Моника Мерфи
Первокурсник

Глава 6

Хайден

Я ПРОСЫПАЮСЬ С РАССВЕТОМ. Сперва моего лица касаются слабые лучи солнца, вслед за ними – заливает свет. Небо все ярче, и, наконец, глаза слепит белый шар, на который больно смотреть.

Я приоткрываю невидящие глаза. Со второй попытки мне удается разглядеть свою подростковую комнату. Солнечный свет бьет сквозь тонкие шторы. В комнате, пожалуй, слишком ярко.

Болит голова. Я вслепую тянусь к телефону на прикроватной тумбочке, чтобы посмотреть, сколько времени. Без десяти двенадцать.

Черт.

Я сажусь на кровати и откидываю волосы с лица, не выпуская из рук телефон. Вспоминаю о прошедшей ночи с Тони и ужасаюсь.

О чем я вообще думала, когда вешалась на него, расстегивала платье? Слабоумие и отвага.

Он точно подумал, что я омерзительная. Нелепая. Еще хуже? Девчонка из разряда «возбудим и не дадим»?

Я проверяю телефон, чтобы отвлечься. Грейси, моя соседка, прислала фотки со вчерашней вечеринки – у нее в руке пластиковый стаканчик, на лице широкая улыбка, рядом с ней какой-то симпатичный парень, его глаза устремлены исключительно на нее, хотя он и едва держит их открытыми.

Я завидую ее способности бегать за парнями, мгновенно влюбляться и быстро приходить в себя после того, как они бросают ее. Я не такая. Раньше я считала это достоинством. И говорила ей, что в ней слишком много чувств, а она охотно соглашалась.

Мне их, наоборот, не хватает.

У меня слабоумие и отвага. Вся в отца. Не стоило ему говорить мне держаться подальше от Тони Сорренто.

Теперь все, что я хочу, – увидеть его снова. Поговорить с ним. Может, позволить к себе прикоснуться.

При этой мысли меня бросает в дрожь.

В дверь быстро стучат, и в комнату проскальзывает Палмер, полностью одетая и готовая куда-то идти.

– Ты еще в кровати! – ее голос звучит обвиняюще.

Я откидываюсь на подушки, голова погружается в пуховую мягкость.

– Ну и что? Сегодня же воскресенье.

– Папа ждет нас на завтрак в «Уитморе».

«Уитмор» – модный отель в центре Сан-Франциско; когда-то особняк одной из самых богатых семей на Западном побережье.

– Он уже уехал вместе с Лори. Я сказала, что нас отвезешь ты.

– Я не готова. – Я закрываю лицо руками. Так и представляю: я ем киш и французские тосты бриошь, потягиваю «Мимозу»^[16] и узнаю знакомых за другими столиками. А папа, раздутый от гордости, рассказывает о своих девочках, взглядывает на Лори.

Нет, спасибо.

– Ну так собирайся. – Палмер шлепает по моим укутанным в плед ногам. – И побыстрее.

Я подчиняюсь, поручив младшенькой выбрать мне наряд. Вернувшись домой вчера вечером, я приняла душ, так что эта часть приготовлений, к счастью, отпадает. Я делаю легкий макияж. Палмер завивает мне волосы.

Из дома мы выходим примерно через двадцать минут. Просто чудо.

К удивлению, движение на дорогах тоже на нашей стороне, и когда мы входим в ресторан отеля, папа и Лори только принимаются за еду. Папа замечает нас, его глаза загораются, он вскакивает на ноги, бросив салфетку на стол.

– А вот и мои девочки! – приветствует он нас. Палмер, как восторженный щенок, кидается к нему, обнимает и целует в щеку. Мое приветствие более холодное. Более утонченное. Я все еще немного обижена из-за того, как он вчера со мной обращался, и хочу, чтобы он знал об этом.

Лори наблюдает за нами с тонко завуалированным отвращением на лице. Она пока не осознала, в чем заключается цель позднего завтрака в отеле, хотя суть показушного субботнего ужина в клубе, безусловно, понимает. Если она продержится достаточно долго и родит от отца детей, то, в конце концов, поймет.

Может быть.

Я думаю о Лори. Особенно теперь, когда знаю, что Джозеф, сын пластического хирурга, пытается залезть к ней в трусики.

Мерзость.

Папа отправляет нас к шведскому столу. Мы берем тарелки и расхаживаем среди заставленных едой столов. Это не типичный шведский стол «бери все, что можешь съесть», которые популярны в центральной части США. Единственное, с чем могу это сравнить, – воскресный бранч в Ritz^[17] в Париже. Здесь нет переваренных яиц в огромном чане, подогреваемом под лампой. Здесь изящные стеклянные тарелки со свежими пышными блинчиками и идеально золотистыми хрустящими французскими тостами. За перегородкой ждет повар, готовый испечь блинчик с любой начинкой, какую пожелаете. Разнообразие свежеиспеченных булочек и свежайшего сыра. Мясо всех видов, большинство из которых вы никогда бы не подумали съесть на завтрак. Сладкая выпечка, напоминающая произведения искусства.

И шампанское. Много шампанского. В школьные годы я чувствовала себя ужасно взрослой, когда отец брал меня сюда. Особенно мне запомнился один воскресный бранч. Мне было семнадцать, я только окончила школу, и было холодно. Типичный летний день в Сан-Франциско. Я выпила столько шампанского, что раскраснелась и постоянно болтала. В общем, была сама собой, если умножить на миллион.

Как только мы усаживаемся за стол, где нас ждут свежие коктейли, папа заводит:

– Где ты была вчера вечером?

Мой рот набит омлетом, который мне только что приготовил шеф-повар. Я жую, а папа наблюдает за мной, готовый уличить во лжи. Пусть мне всего двадцать и я еще только вступаю во взрослую жизнь, но я живу с ним достаточно долго, чтобы знать, что у него на уме. Мне хорошо знакомы его вопросительные взгляды, его подозрения.

– В Окленде, – отвечаю я, проглотив омлет и сделав глоток «Мимозы». В коктейле больше шампанского, чем апельсинового сока, и пузырьки щекочут мне нос.

Его правая бровь взлетает вверх.

– Какого хрена ты делала в Окленде?

Лори кладет руку ему на плечо:

– Брайан. Пожалуйста. Тебя услышат.

Он тяжело дышит. Его ноздри раздуваются. Я продолжаю есть омлет, хотя внутри дрожу от страха. Я не думала, что он настолько разозлится.

– Ты знаешь, во сколько ты вернулась домой? – спрашивает он напряженно.

Я кладу вилку на край тарелки и встречаюсь с ним взглядом.

– Да, папа.

– Полагаю, в Окленд ты ездила не одна.

Я молча качаю головой.

– В кампусе ты живешь самостоятельно, но здесь, под моей крышей, ты должна следовать моим правилам. Ты поняла?

Я киваю и склоняю голову, опустив взгляд. Ему это и нужно – послушная дочь, публично наказанная посреди одного из лучших в городе ресторанов. Здесь обедают деловые партнеры. Мужчины, с которыми он играет в гольф. Женщины, с которыми он, возможно, спал. Это его территория, и мне повезло, что меня пустили сюда.

– А с кем ты была, Хайден? – спрашивает Лори. Я слегка поднимаю голову, глядя на нее. Это не по сценарию. Мне не нравится, что она вмешивается. В прошлом, когда я попадала в похожие ситуации, то сразу признавала свою вину, и отец не вдавался в подробности. Он быстро забывает, с кем я была и что делала.

Потому что он не хочет знать? Не хочет иметь представление о том, чем может заниматься его старшенькая, когда гуляет допоздна?

Это мое предположение.

Лори же очень любопытна. Хуже того, она, возможно, беспокоится, что я была с ее драгоценным Джозефом. Я не отвечаю. Лори, у которой язык без костей, продолжает:

– Джозеф ушел вскоре после тебя.

Интуиция меня не подвела. Я по-прежнему не отвечаю. Мои губы складываются в легкую улыбку.

Ее взгляд пронзает меня. Ревность ей не к лицу.

Я смотрю на отца. Он заметно расслабился. Напряжение спало с его плеч. Вероятно, он доволен, что я ездила в Окленд с Джозефом. И занималась бог весть чем. Надеюсь, Лори в подробностях представила, как мы сплелись в экстазе, обвив друг друга руками и ногами, как лианами. Она заслужила это за то, что поддалась искушению изменить отцу.

Если он когда-нибудь поймает ее с Джозефом, ее ждет адская расплата.

– Ты пойдешь с нами на вечеринку, – сообщает он так, будто выбора у меня нет.

– Но мне пора ехать. Завтра к первой паре.

– Ты все равно вечно не спишь по ночам, – возражает он. – Ты едешь с нами. К себе вернешься позже.

Я непонимающе моргаю и перевожу взгляд на Палмер. Она слишком занята едой и ведет себя так, будто все, что сейчас происходит, – не происходит вовсе.

Завидую ее молодости.

К ней тоже предъявляются ожидания, но не такие высокие. Отец хочет, чтобы она хорошо училась, преуспевала в спорте и делала все, что он говорит, без лишних вопросов. Это проще, когда ты так юна. Когда еще не ощутила вкус свободы. Пока у Палмер нет забот.

Я в ее возрасте была совершенно другой. Я была бунтаркой. Непокорной. Меня напрягали требования отца, я их не слушала. Никогда не устраивала сцен, но делала то, что считала нужным, несмотря на его протесты.

Мы прошли с ним через много конфликтов. Много отобранных телефонов, ноутбуков и машин. Я сломалась в начале выпускного класса, да и то лишь когда поняла: если будут делать то, что он просит, и вести себя так, как он хочет, – получу свободу.

С тех пор, как я съехала, прошло два года, но мои крылья все еще подрезаны. Я свободна, пока не здесь. Как только возвращаюсь домой, а он просит об этом часто, я оказываюсь запертой в клетке. Помню «о своем месте и своем долге».

Я другой человек, когда не здесь, – и мне больше нравится та версия меня.

– Я ясно выражаюсь? – спрашивает он, прервав мои размышления.

Я смотрю ему в глаза:

– Да, папуль.

Лори улыбается. Ей нравится видеть мои унижения. Вот поэтому она больше общается с Палмер. Наладить отношения с дочерью, которая все еще живет с ними под одной крышей, – умный ход с ее стороны, не отрицаю. Зачем пытаться умасливать меня? Я не нужна ей. Они втроем против меня – еще более умно.

Она не понимает, что Палмер никогда меня не предаст. Мы вместе пережили развод родителей. Для моей сестры единственный человек, которому можно доверять, – это я. И это взаимно. Родители предали нас. Использовали во время судов за опеку. Это время, которое я предпочла бы забыть. Палмер чувствует то же самое.

Так что Лори может подлизываться к Палмер сколько угодно, а Палмер с радостью примет все ее подачки. Я бы на ее месте поступила так же. Даже грустно, как иногда легко использовать людей.

Единственный человек, которого я по-настоящему люблю. Я имею в виду слепо, до обожания, – это Палмер. Вот так.

Она – все, что у меня есть.

После бранча мы возвращаемся домой и снова переодеваемся для дня рождения. Потом садимся в папин внедорожник Mercedes и отправляемся в дом доктора Джозефа Даброу. Мы входим в фойе с высоченными потолками и яркими картинами на стенах. Это чудовищно безвкусный дворец, недавно переделанный новой женой Даброу. У нее с мужем, по крайней мере, не такая разница в возрасте, как у моего отца и его подружки, но все равно: по словам сплетницы Лори, она моложе его прошлой жены и тратит деньги так, будто им конца не будет. Что, я полагаю, соответствует истине.

Нас проводят по дому; новая хозяйка Мисти Даброу интересуется, не желаем ли мы экскурсию, отец вежливо отказывается. Она флиртует с ним. Лори вставляет язвительные комментарии, а я думаю, подруги ли они. Как-то не похоже.

Вечеринка проходит на улице. Прием обещает быть торжественным. Выйдя во двор, я в первую очередь замечаю цветы. Миллион темно-алых роз. Композиции на столах, барных стойках, вокруг бассейна. Они, должно быть, потратили на них тысячи долларов, потому что цветы повсюду. Везде. От их одурманивающего аромата я чихаю.

– Джо любит цвет крови, поэтому тут столько роз. – Я слышу, как Мисти объясняет это группе женщин, среди которых и Лори. Лицо у Мисти натянутое, а в кроваво-красных блестящих губах явно филлер. Я думаю, что она когда-то была его пациенткой, так они и познакомились. Он был женат. Она была не замужем, моложе и красивее его жены, которую пришло время поменять на новую модель.

В ее первый визит он наверняка вколол ей ботокс. Сделал губы полнее, так что ее брови застыли, словно в постоянном удивлении. Держу пари, она дар речи потеряла, когда впервые увидела свое новое помолодевшее лицо. Уверена, она была красива в тот момент.

Но сейчас она выглядит так же, как ее подруги. Через несколько лет и Лори будет похожа на них. У пластических хирургов особый взгляд на внешность женщины, хотя не думаю, что они это специально. Но он видится в изгибе нижней губы или кончике нового носа. Они художники, работающие с кожей, костями и хрящами.

Женщины смеются над словами Мисти, одна из них просит объяснить.

– Кровь для Джо означает деньги. Он ежедневно сталкивается с кровью, знаете ли. И именно так он зарабатывает себе на жизнь, поэтому насыщенный красный – его любимый. Когда мы только начали встречаться, он всегда дарил мне одну красную розу, такую темную, почти черную, – объясняет Мисти, тоскливо вздохнув.

Я задерживаюсь рядом с этой группой. Отец уже ушел с кем-то общаться, а Лори полностью меня игнорирует. Даже Палмер нашла с кем поговорить: у Даброу есть дочь ее возраста, и они дружат.

Мне здесь не с кем побеседовать. Что ж, остается эта новая жена с рассказами о розах. Подруги слушают ее с восторженным вниманием, и я тоже изображаю интерес.

– Значит, ему нравится, как ты украсила сад? – воодушевленно спрашивает одна из женщин, похоже, отчаянно желая узнать подробности.

Взгляд Мисти сразу меркнет, и я понимаю, что ответ будет отрицательным. Ему не нравятся все эти розы. Наверное, считает декорации праздника безвкусными. Так оно и есть: розы покрывают все доступные поверхности, и их аромат удушает. Аллергикам явно не повезло.

– О, ему понравилось. Он так удивился, – отвечает она. Уверена, что последняя часть – правда. Он определенно удивился.

Но совершенно точно не обрадовался.

Я ухожу от женщин и брожу по заднему двору. Прекрасное место, если не считать розы. Огромный бассейн и сад с пестрыми цветами. Повсюду пышная зеленая трава. Во внутреннем дворике тоже общаются гости. Я направляюсь туда. Ко мне подходит официант с подносом, уставленным бокалами с шампанским. Я беру бокал, пробормотав благодарность, и он улыбается мне. Он, похоже, примерно моего возраста, и он симпатичный. Хотя и не такой привлекательный, как Тони.

– Как вас зовут? – дерзко спрашивает он, и я собираюсь ответить, но тут глубокий мужской голос произносит:

– Иди обслужи еще кого-нибудь.

Я бросаю удивленный взгляд на обладателя голоса. Джозеф Даброу-младший стоит, нахмурившись.

Официант отходит без лишних возражений.

– Это было грубо, – замечаю я, делая глоток шампанского. Оно игристое, холодное. Лучше, чем в ресторане.

– Он флиртовал с тобой. А он всего лишь слуга. Засранцу нужно знать границы, – говорит Джозеф, подходя ближе. Его грозное лицо светлеет. – Рад, что ты пришла.

– Правда? – спрашиваю я. Мой голос звучит скучающе, но мне и правда скучно. Я не хочу быть здесь. Хочу быть в машине посреди долгой скучной дороги обратно во Фресно и подпевать любимым песням на Spotify.

Джозеф кивает с холодным выражением. Будто я ничего для него не значу, хотя в его бледно-голубых глазах виден нескрываемый интерес. Я нервно отворачиваюсь.

– Похоже, мы единственные ровесники на этом провале под названием вечеринка, – комментирует он.

Я оборачиваюсь, мысленно отмечая, что он прав.

– Почему провале?

– Да эти розы. Мисти, как обычно, переборщила. У нее нет чувства меры. Не то что у мамы. – Он отпивает из низкого бокала напиток золотисто-коричневого цвета. Явно не шампанское. – Отец с первого взгляда их возненавидел. Говорит, это безвкусица.

– Полностью согласна.

Джозеф едва заметно улыбается:

– Мисти выросла в маленьком городке на севере. Они женаты уже два года, но она к такому до сих пор не привыкла.

– Она подружкам рассказывает, что твой отец любит цвет крови и что он напоминает ему о деньгах.

Чувствую себя стукачкой, но вдруг он посчитает это забавным.

– О да, похоже на нее, – он закатывает глаза, – но давай сменим тему.

Мой тон сразу же меняется:

– О чем поговорим?

Я так легко возвращаюсь к старым привычкам. Флиртую с парнями. Прикидываюсь скромницей. Он же мне совсем не интересен.

– Я надеялся, что мы поговорим в клубе, но ты исчезла с Сорренто.

Он словно не заинтересован, но глаза…

Они выдают все. Как будто он понял, что наш с Тони побег был тайным.

Я выпрямляюсь, стараясь не выражать эмоций. Не уверена, что у меня получилось. Его замечание задело меня за живое, а это ему и было нужно.

– Я уехала одна.

Он лукаво улыбается и подносит бокал к губам:

– Неа. Я вас видел.

Я молчу, перебираю варианты ответа. Нужно придумать объяснение.

– Я был в холле, когда вы вдвоем вышли из клуба, а потом сели на заднее сиденье такси.

Теперь Джозеф ухмыляется во весь рот и самоуверенно перекатывается на пятки, пока я пытаюсь увильнуть.

– Вот это твой папа разозлится, когда узнает, что ты ушла из клуба с сыном его врага.

– А ты-то откуда знаешь, что Сорренто и папа – враги? – спрашиваю я. Бесит, что я ничего про эту ситуацию не знаю. Наверное, так бывает, когда уезжаешь учиться и совсем не интересуешься делами отца.

Хотя я, вообще-то, и раньше не особо интересовалась. В школе мне также было все равно, хотя он и пытался что-то объяснять. А сейчас и подавно. Я сбежала от отца при первой же возможности.

Хотя, когда речь заходит о Тони и его семье, мне становится любопытно. Что они с папой не поделили? Почему ненавидят друг друга? Не понимаю.

– Лори сказала, – объясняет он и поджимает губы. Понимает, что этого не следовало говорить.

– Вы двое, похоже, очень дружны.

Теперь и у меня есть кое-что на него.

– Она дружит с Мисти, – отвечает он, но звучит неубедительно.

– И как это у вас получается сохранять отношения, пока ты учишься в Гарварде? – спрашиваю я, словно сама невинность.

– Я… у меня были… хм… небольшие проблемы, и в этом семестре я дома. – Он выпрямляется. – Вернусь к учебе весной.

– Какая жалость.

Мужчины так хорохорятся и выделываются, а внутри полны дерьма. Мне надоело, что мной играют.

Наверное, поэтому меня так тянет к Тони. Он не врал мне. Хотя мог придумать какую-нибудь чушь, будто учится в Стэнфорде или Калтехе^[18], или наврать, что он известный спортсмен или сверхгений и готов стать следующим Стивом Джобсом. Мужчины вечно так делают, хотя это никому не нужно.

В мужчинах я люблю честность.

А еще люблю запретные плоды, к которым мне нельзя прикасаться.

Такие, как Тони Сорренто.

Глава 7

Тони

Я ЛЕГ СЛИШКОМ ПОЗДНО. Встал уже в одиннадцатом часу, и дома было жутко тихо. Здесь же живут две маленькие близняшки, и из коридора всегда доносятся их крики и лепет.

Я выползаю из кровати и иду в смежную с комнатой ванну помочиться. Мою руки. Обдаю лицо холодной водой, чтобы проснуться. Волосы торчат, и я безуспешно пытаюсь их пригладить влажными руками. На мне черные трусы-боксеры, а вода такая ледяная, что по коже бегут мурашки. Вспоминаю мурашки, которыми покрылась Хайден. Вчера вечером, на детской площадке, когда расстегнула платье, обнажив усеянную мурашками кожу.

Она дразнила меня словами и дьявольской улыбкой. Кокетливая юбка ее платья развевалась на ветру, танцуя вокруг стройных бедер. Ее скомканные стринги все еще лежат в переднем кармане брюк, которые я ночью кинул на пол.

Я почти поверил, что все произошедшее, этот сюрреалистичный момент и вообще прошлый вечер, было ненастоящим. Хотя знаю, что это не так.

Ее трусики тому доказательство.

Я выхожу из ванной, и в этот момент дверь моей спальни распахивается. На пороге стоит Хелена, одетая в тонкую ночную рубашку из шелка и распахнутый халат. Она удивляется:

– О! Не думала, что ты проснулся.

– Ты не постучалась. – Я раздраженно почесываю грудь. Моя мачеха ворвалась ко мне в комнату, когда я практически голый.

Будто специально.

– Прости. – Она кладет руку на грудь, привлекая к ней внимание. Глубокий вырез рубашки открывает чудесный вид, но это мне не интересно.

– Я хотела узнать, не хочешь ли ты позавтракать.

– Ты собираешься приготовить мне завтрак? – спрашиваю я.

Она кокетливо смеется приятным звонким смехом. Она флиртует со мной еще активнее, чем вчера.

– Нет, глупенький. У нас для этого есть повар.

– Где отец?

Она погрустнела. По ее сценарию я не должен был спрашивать о нем.

– Затаился у себя в кабинете.

– А сестры?

– Легли подремать. Ты поздно вернулся. – Она проходит в комнату, закрывая за собой дверь. – Тебе было комфортно спать?

Что у этой женщины на уме?

– Конечно.

– Хорошо. – Она останавливается передо мной, и я вижу слегка больше, чем требуют приличия, хотя и сам почти раздет. Она с интересом изучает меня. Обычно, когда меня рассматривает привлекательная женщина, я волнуюсь.

Но сейчас никакого волнения. Слава богу!

– Просто хотела сказать, твой отец очень рад, что ты здесь. Что все, кого он любит, собрались под одной крышей, – сообщает она низким голосом, а ее глаза горят при взгляде на меня.

– Уверен, что он без ума от радости.

Это все, что я могу ответить. А что еще говорить? Он хочет меня контролировать. Вчера я это понял.

– Я должна предупредить тебя, – начинает она, но поджимает губы и смотрит неуверенно.

– О чем?

– Твой папа был недоволен, когда ты ушел, – она наклоняет голову в сторону, ее темные волосы падают на плечи, – и мы не знали, где ты.

– Я не мог там оставаться. Эта дерьмовая вечеринка меня напрягала, – честно говорю я.

– С кем ты уехал?

Я молчу.

– Я видела, что ты сел в машину с какой-то блондинкой.

Чертово дерьмо.

– Да так, ничего особенного.

– Тайком сбежать с Хайден Ченнинг – это не «ничего особенного» для твоего отца, Тони. Он будет недоволен.

– Я здесь не для того, чтобы угождать ему.

– А стоило бы. Он имеет целое состояние и скоро собирается отойти от дел, – говорит она. – И хочет оставить все тебе.

Я напрягаюсь.

– Что значит «все»?

– Весь бизнес. Он хочет, чтобы ты как можно скорее возглавил его. Тебе стоит об этом знать.

– Он никогда не говорил мне об этом.

– Твой отец не всегда говорит вслух о своих ожиданиях. – Она скрещивает руки на груди. – Он позволяет тебе учиться, чтобы ты выкинул из башки всякую дурь.

– Какую дурь?

– Тусовки. Футбол. Что ты там еще делаешь. После выпуска он ожидает, что ты будешь работать на него. – Она подходит еще ближе и кладет руку мне на грудь. Ее халат задевает мои голые ноги.

– Ты такой горячий.

– Какого черта ты делаешь?

Она невинно моргает широко раскрытыми голубыми глазами:

– Просто пытаюсь дать тебе понять, что здесь происходит и что от тебя ожидают.

– Больше похоже, что ты хочешь потрахаться.

Она откидывает голову назад и смеется:

– И зачем это мне, если ко мне в постель каждую ночь приходит твой отец? А ты еще ребенок.

– Я ближе по возрасту к тебе, чем он, – напоминаю я.

Ее губы сжимаются в плотную линию. Она игнорирует мои слова.

– Просто будь умнее, Тони. Дружи с правильными людьми.

– Или что?

– Или ты окажешься не на той стороне. Не на стороне своего отца, а ты этого не хочешь, – объясняет она.

– А что будет, если я не захочу управлять бизнесом? – Не знаю, почему я спросил ее об этом, но она ближе к отцу, чем я. Я не понимаю его. Да и никогда не понимал. И он не беседует со мной о бизнесе. Все эти предложения, типа «давай снова будем вместе и проведем хорошо время как отец и сын», исходят от него.

Видимо, он собрался завалить меня тяжелыми деловыми вопросами позже.

– Значит, наверное, продаст кому-то еще. Если хочешь знать мое мнение, это неправильно. А чтобы я помогала – не хочет. Утверждает, что я не пойму. Ну а девочки слишком маленькие. Да даже если бы были постарше, он бы не оставил им дела. Он говорит, что то, чем он занимается, – не женское дело, – добавляет она с отвращением.

Шикарно. Мой отец еще и гребаный сексист.

– Что-то я не горю желанием.

– Ты будешь идиотом, если откажешься. Не делай глупостей. Ты бы помог бизнесу расти. – Она улыбается своей хитрой улыбкой. Я бы не удивился, если бы она высунула язык и облизнула губы. – А я могла бы тебе помочь.

– Мне нужно в душ. – Ночью я уже был там, но она-то этого не знает. – Тебе лучше выйти.

Она не двигается и задумчиво смотрит на меня.

– Тебе нужна помощь? – наконец спрашивает она.

Будто личную услугу предлагает.

О чем я вообще думаю? Конечно, она предлагает себя в качестве «помощника».

– Разве я не слишком молод для тебя?

– Я могла бы научить тебя кое-чему.

– Нет. – Я киваю в сторону двери. – Тебе лучше уйти.

Она отворачивается. Халат развевается как плащ.

– Ты не понимаешь, от чего отказываешься, – говорит она, направляясь к двери, – просто поразмышляй о том, что я сказала, Тони. И знай, твоя мачеха всегда будет рядом, когда бы тебе ни понадобилась.

Дверь закрывается с тихим щелчком, я бросаюсь к ней, поворачивая замок как можно громче. Нечего этой стерве здесь делать.

Я возвращаюсь в кровать, натягиваю одеяло и хватаю телефон.

Что за хрень тут вообще происходит?

Такое ощущение, что меня заперли в фильме, где все друг к другу подкатывают, но все не то, чем кажется.

Полный отстой.

* * *

Я собираюсь и уезжаю из дома отца, ни с кем не попрощавшись. Пишу ему коротенькую СМС, в которой благодарю, что он разрешил мне остаться на выходные. Я доезжаю до Фресно за рекордное время. Никогда еще не испытывал такого облегчения при въезде на парковку своего дома, как сейчас. Я беру сумку с вещами и спешу домой, где радуюсь, видя, как друзья занимаются обычными делами в гостиной. Дом, милый дом.

– Тони! Братан! Как все прошло?

Это Калеб. Он сидит в игровом кресле с геймпадом в руке, взгляд прикован к экрану.

– Дерьмово, – радостно сообщаю я, бросая сумку на пол. Я падаю на диван, открываю коробки от пиццы – вдруг осталась пара кусочков. Нет, с пиццей не везет.

– Как там твой старик? – спрашивает Диего. Я удивлен его здесь видеть – он все время проводит с Джоселин.

– До черта любит всеми командовать. А ты что здесь делаешь?

– К Джоселин пришли подружки. Пришлось ретироваться, – объясняет он. – Я даже успел погрустить, что ты уехал на выходные.

Я кладу руку на сердце:

– О, ты скучал по мне?

Он тянется к бумажной тарелке, хватает корку от пиццы, грозится швырнуть ее в меня и смеется:

– Нет уж!

– А мачеха как? – не унимается Калеб. Когда я рассказал им, куда еду, он нашел ее в соцсецях и признался, что «он бы вдул».

Но он так говорит про любую девушку с милым лицом и хорошими сиськами, так что ничего удивительного.

– Мне показалось, что она ко мне клеится, – делюсь я. Наверное, я бы в любом случае так сказал, чтобы посмотреть на его реакцию, но теперь это правда.

Калеб разворачивается на кресле, забив на игру, и смотрит на меня. Его герой тем временем погибает смертью храбрых.

– Да ладно, ты что, серьезно?

Я киваю, проигнорировав урчащий желудок.

– Она утром заявилась ко мне в комнату в одной сексуальной ночнушке.

Про халат я не стал упоминать, чтобы не отвлечься от сути.

– Да быть не может, – ахает друг, раскрыв от удивления глаза. Для него это предел мечтаний. – И ты воспользовался предложением?

– Нет, конечно, – я качаю головой, – я ей не доверяю.

– Для того, чтобы потрахаться, доверять не обязательно, – торжественно заявляет Калеб. Он просто кладезь добрых советов. – Переспал бы с ней без лишних вопросов.

– Калеб, она жена моего отца. Это будет очень неловкая ситуация.

– Да ты все равно с ним никогда не видишься, чего тут такого? – Он пожимает плечами.

Я хватаю пустую банку из-под пива и швыряю в него. Он в последнюю секунду отбивает ее рукой и смеется.

– Нет уж, спасибо. Проблемы мне не нужны.

– Так она хотя бы секси? – интересуется Диего.

– Она привлекательная, – говорю я равнодушно. Хелена – красивая женщина. Держится с достоинством. Она будто родилась, чтобы стать женой богача. Уверен, что это не первая ее интрижка на стороне. И уверен, что отец тоже ей изменял. Именно так он поступил с моей мамой.

Мама с этим мириться не стала. Она каждый раз выводила его на чистую воду, и через некоторое время он вообще перестал скрываться, словно хотел, чтобы его поймали с поличным. Чтобы с их браком уже было покончено. Но они держались друг за друга дольше, чем можно было ожидать. Вероятно, из-за денег. Отец ничего не хотел ей оставлять.

– Какую возможность упустил. Я бы сразу ее трахнул. По крайней мере, позволил бы ей сделать мне минет, – ухмыляется Калеб.

– Ты идиот.

– Ну и че? Иногда это нужно только чтобы выложить сториз с хештегом «ниочемнежалею».

– А я и так не жалею, – говорю я.

– Врешь.

– О чем это ты?

– О Софи, например.

– О ней я точно не жалею, – тут же выпаливаю я. Она – последний человек, о котором я хочу говорить.

– Ты жалеешь, что позволил ей уйти, даже не поборовшись. И не отрицай. Ты сказал мне об этом, как только она уехала, – напоминает друг.

На лице Диего появляется сочувствие. Этот парень полон сожалений, но он не упустил свой шанс и поборолся за ту, кого любит. И в конце концов вышел победителем.

Когда мы расстались с Софи, я думал, что жалею, отпустив ее. Но она не оставила мне выбора. Не дала шанса побороться за нее. Она уже приняла решение.

– Трудно удержать того, кто этого не хочет.

Я думаю об отце. И о маме. Я бы мог впасть в ужасную депрессию из-за того, что никому по-настоящему не нужен. Никто не заботится обо мне настолько, чтобы всегда быть рядом. Но вместо этого я думаю о Хайден. Как рад, что сбежал с ней из того ужасного клуба и поехал к церкви. Вид был потрясающий. А та, что привела меня туда, – просто великолепна.

Я подумываю, рассказать ли о ней Калебу, но в итоге молчу. Остаток вечера мы болтаем о всякой ерундеи играем в Call of Duty^[19]. В конце концов, Диего возвращается к девчонкам, а Калеб болтает по телефону. Я остаюсь в одиночестве.

Нет смысла рассказывать им о Хайден. Калеб захочет грязных подробностей, и, если он узнает, что она учится у нас, тут же отправится на ее поиски. Не чтобы отбить ее у меня, а просто из любопытства. Он такой. Как задиристый щенок – не понимает, когда нужно остановиться.

Лучше мне держать мысли о ней при себе. Пока что Хайден – мой секрет.