Мияки Тацудо
НИГДЕ
– Что же до тебя милая, беги, беги куда хотела и больше не ведись на рекламу о любви. Маркетинг съел даже таких мощных Нигдеистов как ты. – он закончил говорить, размахивая пистолетом в руке, подошел к столу, и, налив себе простой воды, выпил ее, оставив лежать оружие.
Она впервые за последние годы заплакала. Ей вдруг стало очень одиноко, из глаз не переставая бежали слезы, а сама она упала на колени, обхватив руками лицо.
Увидев это, он подошел к ней совсем близко:
– Кого ты хочешь обмануть своими слезами, девочка! Вы всегда пытаетесь заставить действовать других, влияя своими чувствами. А ведь так нельзя. Нельзя манипулировать. Либо ты говоришь и человек делает, потому что он с тобой работает, живет, либо вы друг другу не нужны. А в нашем случае я избавил тебя от страданий.
Она сквозь зубы ответила ему, все еще не поднимая головы:
– Да что ты знаешь о страдании? Что ты знаешь о том, каково это расти одной? Без родителей? Что ты знаешь, каково быть изгоем? Ты, умный, скажи, что может быть хуже – быть одному всю свою жизнь и в итоге стать агентом, партнеры которого умирают, а ты уже перестаешь этому удивляться и воспринимаешь как некую норму.
Он вернулся к своему креслу и нажал на какую-то кнопку.
Она посмотрела на него, не понимая, что тот задумал.
– А ты ведь абсолютно права. Я вот не нашел такого ответа. Выходит, я тут самый одинокий человек. Я остановил аукцион. Пожалуй, действительно хватит. Но что ты с этим всем будешь теперь делать, я понятия не имею. Да и я же не единственный. Только я и мои пустышки. А у других нет.
Он поднес пистолет к виску и застрелился.
Она взяла память, что он кинул ей раньше. И приступила к передаче данных на себя. Каково же было ее удивление! Она увидела себя маленькой. Какие-то еще некачественные видеозаписи и одежда. Вот она совсем малышка, бегает за руку, видимо с отцом, по песку, у моря. А вот она старше, где-то в парке с одноклассником. Явно с ним, память не может ей врать. Вот уже они подросли, куда-то вместе едут, смеются. Машина словно из века ранее. Но как же там ей хорошо. И как же хорошо там им… Тут память обрывается, открывается новая. Это ее мать, она плачет, и единственное, что видит сейчас она, это вырезка из какой-то печатной газеты, где говорится о смерти двоих молодых людей, что полюбили друг друга с детства, выросли, поженились, любили друг друга до самого конца, каким бы ужасным он не был. Дальше память уносит ее куда-то еще дальше, и она видит первых роботов, и вот ее отец создает ее, они передали ей лишь ту память, что знали о ней сами, лишь только ту, что смогли сберечь о ней. Ее сохранили и в базе. А потом, спустя годы, роботов запретили, они стали приносить больше вреда чем пользы, а новые времена не мирились с подобным. Ее родителям пришлось пойти на многое, чтобы уберечь ее, в том числе потребовалось удалить все данные о ее смерти и жизни с ними ранее. И самое главное, они позабыли оставить ей любовь. И в этот момент она и нашла ее. Сейчас, тут, сидя в НИГДЕ, куда когда-то отправили ее настоящие родители. Она взглянула на бездвижно лежавшего робота рядом, и посмотрев, что тот отключился из-за точного попадания по его памяти, переставила оставленную, уже скопированную полностью себе, память в своего некогда начальника. Не сразу, но тот ожил. Он поднялся, и она увидела в нем никого иного как своего молодого жениха. Робот обзавелся его чертами тут же и был предельно хорош. Таким, каким она его любила когда-то. Чувства ожили, и они поцеловались. Их поцелуй был вечен.
