Миша Беров
Балкон
11
Дунуло душистой весенней свежестью. На моей физиономии была написана радостная безмятежность. После незаметно прошедшего зимнего холода чувствовался апрельский расцвет жизни. Внешний подъём передавался мне. Я наслаждался моментом, не ждал от завтра подарков. Оттого мне только больше хотелось приступить к своему ремеслу после выходных. Я насыщенно отдохнул. Вчера ходил на бокс с Ромой – ментальность бойцов меня заряжает. Позавчера снимали дом своим близким кругом – выпивали и смеялись. Хорошие дни. Я оттолкнулся от стены, встал на ноги, с видом на город сделал последнюю тяжку и вышел с балкона.
12
Перед классом стояла девочка Эля. Она с выражением, но без пошлых ахов декламировала Бродского:
«Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из-под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, —
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и – кстати – самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми…»
Мне нравилось, как она читала. Её глаза смотрели на меня с симпатией. Я наблюдал за её сдерживаемой эмоциональностью. Даже показалось, что я ненадолго влюбился потому, как надолго не мог. Оставим нимфеточную клубничку Набокову. Но больше мне нравилось, как она читала не о любви, не о природе или, к примеру, свободе – сколько ещё этих штампов?! – а об одиночестве и в тех словах Бродского, которые часто приходят и мне на ум, когда я на балконе один. Я видел, что она чувствовала и понимала, что читает, значит разделяла и мои чувства. Я не мог и не хотел её любить, но слышал от красивой девушки свою злободневную правду, отчего чувства смешивались во мне в продукт бессмысленного, непрактичного и деструктивного счастья. Какое бы мне дело, что считает и читает девочка младше меня на 10 лет? Но я радовался после её прочтения и в теплых чувствах слушал следующих, кто хотел прочитать стих из названного списка поэтов.
13
Гриша, как всегда, всё испортил. Он постоянно поддергивал, провоцировал, пытался кольнуть меня. И стало так, что его отсутствие я уже замечал. Он сделался для меня занозой в заднице. Сегодня не было исключением.
– Сергей Борисович, я тут стих хочу прочитать. Мне кажется, что в нем глубокое содержание сокрыто, – ехидно поглядывая на своих дружков, подтравливал Гриша.
– Давай, выходи к доске.
Он медленно, демонстративно и величаво прошагал к доске, и, выдохнул:
«Лишь только рифмачи в беседе где сойдутся,
То молвив слова два, взлетают на Парнас,
О преимуществе кричать они соймутся
вот один вознёс к другому глас:… – дрожащим голосом читал он с телефона, чем дальше, тем медленнее, ироничнее и отчётливей. – Так споря,
– Но если ты пиит, скажи мне рифму к Ниобу.
Другой ответствовал: – Я мать твою ебу». Последнее было сказано с особенной гордостью. Видно было, что он был счастлив своей смелостью и дерзостью. Подняв палец, Гриша сказал: «Не мои слова, а Есенина. Я это к тому, что наш сегодняшний урок напоминает клоунаду. Понимаете, Сергей Борисович?»
– Конечно, понимаю, – спокойно посмотрел я на малолетнего долбоеба. – Я рад, что ты ценишь высокое искусство. Благодаря таким людям, как ты, ещё не забыта разница между Мане и Моне, не обрушился Колосс Родосский и по кругу играет Паваротти. Твоя, не знаю какое слово было бы к тебе более верно употребить, интенция, что ли, рассказать нам этот стих демонстрирует твой эстетический протест. И ты можешь предложить что-то лучшее этому миру.
– Вы правы, – подмигнул друзьям Гриша и ударил указательным пальцем по виску, что я, наверное, не должен был видеть. Мальчонка прямо сиял, думая, что я ведусь на столь очевидную тупость и унижаюсь перед ним.
– Думаю, что ты бы нам многое ещё рассказал. Но пора дать время другим, согласись. Поэтому ставлю тебе двойку и идём дальше.
– Э-э-э. А что вдруг?! В чём проблема?! Свое мнение высказал. Не имею права что ли?
Я устало ответил:
– Во-первых, такого стиха у Есенина нет. Во-вторых, ты ничего не выучил, а просто прочитал. Ну и… думаю, что достаточно. Садись.
– Ой-ой-ой, полиция нравов. Много вы меня учите, – открыто взъелся он.
– Работа у меня такая, учить вас литературе.
– Никто меня учить не будет, – агрессивно посмотрел он мне в лицо, продвигаясь к своей парте. – Тем более вы учитель, ля. Плохой спортсмен – хороший тренер. Слышали такое?! Так вы тот самый спортсмен-неудачник. (/)
14
В огороде бузина, а в Киеве дядька – Гришин папка сует мне уже не пару купюр, а жирную котлету. ЕМ опять сошёлся со мной в коридоре после родительского собрания и блатует своим деревянным позерством, оправдывая сына. Как же жалок он в моих глазах.
– Борисыч, ты что серьезный-то?! Обижает что ли кто?! Хе-хе-хе.
Я не буду отвечать на это.
– А то смотри. Поможем, хе-хе… Лаванду возьми. Что ты?! Гордый что ли, ха-ха-ха, – он продолжал.
– Ну как хошь… – с бо́льшей обидой, нежели в прошлый раз, убрал он свои деньги. Наверное, его уязвил мой холодный презрительный взгляд.
– Гришка не хотел тебя задеть! Но не душить же мне его теперь?!
– Нет.
– Ну о том и речь, ёпты! Была бы ещё какая ебала́, а тут просто заговорился парень. Кстати, как тебе стишок про мать?! Ха-ха-ха. Без купюр. А? Я разъебался знатно.
Я проигнорировал его тупость .
– Не волнуйтесь, всё нормально. Мне пора идти. До свидания.
Я развернулся и пошёл, чувствуя на своём затылке его злобный взгляд.
15
Автору виднее со стороны, как Егора Михайловича оскорбило моё поведение. В его приближении картина выглядела следующим образом: по мере удаления от места встречи ЕМ больше и больше раздражался, жалел, что хотя бы в след не крикнул какую-нибудь гадость. «И какую бы надо было?» – вопрос. Хлопнув дверью, он сел в скрипучее кожаное сидение заднего ряда.
– Валера, домой давай, – и, не поворачиваясь, адресовал слова Грише:
– Сергей Борисович твой – вафел.
– Я тебе говорил.
– Общался как с нелюдем, ёпты.
– А давай, бать, его в блеклист нашей больнички добавим. Я видел его там, с мамкой что ли. Пускай в государственную ходит.
Меценат молчал.
16
– Затупелый нувориш. Харя, извозюканная во фрикасе. И сынок – такой же хуесос.
– Да тише ты, – засмеялся Вадим.
– Я так, ради комичности комедии. Но всё-таки будет ещё долго жить новый русский. Вот представь, я бы взял у него эту котлету. Интересно, сколько в ней?! Тысяч 50-100, наверное?
– Потому что может!
– Могёт!
– Но ты ему не дерзи особо, они с директором – неплохие знакомые. Спонсирует гимназию! И в принципе, если без шуток, – неплохой мужик. Кроме пары ТРЦ, учредил неплохую сеть клиник у нас в городе.
– Но сынка его – тот ещё.
– Ты давай, детей не трогай, тем более, в учительской. Я не все, кто понимает, что ты неформальный парень с юмором. Осторожней.
– Да, – улыбнулся я. – Спасибо за заботу. (-…)
17
– Правильно говорит Бродский:
«… лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми…» Данность – быть хорошим наставником. Пускай бывают неприятности. Но и что?!
– Но и ничего. Сам же раздул эту мелочь.
– Нет. Ты видел этого Гришу сегодня? Написал сочинение, за которое можно… Да я не знаю, что можно. У него ведь уже получается вывести меня. Да, лучшая гимназия города, а дети умнее меня. Ложка мёда с горкой. Но тем виднее этого мелкого гадёныша.
– Как тебе новый табак?!
– Нет. Я люблю свою работу, она приносит мне огромное удовольствие. Жизнь меня более чем устраивает. Но вдруг появляется мелкий прыщ и становится болевой точкой. Казалось бы, отпусти, забудь. Но именно из-за таких мелких пигмеев жизнь портится.
– Как тебе табак, говорю?!
– Да не знаю. Не приносит мне былого удовольствие твоё… Подожди, мама звонит.
Я положил окурок в банку, и ответил на вызов.
18
– Привет, ма.
– Привет, сынок. Как твои дела?!
– Всё нормально. Есть пара неприятностей с работой. Но не суть… У тебя как?!
– Ну ладно. У меня приём почему-то отменили и через регистратуру не получается дозвониться. Так что не буду отвлекать тебя от дел послезавтра. Только напиши мне номер врача, чтобы я с ним лично договорилась.
– Не берут трубку?!
– Да. Дозвонилась по номеру, спросила доктора, почти записалась, но опять отменяют. С моего телефона до них звонок не доходит.
– Странно. Тогда я завтра запишу тебя, чтобы мы вместе сходили.
– Если я тебя затрудняю, лучше дай мне номер и я договорюсь.
– Живот болит?
– Я на постном меню сейчас. Так что меньше, – раз так сухо говорит, всё плохо.
– Завтра запишу тебя.
– Хорошо, сынок. Не забудь, пожалуйста.
Надо бы, правда, не забыть. Поздний звонок – весомая причина поторопиться. Так подумал я и через минуту забыл думать о заботе. Мама мне сказала: «Ты у меня настоящий молодец. Улыбнись!», и я принял эти слова почти безответно, несмотря на то, что поддержка была важней ей.
19
Зато на следующий день был активен в общении с Дариной, учительницей истории, которая зашла ко мне в кабинет. Мы обсуждали интерактивную выставку современного искусства. Мне нравилась её простота и женственность. Она смотрела мне прямо в глаза и смеялась.
– Не знаю. Что за неаккуратность. Можно было бы сместить все линии сюда. Полоска рыхлая. В общем, я не разделяю мнения о гениальности автора. Руки бы стоило помыть и бумажку подложить.
– Суть в сюре. Если линии были бы смещены, была стандартная компоновка, когда здесь, наоборот, твой шаблон ломается. Не сможешь предвидеть этого варианта развития композии, пока не увидешь финал, – я был согласен, но решил высказаться ей в противовес. Спорить не стала, мы пошли дальше. …
– Ты, кстати, очень красивая сегодня. В прочем, как и всегда.
Она наклонила подбородок от стеснения к груди, улыбаясь, и покачалась.
– Можно будет прогуляться в конце недели, если ты свободна.
Она нежным тоном ответила «Давай».
Очень милая. Раньше я на неё так близко не смотрел. Единственное – попрощались скомкано, потому что в дверь стали долбиться. (-.– -)
20
Как вы думаете, кто?! Гриша. Он с ржанием ввалился в кабинет и невольно толкнул Дарину.
– Осторожней. Открой глаза, – сказал я ему.
Без извинений, с презрением он громко ответил: «Бомжур!» – и, хлопая размашисто в ладоши, пошёл к своему месту. «С-с-с-с» сквозь зубы и бешеные глаза. Но я сдержался, спросил у Даши, всё ли хорошо, впустил детей в класс и закрыл дверь.
Стоило приставить его к стенке, принудить к извинению, наплевав на его статус ребенка. Этот собачий сын ещё более оборзел. Он покрикивал что-то друзьям, светил обновками и потрясывал гребнем.
Я сделал ему замечание, он что-то ответил, и все засмеялись. А? Не расслышал и пару секунд стоял в растерянности, захлебнувшись собственной яростью. Все заметили моё замешательство, и я как-то неуклюже перешёл на тему урока, хотя Гриша продолжал говорить наравне со мной. Мне казалось, что в глазах детей я его не замечаю потому, что боюсь. Но сейчас не было ответа, как его урезонить.
– Задание по партам. Вы писали сочинение по Шинели (Гриша прыснул на весь класс). Сейчас выведу на проектор отрывок из рассказа, а вы в парах попытайтесь сформулировать ответ на вопрос: «Какие характерные особенности гоголевской прозы присутствуют в приведённом фрагменте «Шинели»?»
21
Парта 1.
Подруга Эли.
«Юмор, ирония, гротеск, говорящие имена. Много чего. Он сыплет лирическими отступлениями, в которых и дизморалит…», – она прервалась и посмотрела на Элю.
Эля.
Она вообще не слушала, но хихикала над перлами Гриши, который был все шумнее.
Прекрасная девочка, умница и красавица, мало ли кто забыл. Но сейчас она меня расстраивала.
Парта 2.
– Гоголь, как всегда, в принципе, непринужденно разговаривает с читателем. Каламбурит.
– Каламбуря. Ну и плюс детали, их очень много. Работают на общий замы…
Парта 3.
За ней сидел Гриша, визги которого уже было не перекричать. Молчание в ответ на его провокационное поведение стало карт-бланшем на полную вседозволенность. Поэтому я нетерпеливо подошёл к нему:
– Как думаешь, ты не громко разговариваешь, Гриша?!
– Да нет. Вполне, – и игнорируя моё присутствие, продолжил он, как гиена, ржать.
– Урок идёт. Слишком громко, – строго сказал я ему:
– И чё? Шинелька! – и опять загоготал, вместе со всеми остальными.
– Либо замолкаешь, либо выходишь из класса, – Шинелька?!
– Ага. Так и понял. Ты, конечно, Сергей, такой дефолтный. Запрещаешь, ноешь. А мы, между прочим, насчёт темы урока общаемся.
– Не понял, когда я стал для тебя Сергеем. Край держи. Замолчи или серьёзно выйдешь из класса.
– Так с рождения Сергей, – повернулся Гриша к подсосам, и не думая внимать моим замечаниям. В бешенстве я показал на дверь и тихо проговорил:
– Выходи.
– Да ладно тебе, – сделал он паузу, смотря за реакцией окружающих: – Вам, то есть. Мы «Шинельку» обсуждали. А я вас так давно зову, представляете совпадение?! Акакий Акакиевич…
Его провокация работала, хотя я знал, что чрезмерная агрессия подавляет. Но в сегодняшнем бесовстве я совершил крупную ошибку. Не дослушав, пока он закончит меня унижать, я несоразмерно даже его гадости закричал: «Выходи!»
Физиогномика его продемонстрировала не только отсутствие боязливости, но и, более того, ненависть до покраснения:
– Пошёл ты нахуй, – вполголоса отчётливо произнес он, – какая же ты нормисоблядь ебаная. Постоянно…
Я рванул его за рукав, он быстро поднялся на ноги и несильно пробил мне ногой в икру. Я немного отшатнулся, но стерпел, понимая, что нельзя отвечать. Гриша опять двинулся на меня, и я резко оттолкнул его от себя: он полетел назад и упал на спину.