часть оболочки не удалось стянуть, грубо обрезала, обрывки болтаются. Отрезает большие куски от оболочки и парусов, складывает их у святилища . Туда же веревки. Хочет успеть до темноты.

Позже. Почти вечер.

Опять поднимается к погибшему монаху, тащит веревки и куски оболочки аппарата (толстая ткань, чем-то пропитанная, очень плотная). Расстилает, перекатывает на ткань тело. Волоком перемещает к краю оврага. Овраг довольно глубокий, на его дне – слой почвы, заросший растительностью. На краю оврага Рисовальщица тщательно заворачивает тело в ткань оболочки, перевязывает веревками. Сверток напоминает мумию. Затем заворачивает его еще в один слой ткани, перевязывает. Ей тяжело, коченеющее тело надо перекатывать, подсовывать под него веревки, но она справляется. Сталкивает вниз. Сверток падает, сползает по крутому склону, вызывает осыпи щебня. Они звонкие, почти музыкальные. Она не может стоять на краю оврага, для нее это слишком высоко. Заглядывает туда, стоя на коленях. Хватается за голову. Она увидела второго пассажира.

Позже. Сумерки.

Тот же овраг, но дальше от осыпи. Второй человек, к счастью, упал на пологий склон. В этом месте можно спуститься и подняться, хотя свернуть шею при этом тоже реально. Она карабкается, смотря только на склон и на свои руки. Лицо такое, словно готова заорать. Закрепившись, подтягивает веревки, перекинутые через дерево над склоном, изо всех сил тащит следом нечто, похожее на большой тюк из той же оболочки. Там человек без сознания со сломанной ногой. Его перелом она зафиксировала еще в овраге. Переваливает свою ношу через край оврага. Сидит рядом, выравнивает дыхание. Дотаскивает его в помещение уже в темноте.

Позже.

Обрабатывает и зашивает его рану.

Утро. Следующий день. Или через день

Мужчина и женщина стоят в овраге над упакованным телом монаха. За плечом у женщины словно рукоятка меча, виднеется черенок небольшой лопаты. Несмотря на травмы, мужчина настоял на том, чтобы добраться сюда. Женщина была его костылем при пересечении щебенчатых откосов, а в овраг он спустился сам очень легко, по веревке, на руках. Женщина смотрела на его ловкие движения с некоторой завистью – ей самой для спуска понадобилось куда больше времени и решимости. Внизу, правда, ей опять пришлось помогать ему передвигаться, но яму он копал сам, а она собирала и приносила камни.

Стоят над могильным холмом. Мужчина поет священный текст. Голос сильный, звучный. Затем они выполняют поклон, касаясь рукой лба, холма и земли рядом с ним. Это они делают так же торжественно и синхронно, как совсем недавно – родители умершей девочки.

Дальше. Позже.

В котелке булькает варево вроде каши, женщина добавляет туда вымытые листья. На стене у очага уже висят пучки трав, корешки – совсем как в ее доме. Она уходит их собирать по вечерам, когда мужчина выполняет свою ритуальную гимнастику и медитацию под священным деревом (насколько ему позволяют сломанная нога и незажившая рана).

Территория вокруг святилища выглядит почти обжитой. Мужчина соорудил место для костра, навес у входа, места для сидения. Вечером они сидят у огня, иногда смотрят на небо. Они надеются, что их ищут. Рисовальщица иногда думает, что перспектива очередного полета, возможно, не так уж и ужасна. Но небо пусто.

      Мужчина передвигается, опираясь на палку, но ему еще не преодолеть без ее помощи осыпи щебня на пути к отхожему месту. Она сопровождает его через каменистые участки туда и обратно. Утром приносит ему воду для бритья. Делает перевязки. Он принимает эти услуги спокойно, без малейшего замешательства.

Дальше.

В маленькой бухте водится рыба и мужчина ловит ее. Он уже немного опирается на ногу в лубке. К готовке улова Рисовальщицу не допускает, готовит сам. После трапезы он каждый раз аккуратно заворачивает в большой лист плавники, кости и потроха рыбы, перевязывает этот сверток травинкой и закапывает его у корней одного из деревьев, пропев вполголоса некую ритуальную формулу. Женщина улыбается – она так и не привыкла к этому обряду.

Они оба сейчас похожи на бывалых туристов.

Дальше.

Мужчину лихорадит. Его рана, начавшая заживать, воспалилась. Рисовальщица ухаживает за ним. Промывает рану, перевязывает. Трогает пульс. Заставляет глотать теплое питье. Кладет ему на лоб лоскут, смоченный травяным отваром. Обтирает его влажной горячей тканью, укрывает своей шалью и куском паруса. Повторяет это много раз днем и ночью.

Через какое-то время он идет на поправку. Рана очистилась, краснота вокруг нее спала, зарастает нормально – почти затянулась тонкой розовой кожей. Он ослаб, но лихорадки уже нет.

Мужчина спит. Он похудел и осунулся, но от этого черты его лица стали даже выразительнее, скульптурнее. Впадинки у висков и под скулами обозначились резче. Длинное, породистое лицо, высокий лоб, ресницы и брови – темные. Отсветы от огня на его лице. Золотистые блики на волосах. Он очень красив.

Рисовальщица, конечно, замечает эту красоту. Сделав перевязку, стоит на коленях рядом с ложем и смотрит на спящего мужчину.

Он наверняка уже попал в ее мысленное хранилище художественных образов. И занял там весьма достойное место.

А может, дело в чем-то совсем в другом – вот она протягивает руку, как будто хочет коснуться его волос, но тут же ее отдергивает.

В этот момент мужчина открывает глаза. Его ноздри вздрагивают. Он стремительно приподнимается, обхватывает ее, притягивает к себе и страстно целует. Она упирается в ложе руками, выгибается, уклоняясь от его лица, но вырваться не может – мужчина намного сильнее.

Рейтинг@Mail.ru