монах Арсений Святогорский
Свидетельства о покровительстве Пресвятой Богородицы Русскому монастырю на Афоне
© Издательство Сибирская Благозвонница, текст, оформление, 2018
* * *
Чудесное избавление от насилия турок русского монастыря и всего Афона[1]
Свое дивное попечение об афонских обителях Матерь Божия показала в прошедшую войну союзных держав против России (1853–1856)[2], когда турецкое сборное войско шло и уже вступало на Святую Гору, чтобы предать всё огню и мечу. Передам это, как мог я разведать, в подробности.
При начале упомянутой войны Греция объявила разрыв с Турцией, сформировала войско и готова была к восстанию, намереваясь вместе с тем поднять всё христианское население от Эпира, Фессалии и Македонии до Фракии, но вскоре должна была отказаться от своих действий вследствие прибытия сильного флота соединенных держав, решившихся бомбардировать Афины и уничтожить само королевство греческое Морею. Таким образом, Греция вынужденно заключила мир с Турцией.
В это время был командирован от одной греческой компании[3] партизан[4] Чам с отрядом милиции из четырехсот человек для побуждения христиан к восстанию.
Желая действовать с большим успехом и безопасностью от турецких войск, Чам избрал пунктом своих действий Святую Афонскую Гору, откуда как из средоточия христианского населения он удобнее мог бы влиять на окрестные провинции, рассчитывая притом, что он на Афоне будет как в лучшей крепости по множеству гор, ущелий, скал и оврагов, способствующих засадам и дающих возможность его отряду противиться неприятельской армии с большой смелостью. К тому же он надеялся, что монашествующие примут участие в его партизанских действиях, которым придано было светлое именование: за веру и для восстановления порабощенного Отечества – некогда могущественной Греции. На Святую Гору прибыл он 22 апреля 1854 года.
За год до вступления Чама с милицией на Афон, при объявлении войны со стороны Турции, иностранные державы предложили жителям Афона выехать куда кто пожелает, с тем чтобы оставшиеся в случае военных бедствий ни на кого уже не жаловались. Для решения этого важного вопроса, то есть выехать или оставаться, ожидая смерти и истребления, потому что от фанатизма турок ничего лучшего ожидать было невозможно, в нашем монастыре[5] обратились за советом к людям духовным и опытным, точнее же – к прозорливым старцам. Хотя некоторые из них предвещали, что полезнее оставаться (ибо если выедете, говорили они, то впадете в мирское слияние, а если останетесь, то будете покрыты Божиим Промыслом, и добавляли: пострадаете же от одних только слухов), но посоветовали в таком общем деле обратиться к общему собору и решить общим согласием, чтобы было добровольно, для чего и был назначен собор, на котором единогласно решили оставаться, а если угодно будет Господу посетить наказанием и придут турки злодействовать, то принять это как отеческую руку Божию и умереть, не оставляя места. Впрочем, для немощных было предложено, что если кто устрашается впасть в варварские руки тиранов, то аможе хощет, да сохраняет живот свой. Но предложение это было принято немногими: только пять человек новоначальных выехали в Россию, а иные вознамерились в случае нападения турок по недостатку мужества скрываться в ущельях и бесчисленных природных пещерах; большинство же братии решились умереть, не оставляя святыни, и, имея такое намерение, облеклись в великую схиму и те, которые были только мантийными[6] монахами.
Вступление Чама на Афон влекло за собой плачевные последствия для всех здешних обитателей, ибо он своим прибытием мог скорее раздражить турок и возбудить их мстительность (как это и случилось), нежели защитить от них. А потому, несмотря на его как бы патриотические действия, Святая Гора не могла принять участия в этих начинаниях, тем более что Чам принадлежал к морским пиратам, как слышно было и как впоследствии показали сами его действия, а также и потому, что памятны были следствия 1820-х годов, когда некоторая часть афонцев оказала содействие в греческом восстании христианам, вознамерившимся сбросить тяготевшее над ними четырехвековое турецкое иго, и вся Святая Гора поплатилась за них – резней и увечением большей части своих обитателей и расхищением драгоценностей церковных (которых, впрочем, главная и большая часть была скрыта). Посему ни один монастырь не изъявил согласия на намерения Чама и ни один не пустил его в свои ворота. Вследствие сего Чам избрал для себя местом пребывания Карею[7], а войско свое поставил на границе Афона к перешейку, отрядив нескольких удальцов в известные ему места Святой Горы (где пристают корабли и пароходы) для стражи на случай высадки каких-либо неприятельских отрядов. Конечно, такие действия греческого общества не могли быть тайной для турецкого правительства, которое скоро узнало и об отряде Чама, прибывшем на Афон. Вступление Чама на Святую Гору было принято турецким правительством за свидетельство явного участия афонцев в восстании, и, считая русских главными виновниками возмущения, вскоре оно отправило войско под начальством бея (полковника) для усмирения афонцев с приказом предать огню и мечу всех участников восстания, особенно же русских. По этому же распоряжению в мае 1854 года турецкий пароход с 1600 человеками десантного войска явился на рейд главной пристани Афона Дафни близ монастыря Ксиропотам, соседствующего с Русским.
Узнав заранее о приближающемся бедствии и слыша, сколь страшное испытание готовится турками собственно русским, в нашем монастыре стали свершать молебствия и бдения к Царице Небесной, прося Ее помощи и заступления. Завидев же вдали пароход и рассмотрев в подзорную трубу войско, братия сказали: «Вот наконец головорезы наши приехали! Ожидать больше нечего, смерть налицо». Старцы же, зная решимость братии умереть с преданностью воле Божией, возвестили некоторым из них (более сильным в подвигах духовных) припасть со слезной молитвой к Начальнице Святого Афона и у Нее одной просить помощи и защиты, и если уж Она, Владычица, не заступится, то да будет воля Божия. Трогательна, пламенна, с детским воплем и слезами была молитва к Небесной Назирательнице Ее ополченцев – братии обители. «Не имамы иныя помощи, – лилось от стесненных скорбью сердец их, – не имамы иныя надежды, разве Тебе, Владычица! Ты нам помози; на Тебе надеемся и Тобою хвалимся, Твои бо есмы раби, да не постыдимся вовеки!» И Матерь щедрот и всякия утехи не оставила в этой скорби Своих ратников, и среди молитвы возвещено было Духом Божиим одному старцу, что турки не высадятся на берег. Несмотря на достоверность извещения, старец молитвенно просил объяснить, как же они не высадятся, когда с тем и приехали к Афону и препятствий им никаких нет. «Не высадятся, – повторил Глас, – верно это – не высадятся. Их Матерь Божия не пускает».
По прибытии на пристань Дафни бей отправил трех человек в монастырь Ксиропотам спросить, где Чам: на Афоне ли и в каком месте или нет его. Посланы были один турецкий чиновник и двое христиан, нарочно взятых из Солуни военачальником для переговоров с афонцами. В Ксиропотаме уверили их, что здесь Чама нет, а также и ни в одном монастыре, стоит же он на границе Афона к перешейку, и что со стороны монастырей ни неприязненных действий против правительства, ни участия в действиях партизана Чама не было и не будет. С этим присланные от бея и отправились на пароход.
Не знаю, известно ли было монастырю, что двенадцать человек из чамовского отряда находились на пристани Дафни, поставленные Чамом стражей. Но если и знали, то стоило ли упоминать о них, когда прибыл столь сильный неприятель, что при виде его они, по всей вероятности, должны будут разбежаться. Но не так было на самом деле. Бдящий Промысл Царицы Небесной устроил иначе. При виде парохода с многочисленным войском удальцы Чама не устрашились и не ушли, а, решившись препятствовать высадке, засели в кустах и за камнями, возвышающимися над оврагом, по которому идет тропа от пристани к монастырю.
