Мишель Роман
Времена Бессмертных

Глава 5. Лео

Когда я впервые увидел ее, там, стоявшую на старых рельсах, пошатывающуюся от порывов холодного ветра, мне инстинктивно захотелось ее спасти. Спасти? Да, будто она погибала там, одинокая, растерянная, думающая какой же путь ей выбрать. Я знал, что должен сделать: забрать девчонку, потом доставить ее в безопасное тихое место и поставить ее отцу ультиматум. Либо он делает то, что ему велят, либо я сделаю его абсолютно одиноким. Но когда я увидел ее настоящую, продрогшую и напуганную, мне стало не по себе, от хладнокровности и беспринципности, с которыми я пошел на сделку с Саванной.

Доносчик – старый знакомый Спартака еще со времен, когда они с семьей жили в Византии – сделал все, как и обещал: без шума доставил девушку к нам. Оставалось лишь схватить добычу, как говорится. Но никакая эта не добыча оказалась! Просто хрупкая светловолосая девчонка, преданная другом и брошенная на растерзание Смертным. Я тут же проникся ненавистью к этому знакомому Спартака, Августу! Насколько я знаю, он не слишком-то долго упирался и за особое вознаграждение, согласился стать соучастником похищения. Загнал ее в тупик, уж и не знаю, что он ей там наплел, но девушка оказалась в том месте, где и задумывалось.

Да только что-то с ней было не так…

Поначалу, когда мы только вывернули из леса и из-за веток я мог видеть верхнюю часть туловища девушки, я подумал, что предатель-дружок ее напугал и она, удирая, ищет место, где бы спрятаться, но неизбежно приближаясь к ней, стал сомневаться. Да, она выглядела растерянной, но совсем не паникующей. Поначалу. Сжатые кулачки, плотно сомкнутые губы, решительный взгляд, словно она… Вздумала бежать? Не от нас, похитителей, о которых еще и не догадывалась, но возможно отчего-то более серьезного и не такого очевидного. А этот свирепый, осенний ветер все накидывался на ее маленькое хрупкое тельце, но девушка продолжала героически не замечать порывов.

Время одновременно и замедлилось и как-то странно ускорилось, мы были все ближе, а я только начал ощущать, как все внутри меня переворачивается при осознании всей бесчеловечности поступка, который я вскоре совершу. Она ведь совершенно ни в чем не виновата, все эти заговоры, безжалостные ходы пешек и королей ради бессмертия, ложь, драки, жестокость! Чудовищная мясорубка, в чьи жерла я должен ее столкнуть.

Все было кончено для нее, когда мы со Спартаком шли ей навстречу из переулка. Удивленными, полными возмущения глазами девушка смотрела на Августа, предателя, продавшего ее за шанс попасть на Церемонию Перехода. Хотя он и из богатенькой Византийской семейки, ему нужны деньги, чаще всего даже таким, как он, не хватает средств для обретения бессмертия. И вот результат – парнишка идет на предательство, поставив жизнь приятельницы под удар, лишь бы остаться в вечности.

Думаю, она тут же все поняла, стоило ей лишь всмотреться в лицемерную физиономию Августа, больше тут и говорить было не о чем. Теперь она смотрела лишь на меня. Проницательным, вдумчивым взглядом, словно оценивая, сможет ли меня одолеть. Такая хрупкая, но храбрая! Я думал, что придется ее тащить на себе, может даже вырубить (когда я ехал в машине и думал об этом, это казалось нормальным), но девушка все поняла и просто пошла за мной, иногда оборачиваясь на Спартака, что шел последним.

Я видел ее впервые, до того момента мне вообще было наплевать, что с ней будет, но когда я чувствовал на спине ее испытывающий взгляд, мне хотелось бросить всю эту затею и найти кого-то другого на роль пленницы. И мне совершенно не понятно почему. Вот живу я себе и живу, иду на сделку, из-за которой мне необходимо быть «плохим» парнем и похитить дочь Организатора Церемонии Перехода, вижу цель, вроде бы достигаю ее и тут бы просто следовать плану, но ее глаза (которых я даже не вижу) заставляю меня сомневаться, а это очень плохо. Это чертовски хреново!

Захватить объект. Доставить в назначенное место. Получить желаемое. Вот как все должно быть. Какого черта я готов пойти на попятную?

Оказавшись возле Импалы, брошенной на рельсах, Август заметно занервничал, стал интересоваться, все ли он сделал как надо, и будет ли ему выплачено обещанное. Я начал загораться, приступ гнева набирал свою силу. Лучше бы ему замолчать и убраться отсюда подальше…

– Парень, ты выполнил свою часть сделки, теперь просто успокойся. – осадил очкарика, Спартак. Я всегда удивлялся его выдержке.

– Сами знаете, что девчонка не из простых, а я пошел на ужасный риск, помогая вам…

– Заткни пасть, понял? – перебил его я, демонстрируя сжатые кулаки, дабы он понял, что я на приделе. – Ты сделал это ради себя! Ты просто еще один засранец, готовый пойти на все, лишь бы обеспечить себя Ядом.

– Но мои деньги… – начал он, но когда я сделал пару шагов ему на встречу, замолчал и потупил взгляд. – Вы тоже мало смахиваете на героев. – буркнул он себе под нос и поспешно сел в машину, на пассажирское сиденье рядом с девушкой.

Я и Спартак не спешили продолжать путь, мы дышали прохладным воздухом и носками ботинок пинали мелкие камушки возле старых рельсов. Молчание затянулось надолго и когда стало понятно, что нужно что-то предпринимать дальше, Спартак заговорил первым.

– Как-то все странно вышло, да?

– Главное что начало положено.

– Ты как-то не особо воодушевлен!

– Мы похитили человека и намереваемся требовать выкуп у ее отца, причем тут воодушевление?

– Но… Когда мы сделаем это, Саванна поможет тебе найти сестру… И твоих родителей. Не в этом ли суть всего дерьма?

– Да. Да… Только вот она странная, не думаешь? Наша пленница! Идет за нами, как будто мы ее старые друзья, беспрекословно садиться к нам в машину, будто мы ее на пикник хотим отвезти. Не выкинула бы чего…!

– Ее зовут Аврора. И да, она немного того! Но миленькая.

Спартак дернул плечами, словно говоря «ну и какого хрена тебя это беспокоит?», и нырнул в машину. Вот я и задумался, а кого хрена меня это беспокоит? Аврора… Ну и имена у них в Византии, дурдом! Выпендрежники чертовы.

И мы просто поехали, оставляя центральную площадь Окраины где-то в стороне, трясясь на заросших сорняками рельсах и думая каждый о своем. Я лично размышлял о своих чувствах (не перевариваю этого слова) к Саванне, думая о том, что же все-таки меня к ней тянет? И углубляясь в эти размышления, ощущал лишь нервозность и почти болезненное притяжение. Мне нужно иметь ясную голову, не засоренную всякими там чувствами, и от нечего делать стал наблюдать за пленницей. Авророй.

И я просто обалдел от увиденного. Эта девчонка где-то нашла старый тетрадный лист и как ненормальная что-то на нем строчила старой, шариковой ручкой. Невероятно! А я-то думал, она вообще не знает, что такое «письменность», сидела всю жизнь в своем небоскребе и только и умела, что тыкать в свою электронику, а она… Она похищена! Но сидит, и строчит кому-то письмо. Цирк.

Попытался смотреть только на дорогу, но взгляд, то и дело поднимался на зеркало, отражавшее Аврору. Она точно была из числа тех девушек, что ничего не знают о своей привлекательности, потому что, когда-то решили, что не красивы. Я таких встречал и знаете – они сами виноваты, что кроме жалости, к нем ничего нельзя испытывать. Парни, видя таких, неважно с Окраины или Византии, говорят себе: о’кей, она симпатичная, да, но я не хочу тратить время, каждый раз объясняя ей, что она не уродина. Лично для меня уверенность, привлекательнее красоты. Может это, потому что я живу в самой сложной части огромного мира, где выживание – настоящая борьба, и внешние данные мягко сказать, не так важны.

Но я уже каким-то образом простил ей эту «неуверенность», если так можно выразиться, она сумела завладеть моим вниманием. Да и наблюдая за ней на протяжении всего пути (а направляемся мы к дому моих хороших знакомых, что неподалеку от моста разделяющего Окраину и Византию), я сделал вывод, что поспешил с ее оценкой. Аврора была молчалива, и я принял это за неуверенность в себе, но наблюдая за ней, понял, что она скорее отстраненная. Выбирающая одиночество, и это сделала ее похожей на меня.

Мне так же, как и ей, не нравится знакомиться с новыми людьми, еще хуже, если предстоит находить с ними общий язык и искать бесконечные темы для разговоров, чтобы не повисало неловкое, унизительное молчание. Как же это раздражает! Словно находясь в компании людей, мне приходиться бороться с собой, даже притворяться, чтобы они не сочли меня социопатом. Куда лучше иметь только одного, проверенного временем друга, а всех остальных записать в знакомые. Даже Саванна… Не могу назвать ее своим другом, она является кем-то особенным для меня и, называя ее «особенной», я не говорю, что это хорошо и прекрасно!

Я полностью сосредоточен внутри себя, что позволяет мне внимательно следить за происходящим вокруг, заострять внимание на деталях, не тратя время на мысли о том, как я выгляжу в глазах людей. Думаю именно из-за подобной закрытости, большинству я кажусь безучастным и даже эгоистичным. Когда девушки обращают на меня внимание, они видят отстраненность и принимают ее за агрессию. Большинство не дают мне шансов раскрыть себя, да это в принципе мне и не нужно.

Так что же с этой Авророй? Неужели она такая же, и внутри нее бушует настоящий вулкан, который день за днем она пытается погасить? Что за странность сделала ее действительно замкнутой? Спартак назвал ее «милой». О, Боже! Вечно он несет несуразицу, такой весь из себя галантный кавалер, принц на белом коне – эта забавно. Наша с ним разница. Но «милая»? Нет. Я бы назвал ее сексуальной! Все дело в ее взгляде, она словно для маскировки напускает на себя застенчивость; выгоревшие на солнце пряди падают на лицо, глаза невинно опущены, но когда она вдруг, будто невзначай, смотрит на тебя, ощущаешь сильнейшее желание оказаться рядом и защитить. Такой вот первобытный, мужской инстинкт.

Сколько там секретов и истинных мотивов в ее взгляде? Как наваждение, вдруг начал чувствовать желание поговорить с ней и что-нибудь узнать о ее жизни. Никаких там дурацких чувств, любовной ерунды, ничего такого! Просто мне стало вдруг интересно узнать ее.

И вот мы все продолжаем ехать, используя в качестве путеводителя, заброшенную железную дорогу. Я кручу руль, иногда посматривая в висящее перед глазами зеркало, рядом негромко всхрапывает Спартак, облокотившись о пассажирскую дверь, а парочка из Византии сидит, молча позади. Аврора дописала свое письмо кому-то и сейчас просто смотрит в окошко, но не бездумно, как обычно делают когда скучают, а с интересом разглядывая окрестности.

Мы уже проехали большую часть пути, по дороге нам редко встречались жители Византии, но очень часто (особенно когда проезжали густонаселенные районы) видели последствия восстания. Или лучше сказать нападения, потому что Стражи именно напали на Окраину и заставили людей бежать из собственных домов. Брошенные на улицах тележки с одеждой, бутылки с питьевой водой, кресла и даже старое пианино. Словно люди бежали от смерти, но она щелкнула своими костлявыми пальцами, и все они исчезли.

Больно было видеть такое, к горлу подступил комок, но, конечно, я не позволил себя заплакать, хотя признаться честно – такое вынести нелегко. Тогда я взглянул на Аврору в зеркальце: она испуганно прижимала пальцы к дрожащим губам и все плакала, плакала без остановки, то смотря на пустынные улицы, то что-то дописывая на тетрадном листке.

Проезжаем ворота, ведущие в пригород, где находится дом – там мы сможешь переночевать, и оттуда отправимся в Византию. Конечно, мы могли бы действовать без остановок, но я хорошо осведомлен и знаю, что ночью мост охраняется слишком дотошно, учитывая и то, что совсем недавно случилось восстание. Идти следует рано утром, когда охрана будет менее бдительна из-за усталости и драгоценные пара минут, позволят нам проехать по мосту и попасть в Византию.

Идея сделать остановку перед вылазкой в Византию, почему-то начинает мне нравиться. Я не хочу этого признавать, но мне хотелось бы перекинуться с Авророй парой слов, о том о сем. Мне очень хочется услышать ее голос, понять, какие слова она подбирает для конструирования диалогов, видеть красивые серые глаза напротив.

Проезжая по узкой лесной дороге, я одергиваю себя, заставляю сосредоточиться на деле и немедленно перестать думать о похищенной девчонке странным образом вызывающей симпатию. Это вообще глупо, это не стоит и одной потраченной мысли! Мне и, правда, некогда строить романтические иллюзии, слишком эгоистично, учитывая, что моя сестренка в руках у каких-то ублюдков.

Окруженный хвойным лесом, нас ждет величественный особняк, даже немного пугающий. Он пуст, те, кто в нем живут (жили) покинули его накануне. Герда и Самуэль. Старые друзья моего отца, в детстве я часто гостил у них, и проводил немало времени, блуждая по здешним лесам. Вообще-то Герда и Самуэль (дядя Сэмми как я его звал) были мне за бабушку и деда, они старше моих родителей и, наверное, тоже считали меня внуком. Своих детей они потеряли, точнее их похитили пару десятилетий назад. Как и многих других на Окраине.

Как только я остановился у каменно крыльца на подъездной дорожке, сотни обрывочных, успевших потерять цвет и четкость воспоминаний заполонили голову.

Я в разном возрасте – сначала один, затем рядом Руфь. Мама и отец едут на велосипедах, мы с сестрой за их спинами, прохладный вечерний воздух, напитавшийся хвоей, окунает нас в свои потоки, и на сердце мне как никогда спокойно, знаю, что дома у дяди Сэмми и тети Герды нас ждет вкуснейших ужин и ничего не может случиться…

Я знаю, что некоторое время выгляжу глупо, стоя у крыльца и не делая первых шагов. Пленница, Август и Спартак ждут моих указаний. Конечно, мне хотелось бы еще хоть ненадолго уйти в теплые воспоминания о том, когда все еще было хорошо, но теперь я человек, несущий ответственность, и я не могу уделять сентиментальностям большее количество времени.

Ничего не говорю, жестом приглашаю гостей заходить внутрь, а сам невольно обращаю внимание на то, как Аврора с интересом разглядывает старинный особняк, оббитый декоративной черной древесиной. Эту девочку в «белом» пугает черный дом? Она осторожно поднимается по ступенькам и вслед за Спартаком входит в дом через незапертую дверь, родители все же успели предупредить Самуэля и Герду о моем дельце.

Я вхожу последним и замечаю недовольные выражения на лицах всех, даже на лице Спартака. И очень скоро, я понимаю что к «недовольству» эти выражения не имеют никакого отношения. К сожалению, гости скривились из-за тошнотворного запаха гнили.

Если ты не знаешь, как пахнут разлагающиеся трупы, то тебе и не понять, насколько страшен этот запах. Это не отвращение к самим мертвым, это ошеломляющее осознание неотвратимости случившегося, что означает лично для тебя самого одно – я тоже когда-то буду так вонять.

Передо мной узкий коридор, слева лестница с покосившимися от времени перилами, перед глазами проход в кухню и закрытые двери гостиной справа. Делаю несколько шагов по направлению к лестнице и задерживаю дыхание от увиденного: на краю площадки второго этажа лежит лицом вниз дядя Сэмми, в правой руке он сжимает охотничье ружье. Я прекрасно понимаю – он мертв, запах говорит сам за себя, но все же, я иду к его телу, не позволяя остальным следовать за мной. Лесенки скрипят под ногами, звук кажется оглушающим в полной тишине дома, хочется остановиться и не продолжать идти, но я поднимаюсь.

Вижу то, чего так боялся: тетушка Герда мертва, она лежит в пяти шагах от супруга, бледное лицо смотрит в потолок, рот раскрыт в беззвучном крике. Я вмиг ощущаю себя больным, мне хочется схватиться за периллы, чтобы не упасть, но я не могу показать остальным, что сломался, поэтому делаю то, что могу – иду дальше.

Оказавшись на площадке второго этажа, для формальности, проверяю пульс у трупов. Они уже окоченели, должно быть их убили вчерашней ночью, и когда я приглядываюсь повнимательней, замечаю, что на одежде и телах есть следы возгорания. Это были Бессмертные, должно быть старики не пожелали уходить из родного дома, просто потому, что у них не было другого и в их возрасте гнезда не покидаю, и еще потому, что знали – их Леонард нуждается в помощи. И вот их нет, как нет моих родителей и Руфь.

Я собираюсь позвать Спартака, чтобы он присмотрел за византийцами, пока я буду выносить тела на улицу, но слышу шорох в спальне. Тут же поднимаюсь на ноги и как можно тише иду на звук. Готов поспорить, что один из Бессмертных засранцев попался в ловушку, потому что дядя Сэмми умер с ружьем в руке.

Дверь в спальню стариков приоткрыта, и оттуда по-прежнему доносится шорох, я прислоняюсь к косяку и с доступного ракурса рассматриваю комнату. Внушительных размеров платяной шкаф, в котором мы с Руфь прятались в детстве, весь прошит пулевыми отверстиями – значит, дядя до последнего пытался остановить напавшего, но уйти они с тетей не успели. Позволяю себе еще немного наклониться и, наконец вижу того, кто убил дорогих мне людей.

Кукольная рожа пытается раскрыть оконную ставню, наверное, решив спрыгнуть, лишь бы добраться до своих, а уйти обычным способом он не может, так как его отстреленная фарфоровая нога валяется у кровати.

Я могу больше не таиться и спокойно, как всегда чувствуя поток разливающегося по венам гнева, вхожу в спальню и в два шага оказываюсь за спиной Бессмертного. Парнишка в белой форме с нагрудным знаком в виде держащей яблоко руки, с удивлением оборачивается, и я вздрагиваю, увидев его лицо. Половина нижней челюсти снесена, трещины от разбившейся кожи расползлись до самых глаз, а левое ухо свисло над плечом и не понятно как оно вообще держится. Он должен чувствовать страх, это должно отразиться в его взгляде, но он пуст и бесчувственен. Значит правда, что о них говорят – после приема яда на Церемонии Перехода, они на время лишаются любых эмоций, становятся обычными куклами, чьи отравленные сердца продолжают биться.

Я хватаю Стража за горло, хочу открутить ему башку, но вот держа его жизнь в своих руках, задумываюсь: да я ненавижу его и ему подобных всем сердцем, я зол, я только что узнал, что потерял еще двоих близких людей, но убийца ли я? То есть они, конечно, уже не люди, но даже лишить существования Бессмертного, требует перехода какой-то запретной черты. Первородный, фундаментальный запрет, до последнего удерживающий меня от убийства. Я, безусловно, не самый святой парень на земле, я вспыльчив и даже временами жесток, часто дрался, а сегодня вообще похитил девушку, но я не могу решиться отнять жизнь у Стража.

– Что ж ты натворил…ублюдок. – смотря в яркие стеклянные глаза, говорю я, но он не сможет мне ответить, не хватает нижней челюсти!

А потом я кое-что придумываю, такое от чего мне и смешно и страшно одновременно.

Ирония в том, что Бессмертные не могут умереть от естественных вещей – болезни, кровопотери, переохлаждения или асфиксии, им, конечно, можно оторвать голову ну или вырвать сердце, но, в общем, они долгожители! А вот поместить их между жизнью и смертью я могу, тем самым заставив долго мучиться.

Что я придумал?

Командую Спартаку отвести Аврору и Августа на кухню и накормить, а сам возвращаюсь в спальню, хватаю Стража за уцелевшую ногу и тащу вниз. Никто ничего не замечает, и я оказываюсь с кукольной рожей на крыльце.

Почти стемнело, загорелись первые звезды и в воздухе виден пар от моего дыхания. Я бросаю взгляд на Стража и вижу, что он не дышит, но жив. Черт знает что! Я волоку его за собой на задний двор к забору, у которого дядя Сэмми вырыл внушительных размеров пруд, раньше он разводил рыбу, и иногда они с отцом рыбачили. Вода темная как небо над головой, кажется, что очень глубоко, но я знаю – не больше трех метров. Этого достаточно, Бессмертному с одной ногой ни за что не выбраться.

И вот, я чуть поднимаю его с земли и как мешок с мусором выбрасываю в воду. Раздается всплеск, и фарфоровое тело вечно живого Стража опускается на дно пруда и, думаю, уже навсегда. Какое-то время я смотрю на поверхность воды, представляю, что вот сейчас появится бледная скрюченная рука Стража, или хотя бы пузырьки воздуха, но нет никакого движения. Прислушиваюсь к звукам леса за невысоким забором, где-то в глубине чащи ухает сова и тут и там слышны звуки живой природы. Вслушавшись достаточно хорошо, я разбираю шум, доносящийся с моста до которого полчаса езды на машине. Что бы это могло быть? Я думаю, Стражей зачем-то поспешно эвакуируют с Окраины и, возможно, они даже насовсем покинут здешние места, что, безусловно, хорошо для нас. Утром путь будет открыт.

Стоять и просто слушать звуки больше нельзя, есть очень важное и очень неприятно дело. Похороны стариков. Мне больно от мысли, что придется закопать их недалеко от дома, как каких-то домашних животных, которым вроде бы не положено устраивать полноценную панихиду, но у меня просто нет другого выбора. Все не должно было сложиться именно так, они еще имели силы жить и право узнать, что случится с их родным городом!

Около двух часов мы со Спартаком роем могилы, уставшие, потные, обессиленные, мы позволяем себе только несколько раз передохнуть, а потом снова беремся за лопаты. Когда мы опустили тела в ямы, и настало время закапывать стариков, мне в голову пришла мысль позвать Августа и Аврору, чтобы они взглянули на то, к чему привел византийский режим и всеобщее желание заполучить бессмертие – примера нагляднее не отыскать – но я все же не решился, в большинстве из-за девушки. Почему-то именно ее мне не захотелось награждать ночными кошмарами.

Итак, около четырех утра все закончилось, и мы отправились отдыхать.

Я открываю окна на первом этаже, дабы сквозняк, хоть немного разогнал трупный запах и к счастью, это помогает. Все вчетвером устраиваемся в гостиной, кто где. Спартак и Август развалились в креслах, натянув клетчатые пледы до подбородков, а Аврора на правах единственной дамы заняла кожаный диван с высокой спинкой. Я сел на пол возле нее. Она так ничего и не сказала, поэтому я подумал, что может она, готовит план побега и решил, что правильнее держаться к ней как можно ближе.

Подтянув колени и положив на них локти, я пытаюсь задремать, спиной ощущая – Аврора не спит. Невыносимое молчание нарушает посапывание Спартака, но меня все равно не покидает ощущение, что я должен что-то сказать девушке у себя за спиной. Она ерзает, постоянно, то скидывает, то снова укрывается пледом, думаю ей очень не комфортно засыпать в новом, необычном месте. От этого молчание и ее неспокойности, еще не родившиеся даже в сознании слова, обжигают язык, хотят сорваться с губ. Но что ей сказать? Я хочу ее угомонить и в то же время не напугать слишком сильно. Какая-то нелепая ситуация, как будто бы все и без того не сложно.

Не нахожу слов для пленницы в холодном доме, где еще пахнет трупами!

– Если ты замерзла, могу принести одеяло из спальни. – вот что я говорю ей, сдавленным сухим голос, отчего он наверное кажется недоброжелательным.

– Нет, спасибо. Все хорошо. – отвечает она, мягко, даже слишком.

Да что с ней такое? Где ненависть, что я должен у нее вызывать, или хотя бы какое-то проявление неприязни.

– Я мешаю тебе спать? – вдруг продолжает она разговор.

– Да! – сам не понимаю, почему отвечаю ей слишком резко и так поспешно.

Мы больше не заговариваем, а спустя примерно минут тридцать усталость наконец-то берет верх надо мной и я засыпаю. И я благополучно проспал бы до самого утра, возможно даже увидел бы какой-то хороший сон, способный на время отвлечь меня от всего происходящего дерьма, но меня разбудили.

Я открываю глаза и понимаю, что прошло совсем немного времени с нашего короткого разговора с Авророй, но не подаю вида, что проснулся. Секунда требуется мне на то, чтобы понять, что выдернуло меня из сновидения.

Она, Аврора, кончиками пальцев прикасается к моим волосам, и я не понимаю, что мне делать, но не останавливаю ее.