Митрохин Николай
Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 1

Проглядывает эта специфика и в логике предложений. Например, идея, что надо поощрять новаторство, была оптимальна для машиностроения и приборостроения, где никогда не прекращалась гонка за техническим прогрессом, или для легкой промышленности, которая «гналась за модой». Но она совершенно не подходила для базовых отраслей промышленности, которые могли десятилетиями выпускать одну и ту же стандартизированную продукцию. Аналогичным образом и во многих других отраслях (например, пищевой) соответствие стандартам было важнее «новаторства» или тем более псевдоноваторства ради получения премий.

В рамках той же логики «интересов предприятий» и госбюджета Либерман достаточно прямо заявил (не формулируя этого), что вместе с увеличением эффективности будет расти и эксплуатация, то есть работать придется больше, с меньшим числом сотрудников, а идеалом работы является использование оборудования в три смены. А это значило изматывающую работу сотрудников по ночам.

Очевидно, что Либерман исключал из своих рассуждений еще несколько составляющих, важных для советского управленца, – отсутствие гарантий ритмичных поставок со стороны партнеров, приводящее к необходимости создания «аварийных» запасов ресурсов разного рода (от энергетических до запчастей), и сложности управленческих игр с определением различных нормативов и номенклатур производимой продукции. Последние в любой момент могли поставить прибыльность любого предприятия под вопрос просто в результате одного-двух решений высокопоставленных администраторов. Если, по мысли Либермана, предприятие не должно было отказываться от низкорентабельной продукции, когда она утверждена и контролируется сверху, то плановое задание могло изменить баланс. Оно могло заставить предприятие отказаться от высокорентабельной продукции в пользу низкорентабельной, равно как и наоборот. Подобные возможности высокопоставленного чиновничества явно провоцировали коррупцию.

Предложение Либермана резко повышало роль директоров и высшего управленческого персонала предприятия, которые фактически должны были брать на себя всю ответственность за достижение необходимых показателей его работы, а не опираться на инструкции вышестоящих органов и различные нормативы, как раньше. Роль партийных органов, на практике активно вмешивающихся в работу предприятий, в тексте не обсуждалась. Равно как и отношения с местными «советскими» органами, которые были важны для многих предприятий, поскольку от местных «исполкомов» зависело выделение ресурсов (земля, дороги, вода, электроэнергия) и согласование вопросов о социальной инфраструктуре, находящейся на балансе предприятия или используемой им, но находящейся в ведении местной исполнительной власти (например, маршрутах общественного транспорта).

Но тем не менее подобный «простой рецепт» в сочетании с набором инструментов для его регулирования был на ура воспринят экономической элитой страны, которой бесконечное планирование всего и вся казалось избыточным.

Таким образом, в результате усиления «харьковской группы», имевшей в своем составе группу сильных экономистов, в первой половине 1960‐х годов для политической и экономической элиты СССР становится возможным обсуждать дальнейшее совершенствование экономики и даже ее либерализацию. Профессор Евсей Либерман брал данные из приоритетных для Хрущева отраслей промышленности, прежде всего машиностроения, и его авторитет в данной сфере подтверждался его заседавшими в Президиуме ЦК КПСС и доминирующими в центральном и украинском партийном аппарате учениками. При этом само по себе предложение было в достаточной степени новаторским. Оно могло заинтересовать даже Хрущева, любившего решительные и масштабные эксперименты в управлении.

И тем более с большим воодушевлением оно было воспринято скрытыми сторонниками экономических (а не мобилизационных) методов управления, которые позволили Либерману и дальше уточнять свою позицию на страницах главного партийного издания¹²⁹. Среди них были и бывший заведующий сектором статистики продовольственных пунктов дореволюционного Земгора, сын управляющего имением, выпускник экономического отделения Московского коммерческого института, основатель экономико-математического направления в советской науке, секретарь отделения экономики АН СССР Василий Немчинов¹³⁰, и начинавший свою карьеру сотрудником британской золотодобывающей концессии «Лена Голдфилд» в Сибири экономист Алексей Косыгин, и стоящий за Косыгиным клан макроэкономистов и представителей легкой промышленности, о котором мы поговорим ниже¹³¹.

БРЕЖНЕВ И «ХОЗЯЙСТВЕННАЯ РЕФОРМА»: ЭТАП ПОДДЕРЖКИ

Интересы Брежнева в экономической сфере до поста генсека

Несмотря на то что авторство «хозяйственной реформы» в настоящее время целиком приписывается Косыгину, очевидно, что она не могла начаться без согласия и активной поддержки первого лица страны (с октября 1964 года) – Леонида Брежнева.

Генеральный секретарь «в отличие от „инженера“ Косыгина был профессиональным политработником и вряд ли считал экономические проблемы приоритетными» – такое довольно типичное для описания роли Брежнева суждение воспроизводят от своего имени авторы в самом начале книги, посвященной «косыгинским реформам»¹³². Распространенная в кругу госслужащих центральных экономических ведомств и многократно воспроизводимая в том числе и в научной литературе легенда противопоставляет «производственника» и экономиста, «трудягу» Косыгина – «партократу» и сибариту, скрытому противнику реформ Брежневу¹³³.

Однако при всей фактической неточности этой версии, о чем мы будем много говорить дальше, она подчеркивает одну вещь. Для того чтобы руководить экономикой страны, в любом государстве помимо «кабинета министров» нужна еще и политическая власть, которая ставит долгосрочные задачи и контролирует государственную бюрократическую машину, чтобы та работала не только по собственной воле. Институциональное соотношение сил между «политиками» и «бюрократами» в каждой стране устанавливается по-своему, однако наличие такой системы – необходимость. Разумеется, разные стороны этого перманентного конфликта будут по-своему его интерпретировать, тем более что по мере удаления от самих событий выкристаллизовывается «правильное» направление воспоминаний о том, как и что должно было развиваться, чтобы понравилось ныне живущей аудитории. В том числе находятся и новые аргументы вины оппонентов¹³⁴. Однако наша задача состоит в том, чтобы разобраться, как ситуация виделась и развивалась в описываемую эпоху.

Брежнев и Косыгин имели более близкий опыт работы «на производстве», точнее на нижних этажах иерархической лестницы, чем кажется. Они оба были детьми высококвалифицированных рабочих передовых по меркам своего времени производств (металлургического в Каменском и машиностроительного в Петербурге). Оба получили отличное по меркам своего времени и сословия среднее образование: Брежнев окончил гимназию, Косыгин – коммерческое училище. Они оба начали работать в ранней юности, пришедшейся на 1920‐е годы. И эта работа приводила их из обжитых регионов в дальние концы страны. Землемер Брежнев (работавший прежде на маслобойном заводе) в период НЭПа работал в уральских селах. Выпускник кооперативного техникума Косыгин работал в сельской кооперации в Сибири. Им обоим пришлось пройти переобучение на инженеров в начале периода индустриализации, и первую половину 1930‐х они провели в вузах. Видимо, для них это было вынужденным решением, поскольку их прежние занятия стали невозможны, или опасны, или бесперспективны. Брежнев не сделал большой карьеры в промышленности, побыв только начальником смены и директором техникума до своего ухода в партийные органы. Косыгин сделал карьеру несколько большую – был директором отдела в Сибирском краевом союзе кооператоров и директором фабрики, но всего около года. Его карьера во власти началась тогда же, когда у Брежнева, – в 1937–1938 годах. Они были классическими «выдвиженцами», сменившими поколение репрессированных региональных руководителей и быстро сделавшими карьеру в обстановке массовых репрессий. В дальнейшем карьера Брежнева сложилась «по партийной линии», Косыгина – «по хозяйственной», но заниматься им обоим приходилось по сути одним и тем же – администрированием больших социально-экономических, в том числе и производственных, процессов.

И опыт Брежнева-политика, тесно работавшего с разными отраслями (но преимущественно в сферах тяжелой промышленности, машиностроения, сельского хозяйства), был не менее ценен, чем опыт Косыгина, карьера которого преимущественно строилась в сфере легкой промышленности и макроэкономики.

Рабочие записные книжки Брежнева за 1959–1964 годы, то есть до его прихода на пост генсека, не содержат практически никаких указаний на планирование реформ, во всяком случае в том виде, в котором они были реализованы начиная с 1965 года¹³⁵. Однако они показывают его интеллектуальный рост с поста секретаря ЦК по оборонным вопросам до позиции второго человека в КПСС, смену тем и проблем, которыми он занимался, углубление в экономические, международные и социальные вопросы.

В 1959 году его записные книжки посвящены конкретным проблемам ВПК (включая массу мелких деталей по производству вооружений), черной металлургии (включая расследование массовых беспорядков при строительстве металлургического производства в Темиртау, которое он возглавлял), а также развлечениям (спорт, охота). Они также подробно фиксируют его отношения со вторыми секретарями КПСС (сначала Алексеем Кириченко, потом Фролом Козловым)¹³⁶.

А в 1963–1964 годах он уже сам полноценный «второй секретарь», и его записные книжки демонстрируют заинтересованность в нескольких приоритетных темах, которые он будет развивать и в последующее десятилетие. Это прежде всего сельское хозяйство, отношения с соцстранами, химическая промышленность (главным образом производство удобрений), ВПК и армия, социальные вопросы (установка нормативов зарплат и пенсий), размещение и ввод новых производств, энергетика¹³⁷. Как мы увидим ниже, вопросы развития химической промышленности, энергетики, размещение производств – то есть почти все, что связано с тяжелой промышленностью (кроме нефти и газа), – он отдаст в ведение Алексея Косыгина по государственной линии и Андрея Кириленко по партийной. Вместо этого прибавит к своему кругу интересов отношения с первыми лицами западных государств. Остальным будет плотно заниматься.

Вместе с тем как минимум два раза в блокнотах за 1963 год Брежнев записывает серии соображений, явно отличающихся по стилю от текущих деловых записей. В них он формулирует идеи конкретных, масштабных и частных улучшений в разных сферах¹³⁸. Методологически не вполне понятно (и публикаторы это не указывают), является ли это записями его собственных мыслей, ключевых практических идей, которые были озвучены на совещаниях, посвященных определенным вопросам, или, например, фиксацией рассуждений Никиты Хрущева¹³⁹.

Если это записи его собственных соображений, то удивляет его более критическая и более «рыночная» по современным меркам позиция, нежели он будет демонстрировать в качестве Генерального секретаря. Более того, позиция, во многом противоречащая тому, что он делал в этом качестве.

На фоне того, что страна перешла в полуголодный режим существования и инструктивные письма ЦК запрещают выпекать белый хлеб, производить макароны и рекомендуют «утяжелять» продаваемый хлеб водой и солью, Брежнев развивает идеи о строительстве производств на Дальнем Востоке, которые будут перерабатывать сахалинскую нефть по японским технологиям в кооперации с японскими предприятиями и производить продукцию для рынка Страны восходящего солнца, а также для Китая, Индии и Индонезии¹⁴⁰. «Наверное мы недооценили значение покупки лицензий. Японцы это широко делают», – констатирует он, противореча консолидированной позиции советских индустриальных менеджеров, о которой мы поговорим ниже¹⁴¹.

Среди прочих его записей этого периода – также идея продавать произведенные на планируемых дальневосточных производствах удобрения в Канаду в обмен на закупку зерна¹⁴². Другая идея – «в торговле сделать так, что фирма <sic!> поставляющая товар в магазин была связана материально – в зависимости от ходового товара – в зависимости от продажи выплачивать. У нас нет рычага воздействия на производ. товаров»¹⁴³. «Рассмотрим портфель, что мы купили за 10 лет – что годится сейчас, а что не годится – отстало… Плохо, что лежит купленное оборудование. …Надо в ЦК – возможно создать орган для контроля – за тем, чтобы деньги давались в первую очередь на начатые предприятия, а что останется давать на новое стр-во – не увеличивать незавершенку», – фиксирует он одну из главных экономических проблем СССР всех послевоенных десятилетий. Или записывает предложения по экономии электроэнергии и борьбе с помощью нового института – контролеров – с ее расточительством¹⁴⁴. Или предлагает не давать пенсий увольняемым военным до наступления пенсионного возраста – «пусть идут работать»¹⁴⁵. Или же записывает идею создавать попечительские советы при библиотеках, брать с читателей взносы и на них финансировать покупку книг¹⁴⁶. Использовать тару «для картофеля как авоська – видел в Германии»¹⁴⁷.

Из своей продолжительной поездки по Казахстану с Хрущевым и бароном Томсоном (владельцем ряда британских и канадских изданий) Брежнев зафиксировал такие идеи, как: необходимость строительства складов для хранения 50% зерна у сельхозпроизводителей (а не вывоза всего на элеваторы, как это было принято со сталинских времен, которые он явно неодобрительно поминает), наладить промышленное производство тракторных тележек, которые могли бы подбирать обмолоченное сено для скота и служить для вывоза зерна с сельхозпредприятий на элеваторы, перевозить зерно в цистернах западного типа, заняться сломанной сельхозтехникой, которая лежит вокруг совхозов, переводить больше колхозов в статус совхозов, сократить слишком высокие, по его мнению, заработки комбайнеров, которые выплачивались «сдельно» и не учитывали роста производительности техники, прекратить практику заготовки и транспортировки соломы из Казахстана в Белоруссию и Московскую область, разрешить колхозам продавать продукты на рынке, дать возможность сахарным заводам самостоятельно выращивать кукурузу, чтобы ею и жмыхом от производства откармливать скот¹⁴⁸.

Все это являлось действительно новыми и в большинстве своем позитивными идеями. Однако после прихода Брежнева к власти они либо не реализовались, либо внедрялись в экономическую практику «с обратным знаком» (особенно в сельском хозяйстве).

На посту генсека

Рабочие и дневниковые записи Леонида Брежнева позволяют представить, что думал о начатых и продолжающихся реформах первый человек в стране, и дают возможность говорить о том, почему эти реформы были свернуты. Отдавая пальму первенства и публичную известность в качестве реформатора Косыгину, Брежнев, как можно понять из его записей, до начала периода хронических болезней в 1972–1973 годах (после которых он стал злоупотреблять медицинскими препаратами и приобрел запомнившийся потомкам облик «маразматика»¹⁴⁹) не только имел свои стратегические представления о должном результате реформ, но и вникал в отдельные конкретные аспекты экономической политики.

Став Генеральным секретарем, Брежнев частично изменил свои предпочтения в экономической сфере. Прежде всего его интересовало сельское хозяйство и экономические аспекты внешнеполитического сотрудничества, ход экономических реформ в других социалистических странах, состояние золотовалютных резервов страны, вопросы повышения цен и расширения социальных льгот и, до 1968 года, отдельные вопросы индустриальных отраслей и ВПК. Именно ему, а не Косыгину подчинялись не только «силовые министры», но и, например, глава Министерства внешней торговли Николай Патоличев¹⁵⁰. Но он явно держал руку и на пульсе реформ, во всяком случае в период их формулирования, а также руководил формированием «правительства реформ», начавшего свою деятельность в 1965 году.

Первые записи о планируемых реформах начинают встречаться в записных книжках Брежнева после 19 октября 1964 года – через неделю после свержения Хрущева. В это время он записывает в вопросительной форме предложение первого секретаря Новосибирского обкома Федора Горячева – «не вернуться ли к министерствам в хорошем плане»¹⁵¹. Значительно позже, в начале декабря 1964 года, по инициативе члена Президиума ЦК и председателя российского Совмина Геннадия Воронова он стал обсуждать вопрос восстановления системы райкомов и райисполкомов¹⁵².

И только 10–13 января 1965 года в записях начинают попадаться детали, свидетельствующие об обсуждении экономической реформы. Первая запись красноречива: «Федоренко просит вызвать для доклада»; хотя комментаторы книги не установили, о каком именно Федоренко идет речь, логично предположить, что имелся в виду директор Центрального экономико-математического института (ЦЭМИ) – одного из главных центров разработки экономического реформирования¹⁵³. Это подтверждают дальнейшие записи от 16–17 января, возможно возникшие по итогам разговора с Николаем Федоренко: «Книга 1928 года. Задачи по организ. хоз-м». То есть теоретическая подготовка началась с обращения к забытой классике советской экономической науки, хотя не очень понятно, о какой конкретной работе шла речь¹⁵⁴. И следом: «Мы засекретили науку – общего гражд. назначения» – то есть речь шла о недостатке данных для ученых, что также было любимой темой прогрессивных экономистов¹⁵⁵.

6 апреля 1965 года Брежнев подробно фиксирует польский опыт сокращения финансирования государственного жилья и перехода на кооперативный опыт строительства. И здесь появляются строки, прямо корреспондирующие с предложениями Евсея Либермана и развернувшейся экономической реформой: «Переходим на 2х летний срок планирования капитальных вложений. Особое внимание – обращается на качество а не на количество. Новый порядок премирования. Можно директору – направить премию на главные задачи менять направление премиального фонда. …Слабые КБ – технологические бюро переходят на принцип заказов завод заказывает – изделие дает условия и за это оплачивает» (сохранена грамматика автора и публикаторов)¹⁵⁶. Подобный же интерес у него сохраняется к чехословацкому и гэдээровскому опыту хозяйствования. В сентябре – октябре 1965 года он посещает эти страны, подробнейшим образом фиксирует экономические реалии происходящего и обсуждает вопросы торговли внутри СЭВ и его активизации на основе, например, совместных предприятий¹⁵⁷.

В начале сентября 1965 года Брежнев лично разрабатывает список состава нового формируемого правительства с восстановленными министерствами и проводит встречи с некоторыми планируемыми министрами. Новый состав Совмина будет утвержден на Президиуме ЦК КПСС 23 сентября¹⁵⁸. Анализируя список принятых, видим, что первым Брежнев принял своего выдвиженца – члена «днепропетровской группы» (о которой ниже) Ивана Казанца, ставшего министром черной металлургии. Потом был хорошо ему лично знакомый новый министр цветной металлургии Петр Ломако. Потом были приняты выдвиженцы председателя Госплана Николая Байбакова из сферы химии и нефтехимии. А потом по очереди вызывались выдвиженцы Алексея Косыгина – из сфер, которые он курировал, и из числа людей, которые работали в Ленинграде в 1930‐е годы¹⁵⁹. Очевидно, что Брежнев лично знакомился с кадрами сподвижника и политического конкурента.

27 сентября он возвращается к программе реформирования экономики. Его интересует в первую очередь вопрос борьбы с текучкой (то есть с постоянными увольнениями работников), проблемы качества продукции и роль Госплана, который он хочет усилить. Он записывает аргумент против предложения Косыгина о повышении роли Госплана и подчинении его непосредственно Совету министров СССР¹⁶⁰. Он предлагает сделать Госплан органом и правительства, и ЦК, чтобы председатель Госплана входил в число членов Президиума ЦК КПСС, что в итоге сделано не было. Также у него зафиксирована идея «межотраслевых предприятий», которые предлагается закрепить за каким-либо из министерств¹⁶¹.

Наряду с вопросами реформы Брежнева во второй половине 1960‐х систематически интересовали еще несколько тем в экономике. Это были сельское хозяйство и экономика СЭВ, о которых мы поговорим ниже, отдельные крупные экономические проекты (включая совместные с западными странами – например, те же нефтепроводы и ВАЗ), вопросы регулирования цен на продовольствие для населения. Важна для него была и тема труда и социальных льгот для населения.

В записях Брежнева за первую половину 1967 года содержится информация по таким экономическим и социальным вопросам, как: свободная торговля мукой, цены на масло и маргарин, повышение цен на товары народного потребления, кооперация в промышленности и снятие «отдельными заводами» товаров широкого потребления («ширпотреба») с производства, выращивание риса, международное сотрудничество с соцстранами в широком списке отраслей (от «счетно-решающих устройств» до нефти, газа, зерна и инвестиций), «блага для народа», включая распределение легковых автомобилей для работников заводов¹⁶², льготы для шахтеров, перевод рабочих на пятидневную неделю (ранее они работали шесть дней в неделю), выдача рабочим 13‐й и 14‐й зарплат (годовых премий), перевод рабочих совхозов на оплату согласно хозрасчету, строительство жилья в РСФСР¹⁶³.

Сюзанна Шаттенберг считает, что после прихода Брежнева на пост Генерального секретаря социальные вопросы, то есть практические меры по улучшению жизни людей вообще, оказались в центре его экономических интересов. Среди его основных инициатив – сокращение рабочей недели до пяти дней, выравнивание в течение второй половины 1960‐х годов возраста выхода на пенсию между городом и селом и повышение пенсионных выплат, повышение средних минимальных зарплат, сокращение огромного ранее разрыва в зарплатах и пенсиях между городом и селом¹⁶⁴.

По мере пребывания в должности Генерального секретаря Брежнев все более входил в макроэкономическую тематику. Так, например, в 1971‐м он мог свободно оперировать параметрами бюджета и принимать деятельное участие в обсуждении вопроса о намеченных поставках газа в Западную Европу¹⁶⁵. В 1972 году генсек интересовался опытом экономических реформ в Венгрии и в том числе спецификой инвестирования государства в промышленность, лично контролировал (через Косыгина) наличие финансовых и золотых резервов, подробно обсуждал экономические и финансовые аспекты больших международных проектов СССР (сделку газ – трубы, погашение долгов по ленд-лизу перед США)¹⁶⁶.