Мэй
Дом пепла
2. Я ваш бог
– Почему у тебя нет еды?
Даниэль вышел из ванной и спрятал зевок в кулаке, прежде чем посмотреть на Мэтта. Тот стоял перед раскрытой дверцей холодильника и, нахмурившись, смотрел в его полупустое нутро.
– Почему нет? – удивился Даниэль. – Есть сыр.
– Плавленый. Для сэндвичей. Предлагаешь его есть?
– Так хлеб…
– Я его выкинул. Испугался, что плесень на меня нападет.
Даниэль пожал плечами:
– Вот видишь. Хлеб всё-таки был.
Захлопнув холодильник, Мэтт вернулся к стоявшему на плите кофе. Он предпочитал варить сам, игнорируя наличие кофемашины. Даниэль уселся на стул и положил голову на ладони, наблюдая за братом.
– Я редко ем дома.
– Почему? Ты же умеешь готовить.
– Одному это не очень интересно.
Когда-то Даниэлю нравилось варить кофе для Анаис и готовить для нее ужины. После ее смерти купил кофемашину.
В свою чашку Даниэль налил побольше молока и глянул на черный кофе Мэтта:
– Не понимаю, как ты его таким пьешь.
– Бодрит. Может, и тебе попробовать. Похож сейчас на зомби, встал, но не проснулся.
Даниэль снова пожал плечами и пригубил кофе. На самом деле сегодня он спал лучше, чем несколько ночей до этого, но в бессоннице не было ничего необычного. Иногда она случалась.
На диване еще лежало комком постельное белье Мэтта. Он так и не объяснил, почему захотел тут переночевать, но Даниэль не возражал. Наоборот, ему нравилась компания.
Когда Мэтт ушел из дома, ему было лет восемнадцать и первое время он жил у брата, так что квартиру эту знал прекрасно. Он до сих пор иногда заходил и даже оставался, и Даниэль любил эти дни.
Правда, вчерашний вечер омрачили мысли о Бене и его странной смерти. Зато была пицца. Даниэль не рассказывал Мэтту, но пиццу ел только с ним, зачем-то сделав это особым ритуалом.
– Ты сегодня… – начал Даниэль, но Мэтт его перебил.
– Мне на работу к обеду.
– Суббота же.
– Моя смена в книжном, просили подменить.
Даниэль рассеянно кивнул. Он не успел что-то сказать, потому что раздался стук в дверь.
– Кого-то ждешь?
– Может, полиция выловила еще один труп и вернулась.
Даниэль терпеть не мог людей, которые игнорировали звонок, висевший не с той стороны двери, и стучали. В конце концов, двадцать первый век, цивилизацию в город завезли давно, а многие до сих пор варварски стучат!
К удивлению Даниэля, на пороге квартиры оказалась девушка. Симпатичная, в длинном бархатном платье пурпурно-сливового цвета. На груди медальон: Непорочное сердце Марии, пронзенное мечами скорби. Символ милосердия.
Волосы отливали медью и раньше явно были собраны на затылке, но сейчас растрепались, и длинные пряди падали на шею и плечи.
Взгляд девушки казался то ли испуганным, то ли ошарашенным. Большие ореховые глаза выделялись на бледном лице.
– Мистер Эш?
– Даниэль.
– У меня есть дело… Даниэль. Ты можешь помочь. Мне рассказала о тебе мадам Аделаида.
Чернокожая жрица вуду с глухим голосом. Она любила распевать собственные песни, чтобы призывать духов. Даниэль знал: она веселит лоа, и те приходят танцевать с ней. Он сам несколько раз помогал мадам Аделаиде с ритуалами, а она гадала для него на остатках травяного чая.
Не в привычках мадам Аделаиды рассказывать о Даниэле, но он всё равно встречал слишком много людей, которые, как Бен, считали, что колдовством можно решить любую проблему. А Даниэль-то точно проведет для них ритуал и вызовет лоа, надо всего лишь заплатить.
– Думаю, вам лучше обратиться к кому-то другому.
– Нет! – В голосе девушки послышалось отчаянье, она качнулась вперед, чтобы помешать Даниэлю закрыть дверь. – Я обратилась к мадам Аделаиде, и она сказала, что не сможет помочь. Только вы.
– А что нужно-то?
– Дело касается лоа… и моей бабушки. Проще показать. Это на окраине.
Даниэль нерешительно оглянулся на Мэтта, и тот махнул рукой:
– Мне на работу. Ключ от квартиры есть, закрою, когда буду уходить.
Кивнув, Даниэль повернулся к незнакомке:
– Ты на машине, пешком?
– Такси.
– У меня мотоцикл. Имеешь что-то против мотоциклов?
Он глянул на ее длинную юбку, но девушка задрала подбородок:
– Справлюсь.
Новый Орлеан душил жарой и влагой, ветерок иногда доносил аромат цветущих магнолий из Садового квартала. Солнце вовсю припекало, как Даниэль ни старался держаться в тени. Машин на дороге в субботу оказалось немного, так что добрались быстро.
Поставив мотоцикл, Даниэль прищурился, разглядывая домик с облупившейся краской. Вдоль дороги виднелось жилье соседей, в кустах копошилась курица, а с другой стороны виднелись деревья и наверняка болота. Аккомпанемент лягушек заглушал даже монотонный стрекот насекомых на одной ноте.
Вчерашний дождь высох, но под крышей в тени осталась небольшая лужица. Почти рядом с ржавым остовом машины с соседнего дома: ни стекла, ни внутренностей не было, а дверца стояла снятой и прислоненной.
Печальный блюзовый голос выводил на хрипящем приемнике песню: «Встретимся там, где поют цикады и прошлые мечты касаются затылка».
– Ты живешь здесь? – спросил Даниэль незнакомку.
Ее волосы совершенно растрепались, она покачала головой:
– В городе. Это дом моей бабушки, но я часто здесь бываю.
Она взбежала на крыльцо и перед двойной дверью с сеткой посмотрела на Даниэля, который не торопился. Он ощущал что-то странное в этом доме. Неуловимое. Подошел к стене, но спросил о самой девушке:
– Как тебя зовут?
– Шарлотта. Стоило сразу представиться… но я хотела, чтобы ты приехал как можно быстрее. Идем!
– Подожди.
Ладонь Даниэля легла на разогретые солнцем доски дома. Тут же он услышал неясные шепоты и ощутил множество лоа, которые принадлежали этому месту. Он отдернул руку.
– Никогда не видел ничего подобного, – пробормотал Даниэль. – Десятки лоа! Как тут можно жить?
Шарлотта спустилась на несколько ступенек, почти оказавшись на земле. Мимо нее с важным видом прошла курица.
– Это началось после смерти деда. Моей семье далеко до Эшей, но я раскладываю Таро, иногда развлекаю туристов на улицах. Бабушка с дедом умели кое-какие ритуалы, у них магазинчик. Когда дед умер, бабушка была у подруги в Александрии. После похорон я начала ощущать тут странное. Но сегодня…
Она тряхнула головой и решительно вошла в дом, Даниэлю оставалось последовать за ней.
Через окна с занавесками проникало достаточно света. Дом оказался удивительно уютным, полным старых вещей и с отслаивающимися под потолком обоями в цветочек. Видно, что всё здесь любили и о доме заботились – по мере сил, которых не всегда хватало.
Даниэль миновал короткий коридор, не стал заглядывать на кухню и мельком заметил лестницу. Вышел в гостиную, которая занимала почти весь первый этаж. Довольно захламленная, со старой мебелью и дверью во двор. Комод покрывала вязаная скатерть, над ним висели несколько распятий. У стены – софа с темным пятном на обивке.
Больше всего внимания привлекала старушка в аккуратном ситцевом платье.
Она сидела на полу в вычерченном мелом круге со знаками, в паре мест стертыми, наверняка Шарлотта там садилась. Она и сейчас устремилась к женщине:
– Бабушка! Ты меня слышишь?
Седые волосы распущены, глаза закрыты, дыхание спокойное и размеренное. Она не откликнулась, когда Шарлотта теребила ее за плечо. А на маленьком морщинистом лице не дрогнул ни единый мускул.
– Я нашла ее так! – с отчаянием сказала Шарлотта, не убирая руку с плеча бабушки. – Хотела вызвать врача, но эти знаки… и я почувствовала что-то. Позвала мадам Аделаиду. Она сказала, бабушку увели лоа. Но ей с таким не справиться.
Даниэль рассеянно кивнул. Если бы у него не было тесной связи с лоа, он бы и сам не ручался, что смог что-то сделать. Даже сейчас не был уверен.
– Мне нужны масла, какие были у твоей бабки, и нож. И курица.
Шарлотта ушла за необходимым, а Даниэль внимательно осмотрел комнату. Отмахнулся от лоа, которые вились рядом. Подобрал мел и поправил стертые знаки, чтобы они работали. Круг был очерчен вокруг софы, Даниэль узнал веве Геде – знак лоа смерти.
Отойдя к комоду и распятиям на стене, Даниэль приблизил ладонь к обоям, но не стал касаться. Лоа умели вселяться в предметы, растения, животных. В дома тоже. Но это был бы один дух, а тут теснилось множество! Как будто их призывали, привязывали, но бездумно, преследуя на самом деле иную цель.
Лоа впитались в стены дома, теснились, будто мухи на липкой ленте.
Даниэль глубоко вздохнул. Его взгляд блуждал по развешанным распятиям, а сознание уже настраивалось на работу с духами. Что-то вроде транса, в такой входили все колдуны, чтобы связаться с лоа, но Даниэль мог сделать это сразу.
Ему нужно пройти по обряду, который создала бабушка Шарлотты. Понять его – и распутать.
Шарлотта вернулась, зажав под мышкой пеструю курицу. В руках она держала мел и шкатулку:
– Всё, что нашла.
Даниэль не торопился брать. Он стоял, внимательно смотря на девушку, и она казалась растерянной под его взглядом. Мэтт рассказывал, что в такие моменты Даниэль становится почти пугающим для тех, кто его не знал, – слишком отстраненным.
Он уже ощущал своих лоа. Они ластились к рукам, как оставленный надолго пёс, радовались возвращению хозяина.
Шарлотта стояла, и у нее за спиной возвышалась стена из ее святынь – темных распятий. Даниэль чувствовал аромат яблок и вина, запретный плод и причастие одновременно.
Даниэль открыл старую шкатулку из темного дерева и пробежал пальцами по стеклу пузырьков, подписанных аккуратным почерком. Одного масла не хватало, и Даниэль не сомневался, что флакон где-то рядом с бабушкой Шарлотты.
Ему не требовалось общаться с мертвыми. Он выбрал «Масло подчинения». Открыл, вылил несколько капель на ладони и тщательно растер. Оставил пузырек на комоде под крестами, подошел к неподвижной старушке.
– Как ее зовут? Твою бабушку.
– Агата Дюро.
– А деда?
– Джордж Дюро.
– Он умер здесь.
Шарлотта кивнула:
– Один, сердце остановилось. Бабушка уезжала к подруге и вернулась через пару дней. Он просидел на диване всё это время, прежде чем она нашла его.
Взгляд Даниэля зацепился за выцветшую софу с уродливым пятном посередине. Понятно, почему Агата хотела связаться с мертвым мужем именно тут. Этот диван впитал части его тела.
Даниэль нашел спички и зажег оплывшие свечи. Он ощущал восторг лоа, они любили колдовство. А его собственное сердце уже начинало биться в чуть ином ритме, хотя пока Даниэль ничего не слышал.
– Hic et nunc[2], – тихо сказал он.
Лоа замерли в предвкушении. Даниэль чаще всего приказывал им на латыни, когда-то в семинарии это казалось забавным и отдавало юношеским выпендрежем. А потом Даниэль привык.
Он взял из рук Шарлотты птицу, которая встрепенулась, но не пыталась вырваться. Перехватил поудобнее нож.
– Ш-ш-ш, – Даниэль погладил курицу по голове, успокаивая, прежде чем перерезать ей горло.
Быстро сделал разрез, перевернув вниз головой трепыхнувшуюся птицу. Кровь брызнула в первый момент, а потом начала стекать. Даниэль опустил тушку и нож на пол, предлагая лоа жертву.
При обычном ритуале общения с мертвыми подобное не понадобилось бы, но сейчас воздух был почти плотным от лоа, они стекали по стенам, скрадывали всё, так что вернуть Агату Дюро стало невозможным без по-настоящему сильных ритуалов.
Только на крови.
Лоа прильнули к курице, возрадовались ей. В голове Даниэля зазвучали барабаны: древние ритмы, под которые еще его предки возносили жертвы, стремясь создать связь с лоа. Его семья явно в этом преуспела.
Лоа танцевали вокруг. Сердце Даниэля билось вместе с барабанами, которые он слышал. Комната исчезла, растворилась в мареве и шепоте лоа.
Встретимся там, где поют цикады и прошлые мечты касаются затылка.
Встретимся там, где бьют древние барабаны и лоа приникают к жертвенной крови, лакая ее невидимыми языками.
Даниэль не был уверен, это его собственные слова или шепоты лоа – возможно, отголоски человека, который умер здесь. Его призывы, его надежды, его мечты. Те, что сильнее смерти.
Лоа вились в такт барабанам, но их слишком много. Они такие плотные, что почти лишали дыхания. Зато можно было понять, что произошло: Даниэль ощущал запах скорби, чувство вины и горечь потери оседали на языке. Агата хотела связаться с мужем – но у нее не вышло. Она случайно призывала лоа, и те оставались в доме.
Пока их не стало слишком много.
Пока они не увели ее собственную душу в путешествие.
Они не могли ее вернуть.
А она не знала дорогу обратно.
Жертвы не хватало. Силы не хватало. Марево лоа оказалось слишком плотным.
Барабаны бились в висках, Даниэль дышал неглубоко, поверхностно, грудную клетку будто сжимали. Он сам не понял, как осел на пол. Он мог всё прекратить прямо сейчас, но тогда бы не вернул Агату в ее тело.
Поэтому Даниэль снял с пояса собственный нож с костяной рукояткой. Таскал его с собой, искренне веря, что нет ничего надежнее ножа. Первый подарила ему тётка, когда Даниэлю исполнилось лет семь.
Он коснулся лезвием внутренней стороны руки, чуть повыше запястья. Небольшой разрез, выпустить немного крови, а не истечь ею.
Одна из самых сладких жертв – его собственную кровь лоа особенно любили.
Они взвились, барабаны почти оглушали. На этот раз все лоа дома приняли жертву, они затрепетали вокруг него, и Даниэль ощутил среди них душу Агаты.
Он поднялся, стоя перед лоа. Развел руки в стороны.
Он приказывал лоа уйти. Вернуть душу Агаты в тело и покинуть дом. Даниэль больше не просил. Он приказывал, и латинские слова срывались с его губ.
«Слушайте, что я говорю. Повинуйтесь мне».
– Ego sum Deus tuus[3], – сказал Даниэль, улыбаясь уголками губ.
Лоа исчезли, отхлынули, будто волна. Его собственные продолжали касаться крови, но все те, которые прилипли к дому, исчезли, ушли, оставили это место. Агата на полу охнула, закашлялась. К ней тут же кинулась Шарлотта, помогая: ноги старушки наверняка затекли от долгого сидения.
Даниэля пошатывало от слабости – после ритуалов он всегда чувствовал себя измотанным.
– Тут есть душ?
– Да, наверху. Твоя рука…
– Принеси, чем можно перевязать.
Напор воды оказался слабым, но Даниэль порадовался хотя бы такому. Ему хотелось смыть ощущения чужих видений и липких ладошек лоа – пусть у них и нет рук как таковых. Его собственные духи затихли, хотя не исчезали насовсем. Они пропитывали сам мир. Возможно, сам мир состоял из них.
Смыв с себя остатки колдовства и выйдя из душа, Даниэль нашел на заправленной кровати аптечку и быстро перевязал руку, благо кровь давно остановилась. Комната была небольшой, очень аккуратной, наверняка спальня. Голова кружилась, тело охватывала слабость, но в каком-то смысле даже приятная. Какая бывает после хорошо выполненной работы.
Даниэль зевнул: садиться за руль точно не стоит. Этот ритуал и лоа были слишком сильными.
Он подумал, что можно позвонить Мэтту… но не был уверен, что брат обрадуется. К тому же он работал. Стоит вызвать такси.
Впусти меня, и никогда не будешь одинок.
Даниэль вздрогнул, очнувшись, когда понял, что задремал. Он потер глаза, не понимая, откуда взялся этот шепот. Он преследовал его недавно, исходил от какого-то лоа, но раньше подобного не происходило.
Он слишком устал.
Отложив аптечку на столик, Даниэль улегся на кровать и тут же провалился в сон.
Он проснулся под вечер.
В комнате царил сумрак, за окном снова припустил дождь, скрадывая ощущения времени и пространства. У Даниэля ушло несколько секунд, чтобы вспомнить, где он. На стене негромко тикали часы, показывая, что проспал он почти целый день.
Рука под повязкой не болела, а вот спина затекла от непривычной постели. Даниэль осмотрелся, но мебель в незнакомой комнате походила на массивные темные глыбы, хотя не вселяла ощущения чего-то мрачного.
Деревянная лестница поскрипывала под ногами, пока Даниэль спускался под шипящие звуки джаза с кухни – похоже, играл допотопный приемник. Он стоял на холодильнике, рядом с которым старушка Агата неторопливо нарезала овощи. Шарлотта сидела за столом и перетирала специи в маленькой ступке.
Они обе улыбнулись ему так искренне и открыто, что Даниэль даже растерялся. Тем более уснул в чужом доме. Потом, правда, вспомнил, что это из-за ритуала, в котором он помог Агате.
– Голоден? – спросила Шарлотта. – Есть гамбо.
За пряным густым супом Даниэль почувствовал себя живым. Шарлотта застенчиво сказала, что они не хотели его будить, и посмотрела на бабушку. Агата кивнула:
– Ты пожертвовал не только кровь, но и свою энергию. Другие не смогли бы совладать с этими лоа, а тебе понадобился лишь ритуал.
– У меня… высокоскоростной интернет, но с посекундной тарификацией. Выматывает больше обычного.
– Ты их видишь? Лоа.
– Чувствую. Но не мертвецов, духов. Дар призраков достался моему брату, а вот с лоа он не очень ладит.
Даниэль догадывался, о чем хотела спросить Агата: был ли рядом дух ее покойного мужа? Остался ли он где-то здесь или исчез насовсем? Даниэль, правда, полагал, что дело не в том, ушел ли дух, а смогла ли отпустить его Агата. Или он будет ждать где-то рядом, когда она к нему присоединится: для призраков время не имеет значения.
– Спасибо, Даниэль Эш, – сказала Агата так искренне, что Даниэль смутился. – Без тебя мой дух потерялся бы, а тело умерло.
– Не пытайся больше.
– Да, ты прав. Моего дара недостаточно, поэтому и вышло совсем не то, что я хотела.
Она покачала головой и вернулась к нарезке овощей. Даниэль взял со стола и покрутил в руках звездочку аниса. Сами собой вспомнились слова прабабки, которая утверждала, что анис – цветы дьявола.
Даниэль почти не помнил Корделию Катерину Эш, в его памяти осталась морщинистая кожа, касавшаяся его детской щеки в поцелуе. Будто пергаментом проводили. И тонкие высохшие руки, которые вряд ли часто вертели звездочки аниса. Зато отлично отрезали куриные головы.
Такой прабабка и запомнилась – с кровью на морщинистых ладонях и словами о дьяволе.
Раскрошив меж пальцев звездочку аниса, Даниэль почувствовал его запах. Интересно, так пахнет дьявол?
– Моя прабабка ненавидела анис, – сказал он.
Агата хмыкнула:
– Корделия Эш? Ты помнишь ее?
– Не особо. Мне было пять лет, когда она умерла.
– Она была очень известна в определенных кругах. Во времена моей молодости ею пугали и рассказывали, будто она призвала и связала сильного лоа, который должен защищать ее семью.
Даниэль пожал плечами:
– Если это так, я не видел этого лоа. А духам довольно сложно от меня скрыться.
– Но ты не глава семьи. Не преемник главных колдовских тайн. Может, и к лучшему. Сделки с дьяволом никогда не заканчиваются хорошим.
Даниэль снова посмотрел на звездочку аниса и подумал: видит ли какого-то особого лоа дед Бернард? Он сейчас глава семьи. И у него такой же дар, как у Даниэля. Правда, он не расскажет, даже если эти слухи правдивы, – конечно же, Даниэль слышал их раньше и точно спрашивал. Дед неизменно хмыкал и заявлял, что у Эшей много тайн, которые покоятся во мраке и в земле, и не все из них стоит раскапывать.
– Вы ведь многих знаете? – спросил Даниэль. – Тех, кто может проводить ритуалы.
– Почти всех.
– Я хочу знать, кто позавчера вечером проводил ритуал на Марселевом перекрестке.
– Наведу справки. Либо мадам Аделаида знает, либо знает того, кто в курсе. Это самое меньшее, чем я могу тебе отплатить. А Шарлотта, если захочешь, сможет разложить тебе карты Таро или заглянуть в кристаллы.
– Пока я бы предпочел традиционные методы.
Агата кивнула и ловко начала стучать ножом по доске с перцем.
– Скоро будет готова джамбалайя, тебе лучше плотно поесть, чтобы восстановить силы. И твой телефон звонил несколько раз.
Даниэль кивнул. Выезжать в дождь всё равно было ужасной идеей, да и возвращаться в квартиру не хотелось. Стоит проверить, кто ему звонил, но пока всё шло не так уж плохо.
3. Плавающие гробы
– Вы видели плавающие гробы?
Мэтт поднял голову и взглянул на посетительницу магазина. Она стояла перед прилавком, сжимая в руках несколько книг, которые выбрала на полках, но смотрела на Мэтта с таким воодушевлением, будто спрашивала о скидках на распродаже.
– А вам так хочется гроб? – поинтересовался Мэтт.
Женщина словно смутилась, но, скорее всего, не поняла, о чем он. Похоже, решила, что лучше вести себя как начала.
– Это же так интересно! Говорят, из-за сильных дождей размыло землю на кладбище и по улицам плавают гробы.
Мэтт присмотрелся к книгам в руках женщины: какие-то альбомы по истории Нового Орлеана. Видимо, туристка. Вообще-то книжный стоял в стороне от популярных городских достопримечательностей, но иногда даже сюда доходили приезжие. Чаще измотанные жарой, но порой и восторженные, как эта.
– На наших кладбищах хоронят в склепах над землей. Нечему всплывать.
Мэтт протянул руку, и женщина посмотрела на него недоуменно. Потом спохватилась и подала книги.
– Значит, это всё слухи? Никаких плавающих гробов?
– В полночь на перекрестке может и проплыть.
Женщина молчала, кажется, не понимая, шутит Мэтт или говорит всерьез. Он и сам не был уверен, поэтому молча оформил покупки. Пока женщина прикладывала кредитку, чтобы расплатиться, Мэтт заметил краем глаза, как еще одна покупательница, старушка в выцветшем платье, тянется к домику, красовавшемуся в витрине.
– Эй, аккуратно, это нельзя трогать!
Туристка посмотрела на Мэтта, потом на старушку и больше не произнесла ни слова, пока Мэтт убирал книги в пакет. Протянув их, он решил всё-таки проявить немного вежливости – и черного юмора, пусть потом рассказывает дома, какие чудаки в Новом Орлеане.
– Удачи с гробами!
Туристка вытаращила глаза, схватила пакет и буквально выскочила из магазина. Мэтт не мог сказать, что сожалел, но признавал, что последняя фраза звучала слишком.
Время приближалось к перерыву, поэтому Мэтт повернулся к старушке, чтобы узнать, чем ей помочь… но ее не было. Пустое место и нетронутый домик на витрине.
Мэтт вздохнул. Теперь понятно, почему туристка так перепугалась. Она-то призрака не видела.
Закрыв магазин, Мэтт перешел с улицы с английским названием на улицу с французским – ему нравился этот контраст. Новый Орлеан родился портом, в котором смешивались культуры, а места так и вообще получали имена в зависимости от того, чей флаг реял над городской ратушей.
Мэтт мысленно усмехнулся, перебежав на другую сторону улицы. Так выражалась бабушка: не «люди называли», а места «получали имя». Коренная ирландка, она любила рассказывать истории внукам и оставалась упрямой и непреклонной до самой смерти. Учитывая стальной характер деда Бернарда, Мэтт не понимал, как они уживались.
Отец однажды сказал, что просто любили друг друга.
Имя Даниэлю выбирал сам Бернард, придерживаясь старой семейной традиции: первенца должны звать на французский манер, чтобы подчеркнуть древние корни. А вот для Мэтта они долго не могли определиться с именем – до самого рождения. Тогда Даниэль заявил:
– Это Мэтт.
Все согласились. А бабушка ворчала, что предпочла бы что-то более ирландское, но не смела возражать тому, что «пришло», – по крайней мере, так говорили в семье. Зато предания родной земли она потом рассказывала Мэтту вечерами. Может, именно поэтому он любил книги.
На обед Мэтт предпочитал не уходить, но с утра позвонила Хэйзел и настойчиво попросила о встрече. Зная ее, она могла как расстаться с очередным партнером и торопиться пожаловаться, так и купить на аукционе редкое издание «Алисы в Стране чудес».
На улице – на этот раз авеню с испанским названием, и такая страница была в истории Нового Орлеана – располагалось аж несколько заведений, на любой вкус. Традиционная каджунская кухня, средиземноморская, испанская и мексиканская. Причем последние два ресторана агрессивно смотрели друг другу в окна. Хэйзел заявляла, что всё это для туристов, и назначала встречи, когда они обедали вместе, в небольшом баре «Дом на Байу».
Не поднимая головы, Мэтт нырнул в помещение, где вовсю работал кондиционер. Местом владел креол, который часто сам стоял у стойки, с удовольствием болтая. Мэтт брал обычный стейк с картошкой, попросил его и сегодня, сразу сделав заказ для Хэйзел.
Уселся в дальний угол, попробовал пиво и покосился на голову аллигатора, взиравшую стеклянными глазами со стены над баром.
По крайней мере, чучело точно настоящее. А вот по поводу людей Мэтт не мог быть уверен. Та старушка в магазине немного выбила из колеи. Кто знает, вдруг эта семейная пара с ребенком, которые едят вафли, на самом деле вдвоем, а маленькая девочка всего лишь призрак? Или вот тот мужчина, который сидит в одиночестве, не поднимая голову от тарелки и с увлечением поедая обед.
Иногда призраки стоят и таращатся. Но чаще пытаются делать то же, что и при жизни.
Мэтт выругался, про себя и очень витиевато. Он ненавидел это ощущение, когда не мог отделить живых людей от мертвецов. Обычно у него неплохо выходило. Хотя в последнее время он предпочитал хлестать литрами травяной чай, который притуплял это виденье. Но у Даниэля чая не было, сегодня Мэтт его не пил… может, из-за долгого игнорирования призраков восприятие усилилось.
Проклятье!
– О, ты что такой недовольный?
Мэтт настолько увлекся размышлениями о мертвецах, что не заметил, как вошла Хэйзел и теперь встала у столика, уперев руки в бока.
Шорты не скрывали стройных ног, на майке кислотного цвета красовались по меньшей мере пяток разноцветных бус. Когда-то у Хэйзел была длинная коса, но сейчас она стригла волосы в неровное каре и выкрашивала в яркие цвета, сегодня – в бруснично-красный. Задрав на макушку солнечные очки, она рассматривала Мэтта.
– Я такой же, как всегда, – проворчал Мэтт.
– Ха! И правда. Чего это я.
Кинув на стул сумочку с бахромой, Хэйзел уселась, позванивая многочисленными браслетами, которые украшали ее руки чуть ли не до локтей.
Мэтт и Хэйзел когда-то учились в одной школе и вместе ходили на занятия к мисс Браун в художественный класс. Мэтту нравилось рисовать тушью или ощущать в пальцах уголек. Он не воспринимал рисование серьезно, но оно помогало очистить голову, – к тому же, когда смотришь на лист бумаги, точно не увидишь призрака.
Хэйзел интересовалась куда больше. После школы она поступила в колледж и стала иллюстрировать детские книжки, между делом успевая крутить романы. Их дружба с Мэттом оставалась чем-то устойчивым, что заземляло обоих.
По крайней мере, так хотелось думать Мэтту.
Когда Хэйзел принесли кофе, она втянула латте через трубочку, но в тот же момент ткнула в Мэтта пальцем:
– А это откуда? С кем успел поцапаться?
Мэтт невольно коснулся лба, на котором пластырь надежно скрывал рану. Принесли еду, на несколько мгновений лишив необходимости отвечать, но на самом деле Мэтт очень хотел рассказать. Всё ведь отчасти вина Хэйзел.
– А кто послал меня к Пайпер? – Мэтт постарался вложить в голос весь скопившийся яд. – Не хотела возвращать вещи своей подружке и послала меня!
– Ты же согласился, – парировала Хэйзел. – А у меня слишком плохие воспоминания! Я бы этой девчонке глаза выцарапала. Она мне изменяла!
– Да-да, и ты порвала с ней. А меня послала вернуть вещи.
– Попросила. По-дружески.
Хэйзел часто меняла партнеров. Обычно это были мужчины, иногда женщины. Мэтт знал их по рассказам, но с Пайпер виделся, она училась в той же школе.
Хэйзел невозмутимо накалывала на вилку кусочки мяса из рагу, а Мэтт чувствовал всё большее раздражение. Он не торопился приступать к стейку. Вместо этого наклонился к Хэйзел, и плохо скрываемое негодование так и сочилось из его слов:
– И ты не предупреждала, что там будет Себастьян.
– А-а-а, ее братец-гондон.
– Он меня и разукрасил. Хотя сначала я ему хорошенько врезал.
Хэйзел кивнула и указала вилкой на руку Мэтта:
– Полностью поддерживаю твои действия. А теперь, будь добр, используй нож по назначению.
– Ты знала, что Себастьян там будет.
– Ну… подозревала. Но не стала говорить. Я же не была уверена на сто процентов!
Внутри Мэтта клокотала ярость, хотелось что-нибудь разбить, и он заставил себя остановиться, несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть. И приняться наконец за несчастное мясо, скрежеща по тарелке так, будто собирался и ее разрезать.
Спокойствие не было сильной стороной Мэтта. То есть он хотел бы быть невозмутимым, но находилось слишком много вещей, которые его… трогали. Да и рассудительностью Мэтт не отличался.
По крайней мере, его давно не задерживала полиция. Он работал над собой!
Мать говорила, что в Мэтте проявилась ирландская кровь. У нее при этих словах отчетливо звучало неодобрение: набожная католичка Мэри не понимала всех «безумств», как она называла. Отец посмеивался, он вроде бы по молодости тоже не был паинькой.
Даниэль не высказывался неодобрительно о поступках брата, а Мэтт немного завидовал его умению держать себя в руках. Но на всю жизнь запомнил, как бабушка однажды сказала, что Дану попросту пришлось таким быть из-за лоа. Чтобы не ослаблять контроль.
– А иначе что? – с вызовом спросил тогда Мэтт. Он видел, как лоа выполняли поручения Дана, приносили ему мелкие вещи, подслушивали.
– Лоа сведут с ума.
С призраками хотя бы можно не обращать на них внимания. Им глубоко плевать как на спокойствие Мэтта, так и на его силу воли.
Принесли новый кофе для Хэйзел и еще пиво для Мэтта.
– Это гри-гри? – спросила Хэйзел, кивая на амулет на груди Мэтта и явно желая перевести тему. – Не видела, чтобы ты их носил.
Мэтт пожал плечами.
– Что в нем? – не унималась Хэйзел. – Крысиный хвостик, немного могильной земли, человеческий позвонок?
– Точно ничего человеческого. Я такое не терплю.
Хэйзел знала и о семье Мэтта, и о его даре. Она принимала это как само собой разумеющееся, может, именно поэтому Мэтт и дружил с ней столько лет. Человеческие кости он терпеть не мог, к ним слишком часто цеплялись ошметки призраков.
Даниэль об этом знал, так что, скорее всего, сделал колдовской мешочек на защиту из земли и животных. Судя по запаху, наверняка еще из трав, хотя это больше по части Мэтта.
Когда вчера Даниэль вручил ему гри-гри между поеданием кусков пиццы, Мэтт даже растерялся. Видимо, к своим плохим предчувствиям Даниэль относился максимально внимательно.
Убрав мешочек под футболку, Мэтт повторил:
– Травы, земля… ничего особенного. Гри-гри сделал мой брат.
– О нем-то я и хотела поговорить.
– О Даниэле? – искренне удивился Мэтт. Конечно, Хэйзел с ним знакома, но они толком не общались.
– Точнее, об истории, в которую он влип. Ты же знаешь, что мой кузен Уилл работает в полиции?
– Да, помню. Патрульным?
– Он любопытный и в курсе всего. А я люблю слушать его истории! Сейчас всё отделение взбудоражено трупом Бенджамина Тайлера.
Мэтт удивился, но попытался не показывать, как навострил уши. Вот, может же казаться спокойным, когда надо. Хэйзел, правда, и не обращала внимания. Она взмахнула рукой, отчего звякнули многочисленные браслеты:
– Конечно, всё смыло дождем, но криминалисты уверены, его убили на Марселевом перекрестке, а потом оттащили труп к болоту. И не просто убили. Там проводили ритуал.
