Мора фон Эпштейн
Рыжий рыцарь, золотой менестрель

Так о чем я? Ах, да, о приготовленном для меня костюме. Надо отдать должное местному портному, постарался он на славу. Чёрный, с серебряной канвой и вышивкой, не слишком пышный и не очень скромный, со строго пропорциональными складками и подогнанными ремнями, он сидел на мне словно влитой, красочно сочетаясь с распущенными по плечам кудрями. Элли, когда меня увидела, залюбовалась, так и застыв с лютней в руках. А я раскланялась.

– Лоран, – девушка поправила мой воротник и отросшую чёлку, – ты неподражаем.

– Конечно, – согласилась я, любуясь её затянутой в новое платье фигуркой, – я же менестрель. Ты, между прочим, тоже выглядишь восхитительно.

– Нравится? – она заботливо поправила юбку. – Это тоже баронесса подарила. Она очень радушная хозяйка.

– И даже слишком. Ну что ж, моя боевая подруга, пойдём пожинать плоды местной кухни. Свирель взяла?

– Да.

– Молодец. И обязательно держись поближе ко мне, если что, я тебя в обиду не дам. А теперь делаем каменные лица и идём в зал. И, главное, не забывай улыбаться.

Меня не спасло каменное лицо и наклеенная поверх него улыбка. И зайди мы с парадного входа, праздник закончился бы, так и не начавшись. Что было бы дальше, сказать сложно, но повышать свой уровень знаний не тянет. И скажу откровенно, я струсила. Старый, почти изжитый из тела страх накатился с новой силой, сметая робкие протесты разума и охватывая всё моё существо. Сердце трусливо рухнуло в пятки и уже оттуда быстро-быстро заколотилось, наполняя тело невыносимым жаром. В горле встал ком, пальцы мелко задрожали, в такт им начали прыгать колени, и я отчётливо поняла, что ещё немного и либо начнётся истерика, либо наступит своевременный обморок. Я не изнеженная аристократка, уж последние несколько дней и вовсе выбили из меня остатки женственности. Но есть в этом мире человек, которого я боюсь едва ли не больше смерти, и почему-то именно сейчас, и именно здесь нашим дорогам было суждено вновь пересечься.

Барон фон Штейн, собственной персоной. А если без титулов, то северный варвар или северная свинья, по настроению. Живое воплощение всех мужских пороков, которое я ненавижу всем сердцем. Толстый, грубый, жадный, вонючий, наглый, все его достоинства я могу неустанно перечислять вплоть до утра. Для меня он был живописным мужланом, этакой свиньёй, которую шутки ради вырядили в штаны и камзол, но для кого-то он был воином и предводителем. А с этим приходилось считаться. Когда я его видела, меня саму охватывал животный страх, и я начинала превращаться в какую-то дрожащую тварь без рода и племени.

– Лоран, что случилось? – встревоженная Элли подёргала меня за рукав. – Ты так побледнел.

– Всё хорошо, – я не узнала собственный голос, до того он стал хриплым и чужим, – пойдём.

Нас никто не заметил. Гости ещё только начали стекаться в зал, мелькали разноцветные камзолы и гербы, сновали слуги, слышался звон посуды и грохот отодвигаемых стульев. Все чувствовали себя непринуждённо, но вместе с тем сдержанно и соблюдали пункты этикета. Баронесса, как и положено, сидела во главе стола, за её спиной маячили неотлучные Эжен и Этьен. По правую руку от неё незнакомый мне человек, а по левую – фон Штейн, жрущий в три глотки, лакающий словно бульдог и время от времени отпускающий сальные шуточки. За эти четыре года он не изменился, только морду отъел, не позавидуешь. Судя по страдальческому выражению лица Луизы, ей было далеко не смешно, но, как радушной хозяйке, баронессе приходилось мило улыбаться и изредка кивать, давая знать, что слушает. Сейчас она выглядела восхитительно. Строгое коричневое платье заменено на шикарное бардовое, волосы тщательно убраны в высокую причёску, аристократично узкое лицо и изящная шея превосходно гармонируют с жемчужными украшениями. Невозможно выразить никакими словами её гордую красоту, ибо самые витиеватые комплементы поблекнут перед одной её улыбкой…

Я не мужчина, но других женщин оценить могу и весьма честно. К слову сказать, барон один раз попытался покуситься на её спрятанную под бархатным платьем коленку, но, встретившись взглядом с неулыбчивыми близнецами, моментально передумал. Каверза больше не повторилась. О том, что начнётся, когда придёт моё время петь, я старалась не думать. Мне и без того кусок в горло не лез.

– Элли, не переедай, иначе не сможешь выступать.

– Извини, – девушка виновато улыбнулась и занялась салатиком.

– Будешь столько есть, быстро поправишься и потеряешь форму. А кому нужна корова?

– Мне до этого ещё далеко. Лоран, а почему ты ничего не ешь? Ты и без диеты слишком худой, пора набрать немного мяса на костях.

– Что-то не горю желанием, а ты видела толстых менестрелей?

– Нет.

– Вот и я нет. Так зачем становиться первым?

– Ну, – хихикнула Элли, видимо, на мгновение представив такую картину, – толстым ты никогда не станешь, только если к старости. Но если всегда будешь так мало есть, останешься худым навсегда

– Это профессиональное.

Она была права, но я слишком хорошо знала, где всё съеденное на ночь, непременно отложится. И обе эти области моего молодого тела были мне, несомненно, дороги. Ни там, ни там расширяться мне не хотелось по разным причинам, а надеяться на появление тугих мышц бессмысленно. Откуда они возьмутся у девушки? Для обычной женщины я и так сильна, но с мужчинами мне всё равно не тягаться.

– Господин менестрель, – слуга вежливо склонился к моему уху, – баронесса просит вас спеть для неё и гостей.

– Слово баронессы для меня закон, – тоскливо отозвалась я, вставая и перекидывая лютню со спины на грудь, – Элли идём.

Нас слушали. Сначала отвлечённо и нехотя, потом всё с большим интересом. И, чем сильнее я распалялась, приободренная собственными песнями, чем звонче и выше становился мой голос, тем ярче вспыхивали глаза замерших гостей и тем тише были посторонние разговоры. Но, только добившись полного безмолвия и всеобщего внимания, я перешла к той песне, которую все жаждали услышать. Песнь «О девяти рыцарях в белых плащах». Легенда из легенд.

Я пела, вкладывая всю душу, прекрасно зная, что она могла стать моей последней песней. Судя по лицу барона, он меня узнал и в данную минуту напряжённо размышлял, как бы поэффектнее разоблачить. От его побуревшего лица и налившихся кровью глаз мне было не по себе, но отступать поздно. Оставалось встретить судьбу лицом к лицу. И я не отвела глаз, когда наши взгляды встретились.

И в ту минуту, когда я взяла последнюю ноту, всем существом чувствуя, как оскорблённый барон открывает рот для обличительной тирады, парадные двери распахнулись. Вызывающий грохот повис в полнейшей тишине, и все присутствующие невольно обернулись, потеряв ко мне всякий интерес. Штейн, кажется, вовремя подавился невысказанными обвинениями, а я впервые за свою буйную жизнь страстно возжелала тихого отдыха в форме обморока. Но стоит ли говорить, что мои мечты так и были обречены остаться мечтами.

В дверном проёме стоял Альберт. Помолодевший, чисто выбритый, с аккуратно расчесанными волосами, но в том же грязном балахоне. Апполон в нищенском тряпье. Холодный, пробирающий до костей ветер развевал белоснежные пряди, придавая ожившему магу эффект нереальности. На какое-то мгновение мне даже показалось, что перед нами не человек, а призрак. Он пришёл. Поговорить или отомстить, ещё неясно, и, глядя на его лицо, было сложно что-то определить, но он всё-таки пришёл. И взгляд серых глаз был устремлён на приподнявшуюся баронессу.

Мне стало страшно. Благодаря своевременному появлению недовольного мага моя казнь была отсрочена на пару часов. Но мысль о том, что из-за моей глупости может кто-то погибнуть, забрела в мою пустую голову, слегка подзагуляв. Собственно, всё, что мне известно, я слышала из уст Альберта, и чёрт знает, что тут происходит на самом деле. И где, чёрт побери, вообще были мои мозги в тот момент?

Дальше началось показательное выступление одного из учеников Марка. Я успела оттеснить Элли к стене, освобождая пространство, и потому могла наблюдать за всем со стороны, с замиранием сердца ожидая развязки. А посмотреть тут было на что. Чего стоят мечи набежавших стражников, за одно мгновение рассыпавшиеся пылью. А повскакавшие гости, замершие соляными столбами, окованные то ли заклинанием, то ли собственным страхом. Со стороны это выглядело так красиво, что я грешным делом, залюбовалась. Особенно эффектно смотрелась твёрдая, уверенная походка Альберта, неспешно продвигающегося вперёд среди всей этой сцены. Он шёл, и лишь помятый подол балахона раскачивался в такт его шагам. Он не оглядывался по сторонам, кажется, он даже не мигал, бережно храня туго натянутую нить взглядов между ним и Луизой. Но баронесса, вопреки всем ожиданиям, не встала и не ушла, она по-прежнему гордо сидела на своём стуле, надменно вскинув подбородок и недоверчиво глядя на мага. Даже Эжен с Этьеном не выдвинулись вперёд, стремясь загородить свою госпожу, а лишь со скучающим видом изучали сложившуюся ситуацию. Полное равнодушие этой парочки окончательно убедило меня, что всё ещё поправимо.

И вот, достигнув стола, за противоположной стороной которого сидела Луиза де Борн, Альберт почтительно остановился. В зале наступила оглушительная тишина, и под множеством изумлённых взглядов гордый маг опустился на одно колено. Судя по округлившимся глазам гостей, такого никто не ожидал. Общую картину испортил лишь Штейн, использовавший свой открытый рот сугубо для дела. Тарелки перед невоспитанным варваром начали стремительно пустеть, наводя на мысль о здоровом аппетите.

– Альберт Тренелл? – голос баронессы почти не дрожал, но выражал крайнюю степень изумления.

– Да, моя госпожа.

– Так ты всё-таки жив?

– Да, и вновь готов вам служить, как служил всегда.

– Правда?

Баронесса медленно встала и без видимых усилий вспрыгнула на стол. Кубки и осколки разбитой посуды брызнули во все стороны, жаля не успевших отвернуться гостей и добавляя слугам работы. Барон фон Штейн умудрился чем-то подавиться и с остекленевшими глазами схватился за горло. Судя по побуревшей физиономии, северному варвару катастрофически не хватало воздуха, но к нему на помощь никто не торопился. Все смотрели, как Луиза неторопливо пересекла стол и уверенно спустилась на пол, ступая по подставленным ладоням Альберта, как по ступеням. На пол брызнула кровь, видимо, под платьем у баронессы скрывались подкованные железом сапоги. На лице мага не дрогнул ни один мускул.

– Но ты должен был уже умереть, – задумчиво протянула Луиза, изучая склонённую голову.

– Если вам не нужна больше моя сила, то просто прикажите, и я умру.

– Я запомню это, ну а пока встань и следуй за мной. Ты прав, мне вновь потребовалась твоя сила.

– Благодарю, моя госпожа.

– И кстати, кто тебе помог? Ты не мог спуститься оттуда сам.

Я затравленно напряглась и буквально впилась взглядом в лицо мага.

– Меня спасла, – маг мягко улыбнулся, – маленькая певчая птичка.

4 заповедь менестреля: «Другие работают – не мешай, а то и тебя заставят»

К глубокому огорчению гостей пир был бесцеремонно прерван. Перед уходом баронесса пожелала всем хорошенько отдохнуть, но настроение уже не то. Все прекрасно понимали, что появление мага напомнило хлебосольной хозяйке о нависшей опасности, и возмущений не последовало. К моему огромному огорчению, проходя мимо задыхающегося Штейна, Эжен сжалился, мягко улыбнулся и так хлопнул барона по спине, что кость выскочила на свет божий. Если не ошибаюсь, в глазах ожившего варвара промелькнул неподдельный страх.

– Элли, – прошипела я, – марш в комнату.

– Но, Лоран…

– И запрись хорошенько. Я скоро приду, и мы всё обсудим. Иди.

Девочка огорчённо вздохнула, но послушалась, и через минуту ею в зале не пахло. Я же после недолгих размышлений решительно отправилась гулять по замку. Слуги и стражники восприняли меня радушно, разболтали последние новости, пригласили пропустить по кружечке (что оказалось особо ценным после перенесённого шока) и устроили прогулку по каменным стенам. А так как закончился ужин небывало рано, у меня была уйма времени, и я решила вернуться в комнату.

– Лоран, – обрадованно поднялась мне на встречу Элли, – что происходит?

– Прости, малышка, ты, наверное, очень напугана, я сейчас всё объясню. Мы с бароном фон Штейном кровные враги. Я не уверена, узнал ли он меня, прошло много времени, но если всё всплывёт, не хочу думать о том, как буду выкарабкиваться.

Я опустилась в кресло.

– А маг? Ты так побледнел, когда он появился. Это его ты нашёл на крыше?

– Да. Если баронесса всё это узнает, то страшно подумать, что она со мной сделает. Завтра на рассвете я уезжаю, мне ещё хочется жить. А ты Элли? Ты не хочешь остаться здесь, в замке? Вольная жизнь менестреля полна опасностей, а тут всё-таки тише. Оставайся.

– Нет, – девушка спрыгнула с кровати и, забравшись ко мне на колени, обхватила руками шею, – нет, не прогоняй меня, Лоран. Я потеряла одного брата, но всемилостивый Господь подарил мне другого. И я не брошу тебя, никогда не брошу.

– Элли, – я понимала, что делаю большую ошибку, но перебороть себя не смогла, – успокойся, поедешь со мной, если ты так этого хочешь. Я не буду тебя заставлять, и всё будет хорошо.

– Лоран, – девочка жалась ко мне, как встрёпанный воробушек, – ты ведь не оставишь меня, правда?

– Правда. Ты – моя маленькая сестрёнка, и если я взялся о тебе заботиться, то всё-всё сделаю, чтобы ты была счастлива.

В дверь деликатно постучались.

– Элли, а теперь слезь с меня. Кто-то пришёл по наши души.

– Баронесса просила вас почтить её своим присутствием. У неё к вам разговор, – вот в чём Эжену не откажешь, так это в конкретности. – Прошу пройти за мной. Мне приказано вас проводить.

– Хорошо. Элли, запри за нами. Я постучусь, когда приду.

– Я буду ждать.

– Пойдём, – бросила Эжену и, пригладив волосы, первая двинулась в сторону лестницы.

Баронесса ждала меня в своих покоях. Она улыбалась и казалась добродушной, что хоть немного утешало, но мало спасало от грустных мыслей. Стоит ли говорить, что с присущей мне жизнерадостностью, я ожидала лишь самого худшего, заранее вспоминая все свои грехи. И хотя Альберта видно не было, а Эжен ушёл по делам, смутные предчувствия продолжали меня терзать. Даже присутствие невозмутимого Этьена тревожило и заставляло напрягаться. Меня тревожило всё, и, если так будет продолжаться, я закончу свои дни безобидной деревенской дурочкой.

– А, Лоран, ты уже пришёл, – Луиза оглянулась и широко улыбнулась.

– Миледи…

– Ах, оставь эти свои приличия и прекрати кланяться. Проходи, присаживайся.

Я тактично дождалась, пока она присядет сама, и лишь после этого позволила себе опуститься в кресло. Молчаливый Этьен, не дожидаясь приказов, начал расплетать и расчёсывать её косу. Эта картина могла довести до чёрной зависти любую девушку.

– Позвольте, – тактично предложила и от нечего делать разлила по бокалам вино.

– Ах, Лоран, ты меня балуешь, – рассмеялась баронесса, принимая из моих рук кубок, – женским слабостям нельзя потакать.

– Увы, миледи, это наш крест. О чём вы хотели со мной поговорить?

– Я? Мне просто захотелось с тобой пообщаться, – она в одно мгновение выпила всё вино и по-мужски пристукнула донышком по столу, – имею я право, в конце концов, поговорить хоть с кем-то без утайки?

– Имеете, – уверила я и, попробовав вино, решила, что оно слишком слабое, чтобы вызвать столь бурную реакцию, а, значит, это далеко не первый её бокал, – и я готов вас развлекать столько времени, сколько хотите. Могу спеть.

– Нет, Лоран, сейчас я хочу, чтобы ты просто со мной поговорил. Когда ты уезжаешь?

– Завтра, на рассвете.

– Ты снова рвёшься в путь, – понимающе вздохнула она, – а девочка? Ты, наверное, хочешь оставить её здесь?

– Я пытался, но, несмотря на то, что ей приглянулся ваш Эжен, она не согласилась со мной расстаться. Элли называет меня братом, и, честно говоря, у меня нет желания с ней спорить.

– Но ты же понимаешь, девушки не созданы для таких путешествий, это слишком опасно.

– Да, я понимаю, – мне пришлось отвести взгляд, чтобы не выдать себя.

Этьен закончил возиться с волосами и, опустившись на колени, начал с той же спокойной физиономией распутывать шнуровку на её действительно подкованных сапожках. Уделив сей занятной картине немного своего внимания, я вернулась к разговору.

– Но, несмотря ни на что я сделаю так, чтобы она нашла своё счастье.

– Смелое решение, – похвалила баронесса, – что ж, для того чтобы тебе было легче его выполнить, я могу отправить с тобой любого из этих близнецов. Выбирай. На дорогах сейчас неспокойно, и он будет вас защищать. Они превосходные воины.

– Верю, – поспешно согласилась, перебарывая соблазн, – но мне бы не хотелось разрушать такую пару.

– Почему же, – баронесса милостиво кивнула вставшему Этьену, и он удалился, – мне хватит одного охранника, а вам потребуется защита.

– Благодарю, но если менестрель с помощницей ещё может не вызвать пересудов, то что скажут о менестреле, который повсюду таскает за собой охранника? Что будет с моей репутацией? Хотя та же Элли обрадовалась бы Эжену.

– Я вынуждена её огорчить. Эти братья не люди.

– Что это значит?

– Они не живые и не мёртвые. Они не люди, они созданы. Так что поговори с девочкой, у неё ничего не получится. Они не такие, какими кажутся, они не могут быть такими как все.

– Я понял. Но что значит созданы?

Я мысленно перекрестилась и так же мысленно прокляла Марка, в чём даже не ошиблась.

– Их создал некий Марк. Я мало что знаю об этом, но, судя по его сумбурному объяснению, им же был создан Ключ к Подземному миру. Где сейчас этот Ключ, я не знаю, но Марк создал и оставил мне стражей Ключа. Эжен с Этьеном – что-то вроде силы призванной охранять Врата между нашими мирами с этой стороны. Они – Стражи, лишённые человеческих эмоций. Именно поэтому чувства Элли обречены.

– Хорошо, – у меня начала кружиться голова от распахнувшейся под ногами бездны, – я поговорю с ней. Но тогда тем более нельзя отправлять их с нами. Пусть остаются на своих местах.

– Лоран, я ошибаюсь, или ты стал менестрелем именно потому, что не пожелал оставаться на своём месте?

– Баронесса, это плохие воспоминания, не надо их ворошить. Да, я не смирился со своей судьбой и теперь расплачиваюсь.

– Но ты всё-таки сам творишь свою судьбу, – щёки баронессы раскраснелись, словно от вина, хотя я ей больше не наливала, – ты сам решаешь, как тебе жить, и никто тебе не указ. Ты сильный человек, ты даже сильнее меня!

– Баронесса?

– Называй меня Луизой, Лоран. Я люблю, когда ко мне обращаются по имени. Знаешь, мне не хватило сил и упрямства пойти против уготовленной мне судьбы. Да, я не хотела этого брака, мой супруг был редкостной скотиной и ни в грош меня не ставил. А мне хотелось тихой семейной жизни с любимым человеком. Любви и немного нежности. Разве я многого просила? Мой муж мог лишь пить в три глотки да волочиться за юбками. На большее он был не способен. Я же любила другого человека.

– Кого? – я сжала руки в кулаки, чтобы не видеть, как дрожат пальцы.

– Он сильный и уверенный в себе мужчина. Настоящий рыцарь. Впрочем, ты с ним встречался. Да, Лоран, я всегда любила некого Эвана МакГрегори.

– Бар… Луиза, кажется, я чего-то не понимаю.

– Я объясню, – с какой-то излишней нежностью заверила она, от чего я снова начала нервно прикидывать, сколько же она выпила, – мы с ним знакомы с детских лет. Я, Эван и Альберт были учениками Марка, но меня к магии не допускали. Я всегда была без ума от этого рыжеволосого рыцаря, а он мной не интересовался. Мы были для него товарищами детства и не более. Эван никогда не видел во мне женщину.

Бедный маг, отказав такой женщине, он приобрёл в её лице смертельного врага. Лучше бы он повёл себя тактичнее. Ну да, его такта наверняка хватило только на с достоинством удрать.

– Луиза, – я предприняла ещё одну попытку разобраться в их взаимоотношениях, – но то, что мне довелось увидеть мало похоже на… ну, вы меня поняли.

– Лоран, ты никогда не терял на войне родных. Нет, не спорь, кто бы из твоих близких не ушёл в этот глупый поход, ты всё ещё веришь, что он вернётся. Я вижу это по твоим глазам. А я… у меня там погиб муж. И хотя я его, мягко говоря, ненавидела, правила есть правила. Как ты думаешь, Лоран, что должна была сделать добродетельная жена с убийцей мужа?

– Бог мой, – мне стало дурно, и я опрокинула свой бокал кверху дном, – никогда бы не подумал.

– Лоран, а что бы ты сделал на моём месте? – от избытка чувств баронесса вскочила и начала расхаживать по комнате.

– Не знаю. Кто я такой, чтобы вас судить? Мне никогда не оказаться в вашем положении и не понять ваших чувств…

– Ты так в этом уверен?

И резко развернувшись, баронесса подняла меня за плечи на уровень своего роста. Что всё это значит, я поняла немного позднее, когда она ни слова не говоря, с силой поцеловала меня в губы. Увы, мне ничего более не оставалось, как лежать в её руках послушной куклой и терпеливо ждать развязки. Отвечать на поцелуй глупо, вырываться – бессмысленно, и в том, и в другом случае она поймёт, кто я есть на самом деле. Ну вот, спешу себя поздравить с первым поцелуем.

– Почему ты мне сразу не сказала? – Луиза отстранилась и поставила меня обратно на пол. И куда только делись все винные пары?

– Простите, – я виновато опустила глаза и закусила губу.

– Уходи, – она отвернулась и вновь подошла к окну.

Я ещё раз поклонилась и, неуклюже развернувшись, вышла из комнаты.

Кажется, я её обидела. Наши судьбы схожи, только я предпочла свободу, а она свой долг. Мы были перед одним выбором и выбрали разные дороги. Ей пришлось пожертвовать своими чувствами и своей гордостью, а мне – семьёй и спокойной жизнью. Мы принесли разные жертвы на один алтарь и кому как не нам понять друг друга. Две пленницы обстоятельств, невольницы чужих мнений, рабыни людского закона. Запутавшись в собственных чувствах, мы обе потеряли дорогу обратно, обрекая себя на движение вперёд. Мы обе выбрали свою судьбу и обе стойко переносим невзгоды, неся выструганный крест. Нам не хватает лишь одного – понимания, и вот именно это Господь попытался нам даровать. Но я её обидела. Обидела своим молчанием, своим страхом, своим недоверием. А ведь она единственная во всём мире могла меня понять. Что я наделала?

Я брела по лестнице в свою комнату и удручённо посыпала голову пеплом, когда жизнь решила мне напомнить, что есть не только чёрное и белое, но и куча других цветов. Ибо от увиденной картины, в моей мохнатой душе вспыхнули удивление, негодование и слабая зависть по безоблачной жизни. Я застукала Элли целующуюся с Эженом. Ну, и кто после этого лишён человеческих эмоций? И что обидно, меня нагло проигнорировали.

Я прошла мимо них, распахнула дверь в комнату и, громко прочистив горло, выразительно уставилась на сладкую парочку, демонстративно выгнув бровь.

Встрепенувшись, Элли густо покраснела и, чмокнув ухажёра в щёку, шмыгнула мимо меня в комнату. Эжен же невозмутимо поклонился и, скупо улыбнувшись, направился вниз по лестнице.

– Я жду объяснений, – напустив на себя грозный вид, потребовала я, прислонившись спиной к косяку, – как старший брат, я имею право знать о личной жизни своей сестры. Ремень готовить?

Девочка хихикнула, для вида потупила глазки и быстро-быстро зачастила:

– Лоран, только ты не подумай о нас плохо. Эжен хороший, очень хороший. Он никогда меня не обидит. Пожалуйста, не злись, он мне очень, очень нравится.

– Да уж вижу. Но я завтра уезжаю, не передумала?

– Н-нет, – в голосе Элли проскользнуло и исчезло сомнение, – я поеду с тобой. Я никогда тебя не брошу.

– И на том спасибо. Баронесса просила меня тебя предупредить.

– Что-то случилось?

– Случилось и уже давно. Эжен и Этьен не люди. Они были созданы одним могущественным магом, чтобы охранять одну очень важную вещичку. Баронесса считает, что они напрочь лишены человеческих эмоций и что твой роман может закончиться лишь слезами.

– Но, разве такое возможно? – на девочку было жалко смотреть.

– Несколько дней назад я и сам бы в этот бред не поверил. Но, в этой истории замешан человек, который способен и не на такое, уж я его неплохо знаю. Увы, я склонен принять это за правду. А ты не торопись, обдумай хорошенько и реши.

– Я обязательно подумаю.

– Умница. Что это там ещё за крики посреди ночи?

– Пожар, – определила Элли, выглянув окно, – горит одна из пристроек.

– Кого-то это мне напоминает, – я с тоской вновь накинула на плечи плащ, – ладно, сиди в комнате и любуйся отсюда. А я схожу, узнаю, что случилось.

– Я тоже с тобой хочу.

– Возможно, мне придётся действовать быстро и без размышлений. Не хочу, чтобы ты пострадала. Тут безопаснее, да и спать тебе пора, послушай старшего братика. Я ушёл.

– Лоран, будь осторожнее.

Это действительно был обычный пожар, всё как всегда: причины не известны, тушить бесполезно, зато какое зрелище. Даже я на какое-то время влилась в толпу глазеющих слуг. Да, человек может бесконечно смотреть на то, как горит огонь, как течёт вода и как работает другой человек. Здесь присутствовали все три удовольствия. Но полыхало всё-таки красивее, поджигал мастер своего дела.

– Господин барон, господин барон, не стоит так переживать, всё не так плохо…

– Ты это говоришь в сотый раз, не убеждает. Придумай что-нибудь новенькое.

От знакомого хриплого голоса мне стало неуютно, но обладатель его меня не заметил. Барон фон Штейн стоял в стороне от толпы, в компании одного из своих слуг, по виду напоминающего монаха. Ни тот, ни другой не обращал на меня ровно никакого внимания, и потому я решила немного задержаться.

– Господин барон, я уверен, она даст вам своё согласие.

– Да? А мне показалось, что Луиза избегает меня. Сомневаюсь, что расположение выражается именно таким образом.

– Господин барон, – монах спорил больше от отчаяния, чем от уверенности в своей правоте, – вы же сильный, храбрый, мужественный, настоящий мужчина. Да, по вам все бабы сохнут.

Я чуть не подавилась собственными возмущениями.

– Да, я такой. Но то бабы, а тут леди. Тут надо быть, как его, а куртуазным. Этикет, чтоб его, соблюдать. Да я таких лядей на сеновале…

– Тише, мой господин, тише. Вы же хотите на ней жениться. Вам нужен этот титул.

– Потому-то я сейчас и здесь, – проворчал варвар, разминая кулаки, – а не со своими людьми. Чёрт возьми, что ты на меня шикаешь. Ты ещё пять лет назад клялся и божился, что женишь меня на той девочке де ЛаФен. И что? Где она сейчас? Мои люди до сих пор не могут её найти.

– Далась она вам, эта соплячка. Тут такая женщина.

– Эта соплячка выставила меня дураком перед моими же людьми. Чертовка, если встречу, шкуру спущу, не рада будет, что на свет родилась.

– Успокойтесь, – слуге, как и мне не понравилась поднятая тема, и он поспешил увести разговор в сторону, – вам просто надо вести себя более тактично, более вежливо.

– Ты обещал научить меня этому. За что я плачу тебе пятнадцать золотых?

– Я делаю всё, что могу, но я…

– Признавайся, – голос барона стал похож на рык обиженного медведя, и близ стоящие слуги отодвинулись.

– Я всего лишь монах. Я не так много знаю.

– Значит, ты лгал мне? Нет, пятнадцать золотых это слишком много для оплаты, а вот верёвка и кусок мыла – в самый раз.

– Пощадите, – монашек был готов скончаться на том самом месте.

– Значит так, хлюпик. Либо ты найдёшь до завтра мне учителя, либо я тебя вздёрну на первом дереве. Ты меня понял? А расплачиваться будешь из своих денег, немало скопил.

– Хорошо, мой господин. Будет сделано, мой господин, – униженно раскланялся монах, затравленно втягивая голову в плечи.

А что ему ещё оставалось? Только последовать моему примеру и свалить от греха подальше. Но от куска хлеба с двойным маслом не всякий бегает.

Я ретировалась за ближайший угол, и северный варвар ушёл, так меня и не заметив. Всё, что мне надо было узнать, я узнала. Можно с чистой совестью идти спать. Осталось только завтра вовремя испариться…

– Господин менестрель! Господин менестрель!

Далеко уйти я не успела, меня прытко догнал давешний монах.

– Мне срочно надо с вами поговорить.

Я мысленно застонала и пожелала ему провалиться на том же месте. Господь сделал вид, что не расслышал, и я была вынуждена вежливо ответить:

– Что-то случилось?

– У меня к вам серьёзное предложение. Прошу вас выслушать меня.

– Я уже вас слушаю внимательно, – у меня тоскливо засосало под ложечкой.

– Дело в том, что моему господину, барону фон Штейну, требуется учитель благородных манер. Вы показались мне человеком утончённым и весьма вежливым. Быть может, вы возьмётесь за это дело?

Он умоляюще заломил руки и уставился на меня глазами побитой собаки. Невзрачный какой-то монах, даже глазу задержаться не на чем. Такие обычно всегда умнее своих господ и следуют за ними тенью. Не силён, к физическим нагрузкам не приспособлен, лицо узкое, неприметное. Знаете, такое как у всех, даже при особом желании не запомнишь. Глаза, правда, глубоко посажены, но какие-то блеклые и постоянно бегают, словно у вора. Хотя тут удивляться не приходится, быть на такой должности и не воровать, это надо быть святым, никак не меньше.

– Прошу меня простить, но как мне кажется, вашему господину не сможет помочь даже самый лучший и куртуазный преподаватель.

– Да, я знаю, – неожиданно серьёзно отмахнулся он, – его уже невозможно переделать, но если я не приведу к нему завтра учителя, он меня повесит.

– Понимаете ли, я завтра уже уезжаю, и у меня нет желания здесь задерживаться.

– Мы тоже завтра уезжаем. Вы же менестрель, вам нет разницы, куда ехать. Отправляйтесь с нами, а когда надоест, тихо сбежите. Этому никто не удивится.

– По мне, так легче медведя научить петь, чем барона правильно целовать даме руку, – проворчала я, придумывая очередную отговорку, в то время как страх боролся с жалостью.

– Я вам заплачу три золотых, только спасите меня!

– Семь золотых, – кивнула, припоминая, сколько у меня в запасе, – почти половина от ваших пятнадцати. Иначе ищите другого дурака.

– Так вы согласны? – мужик не поверил своему счастью, а я своей глупости.

– Да, но надолго задерживаться не обещаю.

– Как вам будет угодно. Благодарю вас, господин менестрель, вы так добры.

– Да, на свою беду. Мне пора.

– Я найду вас утром.

Лучше бы ты меня не нашел.

Бог мой, надо же было родиться такой дурой. Видимо, когда Ты раздавал мозги, я стояла в очереди за лютней. Ведь сама себя обрекла на медленную и мучительную смерть. Придётся завтра просить у баронессы защиты, иного выхода я не вижу. Иначе останется копать для себя скромную могилку где-нибудь на берегу тихой речушки. У кого бы мозгов занять?

Я собиралась печально скрыться в башне подобно одинокому призраку, когда моё внимание привлекла высокая, закутанная в плащ фигура. Возможно, ничего странного, но краем глаза мне удалось заметить огненно-рыжую прядь, на мгновение выглянувшую из-под капюшона. Кажется, мои опасения оправдались. Эван шёл неторопливо, но бесшумно и незаметно, я едва не потеряла его из виду. Он сливался с местностью, словно проделывал это тысячи раз. Однако цель его движения угадать не сложно, прятаться тут всю ночь даже для него полное безумство. Ещё меньше я удивилась, когда следом за ним, столь же целенаправленно мелькнул Альберт, мрачный и сосредоточенный. Ну, а за ними, как вы уже, наверное, догадались, на уважительном расстоянии кралась любопытная я.