Митч Майерсон
Когда родители любят слишком сильно. Как избавиться от созависимости в отношениях с родителями и детьми и жить своей, а не чужой жизнью
В детстве Сюзан разрывалась между самостоятельностью и уступчивостью. На нее постоянно обрушивались прямые и очень мощные внушения, что она недостаточно хороша. Мать старалась «выработать» у нее «набор качеств», отвечающий ее собственным высоким стандартам. Она не умела поставить себя на место дочери с ее истинными чувствами, с ее прогрессирующей застенчивостью – реакцией на вечные сравнения с пользовавшейся всеобщей популярностью кузиной Мелиссой.
Неудивительно, что Сюзан, достигнув подросткового возраста, взбунтовалась. Зревшую внутри нее бурю она стала выражать пассивно-агрессивным поведением – толстела, мало занималась и хуже училась, неряшливо одевалась, зная, что это вызовет у матери раздражение.
Сюзан не стала тем, кем ее хотела видеть мать, и со временем это стало настолько бросаться в глаза, что зашаталась вся система семейных устоев. Растущая самостоятельность Сюзан начала угрожать колоссальной потребности матери ее контролировать, потребности, коренящейся в ее хрупкой самооценке – хрупкой потому, что она зиждилась на достижениях дочери.
Мать Сюзан снова встала «у руля», заставив семью переехать в другой район. Аргументировала она это пользой для Сюзан, а на самом деле стремилась ее «исправить», заставить ее снова «хорошо выглядеть», вместо того чтобы принять ее такой, какова она есть. Однако же все свои проблемы семья привезла на новое место вместе с вещами. В новом районе для Сюзан ничего не изменилось. Она получила урок и поняла, что попытка жить в соответствии с материнскими желаниями и идеалами слишком дорого обходится.
При всех различиях в деталях, истории Майкла и Сюзан объединяет нечто общее: оба они росли «на арене», где нельзя упасть и даже просто иметь проблемы. Оба знали, как важно для родителей, чтобы они «прилично выглядели», и потому очень старались им угодить.
Для таких людей, как родители Майкла и Сюзан, жизненно важно, чтобы их дети имели достижения, хорошую репутацию и производили хорошее впечатление. Существенно важно, чтобы они «хорошо выглядели». Спору нет, большинство родителей радуются достижениям своих детей и способствуют их успехам. Но если наши родители любят нас слишком сильно, наши успехи и провалы становятся для них причиной страшного беспокойства.
Если окружающие не восхищаются нами, наши родители расстраиваются. Если наши таланты остаются незамеченными, родители начинают вмешиваться, не зная меры. Они хотят «починить» то, что пошло наперекосяк, и сделать так, чтобы мы снова «хорошо выглядели». Это общий семейный заговор. Мы – хранители семейных тайн, скрывающие наши подлинные мысли и чувства. Улыбнись маме с папой! «Выгляди хорошо» – ради них.
В детстве мы приучаемся понимать, что, когда мы «плохо выглядим», наши родители бывают недовольны. Они бранят нас. «Ты не можешь так поступить!», или «Как это будет выглядеть?», или «Не говори так! Что подумают люди?» Когда мы хихикаем и смеемся, нам велят успокоиться и перестать вести себя так глупо.
Мы приводим доводы в пользу своей самостоятельности, и они смотрят на нас с удивлением. «Пожалуйста, – говорят они, – будь тем, кем хочешь, но разве обязательно кричать об этом на весь мир? Мы любим тебя таким, какой ты есть, но разве обязательно тете Салли знать, что ты провалил математику?» Большой привет от безоговорочной любви и поддержки.
Один из факторов формирования нашей личности в детстве – приспособление к окружающей среде. Если среда нас поддерживает и питает, если она гибка, мы обретаем свободу выражать свою индивидуальность. Но если она жесткая, если многого требует от нас и накладывает на наше поведение строгие ограничения, нам приходится подгонять свое поведение под потребности окружающих. Мы подменяем свою истинную сущность подставной личностью, более приемлемой для наших родителей, чья любовь и одобрение нам позарез необходимы. По сути дела, мы поступаемся собой и становимся тем, чего от нас хотят родители.
Это подставное «я» – маска, притворство. И все же оно очень убедительно. Оно обманывает многих. Оно обманывает нас самих.
Подставное «я» может принимать много обличий: «жертва», «тихоня», «простак», «бунтарь», «критик». Для тех, кто в детстве жил под постоянным родительским давлением, наиболее часто встречающейся адаптацией подставного «я» является «мистер Совершенство», на втором месте – постоянно пребывающий в состоянии депрессии и фрустрации «мистер Никем не понятый». У всех наших масок есть одно общее свойство: они призваны прикрыть те стороны нашей личности, которые мы считаем неприемлемыми для окружающих.
Чтобы понять себя, нам надо понять наше прошлое. Когда мы почувствовали неприязнь к тем или иным сторонам самих себя? Как создали подставное «я» для самозащиты? Для ответа на эти вопросы надо заглянуть в прошлое, в первые годы нашей жизни.
Примерно к трем годам ребенок переходит из той фазы, когда он не различает границ между собой и матерью, к другой, когда он начинает осознавать себя как отдельное, цельное существо, со своими талантами и чертами характера, принадлежащими ему и только ему. Это называется обособлением и индивидуализацией, и это процесс как физический, так и эмоциональный.
Родители могут способствовать или препятствовать этому процессу. Если ребенка принимают и поддерживают, пусть даже не все время, но хотя бы бо́льшую часть жизни, он чувствует, что открывать свое истинное «я» миру безопасно. Он понимает: «Быть собою – нормально» и «Меня любят таким, каков я есть».
Однако, когда родители любят слишком сильно, процесс обособления внушает им болезненное состояние тревоги. Потребности детей входят в конфликт с потребностями родителей. Потребность детей в спонтанности и индивидуализации ставит под угрозу родительскую потребность контролировать их. Родитель ощущает постоянное и неодолимое желание прекратить такое неправильное поведение и продолжать осуществлять строгий контроль. В результате зарождающееся чувство самосознания оказывается под угрозой.
Спору нет, иногда хорошо, что наше поведение формируют и контролируют. Не все наши детские порывы разумны и отвечают нашим интересам. И тем не менее, данную родителям власть формировать наше поведение так, чтобы мы становились цивилизованными людьми, способными жить в обществе, можно употребить во зло: чтобы лишить нас независимости и заставить отвечать совершенно нереалистичным запросам.
Самое мощное и разрушительное орудие формирования детского поведения заключено в отказе любить. Самый большой страх, живущий в любом человеческом существе, – страх быть покинутым, страх одиночества. В ранние годы одиночество равносильно смерти. Отказ родителя любить может быть воспринят ребенком как угроза одиночества. Чтобы этого избежать, дети пойдут на все, вплоть до отказа от собственной личности. В качестве защитной реакции на этот страх они постараются отвечать родительским ожиданиям. Если им велят никогда не плакать, они постараются не плакать. Если им велят не огрызаться и не оправдываться перед родителями, они научатся подавлять свои чувства. Если они ощущают больше любви к себе тогда, когда приносят домой сплошные пятерки, или играют в спортивной команде школы, или без ошибок играют музыкальную пьесу, дети приучатся к мысли, что для того, чтобы их любили, надо хорошо себя зарекомендовать.
Несмотря на то, что уже в три года мы можем осознать, что являемся чем-то отдельным от мамы, процесс обособления и индивидуации продолжается всю жизнь. Наш опыт и переживания усиливают или ослабляют чувство собственного «я». Естественные эмоции и порывы могут так или иначе подавляться. Если нас больше всего ценят за какие-то особые таланты или конкретные способности, а не просто за то, что мы «вот такие люди», мы приучаемся отказываться от тех своих состояний или чувств, которые «выглядят недостаточно хорошо», чтобы срывать аплодисменты. Мы приучаемся «хорошо выглядеть».
«Хорошо выглядеть» – вовсе не то же самое, что проявлять уверенность в себе. Это способ защищаться – маска, скрывающая наше истинное лицо и наши истинные чувства, происходящая от усвоенных нами и сделанных своими желаний и требований наших родителей. Надевая на себя эту маску уже взрослыми, мы предохраняем себя от глубокой обиды, напоминающей нам о той первой боли, которую мы ощутили в детстве, когда нас не приняли до конца те, кого мы глубоко любили и в ком нуждались. Многие взрослые сегодня могут живо описать случаи из своего прошлого, когда потребность в «фальшивом “я”», приемлемом для родителей, оборачивалась такими последствиями, которые им никогда не забыть.
Кевин: «В детстве нам никогда не позволяли носить джинсы. Мать считала, что это неприлично. Мы с ней спорили о каждой одежке, что я надевал. Бывало, спущусь в столовую, одетый для семейного рождественского ужина, она окинет меня взглядом и скажет: «Ах, Кевин, тебе надо пойти переодеться. Что это за брюки на тебе! Ты ведь не хочешь поставить меня в неловкое положение перед тетей Джуди?»
Когда я стал постарше, я начал отказываться, и тогда вступал отец: «Да ладно, Кевин. Ну я тебя прошу. Ты же не хочешь, чтобы из-за тебя мама заболела». Чушь какая-то. Мама заболеет из-за моей одежды, ага… Но кончалось тем, что я надевал то, что она хотела».
Джо: «Я приехал домой на весенние каникулы и решил зайти к отцу на работу. Он устроил мне экскурсию и представил своим сотрудникам. «Это мой сын Джо, – говорил отец. – Он работает над магистерской диссертацией».
Он повторял эти слова всем, с кем меня знакомил, снова и снова. Для большинства людей в этом нет ничего особенного, но надо знать моего отца. Недостаточно быть просто Джо – я должен был быть «Джо Такой-то». Я должен был иметь какие-нибудь достижения или создавать что-либо значительное. Иначе я не отвечал его ожиданиям».
Сэнди: «Мои родители не позволяли мне писать в школьных медицинских анкетах, что у меня эпилепсия. Она у меня в очень слабой форме, подавляемой лекарствами, но и при этом они не хотели, чтобы кто-нибудь об этом знал. Они говорили, что тогда все будут относиться ко мне по-другому. Я думаю, они защищали себя или просто стыдились, что произвели на свет такое «ущербное» дитя, или еще что-нибудь в этом роде. Я часто задумываюсь, что было бы, если бы у меня случился припадок в школе? Кто бы тогда знал, что со мной происходит? Трудно поверить, чтобы родители могли идти на такой риск, но они шли».
Ким: «Вы не представляете, что́ началось у нас в доме, когда я решила не поступать в колледж, а идти работать. Сначала я сообщила эту новость матери. Она заперлась у себя в спальне, а позже я слышала, как она рассказывала отцу. Это звучало так, как если бы она говорила: «О, Стенли, наша дочь умерла. За что нам такое несчастье?» Потом я два года слушала, как она сообщает знакомым, что я подаю документы в разные колледжи. И вдруг я сама начинаю говорить всем родственникам и знакомым то же самое, – а ведь черта с два я собиралась снова когда-нибудь идти учиться!»
Все эти нынешние взрослые еще в детстве поняли, как важно для их родителей «хорошо выглядеть». Едва научившись завязывать шнурки, застегивать молнию на куртке и внятно подписывать тетради, они уже знали, как скрывать от окружающих свои слабости. Их самооценка была поставлена в зависимость от их поступков. Если они поступали «хорошо», то становились «хорошими».
Если они не могли быть «хорошими», то следовали известным им стратегиям выживания: всех избегать, замыкаться в себе, лгать, ублажать окружающих, прятать свои подлинные чувства. Таковы были их защитные реакции.
«Но мои родители никогда не оказывали на меня никакого давления, – возможно, скажете вы. – Я был от природы хорошим ребенком. Если кто и оказывал на меня давление, то только я сам. А родители просто говорили мне, чтобы я поступал как можно лучше».
Да, мы можем не помнить прямых высказываний или внушений о необходимости «хорошо выглядеть» со стороны родителей. Но слова не всегда и необходимы.
Может быть, родители говорили вам, что одного только и желают от жизни – иметь детей; какое это было невероятное чудо, когда вы появились на свет; что вы – самое важное для них существо в мире. Звучит вроде бы очень приятно, но какой груз ответственности это налагает на вас! А вдруг вы не сумеете принести им всего того счастья, которого они ожидали от вашего рождения? Быть главным источником радости для собственных родителей – страшная ответственность.
Еще в раннем детстве мы способны инстинктивно почувствовать, когда наши достижения становятся источником радости для наших родителей, даже если они ничего подобного нам не говорят. Может быть, вы сделали первый шаг, споткнулись, упали, посмотрели вверх и увидели на лице отца угрюмую решимость. Может быть, на лице матери появилось это холодное, отчужденное выражение, когда вы не смогли сделать то, чего она желала, и это стало самым мощным стимулом в вашей жизни. Может быть, когда вы вопили: «Оставьте меня в покое! Я могу сделать это сам!» – родители и дальше озабоченно заглядывали вам через плечо, опасаясь, что у вас не получится. Наше ощущение самого себя отражается в наших родителях как в зеркале. Мы проецируем внутрь себя их суждения. Если, заглядывая им в глаза, мы видели в них постоянное беспокойство (насколько мы хороши? как выглядим в сравнении с другими детьми? насколько оправдываем их надежды?), мы заключали, что существует нечто такое, о чем нам следует сильно беспокоиться. Например, что если мы поступаем «плохо», мы – плохие. Мы не понимали, что можно быть хорошими, любящими людьми и время от времени совершать ошибки или не уметь угождать окружающим.
Если принять во внимание историю нашего становления, то неудивительно, что многим из нас свойственна ненасытная потребность похвалы, признания и одобрения. Наше подлинное «я» тоскует по ним. Мы по-прежнему смотрим «в зеркало» лиц окружающих нас людей, ища в них подтверждения, что мы «в порядке». В нас сидит, глубоко угнездившись, беспокойство наших родителей, порядком поизносившееся, и от этого еще более болезненное. Жизнь становится для нас слишком серьезным, стрессовым занятием.
Когда счастье наших родителей зависит от наших достижений, мы мастерски научаемся скрывать от них свои недостатки. Мы становимся специалистами по ни к чему не обязывающим ответам на множество зондирующих вопросов. Умение «хорошо выглядеть» становится для нас способом выживания. Одна женщина вспоминает, как метнулась в переулок и чуть не попала под грузовик, когда увидела, как навстречу ей по улице идет ее мать. «За неделю до этой встречи я каталась с друзьями на лыжах и сломала руку, – объясняет женщина. – С того момента я не попадалась матери на глаза, хотя это было нелегко. Но она бы сошла с ума, увидев мою руку в гипсе. Меня затаскали бы по хирургам. Наверное, я предпочла бы попасть под грузовик, чем иметь дело со страхами и суждениями моей матери».
Стремление «хорошо выглядеть» распространяется на большинство наших личных взаимоотношений. Так мы реагируем на каждую встречающуюся в нашей жизни «фигуру родителя». Мы боимся учителей, начальства, тещи, свекрови – любого, в ком видим авторитет, носителя страшной правды о том, что мы несовершенные, подверженные ошибкам человеческие существа. Дети, которых любили слишком сильно, вырастают во взрослых, которые:
➧Чувствуют обиду, но скрывают ее.
➧Подавляют в себе нормальные чувства гнева и возмущения.
➧Говорят, что все хорошо, когда все вовсе не хорошо.
➧Никогда не просят о помощи (разве что у своих родных).
➧Полагают, что всегда должны быть правы или совершенны.
➧Очень критично относятся к своей фигуре, прическе, здоровью, внешнему виду.
➧Впадают в ступор от страха совершить ошибку.
➧Боятся, что кто-нибудь заметит их ранимость и уязвимость.
➧Считают, что если они явят окружающим свою подлинную личность, их отвергнут.
Впрочем, требование «хорошо выглядеть» приносит и положительные плоды. Дети, которых любили слишком сильно, часто становятся творческими личностями, артистами, исполнителями-перфекционистами без сучка и без задоринки, с сердцем, окованным стальными обручами, и взглядом, исполненным спокойной отрешенности. Из них получаются прекрасные учителя, лекторы и отличные продавцы. Кто может лучше представить товар, чем тот, кто так хорошо научен минимизировать недостатки и выставлять на всеобщее обозрение лучшие свойства?
Вообразите женщину, проходящую собеседование при устройстве на работу, которая совершенно ей не подходит, и получающую место благодаря показной уверенности в себе, хотя внутри у нее все так и трепещет. Или мужчину, сидящего на совещании с таким умным и понимающим видом, что все кругом поражаются его профессионализму, не подозревая, что мыслями он за миллион верст оттуда, а из происходящего не слышал ни единого слова.
С детства приученные скрывать свои недостатки, такие люди находят мир бизнеса гораздо более простым, чем мир семьи. Родительские взоры пронизывали их гораздо глубже, чем взгляды посторонних людей. Они убеждают в своих способностях и навыках с таким заученным артистизмом, что всем становится завидно. На лице у них написано: «У меня все отлично, все под контролем».
И никто даже не подозревает, сколько всего скрывается под нашей маской уверенности в себе и контроля над ситуацией, и каких усилий она нам стоит. Эти усилия могут вызывать стресс и целый ряд психосоматических симптомов. Люди, чей успех был навязчивой идеей их родителей, часто задаются вопросом, почему они страдают от постоянных мигреней, болей в спине, бессонницы, гипертонии, хронической усталости. А все это – прямой результат усвоенного от родителей навязчивого беспокойства о том, чтобы хорошо выглядеть в глазах окружающих, вкупе с желанием оградить родителей от разочарования в нас.
Желание порадеть родителям, «хорошо выглядя», становится настолько неотъемлемой частью нашей личности, что у нас появляется тенденция предъявлять к себе еще бо́льшие требования, чем когда-либо предъявляли они. Мы приучаемся сдерживать и скрывать свои чувства, а проявлять только то, чего от нас ожидают. Кое-кто прибегает к алкоголю или наркотикам, находя в них мнимое убежище от своих чувств. Мы идем по жизни словно воины, закованные в доспехи.
Более всего от нашего стремления «хорошо выглядеть» мы страдаем в личной жизни. Послушайте историю Кэти. Высокая блондинка с мягким взглядом карих глаз и самоуверенной улыбкой, преуспевающий врач, в свои тридцать шесть лет она выглядит, скорее, как модель. «Не могу этого понять, – задумчиво говорит Кэти с неловким смешком. – Мои друзья говорят, что у меня все в жизни сложилось прекрасно. Я – успешный практикующий врач, и действительно люблю свою работу. Я потратила годы, чтобы получить медицинское образование, и еще уйму времени, чтобы выплатить кредиты, взятые на учебу. Теперь я могу расслабиться и позволить себе, в общем-то, все, чего захочу. Это время должно бы быть самым счастливым в моей жизни, а я чувствую себя несчастной.
Чего я хочу на самом деле, так это мужа и парочку детей. Но я как-то никому не подхожу. Я знакомлюсь с множеством мужчин. Я так на этом зациклилась, что на прошлой неделе, когда подруга предложила устроить мне встречу с одним своим знакомым, я расхохоталась, потому что другая подруга уже устроила мне встречу с этим самым парнем неделю назад. Но у меня ничего не получается».
Больше всего озадачивает Кэти то, что мужчины, которые ей нравятся, уходят от нее в тот самый момент, когда их связь начинает наполняться для обоих смыслом. «Какое-то время я встречаюсь с мужчиной, и мне кажется, что все отлично. Я начинаю думать, что это, наконец, тот, кто мне нужен. И вдруг он говорит мне, что не готов к прочным отношениям. А шесть месяцев спустя я узнаю, что он женится на другой».
Рон был одним из тех, кто встречался с Кэти. «Это замечательная женщина, – говорит он. – Она невероятно умна, с ней потрясающе интересно. У нее в жизни все сошлось. Но вот у нас что-то не получалось».
Чего же Рону не доставало? «Я просто никогда не ощущал ее рядом, когда мы были вместе. Может быть, я ее просто боялся, не знаю. Но я никогда не мог по-настоящему понять, чего она хочет от наших отношений. Я, во всяком случае, ей нужен не был».
Смущенно улыбаясь, Рон объясняет: «Дело не в том, что мне нужна какая-нибудь слабенькая малышка, которая во всем на меня полагается. Нет, это бы мне быстро надоело. Но мне нравится, когда у меня иногда спрашивают совета. Большинство мужчин такие. Мне нравится думать, что большинство людей время от времени совершают ошибки. Я люблю, когда у женщины растрепаны волосы, когда она сбрасывает туфли. А Кэти – само совершенство. Мы не подходили друг другу. Может быть, это звучит глупо, но Кэти никогда не была для меня той женщиной, в объятиях которой я хотел бы провести жизнь».
Рон не смог разглядеть в Кэти ее незащищенность. Кэти, которая «выглядела так хорошо» и столь многое могла предложить спутнику жизни, глубоко прятала свои подлинные чувства. Причину этого мы находим в ее прошлом. «Моя мать была депрессивной женщиной. Я не говорю о приступах плохого настроения или печали. У нее была настоящая депрессия, с которой обычно госпитализируют».
Мать Кэти действительно несколько раз лежала в больнице, когда та была маленькой. «В день ее возвращения домой отец отведет меня, бывало, в сторону и скажет: “Кэти, никогда не плачь при маме. Вот она возвращается домой, и нам всем надо постараться, чтобы ей было хорошо, и не волновать ее своими проблемами”».
Делая так, отец Кэти подвергал ее чувства цензуре. Она научилась никогда не плакать, никогда не проявлять эмоций, как бы грустно ей ни было. Поскольку ее школьные успехи радовали мать, она изо всех сил старалась хорошо учиться. Она убегала от самой себя в учебу и купалась в родительских похвалах. Она знала, что отец с матерью ее любят, но внутри ощущала пустоту и боялась неудачи – как бы родители ее не разлюбили.
Кэти сделалась тихим, способным, ответственным ребенком, которого никогда не захлестывали непредсказуемые эмоции. В тридцать шесть лет она была преуспевающим, компетентным врачом. Но ее друзья и возлюбленные никогда не ощущали настоящей близости в отношениях с нею.
Это и есть проблема. «Хорошо выглядеть» – состояние, противоположное близости. Мы склонны полагать, что нас будут любить, если мы предоставим безупречный «набор» достоинств. Хуже того: от остальных мы тоже ожидаем безупречности или, по меньшей мере, склонности к самосовершенствованию. Мы проецируем родительское внушение «хорошо выглядеть» на своих друзей и возлюбленных. Мы ожидаем от других такого же навязчивого стремления к совершенству, к которому принудили нас самих.
«В любом человеке всегда что-нибудь находишь, – говорит один холостяк в ответ на вопрос, почему он не женится. – Почти всегда это что-нибудь одно, но такое, с чем ты жить не сможешь». Мы быстро находим ахиллесову пяту у наших возлюбленных и разочаровываемся в них. Очередной кандидат отвергнут, поиски продолжаются.
А ведь нам позарез нужна любовь. Почему же мы не можем найти подходящего человека? Ведь у нас так много всего за душой! Почему же, когда мы находим свой идеал, он ускользает от нас, несмотря на все наши таланты и достоинства?
Мы не понимаем одной важной вещи: почему один человек становится привлекательным для другого. В это трудно поверить, но это – стрелка на чулке или хронический беспорядок в чековой книжке; это – сыпь, которой мы покрываемся, когда вынуждены выступать перед незнакомыми людьми, – словом, это наша незащищенность, уязвимость, ранимость.
Но если мы не проявляем ее, а продолжаем «хорошо выглядеть», то в результате оказываемся перед вопросом, на который, кажется, нет ответа. «Почему, сколько бы я ни зарабатывал, чего бы ни достиг, какой бы похвалы, каких бы комплиментов ни удостаивался, – почему у меня внутри такая пустота? Почему я постоянно ощущаю, что в моей жизни чего-то недостает?»
Всякий раз, когда нами восхищаются, когда нас хвалят за наши победы, – а мы устраиваем так, чтобы это происходило почаще, – мы ощущаем в глубине души странную пустоту. Мы чувствуем, что все эти достижения имеют мало отношения к тому, кто мы есть на самом деле. Это просто аплодисменты на спектакле, где мы всю жизнь играем некую роль. Нам хочется, чтобы нас ценили за нашу подлинную сущность, за наши сокровенные мысли, чувства, страхи. Нам хочется, чтобы нас признавали за то, кто мы есть, а не хвалили за то, что мы делаем.
Давайте бегло взглянем на то, чем отличается похвала от признания. Похвалой отмечают наше поведение в свете ожиданий других людей или общественных норм, диктующих, кем нам быть. Применяемая при этом система ценностей базируется исключительно на нашем поведении, а не на нашей внутренней сущности.
Признанием же отмечают наш внутренний опыт, или наше истинное «я», как его видят другие. Наши мысли, чувства, страхи и мечты считают при этом правомочными и оправданными.
Если мы растем в атмосфере постоянных похвал за то, что «хорошо выглядим», а не признания за то, кто мы есть на самом деле, мы приучаемся основывать свое мнение о самих себе исключительно на наших достижениях. Мы начинаем полагать, что должны блестяще преуспевать во всех своих делах, иначе потеряем восхищение окружающих, которое привыкли считать любовью. Чтобы уверенно чувствовать себя, нам необходимы достижения и похвалы. Стремление хорошо выглядеть становится защитной гиперкомпенсацией[5], сокрытием наших несовершенств, которые, как мы ошибочно полагаем, делают нас «недостойными любви».
Мы снова и снова разыгрываем драму своего детства, стараясь стать ребенком, которого хвалят родители. Пусть мы «хорошо выглядим» в глазах всего мира, но если при этом не угождаем родителям, нам никогда не почувствовать себя комфортно. Мы становимся дантистами, а родители хотели, чтобы мы стали терапевтами; экономистами, а они хотели видеть нас юристами; родителями двоих детей, а они хотели – троих. В глубине души нам хочется закричать: «Да бываете ли вы когда-нибудь хоть чем-нибудь довольны?», но мы храним молчание. Мы слишком любим своих родителей, чтобы открыть им свою истинную сущность и дать почувствовать, что мы беззащитны.
Мало кто ожидает от нас так же много, как наши родители. Но тех, кто может отвечать подобным ожиданиям, еще меньше. Большинство людей с радостью любили бы нас, несмотря на все наши несовершенства. Восхищение – вовсе не то же самое, что любовь, и чем совершеннее мы выглядим в глазах других, тем меньше кажемся доступными для любви.
Если вы были ребенком, которого любили слишком сильно, не исключено, что вам никогда по-настоящему не позволяли испытывать ваши собственные чувства и переживания. Вы росли, ощущая потребность родителей в том, чтобы вы «хорошо выглядели». Вы развивали в себе то, что требовалось родителям, потому что так вы обеспечивали себе их любовь. Вас хвалили, когда вам это удавалось, но вам никогда не позволяли в полной мере быть самими собой.
Со стороны вы можете выглядеть несколько замкнутыми, потому что подсознательно считаете, что демонстрировать подлинные чувства – значит «плохо выглядеть». Посмотрите на приведенный здесь список нормальных человеческих чувств и качеств. Какие из них вы подавляете в себе, потому что боитесь, что будете «плохо выглядеть», если позволить себе их испытывать?
Гнев Беспокойство Раздражительность
Заботливость Соперничество Несамостоятельность
Уныние Отвращение Недоверчивость
Зависть Нетерпение Ярость
Робость Неуверенность Отчаяние
Враждебность Нетерпение Низкая самооценка
Одиночество Гордость Слабость
Искренность Любовь Отчаяние
Чувственность Сексуальность Желание пошалить
Застенчивость Озабоченность Беспомощность
Ранимость Беззащитность Волнение
Эта чувства и качества делают вас незащищенными и уязвимыми. Вы полагаете (опять-таки бессознательно), что незащищенность и уязвимость – это слабость, и что вы станете сильными, если будете скрывать свои чувства. Вы помните, что случалось, когда вы сердились, негодовали, ленились, завидовали, устраивали беспорядок, скучали или трусили в присутствии родителей, и эти воспоминания не доставляют вам радости.
Все мы – каждый из нас – испытываем эти чувства, потому что мы – люди. Но для того, чтобы добиться любви родителей, вы стали удобным ребенком – ответственным, способным, понимающим, послушным. Иными словами, вы старались «хорошо выглядеть».
Вы сможете избавиться от ощущения внутренней пустоты, только если примете решение перестать «хорошо выглядеть» и станете самими собой. Вы не должны больше считать, что другие люди примут вас лишь в том случае, если вы успешны, самодостаточны и всегда держите себя в руках. Вы должны перестать спрашивать себя: «Как я буду выглядеть?» и начать задавать себе другой вопрос: «Что я буду чувствовать?» Вам нужно поверить, что если вы покажете свою истинную сущность, включая все свои недостатки, вас все равно примут.
Этот процесс требует времени. Но хотя взять и завтра же поменять привычное «хорошо выглядеть» на другую модель поведения практически невозможно, вы можете прямо сейчас начать осознавать, что́ с вами происходит. Вы можете позволить окружающим заглянуть под вашу маску. Только тогда вы поймете, что вас примут таким, каков вы есть, целиком, со всеми вашими человеческими несовершенствами.