© О.О. Щетинин,
© Н.М. Крамаренко
Тянули дыры чёрные лассо,
Закручивали в бездну невозврата
Того, кто рвался в яростный бросок,
Того, кто грезил полночью крылатой:
Вперёд и вверх – сквозь занавес Вселенной
И убеждений шаткие столбы,
Сквозь страх и смерть – к надежде вдохновенной,
Дарующей энергию борьбы.
Из льда и жара – в рёве горних труб,
Из точки, где фиаско и триумф
Равны, как жребий, выбитый на стали
Монеты, начинаются пути
К мирам, где у простора взаперти
Сверкали грани солнечных медалей.
Екатерина (Ви.) Тавлинкина
С учётом теории переноса информации, высказанной заместителем начальника информационного отдела МУКБОП[1] профессором С.И. Павловым, авторы допускают, что некоторые известные названия, аббревиатуры и т. д. впервые были использованы в литературе ряда смежных миров Мультивселенной. Тем не менее, все совпадения с реальными или вымышленными персонажами, организациями и/или событиями абсолютно случайны.
– Уходим, капитан!
– Идиот! Ты не понял?! Этот придурок навёл нас на марсиан, это Драконы! Нельзя оставлять свидетелей! Теперь если кто узнает…
Выбор был невелик: вынырнуть из «тени» и атаковать марсианский штурмовик, побитый, конечно, но с драконом на борту – как минимум, одним очень злым драконом. Или отстать и свалить по-тихому. Но тогда… Если одно нападение на свой корабль они, может, и простят… Ну, как – простят? Оторвут головы виновникам и успокоятся… то вот после второго такого наезда разбирать правых и виноватых никто не будет. Нет, надо брать марсианина, и вдобавок убедиться, что живых свидетелей не осталось.
– К бою! Несомые у него кончились, боезапас на нуле, просто подойти и расстрелять.
– Принято, капитан. Первый принял.
– Канонир принял, готов.
– Начали, господа.
Капитан знал, что сейчас вокруг его корабля по пространству пошла рябь, как в ненастроенном гало. Неприятный момент. Поля невидимости – «тень» – хороши, не зря он столько денег вбухал в апгрейд рейдера, но стоило начать движение с ускорением, как поле мгновенно вспыхивало переливами красок. Любой атом вещества, проходя «тень», вызывал её свечение, а пространство пустое только в голове у человека, далёкого от реального космоса. И если в обычной обстановке можно надеяться на маскировочную покраску с поглощающими добавками и рассчитывать, что противник не наблюдает твой сектор, то когда ты сияешь на полгалактики, шансы остаться незамеченным стремятся к нулю.
– А похоже, парни сильно побили марсианина, он нас не заметил.
– Хорошо, коли так, – почему-то с каждым мгновением идея нравилась капитану всё меньше и меньше.
Ти́асс Шан знала, что её не видят, зато она не просто видела, она чувствовала схватку. И это было… прекрасно. Жестокая и холодная эстетика, доступная только истинному воину.
Раздвоенный язык быстро облизнул нос в предвкушении. Бой на малых скоростях – это искусство, танец, а не простое общение с программой. «Ахршшш… Жаль…» – она с удовольствием сошлась бы с любым из кораблей беглецов. Дрались они превосходно – бойцы, достойные сразиться с шаншаа́х. Серьёзный, очень серьёзный противник. Но она об этом никому не скажет. Она просто выполнит приказ.
Приказ врага.
Маршалы думали, что покорили их – таншаа́х, как они переиначили имя её народа. Воспитали, как хотели, переломали под себя. Они даже не предполагали, что голос каждого ушедшего предка звучит в памяти любого шаншаах. Дети, которых Гвардия вывезла с планеты, знали, что случилось с их родителями. И этого простить нельзя.
Так что Тиасс выполнит приказ врагов. Выполнит – и поможет им сделать ещё один шаг за край.
Она активировала излучатели и заложила манёвр, с наслаждением ощущая биение нерва Тан. Здесь – сейчас – складывалась в новый узор судьба мира.
– Канонир. Один залп.
– Принял, кэп. Только выведите меня на вектор.
– Готов…
Капитан не договорил. Взгляд выхватил сработавший индикатор кормовых щитов, по нейросети донеслось начало удивлённого «Какого…» дефлекториста, рука на пульте стала прозрачной, как на медсканере… Но понять, что это значит, он уже не успел.
– Игрок за столом, моя раздача! Конец связи!
«Наш фрегат давно уже на рейде,
Борется с прибрежною волною,
Эй, налейте, сволочи, налейте,
Или вы поссоритесь со мною!»[2]…
Мир, оказывается, такой огромный! И страшный. И интересный очень. В нём не только наша Вселенная, но ещё и куча других миров, и все они связаны между собой, и как-то можно из одного в другой попасть… Но мне пока этого мира хватит, я здесь ещё столько всего не видела! Да и страшно, если подумать. Так что не завидую я ни Хелен, ни Нику. Вот ни капельки.
А на море мне очень понравилось. И море, и то, что Тиму море нравится, и хатоны, и их мохнатые лошадки… И даже лес, но только если в глубину не соваться. И вот удивительно: и лес живой, и море живое, а как-то совсем по-разному. Море – оно родное и понятное, хотя я никогда его раньше не видела. А лес… В общем, он странный и я его не понимаю. Вот.
А ещё мне очень понравилось, что доктор Мак и вправду взялся меня учить. Он мне даже книгу подарил! Старинную. Из местной бумаги. «Анатомия разумных». Я не знала, как такой дорогой подарок принять, но тут и отказываться нельзя: я про этикет хатонов в Сети уже посмотрела.
– Это первый шаг, чтобы перестать быть ремесленником, – сказал доктор Мак, когда мне книгу отдал. – Обратите внимание, Инге, мы отличаем анатомию и вообще устройство животных от разумных. У нас с вами есть отличия от обычных человекоподобных существ, неразумных. И это не только мозг и руки.
– Но что тогда главное? Сознание?
– Да. Если я получу рану, я могу терпеть боль, я могу уменьшить ток крови и тому подобное. У нас есть желание жить, осознанное, и оно влияет на многое. Также, как иногда бывает и желание умереть.
– Уменьшить ток крови?! Просто усилием воли? – вот про такое я ни разу не слышала.
– Да. Наше сознание куда сильнее, чем вы, бесшёрстные, привыкли думать…
Не, то, что сознание – штука мощная, я уже поняла. Ага, пообщаешься с псиониками, никаких сомнений не останется. Но хатона послушать, так этому любой может научиться. Значит, и я тоже? Жаль, что такие его рассуждения я очень быстро понимать переставала. Я уже знала, в чём дело: всё-таки у нас культуры разные и всё такое. И у хатонов очень много на Учение Предков завязано, ихнее. А я в нём, естественно, не разбираюсь. Вот.
Но доктор Мак не только всякие теории излагал. Сколько я под его руководством померанцев извела, это же просто жуть! Народ на базе смеялся, что фруктовый сок уже скоро консервировать придётся. Тут в чём дело? Померанец – это фрукт такой, вроде как с Терры, но к здешним условиям приспособившийся. Он внутри мягкий, сочный очень, сладкий и кисленький немножко, но главное – его шкурка по плотности и фактуре почти как кожа. Доктор Мак так сказал. И я на этих бедных фруктах училась обычные уколы делать, без инъектора, шприцом… или шприцем?.. а ещё швы накладывать. Ну, то есть шкурку надрежу и шью. А мякоть куда? Правильно, на сок. Тим сказал, что он скоро померанцевый сок возненавидит. Ага, а на деле пил только так. Но я всё равно не представляю, как можно человека зашивать. А с другой стороны, припрёт – и буду шить, как миленькая.
Ну вот, а потом со мной связался Игрок, и я с первых слов поняла, что наш отдых кончился, потому что появилось какое-то дело. Он в детали не вдавался, но ясно было, что речь о чём-то серьёзном пойдёт. Так что мы со всеми попрощались и в город вернулись.
В Виль-де-Ноэль мы к вечеру прилетели, на следующее утро к Игроку зашли, и он задачу изложил. Надо груз на Марс доставить. Вроде бы всё просто, но дело в том, что про этот груз ходят всякие слухи… И только он это сказал, я сразу всё поняла. Похоже, никак эта история не закончится. Ну, с сокровищем Странников и бабушкиным кораблём. И я вообще вдруг подумала: а если это сокровище бабушка нашла, то оно, выходит, моё? По этому… По наследству? А с другой стороны – на фига мне такое счастье? Уже сколько людей из-за него погибло… Нет уж, пусть Марс забирает, коли так. Я уже поняла, что много денег – ну, чтобы корабль проапгрейдить, дом снять и всё такое – это хорошо. А когда очень много денег, то сплошные проблемы начинаются. Вот бабушкин штурмовик заполучить было бы круто, это да. Хотя опять вопрос: куда мне два корабля?..
В общем, с этим грузом проблема была в том, что все, кому надо – вернее, как раз не надо – уже знают, что он у Игрока. Но ещё они знают, что Игрок этот груз никому не доверит.
Я даже не колебалась ни секундочки:
– Мы отдельно пойдём? – мне, честно сказать, так спокойнее было бы. Но Игрок головой покачал:
– Я думал. Нет. Слишком много швали набралось. Они все наши корабли пасти будут.
Тут моя очередь настала головой качать. Как-то это перебор по-моему получался. Как можно отследить все корабли Братства? А потом поняла: отслеживать-то надо не все, а только те, в ближайшее время с Теллура уйдут. Но всё равно много получается… С другой стороны, мы с Тимом уже вовсю засветились как друзья Игрока и его экипажа. А Игрок словно мысли мои прочитал:
– Похоже, – говорит, – завелась у нас крыса. Да не одна, и не только у нас. Свою мы вычислили, но кто-то ещё на дальсвязи сидит. Сидит и сливает данные. Куда не надо. Пустить вас в обход? Вас там перехватят и грохнут. Группу «Памяти» завалили. Трёх Драконов. Вас и подавно. Самое надёжное: провести вас, а самим бой навязать.
Дальше я спорить не стала. В этом бизнесе я… да никто, считай. Ни знаний, ни опыта. Так что раз Игрок решил, что так лучше будет, значит, так и сделаем. И начали прикидывать, что и как. У меня сразу план нарисовался, Тим, как услышал, что я предлагаю – думала, убьёт. Но Игроку идея понравилась.
– Я, – говорит, – и сам думал что-то такое провернуть. Только смотрите, никому ни слова. Я знаю, что не я инфу сливаю. Не Зар с Экой. Не наши девочки и не Игорь. Не Рой. За остальных не скажу. Чем меньше народу знает, тем лучше. И самое главное запомните. Выходите из гипера – и сразу на второй прыжок. Нас не ждёте. Вас, конечно, просчитать попробуют. Но у вас комплектация неклассовая, могут промахнуться. Координаты второго прыжка я вам скину. Там наши ждать будут. А вы вынырнули, сигнал на Марс подали, и снова в прыжок. К Солнечной. Там встретят уже Драконы. И главное, ребята, сердечно вас прошу. Не тормозить. Что бы за спиной ни происходило, сматывайтесь. Мы на вас завязаны. Вы в гипер, мы сваливаем. Но не раньше.
Ну и напоследок Игрок сумму вознаграждения назвал. И вот тут я и поняла, насколько всё серьёзно. Выходило, что мы тот дом, который сейчас арендуем, можем выкупить спокойно. И участок тоже. Я уже решила: я там розы посажу. Свою-то розу, которая у меня на мостике в горшке жила, я угробила, когда мы рванули лайнер спасать. Такие перегрузки ни одно растение не выдержит. Я её на разгоне-торможении в контейнер специальный ставила, а тут забыла просто. Жалко было до слёз. Но если это жертва Эрзули, тогда всё нормально. Лучше миллион цветов, пусть самых красивых и редких, чем один человек. Вот правда. А тут всего-то роза в горшочке…
Правда, раз нас ждёт серьёзный и опасный рейс, то и готовиться надо серьёзно. Во-первых, нельзя ничего недоделанного оставлять. Но тут просто, всех обязательных дел – узнать, как там Моник и Мали. У них всё хорошо было, обе уже здоровы, в порядке и, кажется, подружились. Хотя Моник здорово за своего шефа переживала. Оттого, что он всё ещё в больнице, в психиатрическом отделении, и оттого, что должность его заняла. «Я, – говорит, – конечно, хотела стать шерифом, но не так!»
Ну а во-вторых, надо было всерьёз заняться «Аладой». И не только технической стороной.
А в последний день на Теллуре, даже уже под вечер, к нам Игорь зашёл. Принёс кристалл с записью сигнала для Марса и два комбеза, на меня и на Тима. Чтобы было на Марсе в чём ходить. Они странные такие, намного плотнее подскафандрового комбинезона, но на полноценный скаф не тянут. И тёплые очень, это даже на ощупь понятно. Не герметичные вроде, но капюшоны с липучками, поверх маски обжать можно плотно.
– Это для начала, – Игорь сказал. – Потом лучше местными обзавестись.
– А на Марсе везде так ходят?
Я, честно говоря, думала, что на Марсе можно без скафа обойтись. Ну, по словам Тима. Что там что-то вроде Теллура, только сухо очень и лесов поэтому нет. А оно вон как, оказывается…
– Нет, в городах, как везде. Ну, почти. А на поверхности или так, или в скафе, – это Тим сказал. А Игорь объяснил:
– В этой одежде вся хитрость во влагоизоляции. Когда надеваешь капюшон и маску, то не испаряешь влагу. У нас мало животных, но все, что живут на поверхности, очень любят пить, а кому-то и для размножения влага нужна. А ты на девяносто процентов состоишь из воды.
Как-то прозвучало это… Здесь, на Теллуре, в лес не ходи – отравишься или сожрут. В степь не ходи – пиявки нападут. В море далеко не уплывай – спруты и прочие ящеракулы или как их там слопают. А на Марсе – вообще влагу не выдыхай, напрыгнут и… высосут всё, так, что ли? Вот на Тиране меня никто съесть не пытался… Да, никто. Только если бы не Тим, представить страшно, сколько бы я там проблем на свою голову нашла! А Игорь дальше объясняет:
– Поэтому всегда в капюшоне и маске. Если захочешь ощутить Марс, то в зонах отдыха можно снять капюшон. Там ни ежей, ни медуз нет. Вернее, как правило, нет, так что всё равно зевать не надо. Впрочем, на поверхности у вас будет сопровождающий. Можно и без него, но поначалу советую не пренебрегать.
Вот тут я не удержалась:
– Тим, ты же говорил, что там хорошо! А там, получается, тоже толпами бродят желающие меня сожрать?!
А эти двое переглянулись и ржут.
– Да… Хорошо…
– Но недолго, да? – и сама не знаю, сердится или тоже смеяться с ними за компанию.
– Кстати, ёжики тебя не сожрать хотят, это не местные пиявки. Им для размножения влага нужна. Они обычно семечки во влагосодержащую породу откладывают, но им по большому счёту не важно, человеческое это тело или пористый камень. Они разницы не видят.
– А я в путеводителе прочитала…
Игорь с Тимом опять смеются:
– Меньше этой писанине верь. Нет, там местами дельные вещи написаны, а местами – чушь полнейшая. Лучше самой всё увидеть.
– Там много оазисов. И красиво. А какие краски… Таких красок нигде нет больше, – гляжу, Тим опять поплыть готов. Я его в бок ткнула:
– Нет, нам точно надо туда. Разбираться. А то мне уже страшно, как тебя каждый раз уносит куда-то, стоит про Марс хоть что-то сказать!
А он на меня глянул и говорит:
– А как хорошо в парке Олимпа…
Но вот тут я почувствовала, что он уже в руки себя взял и дразнится. Так что просто спросила:
– В парке? Но ты же говорил, что Олимп законсервирован!
– Город внизу, под землёй. А парк наверху. Ну как, парк… Фонтан, плющ с цветами, музыка…
– Фонтан? А местное зверьё?
– Там для них слишком влажно. Много воды – тоже плохо. Некоторые от неё погибают.
И тут Игорь влез:
– И часто ты там музыку слышал?
– Часто.
– Ну, ты даёшь… – у Игоря лицо такое странное сделалось, что я поняла: с этой музыкой всё не так просто. Ну и спрашиваю:
– А что это значит?
– Да понимаешь… Музыку включает сам Олимп. Город, который законсервирован. Это даже не город, а база Первых. Просто так сложилось, что его городом называют. Говорят, так с нами предки общаются. С марсианами.
Вот уж не было печали! Ещё одна загадка на нашу голову. Нет, так-то оно интересно, но понятно же, это всё с Тимом как-то связано!
– То есть если он включает музыку, то хочет общаться типа? – спрашиваю. Игорь головой покачал:
– Нет. Не хочет, а общается. Но это легенды. Скорее всего, это компьютер. Но…
И тут я поняла, что сейчас просто завизжу:
– Бр-р-р! В смысле – с марсианами? Что значит – не хочет, но общается? Вы, двое, вы меня уже вконец запутали!!!
В этот раз они не засмеялись, только Тимка меня сгрёб и в макушку чмокнул. А Игорь объяснил, серьёзно так:
– Олимп просто включает музыку. Увидел хорошего человека – и включил. Чтобы приятно было. А кто-то говорит, так Михалыч развлекается. А потом слушает, о чём мы судачим.
– Да вы издеваетесь! Что за Михалыч?!
– Последний Первый. Вернее, последний живой Первый. Перед консервацией он ушёл вниз. Сказал, с друзьями остаться хочет. Мол, вы уже выросли, без нас справитесь, а за базой следить надо.
– Всё. Я уже вообще ничего не понимаю. Что значит «последний живой Первый»?
– Ты вообще про Первых знаешь?
– Ну да. Это могучие лоа, ваши предки.
– Лоа?.. А, ты рассказывала, – Игорь кивнул. – Знаешь, вполне может быть. Так вот, почти все Первые погибли во время Сумерек и Зари. Когда создавали мемориал, Михалыч, главный врач базы, оставался последним живым Первым. Но вообще Последним Первым называют другого человека. Марка Гомаро, единственного Первого, о судьбе которого ничего не было известно. И всё это время его продолжали искать.
Ох, что-то как-то странно Игорь последнюю фразу произнёс! Что-то он знал или подозревал такое… Ну да ладно. Пока рассказывает – буду слушать, если что, потом спрошу.
– То есть то, что Тим говорил про группу «Память» – правда?
– Да. Наши предки поклялись найти и вернуть домой всех. Кого можно. Понятно, что если в истребитель попала ракета, или в корабле взорвался двигатель, ничего не останется. Но всех, кого могли, действительно нашли. Они все упокоены в Олимпе. Кроме Гомаро. Но теперь… Прости, боюсь сглазить, – Игорь помолчал и добавил: – Просто Первые – они были первыми во всём. Первые пришли, построили первый город, первыми пошли в бой. И гибли первыми. Прилетите, вам всё расскажут. Тайны в этом нет.
– Ясно… Звучит… гордо. И печально.
Я на Тима посмотрела, а он сидит, задумался, так глубоко, что вроде как уже и нас с Игорем не слушает. И мне вдруг за него страшно стало, словно вот-вот случится что-то, и я его потеряю. Я не выдержала, к нему прижалась, Тим улыбнулся, обнял меня, погладил:
– Ты чего? – говорит.
– Всё нормально?
– Да. Просто задумался.
– Не знаю… Я испугалась чего-то…
– Не боись. Прорвёмся.
– Ага.
И как ему объяснить, что я вовсе не лететь боюсь! То есть боюсь, конечно, но за него мне куда страшнее…
Как пелось в какой-то старой песенке с Марса, у нас в пехоте её очень любили: «Всё, дело сделано, сейчас взорвутся мины, взлетит на воздух этот чёртов склад…». Не то чтобы память у меня плохая, просто целиком я её толком не слышал. Да, дело сделано, осталось плюнуть и растереть… добраться до Марса, а это знаете ли, та ещё проблемка. Нет, технически всё просто, два-три прыжка и всё. Но вот груз…
Игрок нам сосватал три контейнера. В одном были останки марсианина из группы «Память», Павла Зотова. Я его лично не знал, но слышал о нем и пару раз видел. Хороший парень, жаль его. Но у марсиан своё представление о жизни и смерти, странное, на неискушённый взгляд. Нет, они не готы, как в тиранской секте, которые считают, что вся жизнь – это подготовка к встрече со Смертью. Они просто живут по принципу: делай что должен, и будь что будет. А ещё – что жизнь надо прожить так, чтобы о тебе помнили. И Пашу, похоже, будут помнить. А вот что в двух других контейнерах, я не знаю, но кипиш вокруг них поднялся нехилый. Я слышал та-акие байки, что закачаешься. Ве́рхом всего был разговоры, что в них синтезатор Странников, который может создать, что душа пожелает: хоть тета-феррит, хоть марсианских устриц. Из-за этого сокровища вся эта каша тут, на Теллуре, похоже, и заварилась, а не из-за тета-феррита, как Салли решила. Короче, нас ждал тот ещё полётик. А если учесть, что именно моя ненаглядная с Игроком на пару удумали… Правда Игрок и сам летит, собирается взять основной удар на себя: все знают, груз у него. Но всё равно… Вот точно дождётся, неугомонная, выпорю когда-нибудь. В воспитательных целях.
Следующие пару дней не продохнуть было. Корабль у нас уже в доках Братства стоял, но проверить-то всё равно надо! Движки, связь, вооружение… Первое – это на Инге, как и навигационное оборудование и много чего ещё, а вот оружие, защитные поля и иже с ним – это моя работа. Мне всем этим заниматься, случись что. А оно точно случится, зная нашу везучесть, гарантировать могу.
Потом Инге решила провести обряд наречения и благословения корабля. Название-то она давно придумала, и в документах оно везде было, но одно дело – документы, и совсем другое – традиции. Так что дело это хорошее. Нет, я не суеверный, но такие обряды есть везде: на Марсе, на Терре, на Теллуре. И не только у флотских. Причём иногда такие, что любой нормальный человек у виска покрутит. У нас в пехоте, это называется «сбросить балласт». Получаешь новый боевой скаф, отлаживаешь его, потом отмечаешь это с корешами, а дальше лезешь в его нутро. Проверить систему жизнеобеспечения и сбросить балласт, а попросту – погадить. И в этом, между прочим, есть свой смысл, и очень важный. Эта система в скафандре завязана на жизнеобеспечение, а если с ней что не так, ты скорее всего труп. Боец в своём скафе проводит даже не часы – дни, а иногда и недели. И часто во враждебной среде, где твой пот и, простите, моча, на вес золота. Потому что – вода… У меня и личные приметы и обряды были. Если не дам сержанту в зубы, обязательно на операции какая-то задница случится. Он и сам это знал, поэтому всегда меня задирал. Так что к предложению Инге окропить палубу кровью я только и спросил, сколько надо. У меня её не безграничное количество, но по любому, лучше сейчас потерять сто граммов, ну, литр, чем потом – всю. Короче, достали мы ножи и полоснули себе по рукам, роняя капли на палубу. Как потом Инге сказала, обряд прошёл в штатном режиме, и «Алада» теперь не только её, но и меня знает. Ну и чудненько.
«Алада», кстати, в реестрах как рейдер значится. Инге с горящими глазами рассказывала, что нам поменяли. Хорошо звучало. Внушительно. Посмотрим, как в деле будет. Хотя старый маршевый движок вместо тормозного – перебор, на мой взгляд. Но Инге объяснила:
– Я теперь знаю, с чем сравнивать. Это когда ты с трамплина прыгаешь и в воду входишь, – ага, знает. С таким писком и визгом прыгала с трёхметровой, с позволения сказать, вышки, что всю живность в радиусе десяти километров распугала. – Пространство само корабль тормозит. Это долго. А так – врубаем принудительное торможение – и вперёд. Оверштаг-то я давно рассчитала, как на «Аладе» сделать, но вот получится ли – не знаю. А в бою эксперименты ставить – это, знаешь, плохой план. Так что пока обычными тормозными движками обойдёмся. Но перегрузки при этом нас ждут – ого-го! Надо будет нормальные армейские амортизаторы кресел-ложементов ставить, мне Игорь рассказал. Хотя и сейчас у нас автоматика медицинская подключена, но всё равно…
Это да, это мне понравилось, что наш капитан не только ходовой озаботилась, но и вопросами выживания. Не люблю любителей дешёвых подвигов.
– Главное, у нас так больше шансов выжить, а у противника – отправить первый залп в молоко…
Последние часы Инге носилась по кораблю, как укушенная в пятую точку. Она помнила, что Игрок сказал про крысу, и установку своей обманки откладывала до последнего. Так что под конец проводку мы просто на клею провешивали. За десять минут до начала предстартовой подготовки. И всю дорогу Инге мне объясняла, что это на всякий случай, и если не надо будет, она этим не воспользуется. Ну-ну, поглядим.
Стартовали штатно, вышли на орбиту. С Игроком стыковаться не стали, он к нам сам прыгнул, с грузом. Передал контейнеры и режим выхода в гипер. Вот реально отморозок.
План был прост как дважды два. Мы выходим в гипер так, чтобы выйти и стабилизироваться немного позже Игрока. Он к тому времени оттормозится и начнёт имитацию разгона. Если мы правы насчёт крысы, то его будут ждать. А мы быренько скорость скидываем, переориентируемся и снова в прыжок. Там нас уже ребята с Марса встретят. Ну, должны. Игорь сказал, что рой будет на разгонной скорости висеть с того момента, как мы с Теллура выйдем. Надеюсь, что так.
Всё, погнали. Прыжок и время бездействия… в обычных обстоятельствах. А у нас – дела. Я проверяю консоли, провожу учебные бои, Инге настраивает подключённую к амортизаторам медицинскую автоматику. Это конечно, не колба, но хоть что-то. Сможет продлить сознательное существование на два-три «же», а это уже немало, я вам скажу. За час до выхода занимаем места на мостике.
– Я стреляю, ты улепётываешь. Арк знает, что делает. Раз он сказал, что мы не вмешиваемся, значит, так и делаем. Наша задача – быстро свалить, пока все им заняты. Перегрузки… смотри по себе, дублёра у тебя нет, я летать особо не умею. Так что всё сама.
– Приняла.
– Том, подключись к торпедным аппаратам. Чую, пострелять нам придётся. В любом случае.
– Сделал. За «сосиски» не волнуйся, Командир, треть отстреляю, не больше.
– Какие сосиски? – не поняла Инге.
– Торпеды, сударыня. Они вылитые сосиски. Вы их не ели? Увы, я тоже.
– Ела я сосиски! Но торпед таких не видела.
– Так вон они, в трюме. Полтора десятка плюс три ракеты, но их я на потом оставлю.
– Не похожи они!
– Так вы, сударыня, их при погрузке видели, они тогда в упаковках были. А сейчас в пусковых уже лежат. Вот голые они – форменные сосиски…
Перед выходом Инге начинает трясти, как и в прошлый раз. Дело знакомое, это не трусость, скорее нервозность, ожидание боя. Организм переходит в другой режим заранее, выплёскивает адреналин, а потратить энергию пока некуда. Всё, нейрошлем на голове, система регенерации подключена, Том Том на посту. Понеслось!
Как только вышли, Инге стала тормозить, и глаза у меня не то чтобы на лоб полезли, а наоборот, проваливаться начали. Нам изменили конфигурацию силовых полей на мостике – поставили систему компенсации, и перегрузка теперь всё время давит, а не от кресла отрывает. Это штука энергии жрёт, конечно, но оно того стоит. Потому что одно дело, когда тебя всей тушкой о плоскость амортизатора плющит, и совсем другое, когда твои сто пятьдесят – а в лётном скафе и больше – кило, да на десяточку помноженные, на узенький ремешок приходятся…
– Стабилизация!
– Принял. Готов к бою.
Всё-таки лучшие нейрики на Теллуре делают. Уж не помню, когда к такой чувствительной нейросети подключался. Пошарил радарами. Нет, «мерцающих клоунов» не видать, это хорошо. Уж не знаю, почему их так назвали, я бы назвал «хитрожопый ублюдок». Короче говоря, «клоун» – это корабль, который, зная твой вектор выхода, разгоняется на параллельном курсе и скорости выравнивает. В этот момент стрелять друг в друга можно, он и начинает палить в тебя, когда ты этого не ждёшь: в норме-то тебя пока ещё нет как бы. А «мерцающий» он потому, что то появляется, то пропадает. Ему что, прибавил скорости – пропал, тормознул – появился. Ушёл вперёд тебя, тормознул, и ты сам к его спаркам бортом нарисовался. Только вот сделать такое далеко не каждый может. Тут и навигатор отменный нужен, и пилот. А здесь таких не нашлось.
– Que carajo! Mierda!!!
Ну кто бы сомневался. Мы выскочили под самую раздачу. Здесь уже каша. «Джокер» со штурмовиком, тем самым, который мы взяли призом, Игорь на своём «драконе», две стремительные молнии амазонок Арка и ещё несколько его несомых. И вот что плохо, среди негодяев тоже амазонки и что ещё хуже – волки! Хреново. И, как будто этого мало, вектор торможения ведёт прямо в это месиво. А сманеврировать мы не успеваем.
– Том, план Б!
– Есть, Капитан.
Ненормальная! Но других вариантов я действительно не вижу.
План Б – притвориться, что нас подстрелили. Причём хорошо так. Отключить поля – в бою! Это же додуматься надо! – случайным вращением выйти из сектора, и уже оттуда начать разгон. Якобы случайным. Что-то Инге на пару с Томом мудрили-считали, и вроде решили, что получится. А самое поганое – тут от меня ничего не зависит. «А мне что делать?» – спросил я Инге, когда она излагала свою идею. «Быть готовым стрелять. Ну, и молиться», – не моргнув глазом, ответила моя ненаглядная. Отличный план, ничего не скажешь.
Как только Том решил, что по нам мазнул чей-то подходящий залп, он отключил дефлекторы, позиционные огни, и дал импульс на манёвровые движки, закрутив «Аладу» вокруг всех возможных осей. Вот это было, я вам скажу… Система компенсации мостика не справлялась, меня рвануло в одну сторону, потом в другую, пару раз «подвесило» вниз головой, аж ремни хрустнули, но, кажется, у нас получилось. Правда, реализовать второй пункт Ингиной инструкции – молиться – у меня не получилось. По крайней мере, пока нас болтало и мотало туда-сюда. Но главное – по нам не стреляли.
И ведь верно, какой смысл стрелять по потерявшему управление кораблю, который мало того, что остался без полей и свалился в брочинг, так ещё и па́рить начал – струйки вытекающего из пробоин воздуха заметны хорошо и издалека. И никому в голову не придёт, что брочинг на деле управляемый, а воздух выходит не из пробоин, а из закреплённых на броне баллонов. Да ещё Инге пытается ими наше положение корректировать. Понятно, воздушными движками махину «Алады» полноценно не развернёшь, но если во вращении дать нужный импульс в нужный момент…
Я глянул на Инге. Не знаю, как у неё получилось, меня-то изрядно болтало, а она словно приклеилась к креслу, лицо – это даже под шлемом видно, – как череп оскаленный, указательный палец правой руки еле заметно подрагивает на джойстике, который управляет выбросами воздуха. На эту штуку нейрик поставить мы не успели… А вообще в бою – только нейроуправление, виртуальные пульты и рычаги. Здесь каждая секунда – на вес золота, каждая миллисекундная задержка – пока импульс по нервам идёт от мозга пилота к пальцам руки – вопрос жизни и смерти. В прямом смысле слова.
– То-ом…
Включения маршевых движков сразу на форсаж – дело рискованное, насколько я знаю, но Том именно это и сделал. Нас снова рывком вдавило в кресла, Инге придушенно пискнула…
– Двадцать шесть секунд, Капитан.
Когда корабль идёт на прыжок, сбить его так же сложно, как и при торможении. Так что наша задача – дотянуть до момента, когда скорость «Алады» поднимется до разгонной. Даже при половине разгонного ускорения достать нас будет почти невозможно, если только кто-то плотно на хвост упадёт, а вот сейчас мы открыты. И весь минус в том, что маневрировать мы не можем. Любой манёвр – это смена курса, значит, переориентация корабля и новый расчёт. Да, автоматика делает всё быстро, но это на земле доля секунды – миг, а здесь зачастую – вечность.
А вот нас и заметили, теперь поиграем всерьёз! Ребятки, не на тех напали, у нас стандартный энергокуб только на дефлекторы и вооружение установлен, и всё это не из Темных миров, не с Тираны и даже не с Теллура. Всё это мы на Замке́ и Сангусе заказывали… Нас тряхнуло. Кто это? Ага, вон голуба, ну-ну! На́ тебе! У меня сейчас трио долбят так, что с любого несомого или даже штурмовика не только дефлекторы сшибают, но и по броне проходят. Нет, не взрывают, конечно, но слепят системы, и тут прилетает дуплет. Это когда с небольшой задержкой работают сразу трио и спарка. Трио – чтобы проломить поле, а спарка – добить. Задержка даже не микросекунды, на мгновения. Поле ещё мерцает невидимым светом, но оно уже не держит, от залпа излучателей предохранитель плавится, испаряется, всего чуть-чуть затормаживая автоматику, и в этот момент в ячейку входит залп спарки… Есть!