Мира Баук
Город До
Неловко он садится за столик напротив неё и, глядя куда-то внутрь себя, осматривает свою рубашку, брюки, куртку и ботинки, проверяет перчатки, небрежно брошенные на край стола, и не знает, что, собственно, делать, раз его только что просканировали.
И именно в этот момент она поднимает к нему голову, отводя взгляд от продрогшего кофе. Он замирает с застрявшим в горле глотком чая и аккуратненько опускает ложечку на край блюдца.
Два взгляда: серо-желтых, как запутавшиеся одуванчики, глаз и синих, похожих на отражение в озере. Приподняв одну бровь, она смотрит на него и будто спрашивает о чем-то. А он, так и не проглотив свой горячий чай, неловко ёжится на стуле, вплотную придвинутому к такому же пластиковому столику, как и тот, за которым сидит она.
Наконец он проглатывает чай, на миг защипывает большим и указательным пальцами нижнюю губу и, не отводя взгляда, произносит:
– Можно к вам присесть?
Она вздрагивает от неожиданного звука голоса. Оглядывается по сторонам и возвращается взглядом к этому молодому человеку напротив.
Но столик пуст. Голоса на самом деле не было. И, как обычно, всё это произошло у неё в голове.
«Надо что-то с этим делать», – подумала она, залпом выпила холодный кофе, поморщилась, и с тупым звоном поставила чашку на блюдце.
За стеклом витрины проехал трамвай. Пустой столик напротив зашатался, отражая рассеянный свет люстр, прикрепленных к потолку на длинных тонких проводах.
«Хоть бы снег, что ли, пошёл».
Она встала, намотала на шею шарф, въехала в рукава куртки и застегнула пуговицы. Взяв сумку, ещё раз кинула взгляд на столик напротив. Всё. Пошла.
– Можно к вам присесть?
– А… Ну да, конечно.
– Я вас сразу заметил. Вы, в самом деле, не против?
– Нет-нет. Что вы…
Хлопнула входная дверь. Звук улицы на мгновение нарушил тишину кафе. И только голос иностранца-мальчика, похожий на девчачий, пропал в пустоте одинокого воздуха.
«Очередь»
Сколько уже прошло времени?
Давно ли я здесь?
Ощущение времени и пространства исчезло напрочь. Я только вошёл в этот коридор, а в моей голове уже совершенно всё перепуталось.
– Простите, кто здесь последний?
Наверное, сто человек обернулись на меня и посмотрели как на идиота.
Никто не ответил, и лишь продолжился гул их голосов, наполняющий белый стерильный коридор.
– Кто последний в очереди? – немного рассердившись и уже громче спросил я. – Чего молчите?
– Непонятно, кто последний. По ходу дела разберёмся, – ответил коренастый мужик и откинулся на спинку кресла. Вид у него был утомлённо-раздражённый.
– Нормально…
Я встал около стены и обвёл коридор внимательным взглядом. Нет, кажется, не сотня – намного больше людей заполнили его. На другом конце его была высокая белая дверь, но она всё это время оставалась закрытой.
Большую часть коридора занимали очень старенькие бабульки. И каждая из них сжимала длинную ручку большой сумки-тележки из грубой ткани.
«Почему в очередях всегда так много старушек?» – спросил я сам себя, но этот вопрос не имел ответа.
Сбоку разговаривали две женщины с детьми на руках. Глаза у них были усталые и настолько печальные, что мне, непонятно почему, стало ужасно стыдно. Дети их не слушались, капризничали и сидеть спокойно совершенно не собирались, но матери терпели это и продолжали разговор.
–…а пособие на ребёнка просто мизерное. Я не понимаю… это издевательство какое-то! Попробовали бы они сами что-нибудь купить на эти деньги!
– И не говори. Одна видимость. И ведь им не стыдно. Если бы Андрей не работал, не пахал как проклятый, мы бы с голодухи померли. Паршивцы поганые.
От них так веяло негативом и безысходностью, что мой стыд улетучился, и вместо этого стало как-то противно на душе.
Я решил поговорить с мужиком, который ответил на мой вопрос в самом начале. Пусть грубо, но он хотя бы что-то сказал.
– А вы давно здесь сидите?
– Ты бы лучше, вместо того чтобы попусту болтать, подготовился как следует. Чай не к терапевту на приём идёшь.
А к кому я иду?
Внезапно меня словно что-то схватило за лёгкие ледяными щупальцами.
