– Я… – начал было Се Лянь, но не договорил.
Он почувствовал, как Хуа Чэн чуть надавил, и от ноги по всему телу распространилась режущая боль, отчего принц невольно поёжился.
Демон действовал предельно осторожно, а Се Лянь был привычен к боли. Он хотел сдержаться, но почему-то перед Хуа Чэном ему не удавалось скрывать свои эмоции – возможно, дело было в тех словах… Почувствовав, как сжался Се Лянь, Хуа Чэн покрепче ухватил его лодыжку и тихо сказал:
– Всё хорошо. Сейчас это закончится. Не бойся.
Принц покачал головой. Хуа Чэн ещё осторожнее взялся за его ногу, сделал несколько быстрых движений, а когда поднял руку, меж пальцев оказалась зажата тонкая игла.
– Готово, – сказал он. – Теперь порядок.
Се Лянь присмотрелся: игла отливала зловещим блеском. Хуа Чэн чуть сдавил её, и она с хрустом превратилась в облачко чёрного дыма, который рассеялся в воздухе. Увидев это, Се Лянь на время позабыл о других переживаниях и сказал, нахмурившись:
– Сколько же тут ненависти. Разве может душа младенца обладать такой мощью?
Хуа Чэн поднялся с колен.
– Да. Уверен, это не просто неупокоенный дух.
В этот момент вошёл слуга в маске. Он почтительно склонил голову и двумя руками протянул Хуа Чэну керамический сосуд. Се Лянь непроизвольно бросил взгляд на запястья мужчины, ожидая увидеть проклятую кангу, однако на этот раз они были скрыты рукавами одежд. Хуа Чэн поднял сосуд на уровень глаз и внимательно осмотрел, а затем обернулся и передал сидящему на нефритовой кушетке Се Ляню. Не успел принц взять его, как услышал глухой детский плач и такие звуки, будто внутри что-то отчаянно бьётся о стенки – того и гляди вырвется наружу. Это заставило принца ещё больше насторожиться.
Он аккуратно принял сосуд и отогнул край печати – самую малость, чтобы можно было заглянуть под неё. От увиденного по спине Се Ляня пробежал холодок.
Внутри лежало нечто, напоминающее человеческий зародыш, – комок искажённой плоти, у которого едва-едва обозначились ручки и ножки, а головку окутывало тёмное облако.
Се Лянь тут же захлопнул крышку.
– Так вот оно какое… – протянул он.
Принц слышал о подобном: у беременной на небольшом сроке заживо вырезали плод и превращали в демона, чтобы использовать в своих целях – натравливать на врагов, защищать себя либо приносить в дом удачу. Судя по всему, жертвой такого злодеяния стала последовательница Се Ляня – иначе зачем хранить его амулет в вещах нерождённого ребёнка?
После короткой паузы принц сказал:
– Саньлан, духа поймал ты, поэтому я должен спросить: можно мне взять его с собой, чтобы во всём разобраться? Дело в том, что это уже вторая наша встреча – в первый раз я наткнулся на него на горе Юйцзюньшань. Не знаю, совпадение это или здесь кроется что-то большее…
– Забирай, если хочешь. Ты поймал бы его и без моей помощи.
– Пожалуй, – улыбнулся Се Лянь. – Но твои методы куда эффективнее.
Он сказал это просто так, не подумав, однако демон вдруг заинтересовался:
– Да? А до моего появления ты как собирался его изловить? Позволил бы залезть в тебя, а потом проглотил меч?
Се Лянь смутился и не ответил: догадка попала прямо в цель.
Хотя Хуа Чэн не выказывал недовольства напрямую, принц всё же почувствовал, что тот сердится. Интуиция подсказывала ему: если он признается, что таков и был план, Хуа Чэн разозлится ещё сильнее. Пока он размышлял, как лучше ответить, желудок его вдруг жалобно сжался, и Се Лянь непроизвольно выпалил:
– Ох, как я проголодался.
Он вспомнил недавние события и залился краской. Теперь ему стыдно было даже поднять глаза на Хуа Чэна: боялся увидеть выражение его лица. Оставалось лишь честно пояснить:
– На этот раз правда проголодался…
После долгой паузы Хуа Чэн фыркнул и рассмеялся.
Принц почувствовал, как тучи, что только что сгущались над головой, рассеиваются.
– Ну ладно, – вздохнул с улыбкой Хуа Чэн и кивнул.
Сначала хозяин хотел устроить пиршество во Дворце невероятного наслаждения, но Се Лянь, едва услышав об этом, сразу понял, что затевается нечто страшно торжественное, и поспешно предложил выйти погулять и заодно поесть где-нибудь без лишних церемоний. Князь демонов согласился.
Во дворце было очень тепло, их одежда быстро просохла. Но женское платье Се Ляня уж слишком бросалось в глаза, поэтому он попросил что-нибудь на замену и переоделся в чистый белый наряд.
Даже на значительном расстоянии от дворца слышались беспрестанные стенания духа ребёнка: он упорно продолжал звать матушку, ни на минуту не замолкая. На счастье, в Призрачном городе отовсюду звучали жуткие вопли и зловещие завывания, и голосок потонул в них, слившись с общим фоном.
На улице, как обычно, было шумно и суматошно, по обеим сторонам стояли лотки с разными местными закусками. Призраки ничуть не изменились, но изменилось их отношение к Се Ляню по сравнению с его прошлым визитом, ведь рядом с ним плечом к плечу шёл сам Хуа Чэн. Хозяева лавок, нелюди престранной наружности, встречали их с улыбками, наперебой приветствовали и сгибались в бесконечных поклонах. «Прямо лиса перед тигром», – невольно подумал принц.
Однако куда больше внимания привлекал сам Се Лянь – сотни и тысячи горящих любопытством глаз рассматривали его, стараясь понять, кто сопровождает князя демонов. Из-за этого принц начал сомневаться, не совершил ли он ошибку, предложив выбраться в город. А вот Хуа Чэн в этом бурлящем потоке различной нечисти, под взглядами толпы, чувствовал себя вполне свободно.
– Чего изволишь? – спросил он.
Се Лянь как раз заметил лоток, с которого подавали еду чуть менее странную, чем в других заведениях. Желая побыстрее покончить с прогулкой, он сказал:
– Может, это?
– Нет, это не подходит, – покачал головой Хуа Чэн.
– Почему?
Вместо ответа Хуа Чэн показал ему на продавца. Тот, увидев, что они остановились возле его лотка, уже в восторге потирал руки, будто давно ждал высочайшего визита. От волнения хозяин бросился усердно намывать столы и скамейки, только вот вместо тряпки воспользовался… своим длинным широким языком.
Он определённо старался – облизанные чашки и плошки сияли как новенькие, на них блестели, переливаясь, капельки слюны, но Се Ляню уже расхотелось здесь есть. Пройдя ещё несколько шагов, он обратил внимание на другое заведение – на вид вполне опрятное. Вывеска у входа гласила: «Наваристый бульон из домашних курочек. Готовим при вас, чистоту гарантируем». Принц остановился и предложил:
– Может, суп?
– Нет, сюда мы тоже не пойдём, – снова возразил Хуа Чэн.
– Что-то не так с посудой или с курицами? – опешил Се Лянь.
Хуа Чэн завёл его в лавку, отдёрнул занавеску и молча поманил Се Ляня. Тот с любопытством сунулся внутрь – и потерял дар речи. На кухне на огне стоял большой котёл, над ним поднимался пар, а в кипящей воде плескался здоровяк, у которого на голове рос красный петушиный гребень. Рядом стояли бадьи, наполненные солью, перцем, ароматными травами и другими специями. Какой-то посетитель из зала крикнул:
– Хозяин, слишком пресно!
Демон, не вылезая из котла, схватил щедрую горсть соли и стал усердно размазывать её по своим бокам, затем растёрся полотенцем, чтобы навар был погуще, и в завершение издал протяжное «кукареку».
Се Лянь опустил шторку и, не говоря ни слова, удалился.
Обойдя все местные заведения, они наконец нашли лавочку с вывеской «Настоящие блюда мира смертных». И хотя Се Ляню это обещание показалось несколько подозрительным – насколько он знал, обычные повара редко готовят мясо огромных мифических зверей, которых сложно поймать, – в целом трактир выглядел самым нормальным из увиденных.
Стоило им присесть, как следовавшие за ними демоны окружили стол и принялись угодливо подносить различные закуски и наваливать на тарелки еду. У мясника с кабаньей головой с плеча свисала белая человеческая нога; он звонко похлопал по ней и хрипло взревел:
– Господин! А вот не хотите ли свежую ножку? Только что товар получил!
Остальные сразу на него накинулись:
– Поди прочь! Разве станет друг городского главы кушать эдакую пакость? Он же не Зелёный Демон Ци Жун. Отрежешь от себя ляжку – вот тогда, может, подумает!
– Фу, от неё кровищей несёт! Убери, пока ему дурно не стало!
Тут кабан действительно задрал одно из своих копытец:
– Ежели дорогие гости не побрезгуют, мне не жалко! Подумаешь, ляжка! Рубите! Поверьте, мясцо у меня что надо!
Хуа Чэн не обращал на демонов внимания, поэтому они обрушили всё своё гостеприимство на его спутника. Се Лянь опустил глаза и хлюпал кашей, стараясь не реагировать. Нелюди наперебой галдели:
– А вот наш местный деликатес, мозговая жидкость! Из отборной нечисти пятидесятилетней выдержки! Да вы понюхайте, какой аромат!
– Обратите внимание, отличная утиная кровь! Только что себе пустил.
– А у нас – настоящие могильные ягодки, собираем исключительно те, что на мертвецах растут, клиентов не обманываем…
Гора яств перед Се Лянем всё разрасталась. У него зарябило в глазах, и он не успевал отвечать демонам. Ему хотелось отблагодарить их за столь радушный приём, но на некоторые местные кушанья невозможно было спокойно смотреть. В этой суматохе принц краем глаза заметил, что Хуа Чэн сидит, подперев рукой щёку, и с улыбкой за ним наблюдает. Се Лянь оглянулся по сторонам, легонько кашлянул и прошептал:
– Саньлан…
– Не обращай на них внимания, гэгэ. Давно у нас не было гостей, вот и суетятся.
Кто-то громко возразил:
– Ну не скажите, хозяин! Мы далеко не всех так встречаем! Вы для нас как отец родной, а ваш гэгэ, получается… дядюшка.
– Да! Дядюшка пожаловал – вот мы и забегали на радостях!
Се Лянь не знал, плакать или смеяться. «Что ещё за чепуха?» – подумал он.
– Так, хватит чушь нести! – рявкнул Хуа Чэн. – Умолкните!
И толпа нечисти ответила стройным хором:
– Есть! Верно говорите, господин. Умолкаем. Никаких дядюшек!
Вдруг демоницы, которые всё это время хихикали в сторонке, обратились к принцу:
– Ой, не вы ли, случайно, тот даос, который сказал Лань Чан, что страдает бессилием?
Се Лянь чуть кашу не выплюнул, а другие демоны взорвались криками, словно узнали какой-то невероятный секрет:
– Ай, мамочки! Ну точно!
– Это он! Лань Чан всем разболтала!
Те, что посообразительнее, бросились затыкать рты горлопанам, но поздно: Хуа Чэн уже всё слышал. Се Лянь увидел, как он вздёрнул брови и с непонятным выражением лица уставился на принца, словно пытаясь разгадать, о чём речь. В тот раз Се Лянь использовал эту отговорку, когда к нему привязалась демоница. Тогда его тоже окружила насмехающаяся толпа, но ему удалось сохранить полную невозмутимость. Сейчас, когда перед ним сидел Хуа Чэн, это было решительно невыносимо. От смущения принцу хотелось сию секунду подавиться кашей и умереть на месте. Он выдавил из себя:
– Я…
Хуа Чэн терпеливо ждал. Но что тут сделаешь? Не начнёшь же с серьёзным лицом оправдываться и похваляться своей мужской силой? Принцу только и оставалось сказать:
– Я наелся.
Он действительно наелся. Поспешно встав из-за стола, Се Лянь вышел из трактира. Толпа демонов устремилась следом, протягивая с заботой приготовленные лакомства. Они вопили не умолкая:
– Господин, господин! Вы доедать-то будете?
Хуа Чэн тоже побежал за ним, на ходу обернулся на демонов и крикнул:
– Прочь!
Те послушно бросились врассыпную. Се Лянь не сбавлял шага, пока не удостоверился, что нелюди от него отстали, лишь после этого замедлился и дождался Хуа Чэна. Тот вскоре нагнал его, подошёл, заложив руки за спину, и с серьёзным видом сказал:
– Гэгэ, я и не знал, что у тебя такие проблемы.
– Вовсе нет! – заспорил Се Лянь. И добавил беспомощно: – Саньлан…
– Хорошо, – кивнул Хуа Чэн. – Я понял. Не будем об этом.
Се Ляня не обманула его притворная сговорчивость.
– Ты такой неискренний!.. – вздохнул принц.
– Клянусь тебе, ни на земле, ни на Небесах ты не найдёшь никого более искреннего, чем я! – улыбнулся Хуа Чэн.
Вот это уже больше походило на их обычные беседы, и Се Лянь тоже улыбнулся.
Помолчав немного, он серьёзно спросил:
– Саньлан, ты знаешь, где находится храм Тысячи Фонарей?
На самом деле в душе принц уже знал ответ на этот вопрос. Однако Хуа Чэн отреагировал неожиданно:
– Прости, – после недолгой паузы сказал он.
– За что? – не понял Се Лянь.
Он предполагал, что, если храм Тысячи Фонарей в действительности существует, князь демонов обязательно как-то с ним связан. Только за что тут извиняться? Но тот больше ничего не добавил – лишь жестом показал Се Ляню следовать за ним, и принц повиновался. Некоторое время они шли вперёд, потом свернули. Внезапно тьма рассеялась, и глазам Се Ляня предстал переливающийся блеском храм. На мгновение у него даже перехватило дыхание.
Улицы Призрачного города, окружавшие их со всех сторон, сливались в чёрно-красное марево, а храм, величественный, утопающий в свете тысяч фонарей, на их фоне казался дивным видением.
Подобный небесной обители, сплетённый из искр и сияния, он тем не менее стоял здесь, среди распутных демонов и разномастной нечисти. Одного взгляда было достаточно, чтобы навсегда запечатлеть его в памяти.
Долгое время Се Лянь молчал и наконец выдавил из себя:
– Это…
Они стояли перед этим величественным зданием и смотрели на него снизу вверх. Хуа Чэн, не поворачивая головы, сказал:
– Несколько дней назад отмечали Праздник середины осени. Я знал, что небожители будут опять играть в свои нелепые игры, и построил для тебя храм. Чтобы ты не скучал на пиру, а немного развлёкся.
Ничего себе развлечение: чтобы поднять Се Ляню настроение, построил целое святилище и запустил в небеса три тысячи неугасимых фонарей!
Князь демонов опустил взгляд, одёрнул рукава и добавил:
– Вообще-то, я не хотел, чтобы ты об этом узнал. Это была моя прихоть, поэтому я построил храм в Призрачном городе, посреди царящего здесь хаоса. Надеюсь, ты не держишь обиды…
Се Лянь поспешно замотал головой. Оказывается, Хуа Чэн не говорил о подарке, потому что боялся не угодить ему. Принц растерялся, не зная, что ответить: рассыпа́ться в благодарностях было поздновато. Он постарался успокоиться, сделал глубокий вдох и снова устремил восторженный взор на храм. Затем повернулся к Хуа Чэну и спросил:
– Столь искусная работа требует времени. Разве можно возвести его за несколько дней? Саньлан, признайся, ты построил его куда раньше?
– Ну конечно, – улыбнулся Хуа Чэн. – Ты верно подметил, гэгэ: храм стоит здесь давно. Только я никак не мог решить, что с ним делать. Спрятал до поры и никого сюда не пускал. Спасибо, ведь благодаря тебе я наконец нашёл ему применение и он смог увидеть свет.
Се Лянь выдохнул с облегчением: выходит, святилище возвели не в его честь, а просто так совпало. Если бы Хуа Чэн специально ради него расстарался, принц смутился бы куда сильнее.
И хотя Се Ляню было ужасно любопытно, зачем князю демонов понадобилось сооружение, столь резко выделяющееся среди других построек Призрачного города, он сдержался и не стал задавать лишних вопросов. Дурная привычка – вдруг ляпнешь чего не следует…
– Зайдём внутрь? – предложил Хуа Чэн.
– Конечно, – радостно откликнулся принц.
Плечом к плечу они миновали ворота, медленно ступая по нефритовым плитам. Се Лянь осмотрелся: в храме, светлом и просторном, не было ни божественных изваяний, ни футонов для молитвы.
– Отделку заканчивали впопыхах, многое не успели, – пояснил Хуа Чэн. – Не суди строго, гэгэ.
– Что ты! Мне очень-очень нравится. Хорошо, что нет ни статуй, ни футонов, лучше бы так и оставить. Только почему не повесили табличку на входе?
Он не хотел придираться – просто кое-где в храме, на каменных плитах, расписанных травами и цветами, угадывались аккуратно вырезанные иероглифы «храм Тысячи Фонарей». Так почему не было таблички? Не могли же о ней забыть второпях.
– Ничего не поделаешь, – улыбнулся Хуа Чэн. – Здесь не нашлось того, кто бы владел каллиграфией. Ты сам видел местных: большинство из них едва ли умеет читать. Может, у тебя есть кто на примете? Попрошу его подписать для тебя табличку. А ещё лучше – подпиши сам, и мы вместе повесим её над входом. Было бы славно.
С этими словами он показал на широкий нефритовый столик в большом зале. На нём были аккуратно разложены различные подношения и стоял треножник. Рядом расположились «четыре драгоценности кабинета учёного»: кисти, тушь, бумага и чернильный камень, – что делало атмосферу более утончённой. Они подошли к столику, и Се Лянь спросил:
– Саньлан, может, ты это сделаешь?
– Я? – Хуа Чэн округлил глаза, словно никак не ожидал такого предложения.
– Ну да.
– Ты правда хочешь, чтобы я подписал табличку?
Се Лянь начал о чём-то догадываться.
– Разве это сложно? – спросил он.
Хуа Чэн приподнял бровь:
– Вовсе нет, только… – Он замешкался, но, поняв, что Се Лянь так просто не отстанет, заложил руки за спину и сказал покорно: – Ну хорошо. Просто у меня плохой почерк.
Се Лянь удивился: он и представить не мог, чтобы безупречный Хуа Чэн хоть в чём-то оказался нехорош.
– Правда? – мягко улыбнулся принц. – Напиши что-нибудь, а я посмотрю.
– Уверен?
Се Лянь взял несколько листов бумаги, аккуратно расстелил их на нефритовой столешнице, разгладил привычным движением руки, потом выбрал подходящую, по его мнению, кисть из заячьей шерсти и протянул Хуа Чэну:
– Попробуй.
Видя, что всё уже приготовлено, Хуа Чэн не стал спорить:
– Ладно. Только пообещай не смеяться.
– Конечно, – кивнул Се Лянь.
Хуа Чэн взял кисть и с сосредоточенным видом принялся выводить иероглифы. Чем дольше Се Лянь наблюдал за его художествами, тем больше эмоций проступало на его лице.
Он изо всех сил старался не подавать виду, но безуспешно: Хуа Чэн выводил кистью на бумаге какие-то безумные каракули.
– Гэгэ! – шутливо предупредил он.
Се Лянь тут же посерьёзнел и пробормотал:
– Прости.
Он не хотел смеяться, но ничего не мог с собой поделать: уж очень забавными выходили иероглифы!
То было самое сумасшедшее куанцао[5], что доводилось видеть Се Ляню; подобное при всём желании не повторишь. В этом безумии сквозило что-то зловещее; увидь какой-нибудь каллиграф такие кривулины, его бы немедленно хватил удар. Се Лянь долго рассматривал написанное, прежде чем сумел разобрать несколько слов: море, ручей, Ушань, облака… Он догадался, что Хуа Чэн пытался написать:
Увидевший бескрайность моря,
Величественность бурных вод
Навеки позабудет вскоре,
Как тихий ручеёк течёт.
А кто узрит хотя бы раз
Те облака, что над Ушанем,
О прочих думать сей же час
Навеки тоже перестанет[6].
Ну надо же, у Хуа Чэна, князя демонов, вселяющего ужас в небожителей и нелюдей, обнаружилось слабое место – и какое! Каллиграфия! Когда Се Лянь это понял, с трудом сдержал смех – даже живот судорогой свело.
Обеими руками он поднял сей вдохновенный труд и, изо всех сил сохраняя невозмутимость, протянул:
– Да. Оригинальный стиль, сразу видно сильную личность. Яркий образ.
Хуа Чэн чинно отложил кисть и, прищурившись, спросил:
– Ты хотел сказать, редкостное безобразие?
Се Лянь притворился, что не слышал, и продолжил с серьёзным видом:
– На самом деле каллиграфия – это не так сложно, а вот писать с характером не каждому дано. Многие выводят буквы аккуратно, но без души произведение останется посредственным. А у тебя, Саньлан, чувствуется хорошая школа, чувствуется стиль мастера, мощный напор…
Он едва успел прикусить язык, чтобы не закончить: «Такой, что способен стереть горы в пыль и обратить войско в бегство». Нелегко ему далась эта хвалебная речь.
Хуа Чэн в ответ поднял брови и с сомнением в голосе спросил:
– Правда?
– Разве я когда-нибудь тебя обманывал?
Князь демонов неторопливо воткнул в стоящий рядом треножник несколько палочек благовоний, и в воздухе заклубился нежный аромат.
– Я очень хотел научиться каллиграфии, но некому было со мной заниматься, и я не знаю всех тонкостей, – нарочито беспечно сказал он.
О, с этим он обратился куда следует.
– Никаких секретов тут нет… – протянул Се Лянь.
Поразмыслив, он решил, что на словах это не объяснить, подошёл поближе, взял кисть и написал пару строк на той же бумаге, рядом со стихотворением Хуа Чэна. Выполнив надпись на одном дыхании, он немного полюбовался ею и с улыбкой вздохнул:
– Какой стыд. У меня много лет не было возможности потренироваться, пишу куда хуже, чем прежде.
Хуа Чэн внимательно посмотрел на эти строки. Иероглифы Се Ляня отличались от его собственных как небо и земля. Принц продолжил стихотворение:
Так я иду цветущим полем,
Презреть его красу готов;
В том помогает сила воли
И с ней моя к тебе любовь.
Словно зачарованный, Хуа Чэн несколько раз перечитал стихотворение целиком, надолго замолчал, а потом поднял голову и спросил:
– Научишь меня так же?
– Я не осмелюсь называть себя учителем… – скромно ответил Се Лянь.
Но всё же он разъяснил Хуа Чэну основы – подробно, ничего не утаив, – а также поделился собственными открытиями, сделанными в юности, когда принц сам только обучался искусству письма.
В дымке благовоний, среди ярко сияющих огней Се Лянь говорил, а Хуа Чэн внимательно его слушал. Журчала тихая беседа, и в воздухе разливалась атмосфера тепла и уюта. Через некоторое время Се Лянь предложил:
– Попробуешь ещё раз?
Хуа Чэн кивнул, взял кисть и старательно вывел ещё несколько иероглифов. Се Лянь стоял позади него, сложив руки на груди, и, наклонив голову, внимательно наблюдал.
– Уже лучше. Вот только…
Вот только его не покидало ощущение, что пишет Хуа Чэн как-то странно. Принц нахмурился, понаблюдал за ним ещё немного и наконец понял: князь демонов просто-напросто не умел держать кисть! Неверное положение кисти и поза не та – естественно, ничего не получится!
Се Лянь не знал, смеяться или плакать. Он подошёл ближе и не раздумывая потянулся поправить его:
– Ты неправильно делаешь, надо по-другому…
Едва взяв Хуа Чэна за руку, он понял, что позволил себе лишнее. Ведь он не настоящий учитель, а Хуа Чэн не ребёнок на уроке, и хватать его – неприлично. Однако было поздно: если сейчас резко отстраниться, ситуация станет ещё более неловкой. Поэтому Се Лянь не подал виду. В конце концов, в игорном доме Хуа Чэн точно так же показывал ему, как бросать кости, держа руку принца в своей. Неважно, что тогда Се Лянь ничего не понял, а затем и вовсе начал подозревать, что его надули, – сейчас он искренне желал научить Хуа Чэна чему-то полезному. Тёплая ладонь спокойно опустилась на ледяное запястье и, мягко сжав, стала медленно направлять над бумагой.
– Да, вот так, – тихо сказал Се Лянь.
Почувствовав, что движения князя демонов становятся более резкими, принц легонько сдавил его руку и вернул в нужную позицию. Но через пару мгновений она опять вышла из-под контроля, и кисть заплясала с новой силой. Чтобы удержать её, Се Ляню пришлось стиснуть пальцы ещё крепче. В итоге их совместное творчество вышло крайне сомнительным – один иероглиф кривее другого. Се Лянь почувствовал подвох и не удержался от возгласа:
– Ты!..
Хуа Чэн усмехнулся, явно довольный своей шуткой: бумага пестрела непонятными загогулинами.
– Саньлан, не надо так, – беспомощно пробормотал принц. – Отнесись к учёбе серьёзнее и старайся писать аккуратно.
– М-м-м, – неопределённо отозвался Хуа Чэн.
Се Лянь понял, что тот лишь притворялся прилежным, и недоуменно покачал головой.
Рука Хуа Чэна была холодной, но, когда принц сжал её, ему вдруг показалось, что это кусок раскалённой стали. Он ослабил хватку.
Се Лянь отвёл взгляд и замер, ошарашенный: на краю нефритового стола одиноко лежал… маленький цветок.