Н. А. Саланович
Янычары и кантонисты. Опыт метафизического исследования истории. Книга 1
2.7. Оджак. Размывание правил
Поначалу янычары воистину были «львами ислама»: они находились в центре османского войска рядом с Мурадом I в 1389 году в знаменитом сражении с объединённой армией Сербии и Боснийского королевства на Косовом поле[119]; они принимали участие в разгроме крестоносцев в 1396 году под Никополем, где погибло множество англичан, французов, немцев, итальянцев, венгров, чехов[120]; они первыми 29 мая 1453 года ворвались в Константинополь[121]. Второй Рим, столица восточной ветви христианства, был разрушен, в том числе и детьми христиан, воспитанными в духе мусульманского фанатизма.
Но со сменой поколений неизбежно меняются и правила, которым подчиняется социальная общность и её отдельные корпоративные структуры. Те жёсткие законы, которые неукоснительно соблюдались в начале существования янычарского корпуса, с течением времени совершенно размылись – на смену законам, организующим и сплачивающим корпорацию янычар в единое целое, заступили интересы отдельных её членов. В корпус янычар вначале хитростью, а затем и официально стали зачислять турок, и поэтому теперь от янычар, как пишет автор «Мебде-и канун», «бесполезно ожидать проявления доблести»[122]. Был снят запрет на браки, и вместо отбора лучших из лучших, освободившиеся места стали занимать кулоглу – янычарские сыновья. В связи с этим к 30-м годам XVII века при султане Мураде IV (1623–1640) система девширме практически перестала применяться. С этого же времени в турецкой армии появились и подразделения арнаутов[123], которые стали «страшным противником и соперником янычар»[124]''. Окончательно же система девширме была уничтожена по одним данным в 1685 году[125], по другим – во второй половине XVIII века[126]. Ещё недавно посвящавшие всё свое свободное время совершенствованию боевых навыков, теперь янычары с таким же усердием занялись ремёслами, торговлей и отдачей денег в рост. Из грозной силы, наводившей ужас на всю средневековую Европу, янычары во многом стали обузой для Османской империи.
2.8. Селим III. Низам-и джедид
Стремление к реформам, idee fixe XVIII века, увлёкшее мыслителей, государственных управленцев и государей Европы, не миновало и Османскую империю. Султан Селим III (1789–1807), реформатор и сторонник европейского пути развития Турции, под влиянием наиболее близких к нему людей – его «наперсника и свойственника», капудан-паши Кучук-Гусейна[127], лейб-медика д-ра Лоренцо, учителя и личного друга Исхак-Бея (Исаак-Бея), начал проводить преобразования под названием «низам-и джедид» (букв, новый порядок), целью которых должно было стать создание боеспособной армии по европейскому образцу на смену янычарской вольнице. С самого начала армейские реформы сопровождались скепсисом окружающих и шли довольно туго. Как написал Михаил Илларионович Кутузов в своей реляции от 20 октября 1793 года Екатерине II: «По поводу вводимых здесь в войсках новых учреждений начинают все благоразумные о успехе сомневаться. Министерство принялось было сначала за оные весьма ревностно, но горячесть сия ныне умаляется. По артиллерии положено содержать пять тысяч человек, набрано около тысячи и сие число не умножается, ибо на место вновь записывающихся столько же разбегается. <…> Сии новости, ещё столь малоуспевшие, производят однако ж немалый ропот в старом корпусе янычар, из которого ещё ни один в новые войска не записался, несмотря на все прельщения, от Порты делаемым»[128].
Несмотря на то, что формирование нового корпуса встречало сопротивление и шло довольно медленно, к 1804 году удалось достичь запланированной численности – 12 тысяч человек[129]. В августе 1806 года в Стамбул прибыл французский посланник, дивизионный генерал Себастиани[130]. Его свиту составили немецкие, итальянские и французские инженеры и артиллеристы, которые занялись обучением новой армии султана и строительством оборонительных сооружений. Привлечение гяуров к преобразованию армии армии вызвало недовольство улемов[131] – толкователей Корана, которые объявили, что султан злоупотребил своим званием главы правоверных и проводимые им реформы противны воле Магомета[132].
И реформы, и оплата услуг иностранных специалистов требовали денег. Население обложили дополнительными налогами, которые вместе с некоторыми другими доходами поступали в «ирад-и джедид» (казну новых доходов). Увеличившееся налоговое бремя и традиционные злоупотребления при их взыскании привели к значительному росту недовольства среди крестьян и городских жителей, которое подогревалось мусульманским духовенством и феодалами[133].
Основные успехи в формировании низам-и джедид были достигнуты в Анатолии, азиатской части Турции, хотя, как заметил профессор А.Ф. Миллер, «Ничем, кроме количества и названия, «новые» войска, созданные в Анатолии, не отличались от тех войск, которые и прежде существовали у деребеев[134]»[135].
Через шесть лет после объявления 18 сентября 1794 года Селимом III устава низам-и джедид девяносто процентов новой армии были выходцами из крестьян и представителей кочевых племён Анатолии[136]. Ситуацию раскола между двумя частями Турции, азиатской и европейской, в отношении военной реформы усугубил изданный в марте 1805 года хатт-и шериф[137] о введении принудительной рекрутской повинности для войск низам-и джедид. Если в азиатской части империи этот указ позволил Кади-паше караманскому[138] значительно нарастить численность своих войск, то в противоположность этому, в европейской части Турции он не был выполнен ни в одной из областей. В Константинополе вообще не решились его обнародовать, а в Эдирне до полусмерти избили глашатая, сделавшего попытку его зачитать[139]. В Текирдаге (болг. Родосто), небольшом приморском городке в Румелии, в котором была расквартирована часть новых войск султана, при попытке зачитать указ о призыве рекрутов началось восстание янычар, поддержанное горожанами. Кади, зачитывавший указ, и его помощники были убиты восставшими, а воины низам-и джедид изгнаны из города[140].
Сопротивление военной реформе Селима III в европейской части Турции возглавил Терсеникли-оглу, аян[141]Рущука[142]. Поддерживая во многих начинаниях султана-реформатора[143], он, тем не менее, выступил резко против его военной реформы. Весной 1806 года Терсеникли-оглу, опасаясь, что низам-и джедид разоружат его войска, основу которых составили бывшие кирджалии[144], в подвластных ему уездах объявил о созыве народного ополчения. В мае 1806 года Порта начала переброску войск Кади-паши в Румелию (сам командующий пока оставался в Стамбуле). Для противодействия низам-и джедид Терсеникли-оглу также заключил союз с ведущими феодалами Румелии: аянами Филлиполя, Эдирне, Пазарджика и Македонии, и с Али пашой Янинским – полунезависимым правителем Эпира и Южной Албании. К этому союзу присоединился даже давний враг Терсеникли-оглу правитель видинского пашалыка Пазванд-оглу.
После того, как аян Варны дал разрешение на проезд через свою территорию в Рущук одному из высших офицеров низам-и джедид, Терсеникли-оглу направил в Варну своего ближайшего помощника Мустафу Байрактара, который в то время занимал пост аяна Разграда, небольшого города к юго-востоку от Рущука. Байрактар отрубил варнинскому аяну голову и вывез в Разград всё коровье масло, приготовленное к отправке в Стамбул[145].
В середине июля 1806 года во время наибольшей летней жары со своими главными силами из Стамбула в Румелию в направлении Эдирне отправился Кади-паша. Задержка с выдвижением в более благоприятное время произошла из-за Селима III, который разместил прибывшие из Азии низам-и джедид в Стамбуле, в лагере возле казармы Левенд-Чифлик, и на протяжении более чем двадцати дней наслаждался маневрами и внешним видом своих регулярных войск[146].
Недальновидность султана позволила янычарам из Эдирне подготовиться к обороне. Они, как только стало известно о приближении войска Кади-паши, закрыли все лавки в городе и потребовали от своего аги высылки из города чиновников, которые поддерживали Порту. Бостанджи-паша Эдирне и некоторые другие сторонники реформ восставшими янычарами были изрублены на куски. Город начал готовиться к обороне, на стамбульской дороге мятежники установили артиллерийские батареи. В помощь восставшим отправил свои войска и аян Рущука[147].
И в конце июля 1806 года войска Кади-паши, из которых до 700 человек перешли на сторону восставших, были разбиты под Эдирне коалицией янычар, войск румелийских аянов и местного населения, в том числе христианского. Терсеникли-оглу после этой победы заявил, что если султан не откажется от проводимых им реформ и ограничит прежние права и привилегии аянов и янычар, то объединённая коалиция организует поход на Стамбул с целью свержения Селима III с престола[148].
Противоположная сторона на угрозу объявления явной войны, ответила войной тайной. 11 августа 1806 года в результате покушения погибает Терсеникли-оглу. Он 10 августа приехал со свитою на гуляние в свою деревню Терсеник, которая находилась на расстоянии 5 часов от Рущука. На следующий день вечером в киоске[149][150][151], выстроенном вблизи небольшого леска, он вместе с начальником таможни читал письмо румелийского бейлербея, принесённое ему одним из его чиновников. Когда во время чтения письма служитель поднёс свечу поближе к аяну Рущука и начальнику таможни, из проёмов киоска раздались ружейные выстрелы, которые поразили их наповал, а служителю прострелили руку. После того, как весть об убийстве Терсеникли-оглу достигла Рущука, с общего согласия населения и войск преемником и наследником имения убитого аяна был избран Мустафа Байрактар150151.
Русский консул в Яссах Родофиникин Константин Константинович, который встретился с Байрактаром вскоре после избрания того аяном, дал ему такую характеристику: «Бунтовщик сей острого ума, храбр и благовиден собою, от роду ему до 45 лет, весьма расположен быть независимым и противится Порте, читать и писать не умеет, всеми любим, ибо думают, что его умом действовал Терсеникли-оглу, которого как турки, так и христиане, под его управлением жившие, почитали и любили до крайности»[152].
Августовский поход восставших на Стамбул и начавшиеся волнения в столице вынудили Селима III пойти на уступки. В середине августа он пообещал отозвать Кади-пашу с его войском в Азию, сохранить привилегии аянов и янычар, пообещав не принуждать последних к регулярной службе. Однако как только восставшие стали расходиться по домам, султан дал приказ войскам Кади-паши наступать на силы в подчинении Мустафы Байрактара[153].
Но в этот раз войска низам-и джедид смогли пройти меньше половины пути от Стамбула до Эдирне, Встретив сильное сопротивление под Чорлу от коалиции янычар и ополчения (преимущественно бывших кирджалиев), посланного на помощь мятежникам Байрактаром, Кади-паша со своим войском вынужден был повернуть обратно (он потерял до 2000 убитыми, свыше 1000 пленными, 200 верблюдов с оружием, боеприпасами и провиантом). Это нанесло смертельный удар по престижу «нового войска» и вынудило Селима вступить в переговоры с мятежниками[154].
При посредничестве Исмаила бея Сересского, полунезависимого правителя Македонии, было достигнуто соглашение между султаном и янычарами. Следствиями этого соглашения стали отзыв Кади-паши в Стамбул и перемены в правительстве. Был отправлен в отставку великий визирь, на место которого был назначен бывший янычарский ага, заменили и шейх-уль-ислама, вместо сторонника реформ им стал весьма учёный и консервативный богослов Шерифзаде Мехмет Атауллах Эфенди[155].
Начавшаяся вскоре русско-турецкая война послужила изменению отношений Байрактара с Портой, а также открыла врата возможностей для дальнейшего возвышения рущукского аяна. В первых числах ноября 1806 года русская армия без объявления войны переправилась через Днестр и вступила на территорию княжеств Молдавии и Валахии. В качестве повода для начала войны послужило смещение в августе этого года Александра Мурузи и Константина Ипсиланти, господарей Молдавии и Валахии. Причиной же было противостояние с наполеоновской Францией, которая питала экспансионистские планы в отношении территорий Османской империи, в том числе и Молдавии и Валахии, и стремилась, как писал князь Ипсиланти тогдашнему министру иностранных дел князю Чарторыйскому, приводя слова генерала Себастиани в одном из салонов в Сен Клу перед своим назначением посланником в Константинополь: «…отбросить Россию за линию, проведенную от моря Чёрного до Балтийского…»[156]По настоянию Франции были не только заменены господари Молдавии и Валахии, но также было отменено право греческих судов вывешивать русский флаг для безопасности своей торговли, и закрыт проход русским судам через Босфор и Дарданеллы[157].
Согласно рескрипту Александра I к генералу Михельсону, командующему русскими войсками на Дунае, тот после форсирования Днестра должен был уверять жителей княжеств, что вступление русских войск на их территорию не является враждебным действием против Оттоманской Порты, а, напротив, направлено на поддержание возобновлённого недавно союза между двумя империями, «который будет в точности восстановлен, как только я [Александр I] получу справедливое удовлетворение предъявленным Порте требованиям». А также в том, что Россия не имеет никаких намерений относительно завоевания земель под властью Турции, а желает «лишь обеспечения независимости и неприкосновенности её земель, коим угрожает влияние Бонапарта на поведение Дивана и занятие французами Далмации»[158].
Мустафа Байрактар, который увидел, как паши сдают крепости без боя, а вожди буджакских татар[159], верные Порте, ведут переговоры с русскими[160], уверился в тайном соглашении между турецкими и русскими властями, и в том, что одной из целей этого соглашения было уничтожение его самого и подчинённых ему войск[161]. В связи с этим он принял все меры, чтобы обезопасить себя и своих людей: укрепил Журжево, отправил в Измаил 3000 человек под командованием польского ренегата[162] по прозвищу Баба-ага, и ещё один отряд – в Тульчин[163].
Так как Порта в то время не имела правительственных войск на Дунае, то на Байрактара легла вся тяжесть противостояния русским войскам (Пазванд-оглу, который также заявил о выступлении против русских, по факту готов был защищать только видинский район, к тому же вскоре после начала войны, в феврале 1807 года, он умер). Понимая, что за рущукским аяном стоит реальная сила, Порта заверила Байрактара в отсутствии каких-либо тайных договорённостей с Россией и, более того, заявила, что султан возлагает на него надежды в защите оттоманских территорий. К Мустафе для переговоров был послан его приятель и земляк, инспектор продовольственного снабжения армии Мехмед Эмин Бехидж эфенди, который уговорил рущукского аяна взять на себя ответственность за охрану границ Османской империи. По представлению Бехидж эфенди Мустафа Байрактар был возведён Портой в визирское достоинство с присвоением придворного чина бюйюк мирахура[164], и назначен вали[165] Силистрийского эялета[166] и дунайским сераскиром[167]: «Так Мустафа ага Байрактар сделался Мустафой пашой»[168].
2.9. Бунт ямаков. Султан Мустафа IV
Параллельно с недовольством населения копилось недовольство не только среди провинциальных, но и среди столичных янычар. В связи с начавшейся военной реформой и намерением правительства их истребить, «рассеянным в провинциях перестали давать жалованье, а бывших в Константинополе хотели превратить в регулярное войско»[169].
Использовать это недовольство рассчитывали заговорщики, во главе которых стоял каймакам[170] Муста. В отсутствие великого визиря и янычарского аги, которые были в это время при дунайской армии, Муста являлся высшей военной властью в Стамбуле. Прежде всего, взор заговорщиков был обращён на задействованных в охране фортов по обоим берегам Босфора[171] ямаков[172], которые должны были первыми включены в войска низам-и джедид. Рассказы об их скором переодевании в форму регулярных войск с соответствующим изменением статуса породили среди ямаков брожение и недовольство[173]. Последней искрой, воспламенившей пламя восстания, стала ссора, вспыхнувшая внезапно 25 мая 1807 года в одном из фортов на азиатском берегу Босфора между ямаками и солдатами новых войск. Мятежники убили Магомет-эфенди, главного инспектора фортов, и нескольких командиров батарей и, собравшись в долине у деревни Буюкдере на европейском берегу Босфора, избрали руководителей восстания из шести младших командиров во главе с Мустафой Кабакчи-оглу. 26 мая ямаки двинулись на Стамбул, где позднее к ним присоединились стамбульские янычары. Восставшие овладели арсеналами и казармами и, почувствовав свою силу, вынудили шейх-уль-ислама[174] выпустить фетву[175] о низложении султана, так как он, во-первых, нарушил законы ислама, учредив войска низам-и джедид по европейскому образцу, а, во-вторых, за семь лет не произвёл для империи наследника[176].
Селим III, чтобы успокоить мятежников, распустил войска низам-и джедид и казнил[177] 11 высокопоставленных сторонников реформ[178], головы которых послал мятежникам. Однако после фетвы шейх-уль-ислама ничто уже не могло помочь султану-реформатору удержаться на троне – 29 мая 1807 года он отрёкся от престола и был отправлен в кафес[179], где до этого находился в заточении его 28-летний двоюродный брат, в тот же день провозглашённый восставшими султаном под именем Мустафы IV (1807–1808). Мятежники и правительство подписали шариатский акт, согласно которому новый султан прощал мятежников, а те обещали не вмешиваться в дела правительства. Обе стороны осудили войска низам-и джедид, а также создание кассы ирад-и джедид, которая, по их утверждению, стала источником для обогащения нескольких лиц, намеревавшихся ввести христианские порядки в империи[180].
Правление нового султана было недолгим. Безвольный, абсолютно неприспособленный ни по природе, ни по воспитанию к управлению державой, он практически самоустранился от государственных дел. Французский посланник Себастиани в беседе с российским генерал-фельдмаршалом Прозоровским, командующим Дунайской армией, охарактеризовал обстановку, царившую в Оттоманской Порте[181], как анархическую: «Султан, сказал он, делами государственными не занимается. Всё делает Диван и народ, но они находятся в большом замешательстве и не знают что делать»[182].
2.10. Рущукские друзья. Мустафа-паша Байрактар
Такое положение дел благоприятствовало уцелевшим сторонникам реформ, которые начали группироваться вокруг правителя Рущукского (Русенского) округа Мустафы-паши Байрактара. Капитан Краснокутский из штаба Прозоровского, хорошо знавший и самого Мустафу-пашу, и многих людей из его окружения, так пишет о нём в своём дневнике: «[Он] был простым барехтаром[183], то есть приказчиком у одного паши близ Рущука. Беспокойным и строптивым своим разумом вовлечён он в злодеяния. Он собрал шайку, сделался разбойником, убил прежнего господина и благодетеля своего; везде грабил, умножал скопище своё; составил многочисленное войско, провозгласил себя начальником Рущука и всей Румелии, неоднократно угрожал нашествием на Константинополь. Султан [Селим III] сам принуждён был признать его трёхбунчужным пашой[184]; и препроводил к нему великолепные дары»[185].
Ядро заговора составили пять видных сановников Османской империи, которые в турецкой исторической традиции получили название «рущукские друзья». Главным советником Мустафы-паши Байрактара стал пользовавшийся наибольшим авторитетом среди «друзей» бывший заместитель государственного казначея Сеид Абдулла Рамиз-эфенди, отправленный в ссылку после свержения Селима III[186].
Байрактар в феврале 1807 года, вскоре после начала русско-турецкой войны 1806–1812 года, был назначен сераскиром (командующим) турецкими войсками на Дунае. А в сентябре того же года русскую армию, которой противостояло ополчение Байрактара, возглавил князь Прозоровский. Ещё до вступления его в должность командующего между Россией и Портой 12 августа того же года в Слободзее было заключено перемирие. Во втором пункте его условий оговаривалось, что в случае, если постоянный мир не будет заключён, боевые действия возобновятся не ранее 3 апреля 1808 года[187]. Хотя данное перемирие и не было утверждено императором Александром I, обе воюющие стороны имели свои основания не прерывать его[188]. У турок после известия о мирных переговорах начала распадаться армия – янычары подняли бунт и требовали распустить их по домам. Также возникло несогласие между верховным визирем Челеби Мустафой-пашой (в прошлом янычарский ага) и Мустафой-пашой Байрактаром. Визирь обвинил его в измене, и султан приказал отрубить Байрактару голову. Однако у Байрактара была сильная армия (около 7000 пехоты и 12000 конницы), основу которых составляли бывшие кирджалии, и он мог постоять за себя[189]. Прозоровский, в свою очередь, также охотно согласился продлить перемирие, так как не подошли ещё все подкрепления, которые он ожидал[190].
Зато у Байрактара установились хорошие, почти приятельские отношения с князем Прозоровским. Военачальники противостоящих армий с марта 1808 года вступили друг с другом в переписку. Русский главнокомандующий, отдавая должное военным талантам Мустафы-паши, сетовал на злобу, которую питают по отношению к тому султан и верховный визирь, и обещал Мустафе, если он сдаст русским крепости на левом берегу Днестра, поддержку во всех его предприятиях, направленных к свержению султана. При переходе же под крыло России – покровительство и особые области под его началом[191].
До окончания переговоров между Россией и Францией о будущей судьбе Европы и в частности Турции, было решено продлить перемирие ещё на три месяца. Притом не стали назначать срок, но оговорили условие, что прежде, чем возобновить военные действия, противная сторона за десять дней до того сообщит о прекращении перемирия[192]. Мустафе-паше Байрактару, который заканчивал приготовления к походу на Стамбул, чтобы сместить Мустафу IV и восстановить на престоле своего личного друга Селима III[193], необходима была уверенность, что пока он будет занят внутриполитическими делами, русские войска под командованием Прозоровского не будут тревожить турок. Вследствие остроты ситуации, опасаясь вскрытия своих планов раньше времени, он, не доверяя переписке, направил личного посланника к русскому главнокомандующему[194].
Закончив все необходимые приготовления к походу, и тщательно скрывая от всех свои намерения, Мустафа-паша также отправил другого своего друга, интенданта рущукской армии, к великому визирю в Эдирне. В личном послании Байрактар просил о встрече, чтобы обсудить нехватку войск, проблемы со снабжением их провизией, высокий уровень дезертирства и низкий уровень дисциплины в действующей армии[195]. Заручившись честным словом князя Прозоровского не начинать военных действий против его войск, Мустафа-паша с 4000 отборных войск (за которыми следовали ещё 12000 войск, о которых паша ничего не сказал визирю) выступил в Эдирне[196].