Моника Маккарти
Стрела любви

Глава 4

Неделей позже улыбка Маргарет чуть поблекла. Совершенно обескураженная, она с трудом следовала своим же советам. Видит бог, эти женщины осуждали их.

Она изо всех сил старалась улыбаться и проявлять как можно больше дружелюбия, но тщетно. Пожалуй, она добилась обратного результата. Неодобрительные взгляды превратились во враждебные, а шепотки звучали все громче.

Сначала – оплошность с шахматами. Потом ее приняли за служанку или блудницу. И она сама же усугубила ситуацию, попытавшись «соблазнить» Йена Маклина (попросила научить ее играть, а потом подмигнула ему за столом). Проклятье! Это не было подмигиванием, просто у нее дернулся глаз. А еще – их с Бригид платья и непокрытые волосы… Пожалуй, она не сумела улучшить отношение к своему клану.

Тем не менее Маргарет категорически отказывалась признать, что ее задевает столь откровенная неприязнь. В конце концов, ей нечего стыдиться, и она не станет притворяться кроткой и застенчивой ради кучки злобных фурий. Макдауэллы вовсе не тупоголовые неуправляемые дикари, которыми их пытаются здесь выставить. Пусть она привыкла к большей свободе, чем львиная доля женщин: все же выросла в доме, полном мужчин и расположенном довольно далеко от цивилизации, – это еще не делало ее дикаркой и блудницей. Что же касается собравшихся здесь женщин… С монашками из монастыря и то намного приятнее общаться.

Неужели эти чопорные дамы не понимали, что вели себя нелепо?

Очевидно, не понимали.

Перед каждой трапезой ей приходилось долго уговаривать Бригид выйти из комнаты. Но была ли Маргарет одна или с подругой, многие из гостей все равно встречали ее с откровенной враждебностью, так что даже обычная для нее жизнерадостность начала покидать ее.

Но если она не произвела впечатления (во всяком случае, хорошего) на женскую половину гостей, то мужчины, к счастью, и не думали подвергать ее остракизму. У нее не было недостатка в партнерах для танцев, и молодые люди соперничали за право сидеть с ней за одним столом. Они смеялись над ее шутками, внимательно слушали ее рассказы и не осуждали, если она совершала какую-то оплошность. Да, она была не такой, как все, но мужчины явно не видели в этом ничего плохого.

По крайней мере, большинство мужчин относились к ней с явной симпатией. Правда, она сомневалась насчет лорда Баденоха. Отец заверил ее, что все в порядке и что ей удалось очаровать сына лорда. Но, увы, не отца. Маргарет чувствовала, что Баденох не одобряет ее – в точности так же, как его жена и дочери. Маргарет утешала себя: мол, ей это просто кажется, – но чем больше времени юный Джон проводил рядом с ней, тем мрачнее взирал на нее его отец. Она была обязана произвести на него благоприятное впечатление. Это стало для нее вызовом, навязчивой идеей.

Бригид в очередной раз сослалась на головную боль и не вышла к полуденной трапезе. Убедившись, что подруга удобно устроена, Маргарет отправилась в зал одна, но не дойдя нескольких шагов до входа, остановилась, услышав голос, проникавший, казалось, прямо в душу. Хотя у входа толпились люди, Маргарет тотчас узнала этот голос и увидела темно-русую голову.

Что-то задрожало в груди, словно кто-то сжал ее сердце. А потом ее бросило в жар, который сразу сменился волной холода.

Но что же это с ней? В ее поведении не было никакого смысла. Ведь ей всегда нравились мужчины, которые много шутят и смеются – такие, как Тристан, – а не неулыбчивые ученые монахи. Тем не менее что-то в его спокойных серьезных манерах, в его проницательных, все замечающих глазах манило ее. Йен Маклин был невероятно, неприлично привлекателен.

Боже мой, что же делать? Положение становилось с каждой минутой все хуже. Стоило ей только увидеть его – и ее тело как будто начинало жить собственной жизнью. Все чувства обострялись, воздух становился прозрачнее, звуки громче, а сердце или гулко колотилось, или замирало. Замирало… в ожидании?

Так ведь ждать-то нечего. И Маргарет старалась как-то отвлечься и не замечать этого мужчину и собственную реакцию на него. И он вел себя точно так же. Если их взгляды встречались, он тут же отводил глаза. Но ей не верилось, что он мог чувствовать то же самое.

Хоть его физиономия всегда и оставалась возмутительно непроницаемой, все же, когда он смотрел на нее, морщинки между его бровями становились чуть глубже, а глаза темнели. Так что вполне вероятно, что он тоже боролся с влечением.

Что ж, ее мотивы понятны. А как насчет его? И какое отношение он имел к леди Барбаре Кейт?

Маргарет почувствовала странное теснение в груди, заметив неподалеку эту прелестную светловолосую молодую женщину. Она частенько бывала в его компании, точнее – в компании его матери и сестры. На самом деле, рядом с Йеном всегда находился его молочный брат Финлей Макфиннон, а также его родные братья Дональд и Нейл. Тем не менее взгляды, которые светловолосая красавица то и дело бросала на молодого воина – впрочем, пристойные взгляды, из-под скромно опущенных ресниц, – намекали на некую близость между ними.

Почему ей это было настолько неприятно, Маргарет и сама не знала. Ведь между ней и этим человеком ничего не было и быть не могло.

Через некоторое время, воспользовавшись тем, что в дверях толпилось много людей, ожидавших, когда уберут столы и очистят место для танцев, Маргарет подошла чуть ближе к Йену – в надежде что-нибудь услышать.

Тот в этот момент разговаривал с Финлеем – вероятно, речь шла о былых сражениях, – но слов она не могла разобрать. А вот слова его сестры доносились до нее совершенно отчетливо:

– Ты видела ее платье? Оно уместно в доме пивовара, но не в этом замке.

Маргарет замерла. Она была оскорблена, хотя и не желала это показать. Она точно знала, о ком говорили. Опустив глаза, она осмотрела свое голубое шерстяное платье, которое считала прелестным. Хозяйка пивоварни? Злословие и сплетни не задевали Маргарет так сильно, как Бригид, но это вовсе не означало, что она могла совсем не обращать на них внимания.

– С ней все не так плохо, – заметила леди Барбсем. И тут же с язвительным смехом добавила: – Но если таковы «пышные наряды» знати в Галлоуэе, то что же там носят крестьяне. Может, одеваются в шкуры?

– Возможно, ей нравится выставлять свое тело напоказ всем, кто соглашается на нее смотреть, – сказала Марджори. – Надеюсь, мы не будем вынуждены смотреть на ее языческие пляски – как на празднике костров. Удивительно, что находятся мужчины, которые соглашаются с ней танцевать.

Маргарет решила, что услышала достаточно. Ее бросило в жар, и больше не было сил улыбаться. Глупые сплетницы! У нее вполне приличное платье, и танцует она прекрасно. И сейчас она им все это скажет.

– Она снова на тебя смотрит, – прошептал Финлей.

Йен скрипнул зубами и увлек друга в сторону. Ему не надо было спрашивать, о ком он говорил. Фин и еще некоторые из его друзей уже давно заметили, что между ним и леди Маргарет что-то было, и стали дразнить его всякий раз, когда девушка смотрела на него, а это происходило чертовски часто!

Но поскольку сам Йен то и дело посматривал на нее, он ни в чем не мог ее винить. Его влечение к этой рыжуле оказалось чертовски неудобным, а Фин лишь добавлял напряженности.

– Заткнись, Фин. Тебя может услышать какая-нибудь из дам.

– Не понимаю, что тебя останавливает. Если бы она смотрела так на меня, я бы сделал все, что она хочет: довел бы в постели до бесчувствия. Это ж будет не впервые… для вас обоих. – Фин хитровато улыбнулся.

Йен не имел обыкновения терять самообладание, поэтому, когда у него от злости потемнело в глазах, а кулаки сами собой сжались, очень удивился. И Фин – тоже. Он инстинктивно отступил на несколько шагов и нахмурился.

– Что это с тобой, Маклин? Ты ведешь себя как ревнивый поклонник. Ты же не можешь всерьез думать об ухаживании за этой девицей.

– Я ни о чем таком не думаю, – проговорил Йен. – Но мне не нравится, когда мужчины распространяют грязные сплетни о леди.

Что бы о ней ни говорили, Йен свято верил, что Маргарет Макдауэлл настоящая леди.

Злость, охватившая его, исчезла так же быстро, как возникла, и он даже смутился из-за столь необычного для себя проявления эмоций. Он ведь всегда был спокоен и невозмутим, не так ли? Должно быть, все дело во внезапном помутнении рассудка. От скуки. Он не привык участвовать в долгих напряженных переговорах, имевших целью не дать Брюсу и Джону Комину убить друг друга. А после переговоров ему приходилось увиваться вокруг леди Барбары и выслушивать болтовню сестры. От такого кто угодно спятит.

– Полагаю, мне необходима охота куда больше, чем я думал, – пробормотал он. – Кажется, здешние стены давят на меня.

Фин некоторое время напряженно всматривался в лицо друга, но, в конце концов, принял его объяснение и, облегченно вздохнув, похлопал по спине.

– Знаешь, мне намного больше нравится, когда ты рассуждаешь о засадах и об обходе противника с фланга.

Губы Йена дрогнули в усмешке. Фин прав: ему не следовало думать о женщинах, – тем более что завтра у него будет шанс произвести впечатление на Брюса. На охоте он сможет себя проявить.

Он повернулся к дамам и сразу же услышал ехидное замечание сестры о леди Маргарет.

Губы Йена сжались. Прежние язвительные комментарии, которые он прощал сестре, считая, что она еще маленькая и не ведает, что говорит, теперь звучали грубо и злобно. Сестренке придется научиться держать язык за зубами.

К сожалению, резкие высказывания Марджори о Маргарет были не единственными, которые он слышал за последнюю неделю. Он чувствовал себя виноватым, поскольку одним только своим существованием невольно подливал масла в огонь. О ней злословили все, кому ни лень. Правда, сплетни эти, судя по всему, совершенно ее не беспокоили, и Йен не мог не восхищаться выдержкой и самообладанием леди Маргарет. Эта хрупкая девушка невозмутимо отвечала улыбкой на грубость. Его сестра уже закатила бы истерику, если бы о ней говорили хотя бы наполовину так же плохо, как о леди Маргарет.

Он как раз собирался сделать сестре выговор, когда вдруг увидел, что леди, занимавшая его мысли, направляется к ним. Густой румянец на ее щеках и яркий блеск в глазах не оставляли сомнений в том, что Маргарет, услышав слова его сестры, на этот раз была полна решимости дать отпор.

Но кого он хотел защитить: свою сестру или леди Маргарет, – Йен и сам не знал. Инстинктивно шагнув к рыжуле, он сказал:

– Не окажете ли вы мне честь, подарив первый танец?

Он услышал, как за его спиной изумленно ахнула Марджори. Сестра знала, что он терпеть не мог танцы и всячески стремился их избегать.

Леди Маргарет несколько мгновений пристально смотрела на него, и казалось, ее золотистые глаза вот-вот прожгут в нем дыру. Йен решил, что она откажет ему: похоже, именно сейчас она была настроена объяснить его сестре, что о ней думала, – но это никому не пошло бы на пользу, и леди Маргарет в том числе. По-видимому, она тоже это поняла, поэтому наконец-то утвердительно кивнула.

Что ж, надо будет попозже кое-что объяснить сестре. Йен не сомневался, что он избавил ее от беседы, которую она забыла бы не скоро.

В тот самый миг, когда нежная рука леди Маргарет прикоснулась к его руке, Йен понял, что совершил ошибку. Пусть лучше бы его безголовая сестрица получила публичную словесную порку. А он вместо этого открыл ящик Пандоры!

Ему показалось, что в него ударила молния – гипнотическая молния, – привлекла их друг к другу и связала воедино.

В груди что-то защемило, легкие отказались дышать, а сердце, наоборот, заколотилось втрое быстрее. Йен лишился способности соображать, оказавшись всецело под властью женских чар. Он забыл, что танцует, равно как и то, что терпеть не мог танцы. Он не слышал музыки и не понимал, что вокруг люди. Ведя партнершу в танце, он не мог отвести глаз от ее лица. Нежная щечка, слегка вздернутый носик. И необыкновенно чувственные губы.

Проклятье! Она так красива, что на нее больно смотреть. И Йен действительно чувствовал боль: во-первых – в груди, во-вторых – в другой части тела, которая налилась жаром и стала твердой как камень. Этой части тела явно было наплевать на то, что они находятся в зале, переполненном людьми.

Йен двигался словно околдованный. Он был как во сне, в тревожном горячечном сне, в котором чувствовал могучее притяжение, заставлявшее его кровь вскипеть.

Их тела двигались в едином ритме, и не было необходимости в словах. Они говорили взглядами, прикосновениями, каждым ударом сердец.

Так продолжалось до тех пор, пока музыка не стихла.

Музыка стихла? Проклятье! Йен отпустил девушку так внезапно, что она тихонько ахнула и тотчас отпрянула. На ее лице застыло удивление. И казалось, даже, что она чем-то потрясена.

– С-спасибо, – пробормотала она, часто дыша. Ее губы чуть-чуть приоткрылись…

Боже правый, какие же они нежные и чувственные, эти губы! Йен ощутил прилив желания, такой сильный, что стало трудно дышать. Он жаждал накрыть эти восхитительные губы своим – и больше ни о чем не мог думать. Он уже потянулся было к манящим его губам, но тут рассудок к нему вернулся, он вспомнил, где находится, и остановился.

Ад и проклятье! Вероятно, он произнес эти слова вслух. Что это было? Человеку, считающему себя сдержанным и рассудительным, не пристало задавать подобные вопросы. Но он был не в силах мыслить связно. Впрочем, и бессвязно – тоже. У него голова шла кругом.

Резко кивнув, он удалился. Пока еще мог.

Сердце Маргарет билось так часто, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. И она по-прежнему дрожала.

Но что же с ней такое?

Все ее чувства в одночасье ожили, и она, охваченная паникой, не знала, что с этим делать. Не в силах взять себя в руки, Маргарет вышла из зала. Ошеломленная произошедшим, она чувствовала, что готова разрыдаться. То, что с ней произошло… О, это было не медленное пробуждение чувств и эмоций, доселе дремавших, нет, это походило на звон церковного колокола – громкий, настойчивый, раскатистый…

И теперь уже Маргарет прекрасно понимала, что между ней и молодым воином возникла прочная связь, разорвать которую едва ли удастся.

Казалось, все тело ее ныло и болело, а в животе как будто трепетали крылья бабочек. Сердце же и не думало успокаиваться. Маргарет до сих пор чувствовала его руки на своей талии и тепло, исходившее от его тела – огромного и мускулистого. А его грудь тогда была так близко, что она могла бы к ней прижаться…

От него удивительно приятно пахло – хвойным мылом и мятой. А его губы – ах, эти губы! – были так близко… Вот если бы… Маргарет шумно выдохнула, затем сокрушенно покачала головой.

Но как мог совершенно незнакомый мужчина произвести на нее столь сильное впечатление?

Маргарет не понимала, куда идет, только знала, что ей надо удалиться как можно дальше. Она больше не могла находиться ни в зале, ни поблизости. Там она чувствовала себя необычайно уязвимой – словно все присутствующие понимали, какие чувства она сейчас испытывает. Всегдашняя уверенность покинула ее.

Чуть помедлив, она осмотрелась и быстро зашагала по коридору в сторону королевского донжона – как можно дальше от шума. Ей требовалась тишина. Хотя было еще совсем рано – недавно завершилась полуденная трапеза, – в коридоре царил полумрак. Добравшись до Старой башни – там когда-то располагались покои Вильгельма Льва, но сейчас она начала разрушаться, – Маргарет вошла в небольшую комнатку в дальнем конце постройки. Возможно, здесь придворные ждали аудиенции или в ней находился солар, но теперь ее переоборудовали в библиотеку. Но Маргарет не нужны были книги – только тишина.

Вероятнее всего, до нее здесь находились мужчины. В жаровне еще тлели угли, но их было слишком мало для тепла. На столе же стоял графин. Маргарет поднесла его к носу и вдохнула чуть сладковатый запах английского бренди. Она предпочитала аналогичный шотландский напиток, но при создавшихся обстоятельствах…

Налив жидкости из графина в один из кубков, она залпом выпила и сразу почувствовала, как по телу стало разливаться тепло. Сердце успокаилось, руки перестали дрожать, грудь наполнилась воздухом, а главное – в голове прояснилось.

Конечно, она приняла все слишком близко к сердцу. Что, собственно говоря, произошло? Ничего. Это был всего лишь танец. А ее партнер – всего лишь мужчина, пусть привлекательный, но тем не менее обычный мужчина. И в его прикосновениях не было ничего особенного.

Тогда почему же она до сих пор чувствовала его пальцы на своем теле? Почему так долго не могла избавиться от дрожи?

Маргарет прислонилась к столу, тщетно пытаясь взять себя в руки, и тут вдруг услышала за спиной какой-то шум.

Обернувшись, она почувствовала, как тоскливо заныло сердце. В библиотеку вошел Джон Комин, и выражение его лица никак нельзя было назвать приветливым. До сих пор Маргарет не замечала его сходства с отцом, но сейчас перед ней, бесспорно, стоял лорд Баденоха – тот же суровый взгляд и высокомерный изгиб губ.

Он решил не утруждать себя вежливостью.

– Миледи, что у вас с сыном лэрда Маклина?

Маргарет выпрямилась и посмотрела юноше прямо в глаза. Ее голос звучал спокойно и уверенно – наверное, помогло бренди.

– Ничего.

Юноша прищурился и подошел к ней ближе.

– Не похоже. Не надо меня обманывать, миледи.

Имея восьмерых братьев разного возраста, Маргарет отлично знала, как чувствительны могут быть юноши и как легко задеть их гордость, поэтому поспешила успокоить потенциального жениха.

– Мы с ним и десятка слов друг другу не сказали. Я же рассказывала вам, что произошло в первый день. – Она улыбнулась. – Он назвал меня идиоткой. Едва ли это могло расположить меня к нему.

Маргарет сделала шаг к юноше. Или ее слова, или близость – но что-то успокоило его. Правда, не окончательно. Он по-прежнему хмурился.

– Тогда почему вы танцевали с ним?

«Понятия не имею». Маргарет прикусила губу, думая, что сказать. Решив, что лучше всего быть честной, ответила:

– Я слышала, как его сестра злословила в мой адрес, и мне хотелось объяснить ей, что думаю на сей счет. Полагаю, он пригласил меня танцевать, чтобы не позволить заговорить с ней и устроить сцену.

Судя по легкому румянцу, появившемуся на юной физиономии, он тоже слышал, что о ней говорили.

– Не следует обращать на них внимания. Они просто завидуют вам.

Маргарет всмотрелась в лицо юноши, пытаясь увидеть мужчину, которым он станет.

– Спасибо, милорд, – кивнула она. – Вы очень добры.

Джон снова покраснел и переступил с ноги на ногу. Его гнев рассеялся, и он снова стал самим собой – не слишком уверенным в себе юнцом.

– Я должен идти, миледи. Нам не следует оставаться наедине. Мне не стоило идти за вами, но я ревновал. – Он взглянул в глаза девушки. – Я думал, что он намерен поцеловать вас, и мне очень хотелось оказаться на его месте.

– Мне тоже этого хотелось бы, – пробормотала Маргарет.

Она вовсе не желала поощрять молодого человека, но так уж получилось. Джон привлек ее к себе и легонько коснулся губами ее губ. Она едва почувствовала это прикосновение.

Поцелуй его был целомудренным в отличие от взгляда. Джон хотел ее и не скрывал этого. Мэгги не могла бы сказать, что поцелуй его был ей неприятен, но повторения она не желала.

К счастью, Маргарет умела обращаться с мужчинами и знала, как их вовремя остановить.

Она попятилась, чтобы между ними появилось какое-то пространство, затем осмотрелась по сторонам. Ее взгляд скользнул по нише в стене, которую закрывала занавеска. И вдруг в промежутке между тканью и каменным полом она увидела… сапог.

Глава 5

Сначала Йен думал, что она пошла за ним. Сидя на скамье в нише с графином виски и книгой, которую схватил с полки, даже не взглянув на название – это оказались «Правила святого Бенедикта» на латыни, – он услышал, как в комнату вошла Маргарет. Йен уже собирался обратиться к ней, как вдруг появился юный Комин. Сообразив, что, объявившись, он может ухудшить положение, Йен был вынужден тихо сидеть на своем месте и слушать их разговор.

А разговор оказался весьма занимательным. Настолько занимательным, что кровь Йена вскипела. Какого черта? Зачем она это делает?! Неужели не соображает, что не должна стоять так близко к мужчине? И уж тем более говорить ему такие возмутительные вещи! Ведь она сама просит, чтобы он ее поцеловал!

Юноша не заставил себя долго уговаривать и коснулся губами ее губ. Йен же в ярости стиснул зубы. Глаза его заволокло красной пеленой, грудь горела, и все мышцы напряглись. Он мог думать сейчас только об одном – как ломает ударом кулака челюсть этого наглого юнца.

Впрочем, его гнев был направлен не только на юношу: на леди он злился стократ сильнее. Не знай он, что во время танца она испытывала то же самое, что и он, тогда, возможно, все было бы не так плохо. Но ведь она испытала сильнейшие чувства – он точно знал. Он уже забыл, что совсем недавно убедил себя в том, что все это не имеет значения – ну, почти убедил, – и теперь был исполнен праведного гнева. Ему казалось, что его предали.

Йен понятия не имел, как долго сможет скрываться, но в какой-то момент вдруг понял: Маргарет осознала, что они с юнцом в комнате не одни.

Комин же принял ее испуг и внезапную бледность за девичью робость и самодовольно улыбнулся. А Йен прижал ладонь к губам, едва удерживаясь от смеха.

Возможно, Фин был прав. И слухи тоже не обманывали. Эта девица точно знала, чего хотела, и упорно шла к своей цели. «Ей надо дать все, о чем она просит, и довести в постели до беспамятства», – промелькнуло у Йена.

Но что-то его останавливало. Что именно, он и сам не знал.

– Вероятно, я должен извиниться, – сказал Комин и отступил.

Маргарет покосилась в сторону ниши, потом снова посмотрела на Джона Комина.

– Извиниться? За что?

– За то, что я воспользовался вашей невинностью, – с чопорным видом ответил юноша.

Йен увидел, как она нахмурилась. Судя по всему, она не сразу поняла, что сказал ее потенциальный жених.

– Ах, вы о поцелуе… – Она прикусила губу и поспешно потупилась. – Милорд, думаю, вам сейчас лучше уйти. Нехорошо, если нас увидят наедине.

Йен услышал в ее голосе вопрос, а Комин – нет.

– Вы правы. – Юноша улыбнулся. – Хотя, возможно, было бы проще, если бы нас действительно застали в компрометирующей ситуации.

Маргарет нахмурилась, не понимая, на что он намекал. Но Йен все понял. Парень явно знал, что его отец не одобрит такой союз, поэтому искал способы обойти отцовский запрет. Один из способов – сделать так, чтобы его заметили посторонние наедине с молодой леди.

Этот юноша еще не стал рыцарем, но уже обладал рыцарскими понятиями о чести и достоинстве. Конечно, Йен тоже не был рыцарем, но он к этому и не стремился.

Поклонившись, юноша вышел из комнаты. Как только за ним закрылась дверь, Маргарет повернулась к нише, скрестила руки на груди и громко проговорила:

– Я знаю, что вы там. Выходите.

В ее устах это прозвучало так, словно она обращалась к невоспитанному ребенку, который намеренно шпионил за взрослыми. Проклятье! Ничего подобного! Он, Йен, никому не мешая, сидел на скамейке, когда она ворвалась в комнату и немедленно ухватила графин с бренди. В чем же его вина?

Хотя девица не могла видеть его лица, похоже, не удивилась, узнав своего недавнего партнера по танцу.

– Если бы я знал, чему помешаю, то объявил бы о своем присутствии раньше, – проворчал Йен, чуть отодвинув занавеску.

– Надо же… Оказывается, вы умеете говорить, – насмешливо протянула Маргарет. – А я-то думала, что вы можете общаться только с помощью мрачных задумчивых взоров.

Йен полностью отдернул занавеску и впился в нее взглядом.

– Не думал, миледи, что нам есть что сказать друг другу.

Маргарет не отвела глаза и с грустью проговорила:

– Возможно, вы правы.

Ему следовало уйти. Он должен воспользоваться возможностью – и немедленно уйти. Но вместо этого он быстро пересек комнату и остановился прямо перед ней. Исходивший от нее легкий цветочный аромат, который он почувствовал еще во время танца, будоражил и мешал сосредоточиться.

– Комин не для вас! – заявил Йен. Он был вне себя от гнева, поэтому пренебрег осторожностью.

Маргарет приподняла брови, явно шокированная безапелляционностью его тона.

– Вы в этом так уверены?

Йен еще больше разозлился. Черт возьми, он же старается ее защитить! Баденох ни за что не позволит сыну жениться на ней.

– Да, абсолютно уверен. Позволяя ему вольности, вы ничего не добьетесь.

– Вольности? – Маргарет нахмурилась. – Ах, вы тоже о поцелуе… – Она засмеялась. – Но ведь это ничего не значит!

То ли ее смех, то ли легкомысленное отношение к поцелую, но что-то разозлило Йена настолько, что он уже не мог сдерживаться.

– Вы настолько опытны, что для вас поцелуй не имеет значения? – осведомился он.

Маргарет взглянула на него, прищурившись.

– Вы когда-нибудь целовали женщину, милорд?

– При чем тут я? – буркнул Йен.

Маргарет несколько секунд пристально смотрела на собеседника, затем, усмехнувшись, сказала:

– Ни при чем. А мой опыт или его отсутствие не ваше дело.

Йен поморщился. Она, конечно, была права, но в то же время чертовски ошибалась!

– Не все мужчины щенки вроде Комина, миледи, которыми можно вертеть, как вам заблагорассудится. И не любого можно отослать прочь, когда вам захочется. Большинство воспримут поцелуй как приглашение к продолжению.

Девушка густо покраснела. Вероятно, она знала, что ее в замке не жаловали. Йен не сознавал, насколько близко они стояли друг от друга, но тут она выпрямилась, гордо расправила плечи, и ее соски коснулись его груди.

У него подогнулись колени, и он стиснул зубы, чтобы не застонать. А затем вдруг почувствовал, как кровь стремительно прилила к паху.

– Вы имеете в виду таких мужчин, как вы, милорд? – Девушка взглянула ему прямо в глаза.

Он не знал, что на него подействовало: возможно, вызов, прозвучавший в голосе. Как бы то ни было, но Йен вдруг понял, что больше не в силах сдерживаться. Он хотел наказать ее, преподать ей урок, желал показать, что она ведет опасную игру, но больше всего ему хотелось ее поцеловать. Желание было столь сильным, что в глазах помутилось.

– Именно это я имею в виду, – отчеканил он.

В следующее мгновение он обнял девушку и привлек к себе. И это оказалось так приятно, так правильно, что теперь он не смог бы отстраниться, даже если бы захотел. Ее мягкие женские округлости, прижатые к его телу, вызывали непередаваемые ощущения. Йен чувствовал сильнейшее возбуждение. Даже будучи неопытным подростком, он не испытывал ничего подобного. Желание овладело им, захлестнуло горячей волной.

Склонившись к ней, он впился поцелуем в ее губы, и это подействовало на него как лесной пожар: казалось, он весь был охвачен пламенем. Наслаждение поглотило его целиком. Способность к рациональному мышлению окончательно покинула его, когда Маргарет ответила на поцелуй.

Маргарет смеялась, когда ее брат Дункан в прошлом году застал их с Тристаном: она целовала его в одной из пещер под Данкси. Тогда брат предупредил ее о необходимости соблюдать осторожность и сказал, что она играет с огнем: мол, поцелуй – это одно, но ведь может последовать и продолжение. Она знала, что он имел в виду близкие отношения между мужчиной и женщиной, но решила, что брат преувеличивает.

Игра с огнем? Продолжение? Какое еще продолжение? О чем он говорит? Нет абсолютно ничего опасного в том, что она поцеловала Тристана. Это было довольно приятно, и она прекрасно сознавала, что делала. Этот поцелуй никак не мог закончиться тем, что она не раз наблюдала в Гартланде, когда заезжие путешественники оставались на ночь в Большом зале. Женщина лежала на спине, задрав ноги, а мужчина пыхтел и стонал, нависая над ней.

Но теперь Маргарет было не до смеха. Пожалуй, ее брат все-таки понимал, о чем говорил. Любопытство и стремление узнать новое, конечно, не опасны, но страсть… В тот момент, когда Йен обхватил ее своими огромными ручищами и привлек к себе, она всем существом почувствовала разницу.

Желание захлестнуло их обоих. Все ощущения, пробудившиеся во время танца, тотчас вернулись, только стократ усилившись. Маргарет накрыла жаркая душная волна. Сила его рук, ощущение мускулистого тела… Колени ее подгибались. Мэгги чувствовала себя словно околдованной; казалось, она угодила в трясину ощущений, из которой никак не выбраться. Впрочем, особого желания выбираться у нее не было.

И она не хотела, чтобы он останавливался, ни за что!

Его губы были горячими и требовательными. Он целовал ее так, словно имел на это полное право, и Маргарет ничего не имела против.

Она ощущала на его губах головокружительный вкус виски и наслаждалась им. Ей казалось, что она испытывала жажду, которую никак не могла удовлетворить. И по какой-то непонятной причине колени ее все больше слабели, так что если бы Йен не держал ее, она бы рухнула на пол.

Маргарет чувствовала странный трепет внизу живота, трепет, заставлявший ее тихо стонать от наслаждения. Йен тоже застонал, правда, его глухой стон скорее напоминал ругательство. Остатки сдержанности покинули их обоих.

Его поцелуй стал опустошающим, отчаянным. Маргарет поняла это, поскольку чувствовала то же самое. Она отвечала на поцелуй со страстью, возникшей словно из ниоткуда, со страстью, порожденной инстинктом, а не опытом. За те пять или шесть раз, когда она позволяла Тристану целовать ее, Маргарет никогда не чувствовала такого пыла, такой горячности. Она вообще никогда ничего похожего не чувствовала.

И сейчас она знала лишь одно: что хочет его больше всего на свете; никогда еще в своей жизни она ничего так страстно не желала. Она вцепилась в его плечи – и не собиралась отпускать. А он был такой огромный, такой могучий… Рядом с ним она чувствовала себя до странности маленькой и уязвимой.

Маргарет хотелось как можно крепче к нему прижаться, хотелось вдыхать его восхитительный мужской запах. Но она не сознавала, насколько сильно этого желала, пока не ощутила, как весьма специфическая часть его тела стала твердой и уперлась ей в живот. А потом она вообще лишилась способности думать.

Желание раз за разом прокатывалось по ее телу горячими волнами, и все тело отяжелело, особенно груди и самое интимное местечко между ног. Она все громче стонала, о чем-то умоляя обнимавшего ее мужчину.

Он целовал ее все настойчивее, их тела прижимались одно к другому так крепко, что, казалось, слились воедино, а языки исполняли какой-то сложный любовный танец. Или это было сражение? Да, возможно. Но Маргарет не чувствовала угрозы. Более того, она безоговорочно доверяла своим инстинктам, настойчиво требовавшим этих поцелуев и этих объятий. Но во всем происходившем присутствовала и нежность – от нее сладко щемило в груди, и она парила над ними словно добрый страж, молчаливый защитник.