Митрохин Николай
Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2

КРИМИНАЛИЗАЦИЯ ЭКОНОМИКИ В 1970‐Е ГОДЫ

Треть картины вырезали, посчитав ее слишком остросоциальной, сатирической. Например, был момент, когда отец главного героя, парализованный, сидящий в инвалидной коляске, но при этом восторженный идеалист, цитирует Чернышевского: «Берите из будущего и переносите в настоящее все, что можете перенести!» А камера показывает, как героиня Догилевой выкладывает на стол деликатесы из авоськи.

(Режиссер Владимир Бортко о монтаже фильма «Блондинка за углом» в 1982 году²⁷²)

Традиционной проблемой советской экономики была «бесхозяйственность». Под этим термином понималась ситуация, при которой директора предприятий, учреждений, совхозов и председатели колхозов смотрели сквозь пальцы на противоречащее регламентам поведение сотрудников, перемещение, порчу и исчезновение части производимой продукции. За этим зачастую скрывались различные виды криминальной активности, связанные с таким явлением, как теневая экономика. Ее масштабы в настоящее время оценить невозможно. Известный советский экономист Станислав Меньшиков брался оценивать ее в начале 1970‐х годов в 5–7% промышленного производства. Он делал этот вывод на основе анализа общего потребления населения и сравнения его с совокупным доходом, рассчитанным на основе официальных данных²⁷³.

Однако если смотреть конкретно на сферу повседневного потребления населения, то есть на рынок продовольственных и потребительских товаров, степень вовлеченности этого сегмента экономики в криминальную сферу кажется существенно более высокой. Об этом имеются многочисленные свидетельства, описывающие разнообразные формы использования тех или иных групп государственных товаров в теневой экономике – от прямых хищений на всех стадиях производства, переработки, транспортировки, продажи, включая теневое производство из похищенного сырья и некондиционной его части, и заканчивая торговлей с наценкой «из-под прилавка» и различными формами обмана покупателей и клиентов при продажах «с прилавка».

Мелкое и среднее воровство

Самым распространенным и банальным способом криминализации экономики было мелкое воровство. «Неси с работы каждый гвоздь, ты тут хозяин, а не гость» – так иронически обыгрывалось пропагандистское клише, что рабочий – хозяин своего предприятия. Люди, систематически занимавшиеся мелким воровством, именовались «несуны», то есть те, кто что-то уносит домой со своего рабочего места. Однако если в основной части советской экономики такое воровство было занятием нерегулярным, поскольку продукцию оборонных, машиностроительных, химических, энергетических, добывающих предприятий либо было трудно унести, либо она была никому не нужна, то в отраслях, производящих «дефицитную» продукцию, которую можно было использовать дома или продать, воровство было уже систематическим и массовым. В первую очередь это касалось производства и переработки продуктов питания и других видов сельскохозяйственной продукции, тканей, одежды и обуви, индивидуального транспорта, строительных материалов и так далее²⁷⁴. Подобные практики подрывали и основное производство.

Теневое производство

Само по себе производство могло быть средством криминальных заработков руководства предприятия, цеха, бригадиров или конкретных рабочих – или всех их вместе. Здесь диапазон возможных преступлений был широк:

– организация нелегального производства на мощностях предприятия и продажа на черный рынок ресурсов, попавших в распоряжение руководителя (сырья, топлива, запчастей), то есть полноценное участие в теневом производстве²⁷⁵;

– обмен легально или нелегально произведенной продукции на что угодно для «нужд предприятия»; полученные ресурсы далее использовались по воле директора, в том числе и расхищались;

– списание руководством тех или иных ресурсов и оборудования якобы за невозможностью дальнейшего использования – для последующего использования в личных целях или продажи;

– сложные (нередко межрегиональные и кооперационные) схемы хищения средств и ресурсов, выделенных на производство²⁷⁶;

– продажа должностей и рабочих мест за взятки: наличными или услугами (в том числе сексуальными);

– наем на работу «мертвых душ» и списание на них или на действующих сотрудников предприятия средств, которые затем в наличном виде использовались на те или иные цели или просто похищались;

– незаконные дополнительные заработки рабочего, который в рабочее время или после него использовал принадлежавший предприятию (то есть государству) инструмент, энергию, материалы для изготовления предметов или услуг, за которые он получал индивидуальную оплату от частного клиента (разумеется, наличными, водкой или ответными услугами);

– оказание нелегальных услуг, например написание дипломных и кандидатских работ, прием экзаменов, зачисление в вуз или в спортивную секцию за взятки и оплату²⁷⁷.

Теневое производство было важным явлением хрущевской и брежневской эпохи. Люди, которые занимались его организацией, именовались теневиками, цеховиками или барыгами. Последнее понятие несло и более общее значение. Оно описывало различные формы систематического и даже профессионального криминального заработка от нелегальной торговли дефицитными или незаконно произведенными товарами, теневого производства или профессиональной посреднической деятельности, нацеленной исключительно на извлечение личной прибыли²⁷⁸.

Маленький, но наглядный пример этому описан в 1978 году в «Крокодиле». В районе Воркуты был задержан списанный по документам вездеход (тогда он не мог находиться в частной собственности), который на «сэкономленном» дизельном топливе геофизической экспедиции под руководством одного из ее сотрудников и при участии егеря торгово-закупочной базы перевозил семь тонн незаконно выловленной рыбы (в том числе осетров) и крупную партию ценного меха диких (песцы) и домашних (олени) животных, на которую отсутствовали какие-либо документы. В результате невозможности по имеющимся документам установить ущерб государству возбужденное уголовное дело было прекращено, хотя речь очевидным образом шла о браконьерстве и незаконной скупке сырья. Милиционерам удалось ухватить одно из звеньев цепочки нелегальных производителей, но дальше они ее раскручивать не стали, хотя нам было бы любопытно узнать, в каких количествах незаконно вылавливали рыбу добытчики, кому ее везли и куда продавец ее реализовывал в таких масштабах, кто шил из незаконно полученных шкур дорогие вещи на продажу и, наконец, сколько же таких не существующих по документам вездеходов бороздило северные просторы²⁷⁹.

О том, сколько в СССР к перестройке накопилось подобной официально не учтенной техники и как ее наличие демонстрировало вовлеченность ее реальных владельцев в масштабное теневое производство, свидетельствует записка аппарата ЦК КПСС начала 1987 года:

В Чечено-Ингушетии получает распространение такое социально опасное проявление, как использование наемного труда в хозяйствах лиц коренных национальностей. Только в Ачхой-Мартановском, Сунженском и Шалинском районах выявлено 65 так называемых батраков. Среди них – алкоголики, ранее судимые, без определенного места жительства. Все они, как правило, завозятся нанимателями из других регионов страны. У Эктумаемых, например, для ухода за личным подворьем, насчитывающим до 500 овец, 27 голов крупного рогатого скота, 29 лошадей, использовались Абрамов, Александров и Соболев. <…> Не единичны факты самовольного захвата земли, строительства домов-дворцов, хищений сельскохозяйственной техники. В последние годы только в Веденском районе у неработавших граждан обнаружено в личных хозяйствах 13 тракторов. И хотя лица, использующие наемный труд, государственную технику, имеющие огромные стада и отары, не делают из этого секрета, местные Советы остаются в роли сторонних наблюдателей²⁸⁰.

Теневое производство существовало и в сталинский период²⁸¹, однако особенно широкий масштаб оно приобрело во времена Хрущева, после закрытия легально существовавших со времен НЭПа «артельных» производств²⁸². Они под контролем государства занимались в основном производством товаров народного потребления, производя товар не в слишком большом количестве, однако имея возможность оперативно реагировать на изменения спроса, выпускать небольшими партиями пробные, новые виды и формы товаров, удовлетворять конкретные небольшие заявки потребителей, диверсифицировать производство и распределять его в рамках местных сообществ, чтобы работники не обязательно работали в цехах, если есть возможность работы у себя дома и на приусадебных участках. Лишение артелей возможности легально существовать и передача обязанностей по снабжению населения государственным предприятиям не остановили людей, привыкших к организации частных производств, и они начали создавать их заново²⁸³. Для этого они использовали как ресурсы «частного сектора» советской экономики (труд и помещения в частных домах), так и возможности государственных производств²⁸⁴. Например, профессиональные швейные станки, закупленные для класса производственного обучения в школе или профессионально-техническом училище, вечером могли быть использованы для изготовления модных блузок профессиональными швеями с соседней фабрики. Или производство могло вестись в третью смену и в цеху этой фабрики, в котором официально была только одна или две смены. Можно предположить, что огосударствленное имущество артели, обретая новую жизнь на правах цеха или филиала того или иного государственного предприятия (но оставаясь в тех же помещениях), в значительной мере работало на тех же бывших руководителей артели, которые в новых условиях числились сотрудниками государственного производства. То есть для артели как производственной единицы ничего не менялось, кроме таблички на двери и некоторого изменения формальной отчетности.

Для описания формата теневого производства с 1960‐х годов использовался термин «цех», подразумевавший, что производимая продукция, как правило, была однотипна и выпускалась в одном производственном помещении. Человек, занимавшийся организацией цеха (с 1970‐х годов), назывался цеховиком²⁸⁵.

Масштабы цехового производства в целом неизвестны и дискуссионны. Очевидно, что оно было более развито в тех республиках и регионах, где государственная промышленность была слабее, существовали значительные избыточные трудовые ресурсы, а республиканские власти были более коррумпированы, чем в среднем по СССР.

Например, 4 ноября 1959 года был арестован новоназначенный заместитель председателя Комиссии советского контроля Совета министров СССР С. Николаев. Его обвинили в соучастии в деятельности группы ответственных сотрудников Госплана Казахстана и снабженческих и сбытовых организаций при нем, которые за взятки обеспечивали доступ к «остродефицитным фондируемым материалам»²⁸⁶.

Судя по количеству уголовных дел, заведенных против теневых предпринимателей в 1960–1964 годах в рамках специальной кампании, инициированной, по всей видимости, лично Хрущевым, особенно в этом отношении выделялись Грузинская, Азербайджанская и Киргизская ССР, Южная и Западная Украина. Поскольку в тот период эти регионы получили большую экономическую самостоятельность в рамках совнархозов, кампания явно была направлена на предупреждение сращивания совнархозов с криминальным бизнесом. Григорий Ханин обнаружил, что в неопубликованной части доклада Хрущева на ноябрьском пленуме ЦК КПСС 1962 года утверждалось, что менее чем за два года было арестовано за экономические преступления 12 тыс. человек, в том числе 4 тыс. партийных работников. Было вынесено 150 расстрельных приговоров²⁸⁷. Дело дошло даже до того, что следствие по делу «Ленминводторга», главного треста по продаже алкоголя, сока и воды во втором городе страны, занялось выяснением степени вины председателя ленинградского горисполкома Николая Смирнова, который в июне 1962 года погиб пьяным в автокатастрофе. Всего по этому делу в 1963 году было осуждено 52 человека, включая начальника ОБХСС одного из районов города, ответственного секретаря газеты «Смены» и множество управленцев всех уровней²⁸⁸.

Не последнюю роль в развитии цехового производства играло и наличие еврейской диаспоры, для которой работа в данной сфере была не только реализацией привычных навыков предпринимательства (восходящих к периоду НЭПа да и к дореволюционной сфере деятельности²⁸⁹), но и средством самореализации в условиях советской политики дискриминации евреев²⁹⁰.

Разумеется, теневая экономика не ограничивалась только «цеховым» производством, а включала в себя как минимум следующие сферы деятельности:

– мелкое производство силами частных лиц (от выращивания и переработки овощей, фруктов и цветов и незаконной торговли ими²⁹¹, пошива, изготовления плотницких и столярных изделий до самогоноварения, изготовления инструмента и оружия);

– незаконное присвоение государственных и общественных ресурсов, использование их для собственных потребностей или на продажу (браконьерство, самовольная рубка леса, сбор (например, на железной дороге) и воровство угля, незаконный отвод электроэнергии и воды);

– система нелегальной торговли дефицитными товарами советского легального и нелегального («спекуляция», «толкучка») или импортного производства («фарцовка»), в том числе незаконно ввезенными в СССР;

– оказание неофициальных услуг (от частных детских садов, репетиторства, транспортных услуг, ремонта автомобилей, сдачи в наем, строительства и ремонта («шабашники») жилья до незаконного обмена валюты, проституции);

– торговля служебным положением (взяточничество), обеспечивающая, например, незаконное выделение квартир и получение мест в вузах²⁹² , использование экипажами государственных транспортных средств их внутреннего объема для частной перевозки грузов или размещения неучтенных официально пассажиров.

Масшабы разложения низового чиновничества в отдельных регионах видны по хронике дел по экономическим преступлениям в Одессе, дошедших до суда только за 1980–1982 годы:

…дело Г. Кирпиченко – председателя исполкома Крыжановки – курортного поселка под Одессой. В 1977–1980 гг. он незаконно распределял участки под дачи… Разрешал строительство у самого моря (в 3-километровой курортной рекреационной прибрежной зоне), где любое частное строительство было запрещено законом. За разрешение на строительство брал взятки в тысячу рублей, кроме этого, обогащался за счет приписок. В 81‐м он получил 8 лет тюрьмы…

Директор одесской фабрики «Ремобувь» провел аферу с изготовлением левой обуви из отходов производства прямо на фабрике и продажей неучтенной продукции на «Привозе». … В ходе проверок треста «Черноморпромсантехмонтаж» были вскрыты хищения на 35 тыс. рублей, произведенные с помощью приписок в отчетности. Были вскрыты хищения и в Одесском доме-интернате для умственно отсталых детей.

Сел… также заведующий контейнерным отделением Одесской железной дороги и заведующий таким же отделением железнодорожной станции Усатово. Преступная группа в 7 человек из работников железной дороги «курочила» контейнеры, воруя из них одежду и обувь, сбывая похищенное на Новом рынке и через официальные торговые точки. Интересно, что заведующим контейнерным отделением Усатово был некий Герасименко, который уже отсидел пять лет за государственные хищения в особо крупных размерах, а вернувшись в 1978‐м, тут же стал заведующим на железной дороге. В 1982‐м он был осужден еще на пять лет.

…была вскрыта преступная группа Медвинского (15 человек), который руководил госпредприятием «Одессельстрой». С помощью подложных актов, завышения брака, приписок группа украла до 60 тыс. рублей.

В Одессе прогремело дело заместителя председателя горисполкома Боленкова, который за взятки предоставлял первоклассные квартиры в новых домах нечестным дельцам. За 3–4 тысячи рублей можно было получить 4–5-комнатную квартиру. В преступную группу Боленкова входили несколько начальников ЖЭКов, заместители директоров заводов, которые строили для своих рабочих дома. Боленков с легкостью за взятки назначал директорами магазинов, небольших предприятий нечестных дельцов, которые его постоянно кормили. Боленков получил десять лет тюремной отсидки. Также большие сроки заключения получили и его подельники²⁹³.

Разумеется, на этой почве возникал рынок неофициального «силового предпринимательства»²⁹⁴. На нем к продаже предлагалось насилие, направленное на «решение проблем», например выколачивание долгов из теневых партнеров, охрана бизнеса и обеспечение безопасности самих теневых деятелей и членов их семейств. «Воры в законе» и другие категории профессиональных преступников получали часть прибыли теневиков как в результате рэкета, краж и грабежа (то есть безвозмездного изъятия), так и в обмен на свои услуги²⁹⁵.

Однако в масштабах советской экономики и социума теневая экономика всерьез не проблематизировалась, хотя явление было известно. Оно официально осуждалось, служило объектом для перманентной критики в прессе (в том числе в специализирующихся на этом журналах «Крокодил» и «Человек и закон»). Эпизоды теневой экономической деятельности становились сюжетами для популярных телевизионных фильмов и сериалов криминальной направленности. Некоторые явления теневой экономики становились поводом для очередной кампании по их «искоренению». Само по себе занятие теневой экономической деятельностью могло стать основой для тюремного срока или причиной больших неприятностей. Более того, очевидно, что систематические крупные заработки в рамках теневой экономики этим рано или поздно неизбежно заканчивалась²⁹⁶, но затем, после окончания неприятностей или заключения, советский гражданин как экономический агент их, скорее всего, возобновлял.

Было несколько причин живучести теневой экономики и достаточной массовости ее проявлений, особенно в регионах и социальных стратах, остававшихся на периферии общественного интереса. Теневая экономика помогала решать социально-экономические проблемы. Она сглаживала социальные противоречия, позволяя находить дополнительный доход тем, кто мало зарабатывал или получал (как пенсионеры или студенты) в рамках официальной советской системы. В то же время в масштабах всей советской экономики роль теневой экономики все же не была столь значимой.

Во всяком случае, в доступных документах и комплексах воспоминаний вся сфера теневой экономики в целом практически никогда не является предметом рефлексии, хотя во второй половине 1970‐х в аппарате ЦК КПСС на различных совещаниях среднего уровня (в рамках отделов) относительно регулярно оглашалась связанная с ней информация. Профильные ведомства (МВД и прокуратура СССР прежде всего) признавали рост подобной экономической активности, однако пока можно предположить, что на уровне выше секретариата ЦК эти проблемы после 1965 года не рассматривались. Тем более не рассматривались как комплексные, а не как отдельные проблемы в рамках конкретной отрасли.

Криминальные практики в сфере торговли и общественного питания

Куда более распространенными, прямо можно сказать, повседневными и оттого тревожащими партийных и государственных чиновников были криминальные практики советской торговли и сферы услуг. Продажа любых товаров населению и оказание услуг тоже были средством дополнительных криминальных заработков для всех работников данных сфер. Были особенно распространены такие практики, как:

– продажа товаров «из-под прилавка» (то есть с наценкой, идущей в карман продавца) тем, кто мог заплатить за них больше, и сокрытие товара от основной массы покупателей, в том числе продажа места в начале очереди на покупку дефицитного товара (например, автомобилей²⁹⁷);

– «пересортица» (то есть продажа более дешевых товаров под видом более дорогих или подмешивание более дешевого товара в дорогой);

– «недовес» или «обвес» (то есть манипуляции с весами в условиях, когда подавляющее большинство продовольственных товаров реализовывалось не в заводской индивидуальной упаковке, а путем «завешивания» продавцом товара, поступившего в крупной заводской таре или без нее)²⁹⁸;

– «недолив» (как в сфере общественного питания, так и в торговле – наполнение стеклянной посуды жидкостью (как правило, алкоголем, квасом, соком, молочными продуктами) в объеме меньше оплаченного);

– «разбодяживание», то есть разбавление продаваемых жидкостей (алкоголя, безалкогольных напитков, бензина) водой или более дешевыми аналогами²⁹⁹;

– другие формы утяжеления реальной массы товара за счет воды или посторонних веществ (например, крупы и мука ставились рядом с открытой емкостью с водой и приобретали лишний вес);

– «обсчет» (популярные в торговле и особенно в сфере общественного питания и услуг манипуляции с цифрами³⁰⁰);

– «списание» товаров по причине порчи, несмотря на их реальную продажу (например, продажа упаковок яиц битых и небитых и списание всех как битых);

– оказание «левых» услуг в сфере сервиса (то есть, например, невыдача билетов части промежуточных пассажиров на междугородних автобусных маршрутах и присвоение заплаченных ими денег водителем или пропуск клиентов в ресторан или регистрация в гостиницу при декларируемом «отсутствии мест» или отсутствии прав у посетителя на пользование специализированными услугами³⁰¹);

– прямой обман покупателя и потребителя (например, установка ему на домашний прибор детали как «новой», хотя она была использована предыдущим клиентом и у него заменена на реально новую);

– получение имущества или услуг в порядке обмена на свой ресурс (одна из возможных трактовок «блата», хотя и подпадающая под статью ст. 173 УК РСФСР (УК РСФСР 1960 года) – «Получение должностным лицом… в каком бы то ни было виде взятки за выполнение или невыполнение в интересах дающего взятку какого-либо действия…»³⁰²).

Ситуации в этом отношении были настолько стандартные, что советская массовая культура ежегодно производила массу литературной и кинопродукции, посвященной этим явлениям, сатирические и юридические издания – журналы «Крокодил», «Перец», «Человек и закон» или киножурнал «Фитиль» – бесконечно обсуждали конкретные случаи махинаций³⁰³. Однако ситуация лишь ухудшалась.

В отличие от сталинского периода всем этим людям фактически не грозило никакое серьезное наказание за подобные преступления. Их непосредственное начальство, как правило, с пониманием относилась к этому, поскольку получало часть украденного или зарабатывало в результате собственных криминальных схем еще больше. Или же оно просто не видело иных способов удержания работников в условиях всеобщего дефицита и весьма низких зарплат в наиболее криминализованных сферах. Особенно это касалось аграрного производства и переработки сельхозпродукции, легкой промышленности, торговли, общественного питания и бытового обслуживания населения. Зарплаты там составляли примерно 30–50% от заработков в сфере тяжелой индустрии и машиностроении. Уволить пойманного на воровстве сотрудника было несложно, отправить в тюрьму – куда сложнее, тем более что на репутацию руководителя и предприятия после этого «падала тень» со стороны вышестоящих органов. И, разумеется, куда сложнее, чем «не замечать» и «мириться», было найти нового сотрудника, равного по профессионализму, без криминальных пятен в биографии и тем более не готового компенсировать низкую зарплату воровством и махинациями.

В качестве характерного примера можно привести историю семейной пары Хаима и Сони Гольденберг, руководивших «кустами» из нескольких предприятий во Львове в 1960–1981 годах. Хаим руководил двумя наиболее популярными кафе-морожеными в центре, Соня – двумя гастрономами и наиболее известным в городе баром, который был построен в 1976 году по ее инициативе и под ее руководством. Хаим получал основную прибыль от того, что его работники не докладывали и недоливали в молочные коктейли треть полагающегося мороженого и сиропа и делали из них дополнительные теневые коктейли. Половина прибыли от них (после оплаты молока, которое составляло основную часть коктейлей) шла Хаиму, половина оставалась у сотрудников. Следствие в начале 1980‐х насчитало, что за 1977–1980 годы только в одном из двух кафе было продано 4,4 миллиона легальных коктейлей по 11 копеек. Таким образом, нелегальных коктейлей должно было быть продано порядка 1,5 миллионов.

Кроме того, Хаим получал от работников ежемесячный взнос в несколько рублей – фактически за право работать (он называл это впоследствии сборами на мелкий ремонт), а также по его указаниям посетителям недоливался алкоголь и сок. К тому же часть этого сока была теневой, то есть он был где-то украден или нелегально произведен, поставлялся в кафе по низкой цене, но продавался по высокой, с «ресторанной наценкой», а государству предоставлялась фальсифицированная отчетность о перевыполнении плана, по которой работникам еще и выплачивались дополнительные премии.

Следствие в итоге насчитало Хаиму присвоение за 1966–1980 годы 177 тыс. рублей и не менее 189 тыс. рублей взяток (из которых суд счел доказанными 12 тыс.). Работники присвоили, по мнению следствия, от 4 до 22 тыс. рублей. В баре, которым заведовала Соня, реализовалась продукция (алкоголь, сигареты, продукты), формально продаваемая в гастрономах, но уже по расценкам заведений общественного питания и даже с дополнительной уже исключительно теневой наценкой (как импортные сигареты). Алкогольные напитки либо недоливались, либо вместо дорогих компонентов подмешивались дешевые. Кроме того, в баре проводились закрытые вечеринки для местного криминалитета, и можно было за плату снять место в подсобке для интимной встречи. Подпольные вечеринки охранялись снаружи нарядом милиции, а ОБХСС предоставлял бару «крышу». И сами гастрономы тоже активно торговали «из-под прилавка» – в основном они с наценкой продавали «своим» дорогой алкоголь и конфеты. По подсчетам следствия, только с бара Соня получила за 15 месяцев 77 500 рублей. В целом ее доходы были оценены в 213 тыс. рублей.

В результате долгосрочной операции КГБ, с 1979 года следившего за парой, у них были изъяты огромные суммы наличности и на сберкнижках (только у Сони более 76 тыс. рублей), крупный бриллиант, отправлявшийся контрабандой в Нью-Йорк, 52 золотые монеты и множество иного имущества. Значительную часть своих средств (не менее 150 тыс. рублей) они успели перевести своим детям в Нью-Йорк через теневые каналы трансграничной передачи капиталов, в частности через тбилисских евреев. В результате Хаим был приговорен к расстрелу, а Соня получила 14 лет заключения. Вместе с Хаимом на большие сроки была осуждена и группа его сотрудников³⁰⁴.

На этом фоне обыденностью были ежедневные хищения с предприятий-производителей, торговых баз и складов мелких партий товара, например, водителями-экспедиторами и другими людьми, имевшими к ним доступ. Примитивные системы учета, отсутствие надежной упаковки, коррумпированность или алкоголизм персонала позволяли списывать высокий процент товара на производственные потери или утраты при транспортировке. Так, например, в развернутой во второй половине 1970‐х годов сети магазинов «Океан», контролируемой Министерством рыбной промышленности СССР, официально было разрешено списывать до 10% объема продаваемой мелкой рыбы как испортившейся и потерявшей товарный вид. Реально утраты составляли не более 3%, остальное оставалось в карманах сотрудников магазинов и частично передавалось вверх по выстроенной мафиозной вертикали, которой руководил заместитель министра Владимир Рытов³⁰⁵.

И здесь мы снова вернемся к судебной хронике Одессы только за 1980–1982 годы:

В 1981‐м села кассир Одесского комиссионного торга, которая за два года похитила до 40 тыс. рублей, необоснованно увеличивая в накладных только на один рубль сумму выплат каждому сдавшему товар в комиссионный магазин.

Громкое дело случилось в областном суде по махинациям в «Курортторге», а также в ряде промтоварных магазинов. На скамье подсудимых оказалось 40–50 ведущих работников торговли. У некоторых были во время обысков обнаружены крупные суммы денег, а у Александра Гринченко, директора одного из магазинов «Курортторга», – 107 тыс. рублей и долларов на 26 тыс. Все они получили значительные сроки тюремного заключения³⁰⁶.