Морган Райс
Рабыня, воин, королева
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Испытывая боль в ногах и жжение в легких, Церера поднималась на крутой холм как можно быстрее, не пролив ни капли воды из ведер по обе стороны от нее. В другое время она сделала бы перерыв, но мать пригрозила лишить ее завтрака, если она не вернется к восходу, а это означает, что она не будет есть до самого ужина. В любом случае, она не возражала против боли – по крайней мере, это отвлекало ее от мыслей об отце и об их новом жалком положении после того, как он ушел.
Солнце только что начало подниматься над горами Альва вдали, окрашивая рассеянные облака в золотисто-розовый цвет, сквозь высокую желтую траву по обе стороны дороги пролетал нежный ветер. Церера вдохнула свежий утренний воздух, призывая себя идти быстрее. Ее мать не посчитает приемлемой причиной то, что их колодец высох или что ей пришлось выстоять в длинной очереди у другого колодца в полумиле пути. В действительности, Церера не останавливалась до тех пор, пока не добралась до вершины холма, и уже там она застыла на месте, потрясенная представшим перед ней видом.
Вдали она увидела свой дом, а рядом с ним – бронзовую повозку. Перед ним стояла ее мать, которая беседовала с таким толстым человеком, что Церере показалось, что она никогда не видела никого даже даже с половиной такого веса. На нем была бордовая льняная туника и красная шелковая шляпа, его длинная борода была лохматой и седой. Церера прищурилась, пытаясь понять. Это купец?
Ее мать нарядилась в свое лучшее платье – зеленое льняное, ниспадающее до пола. Она купила его несколько лет назад на деньги, на которые она должна была купить Церере новые туфли. Церера не понимала, что происходит.
Церера начала неуверенно спускаться с холма. Она не сводила с них глаз и, когда увидела, что старик передал ее матери тяжелый кожаный мешочек, от которого ее изможденное лицо озарилось, это еще сильнее раззадорило ее любопытство. Неужели с их несчастьем покончено? Отец сможет вернуться домой? От этой мысли у нее немного отлегло от сердца, хотя она не позволяла себе поддаваться радости, пока не узнает подробности.
Когда Церера приблизилась к дому, мать повернулась к ней и тепло улыбнулась, от чего у Цереры мгновенно сердце ушло в пятки от тревоги. Последний раз, когда мать так ей улыбалась – обнажая зубы, с сияющими глазами – Церера получила порку.
«Дорогая дочь», – произнесла ее мать сладким голосом, раскинув к ней руки с широкой улыбкой, от чего у Цереры кровь застыла в жилах.
«Эта девчонка?» – спросил старик с похотливой улыбкой, его теплые глаза-бусинки широко распахнулись, когда он увидел Цереру.
Теперь, находясь близко, Церера смогла рассмотреть каждую морщинку на коже этого толстого человека. Казалось, его широкий плоский нос занял все лицо и, когда он снял шляпу, его потная лысая голова сверкнула на солнце.
Мать подошла к Церере, взяла ведра и поставила их на опаленную траву. Один только этот жест подтвердил подозрения Цереры. Она запаниковала.
«Познакомьтесь с моей гордостью и радостью, моей единственной дочерью Церерой», – сказала мать, смахивая несуществующую слезу с глаз. – «Церера, это Лорд Блаку. Пожалуйста, прояви уважение к своему новому хозяину».
Приступ страха пронзил Церере в грудь. У нее перехватило дыхание. Церера посмотрела на мать, потом перевела взгляд на Лорда Блаку. Мать улыбнулась ей такой злобной улыбкой, которую она еще никогда не видела на ее губах.
«Хозяин?» – переспросила Церера.
«Чтобы спасти нашу семью от финансового краха и публичного унижения, великодушный Лорд Блаку предложил нам с отцом щедрую сделку: мешок золота в обмен на тебя».
«Что?» – ахнула девушка, чувствуя себя так, словно погружается под землю.
«А теперь будь хорошей девочкой, какой я тебя знаю, и прояви свое уважение», – велела мать, бросая на нее предупреждающий взгляд.
«Не буду», – отказалась Церера, отступив назад, делая глубокий вдох. Она чувствовала себя глупо из-за того, что не сразу поняла: это человек – работорговец, и они заключают сделку о ее жизни.
«Отец никогда не продал бы меня», – добавила она сквозь сжатые зубы, в ней поднимались ужас и возмущение.
Мать нахмурилась и схватила ее за руку, вонзая ногти в кожу Цереры.
«Если ты будешь вести себя хорошо, этот человек даже может взять тебя в жены, а для тебя это будет большим везением», – пробормотала она.
Лорд Блаку облизнул свои тонкие жесткие губы, в то время как его опухшие глаза жадно блуждали по телу Цереры. Как ее мать может так поступать? Она знала, что мать не любит ее так, как братьев, но это?
«Марита», – произнес Лорд гнусавым голосом. – «Ты говорила мне, что твоя дочь прекрасна, но ты забыла упомянуть, что она – совершенно прелестное создание. Осмелюсь сказать, мне еще не приходилось видеть женщину с такими соблазнительными губами, как у нее, с такими страстными глазами, крепким и изящным телом».
Мать Цереры положила руку на свое сердце со вздохом, и Церере показалось, что ее вырвет прямо здесь. Она сжала руки в кулаки, вырвавшись из хватки матери.
«Может быть, мне стоит попросить больше, если она так вам нравится», – сказала ее мать, опустив глаза от отчаяния. – «В конце концов, она – наша единственная любимая девочка».
«Я готов заплатить хорошие деньги за такую красоту. Пять дополнительных золотых монет будет достаточно?» – спросил Лорд.
«Как щедро с вашей стороны», – ответила мать Цереры.
Лорд Блаку пошел к своей повозке, чтобы принести больше золота.
«Отец никогда на это не согласится», – усмехнулась Церера.
Ее мать сделала ей навстречу угрожающий шаг.
«О, но это идея твоего отца», – заверила она, подняв брови. Церера знала, что она сейчас лжет – она всегда так делала, когда лгала.
«Ты правда думаешь, что твой отец любит тебя больше, чем меня?» – спросила мать.
Церера моргнула, не понимая, как это связано.
«Я никогда не смогла бы полюбить того, кто считает себя лучше меня», – добавила мать.
«Ты никогда не любила меня?» – спросила Церера, на смену ее гневу пришла беспомощность.
Лорд Блаку доковылял до матери Цереры с мешочком золота и передал ей.
«Твой дочь стоит каждой монеты», – сказал он. – «Она будет хорошей женой и родит мне много сыновей».
Церера прикусила внутреннюю сторону губ и покачала головой снова и снова.
«Лорд Блаку приедет за тобой утром, поэтому иди внутрь и собери свои вещи», – велела мать.
«Не буду!» – крикнула Церера.
«Это всегда было твоей проблемой, девочка. Ты думаешь только о себе. Это золото», – сказала мать, позвякивая мешочком перед лицом Цереры. – «Спасет жизнь твоих братьев. Оно поможет нашей семье продержаться, позволит нам остаться в нашем доме и отремонтировать его. Разве ты не подумала об этом?»
На долю секунды Церера подумала, что, может быть, она поступает эгоистично, но потом поняла, что мать играет на ее любви к братьям.
«Не волнуйтесь», – сказала мать, повернувшись к Лорду Блаку. – «Церера подчинится. Все, что вам нужно, – это быть с ней строгим, и она станет кроткой как ягненок».
Никогда. Никогда она не будет женой этого человека или чьей-то собственностью. Она никогда не позволит матери или кому бы то ни было менять ее жизнь на пятьдесят пять золотых монет.
«Я никогда не пойду с этим работорговцем», – огрызнулась Церера, бросая на нее взгляд, полный отвращения.
«Неблагодарный ребенок!» – крикнула на нее мать. – «Если ты не сделаешь то, что я говорю, я так сильно выпорю тебя, что ты никогда больше не сможешь ходить. А теперь иди в дом!»
Мысль о том, что мать выпорет ее, вернула ужасные воспоминания. Она мысленно вернулась в тот ужасный миг пять лет назад, когда мать била ее до тех пор, пока все не почернело. Раны после того – и многих других – избиений затянулись, но раны в сердце Цереры никогда не переставали кровоточить. А теперь, когда она узнала наверняка, что мать не любит ее и никогда не любила, ее сердце разбилось навсегда.
Не успела Церера ответить, как ее мать сделала шаг вперел и ударила ее по лицу так сильно, что у нее зазвенело в ушах.
Сначала Церера была потрясена внезапным ударом и почти попятилась. Но потом что-то внутри нее щелкнуло. Она больше не позволит себе отступать, как поступала всегда.
Церера ударила мать в ответ по щеке с такой силой, что та упала на землю, открыв рот от ужаса.
Раскрасневшаяся мать поднялась на ноги, схватила Цереру за плечо и волосы и ударила ее коленом в живот. Когда Церера в агонии наклонилась вперед, ее мать ударила ее коленом в лицо, от чего она упала на землю.
Работорговец стоял и наблюдал за происходящим широко раскрытыми глазами. Он хихикал, очевидно, наслаждаясь дракой.
Все еще кашляя и хватая ртом воздух от удара, Церера поднялась на ноги. Закричав, она бросилась на мать, толкая ее на землю.
«Это закончится сегодня», - только и подумала Церера. Все эти годы ненависти, когда с ней обращались с пренебрежением, наполнили ее яростью. Церера наносила матери удары кулаками по лицу снова и снова, в то время как по ее щекам текли слезы. С ее губ срывались рыдания, которые она не могла сдержать.
Наконец, ее мать обмякла.
Плечи Цереры тряслись от каждого всхлипывания, у нее все внутри сжималось. Ослепленная слезами, она подняла глаза на рабовладельца с еще большей ненавистью.
«Ты станешь хорошей женой», – сказал Лорд Блаку с коварной ухмылкой, после чего поднял мешочек с золотом с земли и повесил его на свой кожаный пояс.
Не успела Церера отреагировать, как вдруг его руки оказались на ней. Он схватил ее и поднял на повозку, бросая ее в заднюю часть быстрым движением, словно она была мешком с картошкой. С его толстым телом и силой было сложно бороться. Удерживая ее запястья одной рукой и другой рукой взяв цепь, он сказал:
«Я не настолько глуп, чтобы верить в то, что ты останешься здесь до утра».
Церера оглянулась на свой дом, в котором прожила восемнадцать лет, и ее глаза наполнились слезами, когда она подумала о своих братьях и отце. Но ей нужно сделать выбор, если она хочет спастись до того, как вокруг ее лодыжки окажется цепь.
Поэтому одним быстрым движением Церера собрала все свои силы и вырвала руку из хватки рабовладельца, подняла ногу и пнула его по лицу что было сил. Он завалился назад, выпав из повозки, и покатился по земле.
Церера спрыгнула с повозки и побежала изо всех сил по грязной дороге, прочь от женщины, которую поклялась больше никогда не называть матерью, прочь от всего, что она когда-либо знала и любила.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Находясь в окружении членов королевской семьи, Танос изо всех сил старался сохранить довольное выражение лица, сжимая золотой кубок с вином, но он не мог. Он теперь не мог находиться здесь. Он ненавидел этих людей, свою семью. Ему было невыносимо посещать королевские мероприятия, особенно те, что следовали за Убийствами. Танос знал, как живут люди, насколько они бедны, и чувствовал, насколько на самом деле бессмысленными и несправедливыми являются вся эта помпезность и высокомерие. Он отдал бы что угодно за возможность быть как можно дальше отсюда.
Стоя вместе со своими кузенами Люсиусом, Арией и Вариусом, Танос не делал даже малейших усилий для того, чтобы поддерживать их жалкий разговор. Вместо этого он наблюдал за тем, как гости бесцельно бродят по садам замка, облаченные в тоги, обмениваясь фальшивыми улыбками и расточая ложные комплименты. Некоторые из его кузенов бросали друг другу еду, пробегая по ухоженному газону и между столами, наполненными едой и вином. Другие воспроизводили свои любимые сцены Убийств, смеясь и насмехаясь над теми, кто сегодня попрощался с жизнью.
«Сотни людей», – думал Танос. – «И ни одного благородного».
«В следующем месяце я куплю трех воинов», – громко сказал Люсиус, самый старший, стряхивая капли пота со лба шелковым платком. – «Стефанус не стоил и половины того, что я за него заплатил, и если бы он сегодня не погиб, я бы сам вонзил ему меч в сердце за то, что он сражался в первом раунде как девчонка».
Ария и Вариус рассмеялись, но Таносу ему замечание не показалось смешным. Считали ли они Убийства игрой или нет, тем не менее, они должны уважать храбрость и смерть.
«Ну, ты видел Бренниуса?» – спросила Ария, ее большие голубые глаза стали еще больше. – «Я на самом деле думала купить его, но он бросал на меня самодовольные взгляды, когда я наблюдала за его тренировкой. Можешь в это поверить?» – добавила она, закатив глаза и фыркнув.
«От него разит, как от скунса», – добавил Люсиус.
Все, кроме Таноса, снова рассмеялись.
«Ни один из нас не выберет его», – сказал Вариус. – «Хотя он продержался дольше, чем мы ожидали, он в ужасной форме».
Танос больше не мог молчать ни секунды.
«Бренниус в лучшей море, чем все остальные на арене», – вмешался он. – «Не говорите об искусстве сражения, если ничего об этом не знаете».
Его кузены замолчали, глаза Арии стали размером с блюдца, когда она опустила взгляд. Вариус выпятил грудь и скрестил руки, нахмурившись. Он подошел к Таносу ближе, словно бросая ему вызов, и в воздухе повисло напряжение.
«Что ж, не будем говорить о тех важничающих воинах», – сказала Ария, встав между ними, чтобы разрядить ситуацию. Она махнула рукой, чтобы кузены встали поближе, и прошептала:
«До меня дошли странные слухи. Птичка на хвосте принесла мне информацию о том, что король хочет, чтобы кто-то из королевской семьи сражался в Убийствах».
Они все обменялись встревоженными взглядами, замолчав.
«Возможно», – произнес Люсиус. – «Но это буду не я. Я не готов рисковать своей жизнью ради глупой игры».
Танос знал, что он может сразить большинство воинов, но убийство другого человека не было тем, чего ему хотелось.
«Тебе просто страшно умирать», – сказала Ария.
«Ничего подобного», – возразил Люсиус. – «Возьми свои слова обратно!»
Терпение Таноса лопнуло. Он ушел от них.
Танос увидел вдали свою кузину Стефанию, которая кого-то искала – вероятно, его. Несколько недель назад Королева сообщила, что ему суждено жениться на Стефании, но Танос этого не хотел. Стефания была избалованной, как и остальные его кузины, и он скорее отречется от своего имени, от своего наследства и даже от своего меча, чем женится на ней. Она была красивой, это правда: золотистые волосы, молочно-белая кожа, ярко-красные губы. Но если ему еще хоть раз придется слышать ее разговоры о том, насколько несправедлива жизнь, он отрежет свои уши.
Танос поспешил к окраинам сада к кустам роз, избегая встречаться глазами с кем-нибудь из гостей. Но, когда он свернул за угол, перед ним встала Стефания, чьи карие глаза зажглись при его появлении.
«Добрый вечер, Танос», – сказала она с соблазнительной улыбкой, которая могла свести с ума многих мужчин. Всех, но не Таноса.
«И тебе добрый вечер», – ответил он и обошел ее, продолжая путь.
Стефания приподняла края платья и увязалась за ним как надоедливый комар.
«Разве тебе не кажется, что это так несправедливо…», – начала она.
«Я занят», – огрызнулся Танос более резким тоном, чем собирался, отчего она открыла рот. Затем он повернулся к ней. – «Прости… Я просто устал от всех этих вечеринок».
«Может быть, хочешь пройтись по саду со мной?» – предложила Стефания, и ее правая бровь поднялась вверх, когда она подошла ближе.
Это было последнее, чего хотелось Таносу.
«Послушай», – сказал он. – «Я знаю, что королева и твоя мать планируют, что мы каким-то образом должны быть вместе, но…»
«Танос!» – раздалось позади него.
Танос обернулся и увидел гонца короля.
«Король хочет, чтобы вы присоединились к нему в бельведере прямо сейчас», – сообщил он. – «И Вы тоже, миледи».
«Могу я узнать зачем?» – спросил Танос.
«Нужно многое обсудить», – ответил посланник.
У Таноса не было привычки вести регулярные разговоры с королем в прошлом, а потому он спрашивал себя о том, что бы это могло быть.
«Разумеется», – сказал он.
К его огромному разочарованию, сияющая Стефания взяла его за руку, и они вместе последовали за посланником к бельведеру.
Когда Танос заметил нескольких советников короля и даже коронованного принца, которые уже сидели на скамье и стульях, ему показалось странным, что его тоже пригласили. Ему едва ли есть что предложить ценного к их разговору, поскольку его мнение о том, как нужно управлять Империей, значительно отличается от мнения всех присутствующих здесь. Лучшее, что он может сделать, как ему казалось, – держать язык за зубами.
«Какая из вас прекрасная пара», – сказала королева с теплой улыбкой, когда они вошли.
Танос крепко сжал губы и предложил Стефании сесть рядом с собой.
Как только все уселись, король поднялся на ноги и присутствующие замолчали. Его дядя был облачен в тогу до колен, но она была фиолетового цвета, в отличие от белой, красной и синей тог, которую носили остальные. Фиолетовый цвет был предназначен только для короля. Его лысеющие виски обрамлял золотой венок, щеки и веки свисали даже когда он улыбался.
«Массы становятся неуправляемыми», – медленно произнес он серьезным голосом, медленно окинув взглядом лицо всех присутствующих с властностью короля. – «Пришло время напомнить им, кто является королем и установить более жесткие правила. С сегодняшнего дня я удвою десятину на все имущество и продукты».
Раздался удивленный шепот, за которым последовали одобрительные кивки.
«Отличный выбор, Ваше Величество», – сказал один из его советников.
Танос не мог поверить своим ушам. Удвоить налоги? Смешавшись с простолюдинами, он узнал, что налоги требуют уже больше того, что может себе позволить большинство людей. Он видел матерей, оплакивающих потерю своих детей, которые умерли от голода. Не далее чем вчера он дал еды бездомной четырехлетней девочке, чьи кости выпирали под кожей.
Таносу пришлось отвести взгляд, иначе он наверняка высказался бы против этого безумия.
«И, наконец», – добавил король. – «С сегодняшнего дня, чтобы противостоять подпольной революции, которая подстрекает людей, перворожденный сын в каждой семье станет слугой в королевской армии».
Один за другим небольшая толпа высоко оценила его мудрое решение.
В конце концов, Танос почувствовал, что король повернулся к нему.
«Танос», – произнес король. – «Ты молчишь. Говори!»
В бельведере наступила тишина, когда все присутствующие посмотрели на Таноса. Он поднялся, зная, что должен заговорить ради истощенной девочки, ради скорбящих матерей, ради тех безмолвных, чьи жизни, казалось, не имеют значения. Он должен представлять их, потому что, кроме него, этого никто не сделает.
«Более жесткие правила не помогут подавить революцию», – сказал Танос, его сердце бешено колотилось в груди. – «Это только разожжет ее. Если мы внушим страх жителям и откажем им в свободе, это только вынудит их восстать против нас и присоединиться к революции».
Несколько человек рассмеялись, в то время как остальные зашептались между собой. Стефания взяла его за руку и попыталась утихомирить его, но он вырвал свою руку.
«Великий король использует любовь так же, как и страх, чтобы управлять своими подданными», – добавил Танос.
Король бросил на королеву беспокойный взгляд. Он подошел к Таносу.
«Танос, ты – храбрый молодой человек, если говоришь такое», – сказал король, положив руку ему на плечо. – «Тем не менее, разве твоего брата не убили хладнокровно те же самые люди, которые управляют сами, как ты говоришь?»
Танос покраснел. Как смеет его дядя так бессмысленно поднимать воспоминания о смерти его брата? Многие годы он оплакивал потерю брата.
«У тех, кто убил моего брата, у самих не было достаточно еды», – сказал он. – «Человек в отчаянии будет искать отчаянных мер».
«Ты ставишь под вопрос мудрость короля?» – спросила королева.
Танос не мог поверить в то, что больше никто не высказывается против этого. Разве они не видят, насколько это несправедливо? Разве они не осознают, что эти новые законы добавят огня революции?
«Вы ни на секунду не заставите людей поверить в то, что хотите чего-то еще, кроме их страданий и выгоды для себя», – сказал он.
Среди присутствующих послышался шепот неодобрения.
«Ты говоришь резкие слова, племянник», – сказал король, глядя ему в глаза. – «Я уже почти поверил в то, что ты хочешь присоединиться к революции».
«Или, может быть, ты уже ее часть?» – спросила королева, поднимая брови.
«Это не так», – возразил он.
В бельведере стало жарче, и Танос осознал, что если он не проявит осторожность, его обвинят в предательстве, а это преступление карается смертью без суда и следствия.
Стефания поднялась и взяла руки Таноса в свои, но раздраженный ее поступком, он вырвался.
Выражение ее лица померкло, и она опустила глаза.
«Может быть, со временем ты увидишь слабость своих верований», – сказал Таносу король. – «А пока наш закон будет приведет к немедленному исполнению».
«Хорошо», – произнесла королева, внезапно улыбнувшись. – «Теперь давайте перейдем ко второму пункту нашей повестки дня. Танос, как для молодого человека девятнадцати лет, мы, твои правители, выбрали для тебя жену. Мы решили поженить вас со Стефанией».
Танос бросил взгляд на Стефанию, чьи глаза застилали слезы, а на лице читалась тревога. Он был потрясен. Как они могут требовать от него этого?
«Я не могу жениться на ней», – прошептал Танос, у которого желудок скрутился в узел.
По толпе пронесся ропот, и королева вскочила на ноги так быстро, что ее стул упал с треском.
«Танос!» – крикнула она, сжав руки по бокам. – «Как ты можешь не повиноваться королю? Ты женишься на Стефании, хочешь ты того или нет».
Танос посмотрел на Стефанию, из чьих грустных глаз по щекам покатились слезы.
«Ты воображаешь, будто ты слишком хорош для меня?» – спросила она, ее нижняя губа дрожала.
Танос сделал шаг навстречу девушки, чтобы утешить ее, как может, но не успел он подойти, как она выбежала из бельведера, закрыв лицо руками и продолжая плакать.
Рассерженный король поднялся на ноги.
«Если откажешься от нее, сын», – произнес он вдруг холодным и сердитым голосом, который громом пронесся над бельведером. – «Я брошу тебя в темницу».
